Сны о Волгограде

Верно говорят – нельзя жить Прошлым, ибо, как однажды произнес Юнг: «Прошлое чудовищно реально и оно пожирает каждого, кто не сумеет откупиться правильным ответом». Ответ же может быть только рациональным. Но Прошлому плевать на рациональные ответы. Оно просто живет во мне и не спрашивает ни о чем. И не хочет уходить, как его не гони. Хотя, признаться честно, какой-то частью своей души я и не хочу прогонять его. Вопреки всем доводам разума. Впрочем, как писал блаженный Августин, нет никакого Прошлого. Как нет Будущего и Настоящего. Но существует Настоящее Настоящего, Настоящее Прошлого и Настоящее Будущего.
Прошлое является по-разному. То окриком на улице из иной, давно ушедшей жизни. И стоишь, будто истукан, ищешь, в вечно спешащей толпе, глазами человека, тебя окликнувшего. Порою Прошлое настигает во сне. Или вдруг незваным гостем приходит посреди суеты и сутолоки дня, словно наваждение. Мое Прошлое незримыми живыми нитями связано с Волгоградом. Навсегда. Для меня он стал больше чем городом. Какой-то неотъемлемой частью меня самого, впитался в каждую мою клетку. И это не ностальгия, а  нечто иное – что, и сам толком сказать не могу. 
Раннее утро. Только-только рассеялся сумрак. Бледнеющие звезды на фоне редких облаков. Сталинградская панорама. Безлюдно. Почти. Потому что слышен мягкий топот кед, по асфальту, редких бегунов. Волга. На нее, как на огонь, можно смотреть вечно. Особенно ночью, когда Река украшена лунной дорожкой. Мне всегда казалось, что Волга живет какой-то своей, отличной от Города, жизнью. Прошлое напоминает мне, что впервые я это ощутил давным-давно, на дискотечной площадке прогулочного теплохода, под сотрясавшие палубу «Отшумевшие летние дожди» Шуры и рассекающую ночь цветомузыку. Помню, я подошел к борту теплохода, посмотрел на черную гладь воды и словно соприкоснулся с иным миром. Неподвластным времени. Живым и совершенно не вязавшимся с молодостью, надеждами и радостью танцевавших. Может быть  потому, что Волге известно: молодость, равно как и свойственная ей беззаботная радость – недолговечны. Пройдет каких-нибудь двадцать лет и счастливые лица юных ныне людей покроются морщинами, а виски – сединой, на выражении большинства из них отразится печать несбывшихся надежд, не свершившихся, а то и рухнувших, планов, и уже появившаяся усталость заставит их раздражаться и злиться по любому поводу.  Впрочем, тогда я об этом не думал. Молодость в Прошлом казалось вечной, жизнь виделась праздником, а проблемы – легко решаемыми.
Но вернусь к волгоградскому утру. Раннему. К мерному топоту редких бегунов добавляется крик чаек и грохот колес проходящего поезда. Ведь Волгоград – самый протяженный Город в Европе, но при этом едва ли не самый узкий из крупных мегаполисов, и от Сталинградской панорамы до железнодорожной линии рукой подать.
Красная полоса на востоке, за Рекой, в царстве солончаковых степей, уползающих однообразными пейзажами с полузаброшенными мусульманскими кладбищами, в сторону соленого озера Баскунчак и продуваемой всеми ветрами горы Богдо. В считанные если не секунды, то минуты, зарево наполняется жизнью, превращается в огромный красный диск, преображающийся в солнце, почти сразу же начинающее припекать, предвещая жару, наполовину  опустошающую волгоградские улицы в полдень.
Волгоградская жара. Это особое состояние Города. Сколько раз я выходил жарким уже утром на пробежку. Почти каждый раз мой маршрут был разным. Например, вдоль железнодорожного полотна, мимо выжженных летним солнцем пожелтевшей травы и кустарников. Обгоняя меня, набирали скорость следовавшие в Москву поезда. Мне всегда было жаль их пассажиров. Они казались мне несчастными: уезжать в Москву из благословенного Волгограда. Я быстро считал сколько дней отпуска у меня  осталось. И если дней хватало, то настроение неизменно повышалось, и я бежал дальше, под высоким, почти что белым небом. Обливаясь потом, поднимался на Мамаев курган, на котором, как раз утром, вовсю работали поливальные установки. Впрочем, утром они работают повсюду в Волгограде.
Впервые же я увидел как поливают в Городне деревья – в парке, за которым начинается спуск к Волге, еще одно мое излюбленное место утренних пробежек. В тени отчаянно выживавших под южным солнцем берез, по уютным тут и там прорезающим парк дорожкам, пробегая мимо таких же как я спортсменов и мам с колясками. Сейчас парк отреставрирован, называется «Баку» и стал еще красивее.
А еще была набережная. Утром. Прорезаемая островами синеющая гладь Волги; сухогрузы, пароходы  и ревущие моторами водные мотоциклы. На лавочках те же мамы, готовящиеся к поступлению абитуриенты, и копошащиеся в песочнице дети. Мой маршрут проходил мимо пирамидальных тополей и, словно громоздящихся одно на другое, волгоградских кафе. В ранний час они пустые. Только обслуживающий персонал вытирает столы и убирает территорию. Обратно любил бегать через дворики. Тихие. Уютные. Мимо увитых виноградом домов. С неизменными на лавочках бабушками, и, после Москвы и ее окрестностей, с непривычными русскими дворниками. Где-то там, за домами – «сталинками» и «хрущевками», слышен шум машин, набирающих скорость после очередного светофора. А здесь, во двориках, скрип качелей и бесчисленные вокруг кошки.
После пробежки мы часто шли берегом Волги до «Шоколадницы на Аллее» – прибрежного кафе, в котором подают отменный кофе – пожалуй, лучший в Волгограде. Со столиками, вечно усеянными воробьями и не меняющимся годами контингентом. А потом шли гулять. Куда глаза глядят. Например, вглубь Города.  Чем дальше от Волги, тем поверхность на улицах Волгограда менее ровная. Мне она особенно нравилась. Нравился потрескавшийся асфальт, пожухлая на солнце трава; вдруг, невпопад, начинавшийся волгоградский дождь, какого не встретишь в Подмосковье. Нравилась волгоградская жара, словно феном высушивающая волосы, и окутывающая теплым ветром с Волги.
Железная дорога делит Город как бы на две части. И мост через нее был не просто переходом. С него открывается вид на Мамаев курган и храм Всех Святых, на нем расположенный. Я мог, наверное, стоять на мосту целую ночь напролет, подставляя лицо теплому ветру и слушая гул электровозов и объявления, произносимые через громкоговоритель, плохо разбираемые мною – но явно понятные машинистам. 
Вечер, накрывший рано наступающими на юге сумерками и украсивший небо россыпью звезд. Мы поднимаемся, не спеша, по ступенькам на Мамаев курган, с каждым шагом становится все теплее. Ветер разглаживает волосы, ласкает лицо.  Поднялись. Стоим у подножия Родины-Матери. Перед нами, словно на ладони, весь Город. Живой. Наш – так нам тогда казалось; украшенный тысячью огней, гулом уходящего в парк последнего троллейбуса и грохотом колес скоростного трамвайчика. За Городом темной лентой чернеет Волга. А где-то вдалеке слышна музыка с теплохода.
Вообще Волгоградские вечера – это нечто особенное. Какое-то иное дыхание Города. С заходом солнца кажется, что огнями на Алее героев и расцвеченными фонтанами набережной Волги для нас распахивал свои, незримые для других, ворота какой-то другой мир. Живой. Музыка, Огни. Аттракционы.
Дорога домой. В темноте, по набережной. Мимо, мигая фонариками, проносятся велосипедисты, пролетают роллеры. Почти все лавочки заняты. Слышны звуки гитары. Смех. Больше всего не хочется спешить. Народу на улице становится все меньше. Полупустое шоссе заполняют поливальные машины и неизменные, как будто из года в год одни те же, байкеры, оглушающие окрестности ревом мотоциклов.
Скоростные трамвайчики. Мы катались на них от первой до последней остановки и, порою, не выходя, ехали обратно, удивляя кондукторов. А иногда мы садились на конечной остановке на какой-нибудь трамвай, уже не скоростной, и ехали по окутанному сумраком Городу. Без всякой цели. На какую-нибудь окраину. Возвращались опять на скоростном трамвайчике. Открытые его окна и уже прохладный ветер, взгляд через лобовое стекло в едва освященную тьму тоннеля. Дремлющие уставшие дети. И совсем не хотелось домой. Жаль, что трамваи не ходили всю ночь напролет. До рассвета.
…Этот мир останется навсегда со мной. Он будет, помимо моей воли, возвращаться ко мне во снах и вдруг настигать в суете обыденной жизни, заставляя останавливаться Время и воскрешая Прошлое. Столь милосердное ко мне. Даже несмотря на то, что я слишком рьяно разрушал и не ценил его, кого оно было Настоящим.
Но когда-нибудь, я надеюсь, дождусь, что врата Неба откроются для меня вечерним гулом спешащего в депо трамвая. И тогда я пойму, что вернулся в свой Город.  Навсегда. И мне нужно уже будет никуда спешить. Я поднимусь темным летним вечером на Мамаев курган. И буду долго смотреть на огни Волгограда. А потом дождусь последний троллейбус,  проеду на нем пару остановок, потом не спеша спущусь к Волге. Целый час – какой он в Вечности, интересно? – буду смотреть на Реку, на огни ее восточного берега; скину обувь и пройдусь по только что политой траве. А потом – всю ночь бродить по расположенному в центре проспекту, слушать рев мотоциклов и чувствовать как бьется пульс Города…
Март – апрель 2016-го