Космонавт

               
Артем  Кузьмин, придя с занятий из университета, застал все семейство сидящим за богато обставленным столом.
- По какому поводу сабантуй? – удивленно воскликнул он. – Неужели в Москве в магазинах подешевела гречка или, может, деду подняли пенсию еще на двести рублей?
- Кончай острить,- улыбнулась мать, помогая ему снять куртку. - Давай бегом мыть руки – и за стол! Еда стынет, ждем только тебя.
- Айн момент!- сказал Артем, направляясь в ванную. – Одна нога здесь, другая – там!
- Нет, правда, откуда этот царский натюрморт? – спросил он,  усаживаясь  за стол  рядом с дедом и показав  рукой  на яства.
- Да угомонись ты, Тема! Это дед нас решил угостить в честь Дня космонавтики,- ответила мать, накладывая еду.
- А что, дед у нас космонавт? Как интересно! А я и не знал. Дед, ты что это скрываешь свое героическое прошлое? Нехорошо! Я бы сейчас ходил и рассказывал всем, какой у меня знаменитый дед!
- Перестань паясничать! – не выдержал до сих пор молчащий отец. – Твой дед служил на Байконуре, и, как тебе известно, оттуда запускают ракеты, в том числе и космические. И поэтому те ребята, которые там служили, 12 апреля отмечают как свой праздник.
- Дед, расскажи, как  тебе служилось? – попросил Коля  отобедав. – Интересно было, тяжело?
- Ато! – гордо ответил дед, погладив свою блестящую лысину. – Еще как интересно!
- Ну что он может тебе рассказать, кроме того, что его чуть из армии не поперли! Пусть поведает внуку  лучше,  как он чуть в дисбат не угодил, ловелас – неудачник, трепло несчастное! – съязвила бабушка, убирая со  стола посуду. – Язык у твоего деда, что помело: решил перед девушкой повыпендриваться, в письме  написал какую – то ахинею и тем самым выдал военную тайну. Хорошо еще не расстреляли, а надо бы, чтобы лишнего не болтал!
- И все из-за тебя, - ухмыльнулся  дед, сделав нарочито сердитое лицо.
- Не ври. Не из-за меня, а из-за Кати, - не сдавалась бабушка.
- Оп-она! Ну-ка, бабушка, с этого места – и поподробнее! – воскликнул Артем, повернувшись лицом к предку – А то мать   всегда лепит горбатого: делает из тебя былинного героя – эдакого Илью Муромца, Алешу Поповича, да Добрыню Никитича в одном флаконе. Стой и молись на твой образ!  Оказывается, ты, дед, сильно накосячил в юности! Да, а кто такая Катя? Бывшая дедушкина пассия?
- Ты что, бабу Катю не знаешь? Это же моя старшая сестра, - недовольно уставилась на него бабушка.
- Ну дела! – протянул  Артем, широко раскрыв глаза. – Все, дед, я от тебя теперь  -  ни на шаг, пока все, во всех подробностях не расскажешь, включая и  твои амурные  похождения.
- Когда  это было!…- смущенно  улыбнулся  тот, удобно усаживаясь в кресле.
- Да кто бы сомневался: ты же у нас ровесник Сталина и участник штурма Зимнего!- не переставал ерничать  Артем
- Ну-ка, не хами деду! – строго сказала мать. – И немедленно извинись!
- Прости, дед. Не обижайся, я же тебя люблю и уважаю.
- Да будет тебе! Какая может быть обида! Все он правильно говорит. Все-таки семьдесят  лет – это уже солидный возраст: есть что вспомнить, что рассказать - мечтательно заявил дед, обняв внука.
- Дед, ты давай не философствуй, а все-таки про тот загадочный случай, о чем нам в грубой форме успела  сообщить бабушка, изложи как на духу, - не унимался Артем.
 – Чего говорить – то, что было, то давно  прошло, - пытался дед замять неприятный для него разговор.
- Ну чего ты тут сидишь и цену себе набиваешь?  Поделись своими фантазиями с внуком, только не ври, - пробурчала бабушка.
- Ну, пожалуйста, пожалуйста… Ты просто обязан мне, так сказать, в целях профилактики  сообщить, какие меня  могут ждать испытания в армии, - не сдавался  Артем.
- Да расскажи ему, отец, пусть отстанет! - раздраженно сказал папа, внимательно слушавший диалог отца и сына. – Что он пристал к тебе, как банный лист к одному месту!
- Действительно, дед, кончай интриговать, колись давай! Так что произошло в годы твоей бурной молодости?
- Ладно, достал ты меня, слушай, - сдался, наконец, тот. - Как тебе известно, в  советские времена служить в армии было почетной обязанностью каждого парня. Только больные и не ходили: с такими  и девки старались не дружить, сторонились их. Так вот, призвали, значит, меня в армию, но не говорят в какие войска. Я – туда-сюда, говорю, хочу в морфлот. А мне в ответ: куда пошлем – туда и пойдешь! И послали, да не куда- нибудь, а в самое пекло – в пустыню, за  тысячи километров от моря. Но я еще тогда этого не знал;  когда  в военкомате спросили, не боюсь ли я высоты, ну, я  подумал, что везут куда-то в горы.
     Эшелон плелся  четверо суток;  он шел вне графика – поэтому пропускал  все поезда.  Июнь – в вагонах духота и  стойкий запах спиртного  - не продышать.  В общем, в конце концов, привезли нас туда, где Макар телят не пас. Я жару и дома еле переносил, а тут – плюс тридцать – сорок пять.  С ума можно сойти! Мозги буквально плавились от этого сумасшедшего зноя, никакая панама на голове не могла спасти от него. Но деваться некуда, надо было служить.
- Скажите, пожалуйста - вот беда-то какая! Какая жалость, что  не повезли его к теплому морю, чтобы он смог побултыхаться в воде, позагарать!  Солдат должен служить там,  где ему велят  и не роптать, а иначе какой он солдат! – вновь не удержалась бабушка, чтобы не задеть мужа.
- Про нахождение в карантине вспоминать не хочется, - поморщившись от слов  бабушки, продолжил дед, - упражнения «отбой - подъем» на время,  по многу  раз в день, изматывали нервы, вызывали сильную усталость. Зазевавшихся  ребят, старшина отправлял в наряд на кухню, чистить картошку  или наводить порядок в казарме. Был просто кошмар.
  Правда,  после карантина   дела пошли полегче. Квалификация фельдшера, полученная  после окончания медучилища, оказала мне весьма хорошую услугу: должность санинструктора давала возможность, особо не напрягаясь нести воинскую службу. Солдаты, ведь, как обычно, здоровы  и в моих услугах особо  не нуждались. Ну, если там только йодом что-то помазать, да если потребуется отвести кого-нибудь в санчасть – делов – то куча. После сдачи определенных испытаний мне присвоили  звание младшего сержанта  и я стал даже вроде наставника для молодого пополнения. Все бы неплохо, но уж очень хотелось домой:  узкий круг общения, изнуряющая жара  летом и собачий холод  зимой, тяжелые каждодневные учения – особой радости и хорошего настроения не добавляли.  Превратности судьбы: мечтал о морской флоре и фауне, а пришлось любоваться верблюдами и ишаками, защищаться от  скорпионов и комаров.
     Летом, в свободное время, часто выходил за территорию военного городка и обозревал ландшафт: глядел на пустыню взволнованно и долго - поражали массивы бугристых песчаных холмов -  и вспоминал  наши раздольные приволжские степи с густой растительностью.  А там, что я мог увидеть? Верблюжую колючку, жантак по- казахски?  Или такыры?  Разреженный травяной покров в пустыне  зеленым бывает только весной, к началу  июня она полностью выгорает. Нет, как –то, все было не то, не ложилось абсолютно  на сердце! Единственная отрада из скудной флоры – это обилие тюльпанов весной: белые, пурпурно – красные, желтые… просто глаза разбегаются от их количества и неописуемой красоты.
     Однажды офицеры части, отправляясь на рыбалку, решили и меня взять с собой. Река Сырдарья  - неширокая, всего  где –то, метров 120 – 200 м. и  глубиной – 2-5 м. Грунт дна песчаный, русло реки извилистое с множеством островов. Вода в реке пресная, мутная, пригодная для питья только после отстаивания и тщательной очистки.
    В пойме реки и на островах распространены заросли колючих кустарников и деревьев высотой 3-7 метра (тугаи), имеются участки луговой растительности, местами растет камыш высотой до 4 метров.
   Рыбы в реке много, особенно меня поразили размеры пойманных отцами – командирами сомов; таких особей у себя на родине  я никогда не видел.
Та поездка на Сырдарью оказалась первой и последней за два года моей армейской службы – больше такой радости мне никто не предоставлял.
     Единственным источником  связи с малой родиной для солдата, была почта.  Мы с нетерпением ждали появления в казарме почтальона с большой сумкой, где были спрятаны письма с долгожданными весточками от родных и близких.
     Я до армии познакомился с Катей, старшей сестрой твоей бабушки, и стал с ней переписываться.  А нас еще в самом начале службы  предупреждали, что наши письма проходили сплошную перлюстрацию (просмотр личной пересылаемой корреспонденции, совершаемой втайне от  получателя), и поэтому к содержанию письма мы должны были относиться строго и ответственно. Нам и верилось  и не верилось  в это: думали, кто же будет просматривать миллионы солдатских писем, разлетающихся по просторам огромной страны. Никто не мог толком объяснить, о чем же все-таки  можно  солдату сообщать родным в письмах.
      Запрещалось писать не только о ракетах –  это расценивалось как разглашение государственной тайны, но даже о песках, тюльпанах, скорпионах, сусликах и жаре.  Начальник секретной службы  на этот вопрос, улыбнувшись, сказал: « Пишите про свое  здоровье и о погоде, не ошибетесь»! Вот и писал каждый – кто во что горазд! Кате, в конце концов, однообразие моих писем надоело: она почему-то подумала, что я с ней переписываюсь нехотя, пишу каждый раз одно и то же, избегая написания про романтику армейской жизни. Ей втемяшилось в голову, что мы чуть ли не каждые выходные ходим в увольнение, встречаемся с красивыми девушками, и от того мне не до творческого написания писем. Не мог же я написать, что служу в особых, секретно – режимных войсках, а мое свободное хождение ограничивается территорией военного городка. А женщины…Да, действительно, они были  -человек  десять-двенадцать, но их было мизерно мало, в основном – это были  жены офицеров, которые служили телефонистками, библиотекарями, поварами и т.д.
- Ну и? – не выдержал Артем. – Да не тяни ты, дед, резину! Говори быстрей, что было потом?
- Потом – суп с котом, - обиделся дед.- Остынь!
- Ну, подумал я, - начал он, чуть погодя.-  Эх, была – не была, думаю, дай –ка напишу я своей  Екатерине   письмо, разрисовав все в радужных красках, и включил свою бурную фантазию. Что из этого получилось – лучше не вспоминать!
    Дед опять замолчал, что-то медленно  соображая. На этот раз, Артем не стал торопить предка и молча сидел, терпеливо  ожидая продолжения рассказа.
- Потом были долгие  минуты позора, о чем совершенно не хочется вспоминать даже  сегодня. На разводе части, в присутствии тысячи человек, полковник Галактионов озвучил мое письмо, где я написал всякую чушь. Похвастался даже, что один раз в месяц мне приходится летать на ракете на Камчатку по служебным делам. Вот спроси сейчас, зачем это я тогда сморозил – не скажу! Дурак был. Наверное, затмение нашло! Но, что было – то было!
     Какое было состояние командира части, я полагаю, вы догадываетесь. Как  рвал и метал «батя» – это надо было видеть!  Потом, немного успокоившись, он приказал одному из офицеров, за попытку  разглашения  военной тайны, сорвать с моей шинели  сержантские погоны, что тот незамедлительно и сделал.
- Да, дед, ты основательно было  влип: тебя же легко могли посадить в тюрягу, или еще что-нибудь с тобой сделать, - посочувствовал Артем.
- Могли, - покорно согласился дед. – Да, видно, пожалели. Спасибо за это «бате». Если бы не он - не сдобровать бы мне, это точно; могли наказать по полной!
- Что было дальше?
- Дальше было хуже. Направили меня дослуживать в роту охраны автоматчиком, где и пробыл до конца своей службы. Через день – на ремень: в жару, стужу, метель. Но ничего, все прошло. Но тот армейский проступок, явился хорошим уроком на всю оставшуюся жизнь.
      В соседней комнате  слышался приглушенный смех родителей, смотрящих юмористическую передачу с участием Евгения Петросяна, а  Артем, затаив дыхание,  до глубокой ночи слушал  проникновенный  рассказ  деда  про суровые  армейские будни.