Зима

               
Что такое ледянка, вряд ли кто скажет из вас, читающих сейчас это. А между тем это была замечательная вещь, мечта каждого сибирского деревенского пацана. Ее изготовление – своего рода искусство, творчество, сопряженное с кропотливым и очень неприятным трудом, но зато потом… Первым делом надо было раздобыть широкий обрезок толстой, дюйма в три, доски. При помощи топора и, если есть, рубанка придать ей форму лодки с овальными носом и кормой, выдолбить в верхней части углубление для сидения, закруглить все кромки нижней части. Потом наступал самый главный процесс, от качества исполнения которого зависели все качества ледянки.
Договорившись с каким-нибудь, помнящим свое детство хозяином коровы и получив доступ в его сарай, терпеливо дежурить, ожидая, когда эта скотина соизволит осчастливить тебя свежей лепешкой. Для обмазывания днища ледянки годилось только теплое коровье дерьмо, не спрашивайте, почему именно так, просто все мальчишки четко знали это и все. Под удивленными взглядами коровы ты ла-дошками набираешь это драгоценное дерьмо и равномерно обмазы-ваешь свое творение. Слой должен быть ровным и не толстым - примерно в сантиметр. Обычно одной лепешки вполне хватало для этого. Завершив это, ты выносишь ледянку на мороз и часа три наращиваешь поверх подстывшего дерьма сантиметровый же слой льда, поливая тоненькой струйкой воду и очень стараясь не размыть плоды своего труда.
 Этот процесс необходимо повторить трижды, поэтому назавтра ты снова сидишь сзади той коровы, потом снова мерзнешь с кружкой воды в руке на морозе, послезавтра корова уже перестает удивляться твоим причудам, выдает тебе лепешку и продолжает меланхолически жевать. Остается только вбить в ледянку гвоздь, привязать к нему веревку и вот ты уже сияющий появляешься среди толпы катающихся в Крутом Логу сверстников.  «Не замечая» завистливых взглядов, нарочито медленно устанавливаешь ледянку в самом верху склона, обстоятельно усаживаешься, отталкиваешься и… Свист снега под днищем, мелькающие лица по сторонам, а ты, поджав коленки к подбородку, наклоняясь туловищем в стороны, выписываешь зигзаги! Верх блаженства и торжества!
Но ледянка – это все-таки индивидуально, а был у нас еще и способ коллективного катания. Село наше, вытянувшеея змеей вдоль Си-бирского тракта, делилось почти пополам речушкой, мостик через которую был границей между двумя «краями» - Заречкой и, почему-то, Сахалином. Вот десяток пацанов – сахалинцев иногда умудрялись стащить где-то конные сани-розвальни. Лишенные оглобель эти сани затаскивались на самый верх спуска к речушке, на передок усаживался кто-то покрепче с коньками на ногах – рулевой, остальные, разогнав сани с хохотом и воплями падали в них и неслись, оглашая село радостными криками. После десятка раз, уже и подуставшие, мы проявляли благородство - пускали в сани пяток девчонок. Забава приобретала новую красоту – ведь какое это удовольствие, шлепнуться в кучку пищащих девчонок, слегка, якобы нечаянно дать волю рукам.
Разогнавшись, сани проскакивали мостик и оказывались на террито-рии зареченцев, которые, конечно же, не упускали возможности воспользоваться этим. Проскочив мостик в очередной раз, мы вдруг обнаруживали позади десяток выскочивших из-под него наших про-тивников. Завязывалась свалка, иногда нам удавалось пробиться на свою сторону и утащить сани, но частенько сани оставались у заре-ченцев в качестве трофея. Тогда радостный хохот и визг доносился уже с их склона. Пополнив свои ряды, теперь уже мы  устраивали засаду под мостиком и отбив у противника сани, возобновляли ката-ние. Иногда такое повторялось раза по четыре за вечер, хорошо, если рулевой успевал заметить засаду и отворачивал в сторону, не домчавшись до мостика.
Вообще, девчонки занимали отдельную строку в наших зимних заба-вах.  Между зданиями школы и «инкубатора» располагался хозяйст-венный сарай, в котором складировались старые парты, всякие ло-паты-грабли и остальной инвентарь. Как-то так получалось ежегод-но, что через него наметался огромный сугроб – вровень с крышей. Мы, соблюдая правило кратчайшего расстояния, протаптывали через него тропинку, которая и становилась вскоре главной в нашей авантюре.
 «Инкубатор» в плане выглядел буквой «Г» и наша спальня была в коротком крыле, максимально удалена от дремлющей посереди длинного коридора ночной нянечки.  Через час после отбоя мы от-крывали створку окна, где предварительно аккуратно отклеили по-лосы бумаги, выбирались на улицу и приступали к рытью туннеля под этот сугроб. Кусками фанеры, дощечками, просто руками мы пе-ретаскивали кубометры снега, стараясь, чтобы не оставить следов подкопа. Часа через три-четыре этого труда, вымокшие и замерз-шие, замаскировав вход в туннель, мы забирались в комнату. Утром, сонные, натянув непросохшие штаны и пальтишки, шли в школу, клевали носами на уроках, но вечером снова в нашей комнате раздавался скрип открываемого окна, и несколько теней выскальзывало на мороз.
Прокопав за три ночные вылазки с десяток метров мы, по нашим расчетам оказывались под тропинкой. Под самой верхней ее точкой. Тогда начиналось рытье собственно ловушки – вверх поднимался колодец метров трех в диаметре. Сколько же мы этого снега повытаскивали из этого колодца и раскидали окрест – заставил бы кто нас проделать такую работу! Обычно на колодец уходило еще три ночи трудов и вот уже сквозь тоненькую корочку наста почти можно различить лунный свет. Готово! Мы обрушивали временные ступеньки, оставляя этот снег на дне, чтобы девчонкам помягче было падать и выбирались наружу, обваливая за собой туннель.
Утром, предупредив всех пацанов, мы затевали с девчатами игру в снежки, сбивая их в кучку и направляя по тропинке. Есть! С воплями и визгом десяток девчонок проваливаются в ловушку вместе со своими портфелями и бантиками! Мы исполняем дикий танец торжества, всячески кривляемся, хохочем, довольные.  Минут через десять на невероятный шум приходит директор, уясняет ситуацию, старательно пряча улыбку, ругает нас. Потом они с завхозом приносят лестницу, помогают девчонкам выбраться из ямы, мы, конечно же, тоже активно в этом участвуем, получая вместо благодарности от спасенных портфелями по спине. Естественно на первый и второй уроки мы не успеваем…
Особняком в наших зимних забавах стоит снежная крепость. Во вто-рой половине зимы, когда снег уже слежался до того, что из него можно было выпиливать блоки, все пацаны села, забыв на время кто зареченский, кто сахалинский, а кто и вообще «инкубаторский», сообща приступали к строительству крепости.
На санках, на листах фанеры, просто на руках со всей округи на пустырь позади школы стаскивались снежные блоки. После долгих споров намечался примерный проект, определялась бригада собст-венно строителей, все остальные становились подсобниками. Прежде чем установить очередной блок, основание под него проливалось водой из лейки, чтобы новый блок вмерз до степени монолита. Площадь строительства обычно была около двухсот квадратных метров, там вмещались и башни, и склады боеприпасов, и места для укрытия. В стенах прорубались бойницы, на верху стен, куда  вели ступени, оборудовались площадки для воинов. Подступы к крепости превращались в склоны и поливались водой.
 Для нападающих готовились штурмовые лестницы, тараны, щиты, девчонки шили из мешков сумки для боеприпасов, словом, все было по-настоящему. Тысячи снежков ждали своей минуты и в крепости, и в складах нападавших.
Наконец, все было готово и опять же после горячих споров были сформированы две армии, выбраны командиры, которые тянули жребий, чье войско будет защитниками крепости, а чье будет ее штурмовать. Назначался день штурма – ближайшее воскресенье.
С раннего утра и в крепости и в лагере нападавших шли приготовления. Командиры давали последние наставления, бойцы придвигали поближе боезапас. Штурм! Волна атакующих кидается вперед, их встречает град снежков, они откатываются, перегруппировавшись снова идут в атаку. По краям поля боя появляются кучки взрослых, обсуждающие происходящее, кричат советы атакующим, даже женщины не усидели дома – мелькают среди мужчин своими платками. Вторая атака тоже отбита, но уже с трудом. Почти без перерыва новый штурм и вот атакующие уже у самых стен, карабкаются по лестницам, защитники уже не успевают ко всем очагам прорыва, вот уже и бревно-таран долбит стену!
Несколько часов длится бой. Воины обеих сторон забыли и про обед и про отдых. Уже рухнула одна из башен и там идет рукопашный бой. Все уже измучились, охрипли от криков. Все! Крепость взята! И победители, и побежденные усталые, но счастливые идут к родите-лям – все село собралось здесь. Ого! – Директор зовет всех воинов на обед – и «своих» и «домашних». А у взрослых уже замелькали фляжки и стаканчики, а чья-то жена несет им кастрюльку. Праздник! Все счастливы, даже те, кто вынес из боя «трофеи» в виде синяка на скуле или шишки на лбу.
Что мне еще запомнилось из моего «зимнего» детства, - лес. Лес и лыжи. Я очень любил в выходной, сунув в карман кусок хлеба, на-цепить лыжи и уйти в лес. Просто так, бездумно, без определенной цели и направления. Просто идти, слушая скрип снега под лыжами и тишину леса. Сибирский лес прекрасен зимой. Эти березы в инее, ели, склонившие свои лапы под тяжестью снега до земли, золотые стволы сосен… Осиновые перелески – «колки»- места кормежки зайцев, улепетывающих под твой свист. Промерзшие грозди рябины, терпкие на вкус, кисти боярышника, сладкие-пресладкие.
Пройдя с десяток километров, как хорошо разгрести снег под сосной, развести маленький костерок, поджарить тот кусок хлеба, и съев его, наколупать сосновой смолы, расплавить ее и сидеть, прижавшись спиной к вековому стволу, чувствуя во рту вкус лета от смолы. 
А на обратном пути замереть, с восторгом наблюдая за лисицей, пы-тающейся поймать ворону, усмехнуться видя, как птица издевается над уже выбившейся из сил лисой, тявкающей с досадой на неуло-вимую дичь.
 Низкое солнце, окрашивающее в фантастический розовый цвет суг-робы, стайка синиц, куда-то спешащая по своим делам, приятная усталость в ногах…