Растворение

Если взять двух разнополых индивидов и, как следует, потерев их друг о друга, развести в стороны, а после этого предложить им взяться за руки, то очень даже может быть, что меж ними и проскочит божья искра.

Порывшись в первоисточниках, мы, так или иначе, придём к заключению, что божья искра – это всегда верный знак первичного духовного влечения и последующего физического слипания (ну, куда уж без него), что негласно одобрено свыше, и значится в пособиях по выживанию, как любовь с большими последствиями.

В зависимости же от качества искры, саму любовь, можно разделить на три основных вида: на эбонитово-меховую (упомянутую выше), на конденсаторно-накопительную, характеризующуюся переполнением внутреннего заряда и описанную в летописях, как «любить охота, аж скулы сводит», и на кресало-кремневую, возникающую при весьма ощутимом соударении.

При этом искры, вылетающие из глаз, равно как и постоянное искрение некоторых мечтателей, к любовному феномену отнесены быть не могут, так как имеют иную первопричину, лежащую в областях либо невежества, либо разболтанности конструкции.

Высшим же мастерством двух взаимодействующих любимцев считается трансформация божьей искры в мерцание тлеющего разряда, обозначаемое в романтических сагах, как «любовь до гроба».

И всё бы здесь было логично и понятно, если бы не одно «но». Горение этого самого «… до гроба» требует постоянной разницы потенциалов, так сказать анодно-катодных отношений между перманентно возлюбленными. Именно разницы,… и именно постоянной.

Вожделенное равенство здесь не работает, так как искрить в нём нечему, а тем более долговременно мерцать. Из этого сам собой напрашивается вывод, говорящий о том, что жизнеспособность чувств напрямую зависит от степени «перекоса» зарядов в любовном диполе.

Однако жить в таком постоянном «напряжении» крайне затруднительно, так как это противоречит закону самосохранения. И для того, чтобы сохранить лицо, ячейка, упрямо идущая к серебряной, а то и к золотой свадьбе, по привычке, а может быть и для форсу, называет любовью нечто совсем иное…


***

Эммануил Феоктистович был добропорядочной эфирной сущностью слегка размытых сероватых тонов. И, как любое уважающее себя приведение мужского пола, имел прочную астральную привязанность к своей спутнице, якобы жизни, – Эсмеральде Аристарховне, что являлась яркой представительницей семейства полустабильных призраков.

Связь их была, в дозволенных рамках пылкой и упругой, и длилась уже более семидесяти лунных затмений. Можно сказать, что в них жила сама любовь. Причём в Эммануиле Феоктистовиче из этой любви пребывало начальное, а значит и более напряжённое «лю», в душечке Эсмеральде мягкое, окончательное «вь», срединное же «бо» наполняло собой их астральную перемычку, обеспечивая перетекание зарядов и обоюдное свечение.

В более молодые призрачные годы, в период конденсаторных отношений, их срединное «бо» порою накалялось и до фиолетовой светимости, потому как Эммануил Феоктистович часто бурлил, клубился, а иногда и гусарил, попугивая по ночам суеверных воплощённых граждан. Одним словом, развлекал полустабильную Эсмеральду. Его «лю» при этом разрасталось, а начиная потрескивать, истекало чувствами через перемычку к трепетному «вь».

Иногда в часы его эфирной печали, как-то сама собой происходила инверсия их отношений, и тогда уж возвышалось мягкое окончание  Эсмеральды Аристарховны, и она посылала тонкие, пахнущие духами, энергии своему опустошённому избраннику.

В редкие минуты неизбежных конфликтов, когда энергетические потенциалы подпрыгивали у обоих влюблённых, а астральная пуповина натягивалась в звенящую струну, - утончаясь удлинялось, и само общее «бо», становясь строчкой самого мелкого шрифта – «ббббббббооооооо».  Но вскоре, благодаря эластичности характеров, опасная напряжённость спадала, а лю-бо-вь  вновь принимала свои приятные очертания.

Так продолжалось довольно много земных оборотов. Однако в последнее время и Эммануил Феоктистович и Эсмеральда Аристарховна стали наблюдать в своих призрачных взаимодействиях некие существенные изменения. Перемены эти начались в канун семьдесят первого лунного затмения, а после восемьдесят третьего полностью завершились, явив собой новое качество их отношений.

А случилось так, что начал ощущать Эммануил Феоктистович в своей сероватой сущности розоватые оттенки, принадлежащие его подруге. Та же в свою очередь отмечала в себе несвойственные ей серые побежалости.

Когда же они оба отчётливо осознали, что невольно срослись в общую неразрывную туманность с серо-розовым пятном проникновения, то были несколько удивлены потере привычной астральной пуповины, вместе с которой растворилось и обитающее в ней «бо».

С тех самых пор любые скачки потенциалов, будь те хоть эбонитово-шерстяные, хоть какие другие, они воспринимают этим общим существом, в котором вполне комфортно проживает и новое чувство – мягкая и созерцательно-неспешная «лювь»…