Последний день труса

Он проснулся, хотя последнее время делал это всё с большим нежеланием. За окном стояло позднее, солнечное январское утро. Солнечный луч, собирая на себя всю летающую пыль, неприбранной давно квартиры скользнул через неплотно занавешенные шторы и остановился аккуратно на его левом глазу. Фыркнув от неудовольствия, чихнув, по той же причине Егор попытался встать с дивана. Именно попытался, а не встал – весь объём попытки заключался в переворачивании на другой бок. Накрывшись с головой старым пледом, он подумал, что в этом маленьком, отгороженным от окружающей реальности мирке, оболочкой которого и служил потрёпанный плед, он чувствует себя комфортней чем где-либо на данный момент. Вся суета окружающего мира как будто не могла пробиться к нему, ни шум машин с улицы, ни с раннего утра долбящий что-то соседский перфоратор. Здесь было хорошо и спокойно, и тихо, причём последний факт радовал его больше всего. В свои неполные тридцать четыре года он уже успел устать от многих вещей и, в первую очередь Егор устал от шума.
Это было поганое утро – так Егор рассуждал по утрам вот уже больше трёх месяцев. Последние полгода жизнь его как будто стремительно катилась под откос, а все попытки прекратить это падение никак не могли увенчаться хоть чем-то убедительным. В начале осени Егор благополучно распрощался с последним местом работы, не то чтобы сильно переживал на этот счёт, но это был единственный источник его возможных доходов. Все поиски нового места ни к чему не приводили, а обстановка вокруг него продолжала наворачивать всё новые и новые круги гадостей и непонятностей. В конце осени Егор остался без семьи, тихо, без скандалов, по-домашнему. Во время очередного разговора с женой было принято решение подавать на развод. Ни двое детей, ни почти пятнадцать лет совместной жизни не стали для них тем якорем, который смог бы удержать семейный корабль на нужном месте, и корабль разбился. Дальнейшие три месяца плыли в его  голове как будто в тумане, мир медленно вращался где-то в стороне, а Егор не принимал в этом никакого участия, да и не хотел вовсе. Он плохо спал, почти не ел, пробовал напиваться, но на следующее утро после выпитого туман в голове сгущался и становилось только хуже. Было ощущение, что изнутри, из души, из самой её глубины вырвали огромный кусок и выбросили прочь. Множество советчиков в лице друзей и «всезнающих» родственников принялись одаривать его наперебой умными советами. В результате Егор прекратил общение абсолютно со всеми.
Шли месяцы, близился Новый Год, а рваная дыра в его душе так и не заживала, более того, с каждым днём она становилась всё больше и больше. Поиски работы не приносили никакого результата, и желание их продолжать быстро иссякло. На хлеб, сигареты и скудное пропитание он зарабатывал редкими халтурами, настолько редкими, что из дома приходилось выходить не чаще раза в две недели. Ел он мало, от бывшей упитанности в щеках и почти стокилограммового веса остались два чёрных мешка под глазами и стрелка на весах, которая замерла на отметке семьдесят три килограмма. Не хотелось ничего, вот абсолютно ничего. Периодически напоминающий о себе телефон редко вибрировал, принимая входящие вызовы от потерявших Егора друзей, и тут же отправлялся или под подушку, или в тумбочку, или же отключался вовсе. При этом скучное существование, казалось, никак не влияло на мысли Егора: в голове царил полнейший вакуум, а редкая мысль, которая могла ненароком заскочить в его голову – приходила туда умирать.
Вот и это утро ничем не отличалось от сотни таких же, которые день за днём навещали его, из раза в раз ничего с собой не принося, и не вызывая абсолютно никаких эмоций. Та же зима, тот же снежный пейзаж за окном девятого этажа и такое же равнодушное желание ничего не желать. Сделав усилие над собственной ленью и нежеланием передвигаться вовсе, Егор пошарил высунутой из-под пледа рукой в поисках пульта от телевизора – найти его удалось не сразу. Он переключал каналы, даже не вылезая из своего убежища, так – на слух. Ничего того, что могло бы привлечь внимание, в эфире не попадалось: очередные мутные отечественные сериалы, глупые реалити-шоу и прочая дребедень перемешивались у него в ушах просто в гул, который только сгущал вакуум в его голове. Устав бесполезно перебирать кнопки на пульте, Егор отбросил его в сторону. Из телевизора доносился милый женский голос, рассказывающий о новостях в стране за уходящую неделю. В этой подборке не нужных ему фактов и выводов он услышал новость о покончившей с собой школьнице. Семнадцатилетняя девочка из-за неразделённой любви сиганула с запиской на груди из окна десяти этажного дома. Дальше он уже не вслушивался, факт самого самоубийства заставил немного расшевелиться пустоту в его голове.
Как же так…. Ей всего семнадцать, а жизнь, или, точнее её полное отсутствие вынудило этого маленького, несомненно глупого, но отчаявшегося человечка оставить о себе последний отпечаток в этом несуразном мире – на асфальте. Ч то может толкнуть на такой поступок в семнадцать лет – он не понимал… Чем может побить человека жизнь в таком возрасте, что хватает глупости вперемешку с дикой смелостью шагнуть с карниза? Нисколько не сомневался Егор в том, что так можно и нужно любить, но …. Зачем вниз…
Эти мысли стали сверлить его голову с неимоверным гулом и болью, не утихали ни на секунду, и отказывались отпускать его сознание куда-то в более привычное русло. Он подумал, что так сможет поступить только трусливый человек, или человек, окончательно всё потерявший. Свежий морозный ветер из открытого настежь окна обжёг лицо. Это был последний шаг…..