Белый

Воспоминания ускользали. Вроде бы, я помнил какой-то резкий звук, похожий на визг тормозов, но через мгновение мне казалось, что это был крик женщины. Крик? Нет, это не был крик, да и звука вовсе никакого не было. Было что-то другое. Была комната, какие-то люди или… Нет. Людей тоже  не было… Я не помню.
Когда мне хватило сил открыть глаза, то я ничего не увидел. «Наверное, я ослеп.» - подумалось мне, потому что все вокруг было белым. Ни очертаний, ни оттенков, ни теней - ничего, только белый, я бы сказал, даже белоснежный свет.
Я попытался пошевелиться, но я не чувствовал своего тела. Это меня испугало и мне стало страшно. Какое-то время я просто боялся, просто испытывал страх. Сколько это продолжалось - я не знаю, но потом я понял, что уже не боюсь. То ли мне надоело бояться, то ли я привык к этому осознанию, но в итоге я успокоился и попробовал что-то сказать.
«Ей!» - послышалось мне. Похоже это был мой голос, я его отчетливо разделял от голоса своих мыслей. Голос был низкий, немного неуверенный, слабый. Да, это был мой голос. Значит если я слышу свой голос, то я могу слышать… Но никто не отозвался. Я повторил попытку: «Ей, тут есть кто-нибудь?». Ничего.
«Может быть, я в коме? Что-то случилось, меня вырубило и теперь я лежу в больнице в коматозном состоянии. Но я определенно жив. Это хорошо» - думалось мне. В таких размышлениях я провел, как мне показалось, немало времени, но как ни пытался вспомнить что-то из своей жизни, кроме тусклых неясных отрывочных образов ничего не приходило, и даже эти тусклые образы разбивались в бесконечном потоке мыслей.
Потом я, вроде бы, заснул, потому что, когда я проснулся и вновь увидел белый свет, то уже помнил свои размышления.
-
Я огляделся.  На белом фоне я увидел что-то черное. «Если я в коме и у меня нет тела, то это плод моего воображения, а значит я придумал эту черноту» - думалось мне. Потом я подумал о том, как приблизится к этой черноте. Мысль о об этом сделала предмет больше. Я представил, что могу подлететь к предмету, и я подлетел.
Я видел перед собой простой черный карандаш. Этот простой черный карандаш был похож на простой черный карандаш, хотя, судя по виду, сделан он был не из дерева, а из чего-то черного и гладкого. «Хорошо, - думалось мне, - карандаш есть, но как им воспользоваться?». Ответ пришел сам собой. Я просто взял карандаш невидимой рукой и теперь мог его перемещать.
Толку от карандаша, если я ничего не мог им нарисовать? Мне не на чем было рисовать, ведь куда бы я не протягивал руку с карандашом, карандаш просто перемещался в пространстве. Долго же я думал над загадкой этого карандаша, а потом просто решил нарисовать линию. «Не важно где, главное нарисовать». Теперь был не только карандаш, а еще нарисованная им линия.
***
От скуки, рисовал я много. Интерес к рисованию подогревался тем, что все нарисованное становилось осязаемым. Там где были следы карандаша образовывалась плотная материя.
Сначала я игрался с геометрическими фигурами, потом нарисовал себе комнату с мебелью, но этого мне показалось мало, и я нарисовал целый домик, но потом мне стало скучно. У меня снова возникли вопросы о том, где я очутился и как попал в это место. Ничего нового я не вспомнил, и в итоге мне снова стало страшно. «Неужели мне придется торчать здесь … так долго? Всю жизнь? А живой ли я вообще?». Страх сменился одиночеством, и чтобы хоть как-то себя развеселить, я нарисовал шахматы.
Играть с самим собой оказалось довольно интересно, но для большего веселья, я нарисовал себе соперника. Получилось так себе, но это чучело сидело за столом и напряженно смотрело на доску. Над его лицом я трудился довольно долго, но результат стоил того. Тем более, собственно, куда мне спешить? Я ведь даже не могу измерять время и понятие «долго» слишком субъективно.
Играть с соперником оказалось интереснее. Партия за партией мы сражались в шахматные бои. Сначала Роберт ( я наделил соперника таким именем) проигрывал мне, но этот период был довольно недолгим. Роберт стал выигрывать у меня, и чем больше мы с ним играли, тем сильнее он становился. Конечно, фигурки на поле переставлял я, и несмотря на то, что я знал все его ходы наперед, Роберт все равно брал надо мной вверх. Может мне так было интереснее.
***
Как-то раз, я решил нарисовать зеркало в своей комнате. Но, нарисовать стекло оказалось довольно сложно, ведь получить серый цвет из черного карандаша было не просто. Когда я просто тер свои рисунки пальцами, то они сначала слегка размазывались, а потом исчезали. Поэтому, каждый штрих нужно было очень нежно растирать внутри области рамы будущего зеркала. Мое терпение и упорство помогло мне-таки нарисовать что-то вроде зеркало. Конечно оно ничего не отражало, но выглядело красиво. Периодически, я продолжал играть с Робертом.
Когда я уставал, то ложился на нарисованную мной кровать, укрывался нарисованным одеялом, которое, кстати, действительно грело меня во время сна и спал.
Спать я любил, ведь мне часто снились цветные сны, а цвета мне сильно не хватало. Созданный мной черно-белый мир был красив, благодаря моим стараниям, но он оставался черно-белым. А во снах все было цветным… А еще я видел движение. В моем черно-белом мире двигалось только то, что двигал я. Движения вокруг мне тоже сильно не хватало. И тут я спросил «Если появился черный карандаш, и я нахожусь в своем сознании, то почему я не могу придумать себе цветные карандаши?». Вопрос был интересным, и я понимал, что все зависит от правильного образа мысли. Ведь, когда я нашел черный карандаш, я не мог им рисовать, пока не подумал о том, что могу рисовать.
От нечего делать я разговаривал с Робертом. Показывал ему свои новые рисунки, делился идеями на счет новых, делился размышлениями о том, кто я. Я представлял, что он слушает меня, и от этого становилось как-то легче. Причем мне нравилось говорить, и это было еще для меня некоторым развлечением.
***
В одно из моих «утр» сбылась моя мечта. Среди черно-белой комнаты я увидел синюю коробочку. Когда я ее открыл, то так обрадовался, что долго носился по своему миру прыгая и танцуя.  В коробочке было восемь карандашей. Белый, красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. Следующий, довольно длительный период, я занимался только одним - раскрашивал свой мир.
  Смешивая карандашные линии, можно было получить новые оттенки цветов, но когда  дом был разукрашен, я понял, что получилось не так, как я хотел. Дом уже был не черно-белым, но цветным, однако было в его цветности что-то игрушечное.  В моей голове всплывали образы разных домов из реальной жизни, но цвету не хватало детальности. Цвета предметов были однородные. В них не было той жизни, которая была где-то за пределами этого мира.
Я стал работать дальше, и работал до тех пор, пока результат раскраски того или иного предмета полностью меня не удовлетворял. Бывало, что одну деталь я вырисовал десятки раз и если совсем ничего не выходило стирал и начинал заново. Я не халтурил, потому что больше заниматься мне было особо нечем.
Иногда я играл с Робертом в шахматы. Роберта тоже начал разукрашивать, но разукрасить его сходу не получилось, ведь я никак не мог представить каким он должен быть. Играя с ним, от партии к партии мое представление о цвете его лица менялось. Стоило мне чуть поменять цвет его глаз, как выражение лица довольно ощутимо изменялось, и передо мной был уже другой человек.
Чтобы было удобно переносить с собой карандаши, я нарисовал себе сумку, которую повесил на воображаемое плечо. Чуть позже я нарисовал себе руки, чтобы было удобнее рисовать, а потом нарисовал ноги, туловище и одежду. Про одежду стоит упомянуть одну интересную особенность.
Плотность линий от карандашей зависела от жирности линий. Например, если я рисовал стену, надавливая карандашом и тщательно ее разукрашивая, то через стену нельзя было пролететь, но если при раскраски стены давление на карандаш было слабым, а штриховка легкой, то при некотором усилии стена продавливалась, как будто стена была сделана из ткани, и чем легче был штрих, тем менее упругой была стена.
Следуя этому принципу, я научился рисовать мягкую, легкую ткань, а из нее одежду, которую можно было складывать и надевать. Рисовать одежду оказалось довольно увлекательно, так как от одежды, в которую я был одет, во многом зависело мое настроение в течении дня и то, как я разукрашивал мир. Если я одевал на себя строгий костюм, то мой стиль становился строгим, линии получались более четкие, цвета получались нейтральными. Но если я одевал, к примеру шорты, майку, сандали, а на голову накидывал нелепую шапочку, то предметы выходили дерзкими, яркими и немного аляпистыми, хотя такая аляпистость была уместной, но не безалаберной.
Но, если я один раз признавал для себя совершенство какого-то предмета, то в последствии при смене настроения, я никогда не перерисовывал его, если он мне переставал нравится. Я решил, что мой мир должен быть как можно более разнообразным. Тем более, рисуя каждый предмет, я мечтал, и эти мечты навсегда связывались с новым предметом, делая его неким хранилищем памяти, неким маячком, который всегда мог напомнить о чем-то, что я забывал на следующий день.
***
Как-то раз, подойдя к зеркалу, я решил нарисовать в нем свое отражение. Идея оказалась непростой, ведь я не помнил, какое у меня лицо. Все, кроме головы было мне давно известно и привычно, но мое лицо…
***
Когда я не знал, как мне что-то нарисовать, я играл в шахматы с Робертом. Игра помогала мне думать, а ответы  на мои вопрос отражались в комбинациях на шахматной поле и на лице Роберта. С вопросом о том, какое мое лицо, мы с Робертом сыграли двенадцать партий без перерыва, семь из которых мне удалось выиграть. Во время тринадцатой, я посмотрел на Роберта, а Роберт мельком взглянул на меня. Тринадцатая партия была сыграна в ничью. Я устал, и пошел спать.
Когда я проснулся и подошел к зеркалу, то увидел в зеркале человека. Он смотрел на меня заспанными глазами. Я улыбнулся ему, а он ответил. Спросонья я не сразу понял, что в зеркале отражаюсь я сам. Но потом вспомнил, что вчера после игры с Робертом я не сразу лег спать, а сначала нарисовал свое отражение в зеркале. И теперь это отражение ожило. Оно улыбалось, гримасничало и рассматривало себя со всех видимых сторон.
Я себе нравился, более того, мое лицо было именно таким, каким я себя и представлял. Оно было родным, и дружелюбным, но что-то меня сильно смущало. Что-то странное было в этом зеркале, что-то, от чего я давно отвык, но что, я тогда не понимал.
Прошло немало времени, когда до меня дошла странность этого зеркала. Дело было в том, что в моем мире все было статично, ничего не двигалось без моего прямого воздействия на предметы, а мое отражение в зеркале оживало само собой, без моего прямого воздействия на отражение. И тут я вспомнил Роберта… Ведь в тот же вечер он тоже «ожил». Или мне показалось…
***
Через несколько секунд Роберт сидел передо мной. Он так же, как и раньше напряженно смотрел на игральную доску. Все фигуры на доске были расставлены для начала игры. Я сел напротив него. Игра началась напряженно. Роберт сразу стал атаковать мои фигуры, но я грамотно защищался, предсказывая его действия. И вот, один из его многоголовых планов срывается, и я забираю его ферзя конем. Довольный таким поворотом, я откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза.
- Ты кое о чем забыл.
- О чем, - спрашиваю я машинально.
- О моем Слоне. Тебе шах.
Мой взгляд устремляется на доску. Оказывается, что я не мог взять ферзя, так как конь стоял на одной диагонали с слоном Роберта и моим королем. Возвращаю ферзя на доску, делая ход назад. Смотрю на Роберта. Роберт смотрит на меня своими орлиными глазами.
- Ходи, - говорит Роберт. 
***
Голос Роберта заставил меня очнуться. На улице алое летнее солнце было готово начать свой путь по небосводу, а я смотрел на будильник, ждал его звонка и лихорадочно пытался запомнить все подробности моего сна. «Значит это был сон? Что-то на подобии осознанного сновидения, но в мире с «чистого лица»» - думал я.
Будильник прозвенел и мое тело стало выполнять утренние обязательные действия, которые за столько лет успело запомнить. Подъем, туалет, стакан воды, застилание постели… Все эти действия выполнялись мной на автомате, а я наблюдал за ними, как будто все это происходило на экране телевизора. Потом я пришел на кухню и сел на стул. Сидя на стуле я провел пару минут, а потом у меня возник вопрос. «Собственно, что я сижу?». Я стал вспоминать, что нужно делать дальше. «Ага… Значит нужно что-то поесть. Например сделать омлет.» Как только я произнес в голове эту мысль, так приостановленный процесс возобновился. Мои руки достали яйца, ловко разбили на раскаленной сковороде, достали тарелку из шкафа, положили на нее приготовленную яичницу… Я поел и остановился. «Теперь нужно помыть посуду» - подумал я. И вот я помыл посуду и снова сел на стул.
В этот момент кто-то вошел на кухню. Я повернул голову и увидел свою жену.
- Доброе утро - поприветствовала она.
- Доброе утро - ответил я.
- Как спалось?
Тут я не ответил. Такое ощущение, что я не знал, что ответить, хотя что сказать я прекрасно знал. «Надо сказать: «Хорошо, а ты?».
- Хорошо, а ты?
- Отлично! Ты сегодня не храпел, и я наконец выспалась. Ты уже поел? Почему без меня?
«Надо сказать: так получилось».
- Так получилось.
- Почему?
« Говори: слушай, тут такое дело. Мне приснился сон. Очень странный сон. Как будешь готова послушать, скажи.«
- Слушай, тут дело. Мне приснился сон. Как скажешь, послушай.
Настя замялась.
- Эм? Я тебя не поняла. Повтори последнее предложение. Ты какой-то странный сегодня, все нормально? Как ты себя чувствуешь?
Настя вошла на кухню и приложило губы к моему лбу.
- Температуры вроде бы нет.
« Скажи: Нет.»
- Нет.
- Что нет? Ты не хочешь, чтобы я тебя трогала?
«Скажи: Нет, со мной не все нормально.»
- Нет, со мной не все нормально.
«Скажи: Что-то случилось со мной. Я как-то странно себя ощущаю».
- Что-то случилось. Я как-то странно ощущаю.
« Себя. Себя ощущаю.»
- Себя. Себя ощущаю.
- Тааак… рассказывай.
« Скажи. Я пока сам не понимаю.»
- Я пока сам не понимаю.
« Скажи. Ты умывайся, а я пока подумаю, как рассказать.»
- Ты умывайся, а я пока подумаю, как рассказать.
Настя обеспокоено посмотрела на меня, но спорить не стала. Я часто медлил с ответом, размышляя о том, какой он должен быть. Когда Настя ушла, я остался сидеть на стуле наедине с самим собой.
———
Был ли Роберт? Возможно. Чем он был? Сон, галлюцинация, видение, проекция… Есть ли он сейчас. Маловероятно, это все лишь сон. Так… Что я вижу? Я сижу за столом, передомной немытая тарелка. Так… Тарелка круглая, на ней остатки еды. Ага… Какая это еда. Гречневая каша. Сюда по тому, как сильно она размазана, кашу я переварил. «Или Роберт переварил?» Нет, нет… Я, однозначно я. Никакого Роберта тут нет. А кто я? Как меня зовут? Надо найти свой паспорт… Надо найти свой паспорт. Вот я встаю. Я встал. Где паспорт? Знаю, в шкафу. Вот я иду к шкафу, открываю, вижу паспорт, беру, открываю… Калинин Роберт Дмитриевич. Стало быть… Роберт это я. «Додумался! Браво!». Стоп… Откуда этот голос? Что со мной, черт возьми такое???
Дверь в ванную открылась и из нее вышла моя жена, обернутая полотенцем. Сквозь свои очки… Очки…  А у меня красивая жена… да… Стоп. Надо подойти к зеркалу, надо подойти к зеркалу, быстрее.
Я вбежал в ванную, и увидел себя. То есть, увидел Роберта, вместо себя. Но по паспорту я Роберт.
- Да что же такое???
***
- Он говорил про какой-то сон, сказал, что потом расскажешь. Я ходила в душ, вышла, а он как рванул к зеркалу, тут и потерял сознание. Я успела его подхватить, чтобы головой не ударился. Доктор, что с ним?
- Сейчас мы его осмотрим, а вы не волнуйтесь, такое часто бывает. Знаете ли, стрессы, там… Олег, - обратился врач скорой помощи к своему напарнику, ты пока информацию собери, а я займусь осмотром.
«Фу.. Фу… Какой запах…»
- Вот и очнулись, - говорит доктор. Как вы себя чувствуете? Голова болит, кружится? Смотрите на мой палец.
Доктор стал водить пальцем перед моими глазами, а я послушно смотрел за двигающим пальцем.
- Как ваше самочувствие?
- Чувствую себя хорошо.
- Обмороки раньше были?
- Обмороки?
- Да, обмороки. Сознание теряли раньше?
- Нет, вроде.
- Помните, что делали вчера?
Я стал вспоминать, но кроме того, как готовил гречку ничего не вспомнил.
- Нет, - признался я.
- Вы знаете где вы?
- Да. Дома. А это моя жена, ее я тоже знаю.
- Что вы еще помните?
- Все ясно, - заключил доктор.
-  У больного диссоциативная амнезия. Такое бывает, когда пациент испытывает большой стресс. Рекомендуется госпитализация.
- Это серьезно? - спросила моя жена.
-  Ну как, - вяло начал свой ответ доктор, - Иногда проходит через пару часов, иногда длится месяцами, но как правило память возвращается. Необходим покой.
***
   



- Все… то есть… Ничего… Не знаю. Паспорт свой нашел сам, помнил где он лежит.
- Все ясно, - заключил доктор.
-  У больного диссоциативная амнезия. Такое бывает, когда пациент испытывает большой стресс. Рекомендуется госпитализация.
- Это серьезно? - спросила моя жена.
-  Ну как, - вяло начал свой ответ доктор, - Иногда проходит через пару часов, иногда длится месяцами, но как правило память возвращается. Необходим покой.
***