Телеапокалипсис

Повинуясь многолетней привычке, Петр Васильевич проснулся за три секунды до звонка будильника, шлепнул его, уже начавшего откашливаться перед трелью, по макушке. Выйдя из своей комнаты, мимоходом ткнул в лежащий на столе пульт телевизора и заспешил в санузел. Все это он проделал полностью автома-тически, как и каждый день, много лет подряд. Правда в последние пару лет кое-какие изменения в его утреннем ритуале произошли. Так раньше все происходило под громкую мелодию гимна из репродуктора на кухне, отлично слышимую сквозь тонкую гипсолитовую перегородку. У него даже выработался очень своеобразный рефлекс, который однажды чуть не привел Петра Васильевича к конфузу. Тогда его избрали делегатом на областной слет передовиков, а там, для большей торжественности перед началом заиграли гимн. В мозгу у Петра Васильевича мгновенно сработала цепочка мелодия гимна – журчание мочи, и он, расталкивая стоящих в торжественности делегатов кинулся в отхожее место…
Сегодня же произошел какой-то сбой, из «залы» не слышалось звуков телевизо-ра. Петр Васильевич недоуменно пощелкал кнопками пульта, но безрезультатно – менялась только тональность шипения. Выключая телевизор он вспомнил. что сегодня  он вообще один дома – жена вчера уехала присмотреть за внучкой, так как дочка с зятем допоздна собирались веселиться в гостях. Как был в одних трусах, Петр Васильевич прошел на кухню, привычно огибая углы и уклоняясь от шкафчиков, он достал из холодильника пару сосисок, пару же яиц, соорудил себе завтрак, съел его прямо со сковородки, запил чаем…   
Еще через полчаса он уже спускался по лестнице, привычно же уступив дорогу поднимающемуся на пятый этаж алабаю с тщедушной старушкой, держащейся за другой конец поводка. Петр Васильевич помнил, как этот пес появился в их доме – неуклюжим щенком рядом с молодыми парнями в военной форме и громоздким ящиком из оцинкованного железа, «груз 200» - тогда он впервые услышал эти слова. Сын этой  старушки, молоденький лейтенант погиб в Таджикистане и его друзья привезли его матери. А щенок – его тот лейтенант подобрал где-то еще слепым, выкормил из соски…  Петр Васильевич знал, что скоро наступит такое утро, когда он не встретит эту пару, очень уж дряхло они выглядели, и это будет означать беду…  Вздохнув, он посмотрел им вслед и толкнул дверь подъезда. 
Двор между тремя панельными пятиэтажками выглядел заброшенным, разорен-ным, сломанные качели, покосившийся грибок в песочнице, захламленной пив-ными бутылками и пакетами из-под чипсов. Окурки на тротуарах, целлофановые пакеты на кустах, даже липы под окнами выглядели чахлыми и понурыми. Петр Васильевич помнил, как выглядело это все, когда только заселялись эти дома, он тогда только пошел в школу и у него так и осталось то ощущение праздника, наполнявшего двор. Симпатичные свежевыкрашенные беседки, большой стол, за которым вечерами играли в домино, шахматы, нарды. Сейчас даже и не видно следов от них. На бывших газонах – стоянка машин, с ее мусором и масляными пятнами, клумбы уступили место каким-то сарайчикам.
Он любил приходить на работу загодя, наблюдать, как огромный монстр-завод разминается, набирает ритм. Все это осталось в прошлом, уже не было того завода. Когда-то это был уникальный, чуть ли не единственный в своем роде завод в стране. Его так и называли в разговоре – «опытный», на нем выпускались уникальные прессы, штампы для всего, как тогда называли «социалистического лагеря». Был свой литейный цех, выдающий для этих прессов особые сплавы, был огромный токарно-фрезеровочный цех, где вытачивались детали для них самых замысловатых конфигураций, сборочный, в котором все это с листов ватмана превращалось в то, без чего не могли обойтись ни авиационные, ни тракторные заводы. Магазин, столовая, клуб, небольшая поликлиника – все было на этом заводе. Сейчас – ничего. Из почти сотни станков в токарном осталось всего пять, ютящихся в выгороженном закутке, куда и направлялся Петр Васильевич. Токарь-универсал шестого разряда, уже почти забывший натужный гул своего станка. Все производственные здания завода пустовали. Трехэтажка, где раньше были магазин, клуб, столовая, поликлиника, стояла разрушенная, такое же здание заводоуправления теперь занимали полдюжины разных контор – адвокаты, нотариусы, судебные исполнители, целый этаж занимал пенсионный фонд…  Продукция завода, вернее ООО с каким-то замысловатым названием, теперь была такой, что и вслух сказать было неудобно – пластмассовые ведра и тазики. Вся технология производства выглядела очень просто – из огромных мешков с нерусскими буквами в бункер засыпались гранулы, из маленьких с иероглифами – порошок красителя, нажималась кнопка «пуск» и через несколько минут можно было упаковывать эти ведра-тазики.   
Петр Васильевич постоянно замечал изменения в городе. На его пути из ниоткуда вдруг появлялись киоски, подчас с совершенно невообразимыми названиями. Он улыбнулся, вспомнив, что видел недавно газельку-фургон с красивой надписью на бортах «доставка продуктов «АРМАГЕДДОН». Сносились дома и на их месте через некоторое время возникали стеклянные витрины торговых центров, банковские офисы, казалось весь город ринулся в торговлю. Одних рынков стало аж восемь. Многих своих бывших коллег он теперь видел за прилавками. После массовых сокращений и ликвидации предприятий, те у кого были машины занялись извозом, имевшие какой-то участок стали выращивать нутрий, а остальные занялись примитивным «купи-продай». Да и то посчитать, сколько людей остались не при делах - закрылся лако-красочный завод, сахарный, огромный строительный комбинат, в который входили два завода ЖБИ, две автоколонны, четыре ПМК, приказали долго жить из-за отсутствия сырья мясной и молочный комбинаты. Вот люди и перепродают друг другу все, что можно. И – церкви – только по пути до завода Петр Васильевич проходил мимо двух новеньких церквей, а всего их в городке в шестьдесят тысяч населения уже семь, да еще и всякие баптистские, евангелистские, еще какие-то молельные дома. Что-то плохо верилось, что все вот так срочно стали верующими, но церкви все появлялись и появлялись.
Переодевшись, Петр Васильевич разыскал начальника цеха, но тот только безнадежно махнул рукой – сиди!  Вернувшись к станку, он устроился поудобнее в самодельном кресле у батареи и развернул затертую «Спид-инфо». За всю неделю он только раз включал станок – приходил завскладом и попросил придумать краник к трехлитровому бидончику из нержавейки, которые массово штамповались одно время на заводе в отсутствие заказов. Немного развеселил, таинственным шепотом объяснив, зачем ему краник на бидоне. Дело было в том, что по технологии агрегаты, штампующие тазики-ведра, после окончания цикла надо было промывать спиртом. Из-за этого условия и задержался в свое время пуск этих агрегатов. Опасно было вот так доверить спирт персоналу, и спирт исчезнет, и агрегаты останутся непромытыми. После долгих согласований и переписки с немцами – производителями этих агрегатов было решено добавлять в спирт керосин. Немцы только установили предел – не более двадцати процентов и заверили, что разделить спирт и керосин очень трудно, дескать нужна особая технология, оборудование, у них и удельный вес, и формула, и температура кипения…   Но они не приняли в расчет русскую смекалку.   –«Я ж в авиации служил, - шептал завскладом, -А там командиры в спирт-антиобледенитель тоже керосин лили, сначала, естественно, отлив чистого себе… Ну а мы – бух туда водички! Керосин-то с водой не соединяется, а спирт – за милую душу. Отстоится, мы сольем уже водочку, а не водичку, а заместо ее – еще керосинчику. Так и здесь я по немножку, но вот через край сливать плохо, смешивается снова, ты уж смастери краник, Васильич…» 
Честно отсидев восемь часов с перерывом на обед и снова переодевшись, Петр Васильевич, проклиная про себя всех этих перестройщиков и преобразователей, отправился домой. Обе лавочки у подъезда были заняты старушками и прибли-жающимися к этому званию женщинами. Все внимали расхаживающей между ни-ми Майе Степановне, уникальной с точки зрения Петра Васильевича женщине. Бывшая его одноклассница, она через всю жизнь прошла, работая только язы-ком, еще в школе она была комсоргом, а когда, вернувшись из Армии, он пришел на завод, увидел ее уже в партбюро. Независимо от того, кто был у власти, Майя всегда была на трибуне. Правда, в последние годы, как партию развенчали, она переметнулась по профсоюзной линии. Ни дня не проработав на производстве, умудрилась «по горячей сетке» на пять лет раньше выйти на пенсию и теперь вот развлекалась сочинением разных жалоб то на работу ЖКХ, то еще на кого…  Сейчас она перед этой небольшой аудиторией гневно обличала  Америку. Прислушавшись, Петр Васильевич понял, что это Америка запустила такой хитрый спутник, который выключил телевизоры во всей стране! Но, услышав, что наши скоро его собьют, хмыкнул и проскользнул мимо разгневанной обличительницы «этой Америки» в подъезд.
Войдя в квартиру, он споткнулся о груду обуви и увидел жену, стоящую на стре-мянке и вынимающую что-то из антресолей.
- Да телевизор не работает, вот я и нашла себе занятие, разбираю завалы. Пой-дем, я покормлю тебя, да за кухонные шкафчики возьмусь.
Пока Петр Васильевич ужинал, жена рассказала ему о внучке, что она уже гово-рит, да что умеет делать в свои два годика. Поддержав умиления жены и прики-нув, когда они смогут вдвоем съездить к внучке, да что бы ей купить, он выбрался из закутка между холодильником и столом и прошел в свою комнату. Плохо, что телевизор не работает, чем бы заняться – подумал, порывшись в столе, нашел среди кипы почетных грамот книжонку «300 судоку», оставленную год назад сыном, ехавшим с семьей «на моря». Вооружившись карандашом, он вернулся в «залу» и устроился на диване. Поначалу дело продвигалось медленно и самые легкие головоломки требовали усилий, но постепенно Петр Васильевич увлекся, и только слышалось с дивана: «…двойка… так… пять… три… три… три… хм… ага… вот… семь… … …», пока жена не погнала спать – полночь уже.
Назавтра была суббота, в производстве тазиков был выходной и Петр Васильевич повалялся в постели лишний час. После обстоятельного завтрака под монотонное журчание жены, он послонялся по комнатам, разыскав в столе среди кучи значков «Ударник … …» отвертку, подкрутил навесики в кухонных шкафчиках. Больше делать было абсолютно нечего. Обычно он полулежа на диване смотрел в это время какой-нибудь «Час суда», но сегодня снова на экране только цветные мурашики и шипение из динамиков. Услышав сквозь стенку музыку из соседней квартиры, он понял, что проснулся Валерка – семнадцатилетний парнишка, чья кровать стояла точно в том же месте, что и его. Слышимость сквозь бетонную панель была такова, что однажды, когда Валерка в отсутствие родителей привел девушку и после вина и музыки уложил ее в кровать, Петру Васильевичу было очень неудобно, все стоны и слова, несмотря на толстый ковер, слышались будто из собственной постели.  У того Валерки был компьютер и Петр Васильевич решил сходить к соседу, пусть тот в интернете том покопается, узнает, что там с телевидением, долго ли это еще продлится. Объяснив жене свою цель, он вышел из квартиры и пошел вниз, так как квартира Валерки находилась в соседнем подъезде, и сразу же столкнулся с уже пьяным соседом со второго этажа. Тот, перемежая свой громкий монолог матами, проклинал американцев за диверсию с телевидением. Большим разнообразием его речь не блистала и Петр Васильевич, подергав того за рукав и дождавшись вопросительной паузы, с таинственным видом сообщил негодующему, что это вовсе не происки заокеанских врагов, а эксперимент инопланетян. Оставив соседа с раскрытым ртом и выпученными от удивления глазами, Петр Васильевич вышел из подъезда. Слегка поредевшие ряды старушек были на месте. Он, поздоровавшись пытался было пройти, но был остановлен вопросом, не знает ли он, когда включат телевизоры. Не долго думая, он сообщил им ту же информацию, что и соседу, и воспользовавшись их замешательством, прошел мимо.
Лохматый в одних трусах Валерка с куском в руке выглянул из кухни.
- Здоровый ты, Валер, в Армию уже скоро. Мне твоя помощь нужна.
- Не, Дяпеть, такие как я в тылу нужны. Чем могу помочь старшему поколению?
- Компьютер включи, посмотри, что там с телевидением.
- Ха! И вы без этого дебилизатора заскучали, прям как мамка моя! Пойдем.
Потыкав в клавиатуру, Валерка повернулся к ожидающему Петру Васильевичу:
- Дяпеть, ерунда какая-то – нету ни одного нашего канала, даже коммерческих. Любые есть – Вон Украина, Беларусь, Прибалтика вся, Турция, Германия, все Кавказские республики, а наших нет! Хотите, я вон Израиль вам включу русскоязычный, Может что скажут.
Минут десять Петр Васильевич смотрел новости Израиля, но не услышал ни слова о России, будто такой страны и не было. Какой-то неприятный озноб охватил его.
- Ладно, Валер, спасибо, пойду я.
- Ага, вы заходите, Дяпеть, если захотите чо посмотреть.
Охваченный каким-то нехорошим предчувствием, Петр Васильевич медленно брел к своему подъезду, пытаясь понять происходящее. Старушки настороженно поджидали его, готовясь засыпать вопросами. Вверху сзади раздался какой-то треск. Петр Васильевич оглянувшись, увидел, что на пятом этаже распахивается, раздирая зимнее утепление, балконная дверь. – Майкина квартира – мелькнула мысль. В проеме показался ящик телевизора, толкаемый хозяйкой перед собой  на весу. – «Рекорд» ламповый полцентнера весом, куда она его прет – больше времени для мыслей не осталось. Что-то нечленораздельно вопя, Майя Степановна перевалила телевизор через перила, проследила, как он грохнулся о бетон и… каким-то гимнастическим пируэтом сама сиганула вслед за ним. На мгновение Петру Васильевичу показалось, что это пикирует какая-то большая пестрая птица, потом он услышал звук, будто в мясном ряду рынка шлепнулся огромный кусок сырого мяса, успел заметить, как дважды конвульсивно дернулось то, что только что было Майей… 
Минута звенящей тишины, потом он увидел вскочивших старушек, выражение ужаса на их лицах, почувствовал, как у него сводит мышцы лица, сглотнул комок в горле. На ватных ногах прошел к лавочке, сел.
- Позвонить надо. В милицию. Или как там сейчас, полицию. У кого телефон есть?
- Щас, - Засуетилась одна из старушек, - На, Петь, сам позвони, я не смогу.
Через полчаса во двор вполз старый ГАЗ с будкой грязного цвета, остановился. Водитель, встав на подножку покрутил головой, увидел. Машина развернулась и медленно задом, завывая двигателем, подползла к трупу. Водитель и молодень-кий милицейский лейтенантик  надев перчатки расстелили черный целлофановый мешок, положили в него покойницу, застегнули и подняв за углы закинули в распахнутые двери будки. Все это молча, как обыденную работу. Лейтенант снял перчатки, достал из кабины планшет и подошел к лавочкам.
- Здравствуйте. Кто-нибудь видел как это произошло? Кто-то знает покойницу?
Старушки начали наперебой сообщать ему подробности, А Петр Васильевич по-дошел к водителю, курившему на подножке. Попросил сигарету, неумело прику-рил, закашлялся. Водитель сочувственно посмотрел на него:
- Нервы успокоить? Кури. Думаю, не последнего покойника видишь. Сейчас они будут и будут… Такое творится! У меня вон напарник не выдержал, в больницу я его отвез. Да и то сказать – ваша с утра уже одиннадцатая в кузове у меня. На вот капсулу проглоти, поможет. Мы с Серегой, ну вон с тем летехой, уже по две приняли. Иначе бы точно рядом с напарником койки занимали. Подожди-ка.
Он вынул из кармана верещащий мобильник:
- Да? Какой адрес? Ага. Понял. Я как раз напротив. Сейчас документы возьмем и подъедем. Только учтите – это последний у нас на сегодня. Да у меня уже полный кузов! Что я их вторым рядом складывать буду? Я не ору. Мы тоже ведь не железные. Все, сейчас подъедем, сказал.
- В девятиэтажке вон той, напротив, еще покойник, с седьмого сиганул. Бл**! Вот этот телевизор что с людьми делает!
- Сергей! Давай шустрее, еще одного заберем и по домам!
Лейтенант кивнул и, напутствуемый старушками, у кого ключи от квартиры по-койной, да кого позвать в понятые, двинулся к соседнему подъезду. А водитель продолжал свои рассуждения:
- В Администрации заседают почти сутки. Телефоны раскалились – звонят и в край, и в Москву. А им из сел звонят. Никто не знает, что происходит, Городят, кто во что горазд, Чуть ли не Высшие Силы решили наказать наших правителей за брехню. И самое главное, что делать  не знают. Решили расставить телевизоры везде где только можно и крутить записи. Новости, заседания, шоу разные, фильмы, сейчас там копируют все. Из магазинов везут телевизоры, видики, но это можно вот таких старух надурить, да и то недолго, ну неделю может. А потом что? Ваша-то идейная была? Во-от, таких не надуришь видиком.  На мясокомбинате срочно все холодильники запускают, значит предвидят, что много покойников еще будет. Светопреставление, не иначе. Апокалипсис.
Наверху мелькнул лейтенант, закрывающий балконную дверь, и через пару ми-нут он показался из подъезда.
- Ладно, поехали мы. А ты иди, ляг, постарайся забыться, поспи. Бывай!
Проводив взглядом машину, ощущая пустоту во всем теле, Петр Васильевич дви-нулся к переговаривающейся у подъезда толпе, в которой заметил и свою жену. Такие же кучки людей стояли у всех подъездов. Люди обсуждали происшедшее, гадали, чего ждать дальше, чем все это закончится…
Дома он тяжело опустился в кресло и замер, задумавшись, пытаясь разобраться, что для него было это телевидение, что изменится в его жизни без этого бормо-чущего ящика. Он, как и большинство его сверстников, вырос под это бормота-ние, привык почти безоговорочно верить в изрекаемое всеми этими дикторами, обозревателями, правителями. Ему всю жизнь внушали, что его страна идет единственно правильным путем, что все вокруг его враги. Он верил. Потом ока-залось, что это не совсем так, и путь тот был не совсем туда. Он снова верил. Через несколько лет из телевизора снова поправились, снова указали верный путь и назначили новых врагов. Сопоставляя теперь в уме все это, он просто растерялся. Может и в самом деле, все, что вливалось им в мозги из телевизора, говоря словами водителя труповозки, брехня? Как там тот юнец Валерка назвал телевизор? Дебилизатор? Неужели это в самом деле так? Кто ответит? Кому верить теперь? Или попытаться жить не той слепой верой, а своим умом? А как это? Ведь всю жизнь нас только отучали думать. Что же дальше? Петр Васильевич взглянул на темный экран.