Голубые города. Автобиографическая повесть. Гл. 5

Глава V

Учеба в Нижнедуванской средней школе


В 1972 году я продолжил учебу в Нижнедуванской средней школе. На ту пору там каждый год набиралось по три параллельных девятых и десятых класса. Половину моего 9-Б составили ребята из Маньковки, остальные были из местных. И хотя особых отличников у нас не было, зато класс был дружным, никакой зависти, склок, сплетен не ощущалось абсолютно. Из новых знакомых я вскоре сдружился с Молчан Николаем. Успеваемость у нас с ним была приблизительно одинаковой, раскованностью в обществе ни я, ни он особо не отличались, но общие интересы у нас находились. Меня, правда, возмущало, что он был приверженцем московского футбольного клуба «Спартак», а не ворошиловградской «Зари». Я считал, что других вариантов быть не должно. Областная команда тогда славилась, один раз даже стала чемпионом СССР, и как можно было такое игнорировать. А вообще Николай был парень спокойный, своей фамилии, так сказать, соответствовал. Хотя ему она как раз и не нравилась. Все мне жаловался: «Ну что это такое – Молчан? Вот школу закончу – поменяю на Молчанов». По-возрасту он был от меня немного старше, и его первого призвали в армию; я приезжал на проводы. Затем связь между нами оборвалась, и увиделись мы только через десять лет на встрече выпускников 10-Б класса. Что примечательно, из всех присутствующих там ребят у него одного на тот момент родилось уж два сына. (Я тоже был счастлив, у меня за несколько недель до этого появилась дочь). Проживал мой школьный друг, если мне не изменяет память, в Сумской области. Но это мы забежали далеко наперед.
Одним из любимчиков класса был Дуля Николай. Он играл на гитаре и иногда, прихватив ее в школу, что-нибудь нам исполнял. Как раз в те годы стала популярной песня из кинофильма «Земля Санникова»:

…Есть только миг
Между прошлым и будущим
Именно он называется жизнь.

Здесь мне вспомнилась и другая кинолента – «Генералы песчаных карьеров».  Очень нашумевшая на ту пору картина. Она как-то демонстрировалась в местном кинотеатре, но я, зная о наличии в ней кадров «известного характера» и придерживаясь определенной позиции, ее проигнорировал. Значительно позже, уже в 90-е годы, увидел ее по телевизору. А тогда я любил посещать в Доме культуры библиотеку. Это была первая в моей жизни большущая библиотека. Из выписываемых в ней книг больше всего запомнились толстые, в темно-зеленом переплете романы Фениомона Купера, рассказывающие об американских индейцах. 
Еще один парень из новых товарищей, кого хотелось бы здесь назвать, Савченко Александр. Он хорошо играл в футбол. По другую сторону реки Красной, в районе питомника, находился стадион. Весной и осенью там проходили школьные соревнования по футболу. Среди ребят нашего класса хороших игроков было мало, поэтому на Сашке во многом и лежала вся тяжесть в проведении таких матчей.
С уходом на пенсию предыдущего классного руководителя вести 9-Б было поручено учителю физики – назовем его по имени-отчеству на украинском языке – Олексію Павловичу. Этот человек был уже не молод, характер имел спокойный и в своих поступках ни перед кем и ни перед чем не был зависим. На уроках, бывало, хоть ты всем классом «на головах» ходи, он мог не обращать на это абсолютно никакого внимания. Телосложения он был худощавого и волос на голове почти не имел, отчего у него как-то чересчур сильно торчали уши. Пусть меня простят, но нашего «классного» все ребята в школе называли «Осел». Хотя, как мне кажется, из учителей его уважали как раз больше всех. Каждый из нас в меру своих сил также старался не подвести своего руководителя. Хотя последних мы никогда и «не пасли». И как заметили уже значительно позже учителя, присутствующие на встрече через десять лет, наш класс оказался единственным, который организовал юбилейную встречу выпускников с приглашением туда преподавателей (позже, насколько мне известно, такая традиция у них закрепилась).
И все же лично я учился неважно. Мне уже почти не удавалось решать задачки по математике, физике, химии. Для этого необходимо было помнить и уметь применять множество формул, а я их быстро забывал. Приходилось списывать. Поэтому по некоторым предметам у меня оставалось стабильное «3». В девятом классе я с трудом сдал экзамен по немецкому языку. Оказалось, что хотя в Малоалександровке и было мне кое-что «натолкано» в голову и оно еще как-то держалось в памяти, однако нового почти не добавилось. Даже с физкультурой дела у меня шли не совсем хорошо. Я плохо брал высоту. Бегал не хуже, но и не лучше других. В волейбол и футбол играл тоже так себе... Подтянуться на перекладине мог до пятнадцати раз, легко делал подъем переворотом, но вот через «коня» прыгать не мог, боялся, хотя через «козла» прыгал. Лишь в армии тот страх был как-то преодолен. Кстати, как рассказывал мой отец, он тоже, будучи призван в армию, поначалу не мог взять «коня». Однажды, расстроившись, стоял повернутым лицом к стене. Вдруг слышит, кто-то трогает его за плечо и спрашивает: «Красноармеец, что случилось?» Оборачивается, а перед ним – Буденный. Выслушав, маршал ему приказывает: «Идем к снаряду, ты побежишь первым, я – следом за тобой. Но смотри – не подведи!» Отец говорит, я так разбежался и пригнул, что если бы впереди стоял еще один снаряд, то перемахнул бы и его. Буденный легко прыгнул следом… (Буденный во второй половине 30-х годов занимал пост инспектора кавалерии).
Каждый год в зимний период в школе между старшеклассниками организовывались спортивные соревнования по легкой атлетике. Проводились они в спортзале, и однажды мне доверили представлять наш класс в состязаниях на турнике и брусьях. Вспоминая недавно тот эпизод, Мирошник Николай признался, что был доволен, когда я «не подкачал». 
Относительно неплохие оценки мне иногда удавалась получать по обществоведению и русской литературе. Обществоведение читал сам директор школы, а литературу вела молодая, стройная, с коротко остриженными волосами и немного курносая учительница по имени Раиса Сергеевна. Литературу она любила. В меру своих сил старалась привить эту любовь и нам. Скажем, в обязательную школьную программу не входило изучение поэзии Расула Гамзатова, но она на своих уроках декламировала его стихи. В дальнейшем я, выписывая литературные журналы, обращал внимание на переводы произведений этого дагестанского поэта. А однажды моя искренне обожаемая учительница, прохаживаясь между рядами парт, читала вслух всему классу написанное мною сочинение. Изучали мы тогда поэзию Маяковского. В заключение цикла необходимо было по поэме «Хорошо» написать сочинение. Тема показалась мне интересной, я нею увлекся, и хотелось, чтобы Раиса Сергеевна обратила внимание на мою работу. И так уж получилось – сочинение ей действительно понравилось. Я был на седьмом небе от счастья… Хотя сейчас подозреваю, что тот «труд» вряд ли заслуживал, чтобы его приводить в пример. Эпиграфом к нему я взял строку из той же поэмы, которая гласила: «Жизнь хороша – и жить хорошо!». Уже в нынешнее время, знакомясь несколько глубже с историей СССР двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия, я просмотрел поэму. Как же далеко представленная выше строка уводит в сторону от действительного отображения автором реальных событий того периода, как, впрочем, и сути самой истории времен революции и первого десятилетия советской власти. Но… не будем о политике… Оказывается, Мирошник Николай, а он в жизни вообще очень активный парень, после окончания школы длительное время поддерживал с Раисой Сергеевной дружеские отношения. Как-то даже она и ее муж побывали у него в Луганске в гостях. 
Интернат Нижнедуванской средней школы включал в себя два здания. В старом, довоенной постройки двухэтажном особняке, проживали девчонки, в одноэтажном – мальчишки. Кроме маньковцев и моих земляков из совхоза «Родина», в интернате обитали ребята нескольких сел, расположенных в окрестностях Нижней Дуванки. Первые недели пребывания в новом коллективе для меня оказались весьма драматичными. Я и один мой земляк, не буду называть его фамилию, попали к верхнедуванцам. Всего в той комнате было поселено около десяти человек. И вот с самых первых дней десятиклассники верхнедуванцы начали устраивать что-то наподобие армейской «дедовщины». Своеобразной подпиткой тому служило периодическое посещение комнаты, путем проникновения через окно, кого-нибудь из старших друзей главенствующей группы. Из самого безобидного, что там творилось, это, например, принуждали громко прокукарекать на весь интернат. Против тех же, кто такие требования выполнять отказывался, организовывались, иногда даже совсем не безобидные, потасовки. Кроме того, по ночам спящим школьникам устраивались «велосипеды» – это когда между пальцами ног или рук вставляется кусочек бумаги и поджигается; в результате у человека образовывается болезненная рана, похожая на водянку.
Товарищ, с кем меня поселили, быстро сообразил, что, исполнив некоторые «уставные» процедуры, сможет легко втереться в доверие к этой шайке. Вскоре он уже сам ставил «велосипеды» и хохотал над мучениями очередной жертвы. Я же в таких компаниях всегда оказывался «белой вороной». Замкнувшись в себе, ни с кем не общался, когда же начинали доставать – оказывал сопротивление. Сколько времени так продолжалось – точно не скажу. Может, месяц, может, больше. Не добившись уступок в своих глупых требованиях, те друзья начали стеречь меня ночью, из-за чего я постоянно недосыпал. В конце концов нервы мои не выдержали, и я как-то ночью, собрав постель, ушел к маньковцам. Разложив матрас на полу их комнаты – в той, где готовились уроки, – уснул. Возможно, я предполагал, что рано утром опять возвращусь на свое место. Но рассвет я проспал, а когда, проснувшись, открыл глаза, увидел, что у моих ног, полукругом, стоит группа ребят и с удивлением таращатся на меня. Товарищи обо всем рассказали воспитательнице интерната Маленькой (настоящие ее имя и фамилию мне вспомнить не удалось). В тот же день я был вызван к директору школы. Ступить в кабинет директора для меня на ту пору являлось, пожалуй, не меньшим испытанием, чем продолжать терпеть издевательства той оравы; ведь что управляющий отделением, что директор школы для меня тогда представлялись недосягаемым начальством. Но все когда-нибудь кончается… Молча, простояв перед пытавшимися вызвать меня на откровение педагогами, я был отпущен восвояси. Несмотря на это, в тот же день в комнату к маньковцам была внесена еще одна кровать, и с тех пор я стал жить со своими ребятами.
Там, где я поселился, одним из самых уважаемых учеников был десятиклассник, которого все без исключения называли по имени-отчеству – Василий Данилович. Вот уж как иногда судьба с раннего возраста ведет человека по жизни. В дальнейшем Стешенко окончил пединститут, работал учителем, затем директором школы. Сначала занимал эту должность в селе Свистуновка Сватовского района, потом в той же Нижней Дуванке.
В комнате у ребят находилось много спортивного инвентаря – гири, гантели, эспандеры, мячи... Ловко бросали гири некоторые из старших товарищей, хотя не отставали от них и мои одноклассники – Тарануха Алексей и Тельной Николай. Одновременно в среде активных ребят проходили различные дискуссии на общественно-политические и другие темы. А с приходом весны мы по утрам начали заниматься бегом: необходимо было готовить себя к службе в армии. Сделав несколько кругов по аллеям школьного парка, не сбавляя темпа, через огороды направлялись к реке. Там в течение нескольких минут купались в прохладной воде. По возвращению в корпус следовало умывание и интенсивное растирание.
Хочу сказать, хотя и произошел тот досадный эпизод с верхнедуванцами, тем не менее в жизни я встречал много замечательных людей. Другое дело, когда ты сам или не соответствуешь их уровню, или просто не ценишь этого. А может, и то, и другое… Увы, значительно раньше надо научиться разбираться в людях, а не тогда, когда, двигаясь по тротуару, с расстояния пятнадцати метров уже не узнаешь человека. (Это я к тому, что как-то мы поссорились с Тельным; позже помирились и дружим доныне, но спрашивается: о чем я думал тогда?)
…В мальчишечьем корпусе была оборудована «Красная комната». В ней стоял телевизор, а в книжном шкафу находилась собранная на добровольных началах небольшая библиотека. Я туда сдал (в другой раз об этом бы и не вспомнил) свою домашнюю книжечку «Мільйонери з порожніми кишенями». Там же на небольшом лакированном столике, которыми раньше комплектовались кафе и столовые, были разложены регулярно пополняемые заведующей несколько подшивок газет и журналов. Самыми интересными для меня представлялись журналы «Красная звезда» и «Наука и жизнь». В иные вечера, лишь интернат засыпал, я уединялся в той комнате и что-нибудь читал. В журнале «Наука и жизнь» регулярно печатались логические задачи, и, бывало, просидев над такой головоломкой какое-то время, мне удавалось ее решить. Это казалось большой победой, так как те журналы издавались на весь Союз.
После ужина все обычно собирались у телевизора. Приходили и девчонки. Тогда впервые для широкой аудитории был показан многосерийный художественный фильм «Семнадцать мгновений весны». Хочу отметить такую деталь. В фильме исполняется две песни: «Мгновения…» и «Боль моя, ты покинь меня…». Однажды я услышал, как мои землячки, Супрун Люба, Крайнюк Вера, Жестовская Люда, по окончании просмотра обсуждали вторую из названных здесь песен. Она им нравилась. Меня же это вынудило призадуматься – почему-то я в фильме обращал внимание на другую песню… Впрочем, здесь вспоминается и обратный случай. В комнате, куда я поселился, в той ее половине, что предназначалась для подготовки уроков, находилось сетевое радио. Оно почти всегда было включенным, и лишь ложась спать, его звук ребята немного уменьшали. Однажды там прозвучала песня из телевизионного художественного фильма «Тени исчезают в полдень». Мне тот фильм и песня, исполняемая в нем, очень нравились. Но вот Тарануха Алексей, а он играл на гармошке и баяне, заметил, что музыка у песни хорошая, а слова неважные. Я до глубины души был возмущен тогда и не могу понять доныне, как можно такие прекрасные стихи называть плохими. Приведу несколько строк:

Гляжу в озера синие,
В полях ромашки рву…
Зову тебя Россиею,
Единственной зову.
Спроси-переспроси меня –
Милее нет земли.
Меня здесь русским именем
Когда-то нарекли.

И далее:

Не знаю счастья большего,
Чем жить одной судьбой,
Грустить с тобой, земля моя,
И праздновать с тобой!

Добавлю несколько слов об авторе произведения. Поэт Игорь Шаферан родился в 1932 году в Одессе. Механиком плавал на китобойной флотилии. Позже окончил Литературный институт им. Горького. Им написано множество прекрасных стихов, которые были переложены на музыку, а упоминаемая здесь песня даже предлагалась как вариант государственного гимна России. Умер он в 1994 году. По мнению дочери поэта Анны, отца «убил капитализм»: он не смог приспособиться к новым реалиям и умер от болезни.
Но вернемся к жизни в интернате.
…Полюбил я девушку из параллельного «А» класса Янголенко Любу. Она была уроженкой села Полтава Сватовского района, о котором мне абсолютно ничего не было известно тогда, не известно и сейчас. Проживала в интернате и училась в одном классе со своей сестрой Валей, они были двойняшками. Люба была среднего роста, шатенка, со смугловатым лицом и безумно голубыми глазами. Много воды с той поры утекло, сотни и тысячи девушек и женщин я встречал, но таких голубых глаз, наверное, не видел никогда. Разумеется, Люба и не подозревала, что я в нее влюблен. Куда там!.. Никогда в жизни мне не забыть такой случай. Хотя мы и ночевали по разным корпусам, но самоподготовку проходили вместе – девчонки и мальчишки. Кстати, я не упомянул, в Нижнедуванском интернате проживали не только учащиеся девятых и десятых классов, но и ребята младших возрастов – из тех сел, где существовали одни начальные школы. Для занятий дирекцией было выделено две аудитории: одна для младших классов, другая для старших. Все старшеклассники собирались вместе и готовили уроки как раз в моем классе. Девчонки были дисциплинированные и самоподготовку посещали регулярно. Я же в те месяцы был от Любы без ума и не пропускал ни дня, чтобы ее не увидеть… Как-то она начала садиться за ту парту, за которой на уроках располагался я. Однажды я принес в класс несколько маленьких цветочков – не помню, то ли это были подснежники, но крохотный букетик у меня соорудить получилось. По окончании уроков установил приготовленный сюрприз на столе парты. Вечером, когда все расселись, Люба, увидев букетик, возьми, да на весь класс и скажи: «Девчонки, смотрите, кто-то мне цветы подарил! Никто не знает, кто здесь сидит?» Случилось так, что на ее вопрос никто не среагировал, а Люба больше не переспрашивала. Я же, находясь от нее за четыре шага, сидел ни живой ни мертвый…
Мне лишь однажды довелось немного пообщаться с этой девушкой – когда брал у нее почитать в порядке внеклассного чтения роман Горького «Мать». Вполне нормальная... А вот я…
Далее хочу сделать небольшое отступление. Пусть здесь будет размещено стихотворение, написанное в честь всех тех девчонок, кто провел со мной школьные годы и оставил в моей памяти самые прекрасные воспоминания.

Сквозь пелену ночей и дней косматых
У берегов, где бездна на краю,
Я гимн пою безумным тем девчатам,
Кто так врывался в молодость мою.

Бросая взгляд, то пламенно, то гордо,
То обходя, то обернувшись вмиг,
Не с вас ли, девки, писаны джаконды?
Ах, сколько было рядом вас таких...

Беспечны, чувственны, смешны, упрямы,
Игривы, радостны, грустны,
Окутав душу нежными ветвями,
Вели меня вы стежками весны.

От бантиков, косичек и веснушек,
От клякс чернильных, с той еще поры,
С троих девчонок выбиралась лучше,
И не было конца такой игры.

Вот, кажется, чего уж тут: – Тетрадку?..
Красиво очень-очень… подписать?
Взяла… Склонилась… Пишет… И украдкой
Ты профиль будешь нежный наблюдать.

Лишь пару слов… Лишь чуточку общенья…
И сердце словно в вальсе закружит.
Вольется мигом столько ощущений,
Когда начнешь с девчонкой ты дружить.

Иль вот опять – с урока физкультуры,
Желая будто что-то доказать,
Она тебе гранату так «зашпурит»,
Что сам физрук шаги умчит считать!

Вот чем измерить все эти отрезки?
То восхищенье. Муки те о них.
О нет, нет, нет!.. Не храмы и не фрески…
А лишь один ресничек взлета миг…

Ранее я обмолвился, что из нашего класса в отличниках никто не значился. Это верно. В то же время местная девушка Гайворонская Надя занималась довольно успешно. (Еще хорошо учился ее земляк Сергей Ромас). И вот Надя и ее подруга Тарашевская Рая меня приятно удивили, когда встал вопрос об организации выпускного вечера (они же через десять лет обеспечили и встречу выпускников). У одной из них – не скажу точно у кого – во дворе дома мы и провели свой последний выпускной вечер. Все танцевали, пели, играли в «бутылочку», только мы с Молчаном, а может, больше я один, держались от этого несколько в стороне. Кто-то из девчонок пробовал затащить меня в круг, взбодрить, но такой уж я есть: ни петь, ни танцевать, ни веселиться, как другие, никогда не умел.
Ночевать меня забрал к себе Молчан. В тот вечер впервые в жизни меня потянуло закурить. Колька дал сигарету, но после первой или второй затяжки я так закашлялся, что пришлось отказаться и от этой затеи...
Кто сообщил мне о встрече через десять лет – точно не помню. На ту пору моя супруга с нашей крохотной дочуркой находились у тещи, и я прямо оттуда, автобусом, отправился в Нижнюю Дуванку. Еще на подступах к школе сквозь листву деревьев к слуху донеслась веселая мелодия песни «По камушкам». А попав во внутренний двор, увидел такую картину: возле входа в женское общежитие, сидя на стуле, играет на баяне Тарануха Алексей, а Тарашевский, стоя от него по левую руку, поет и в такт музыки размашисто дирижирует. «Артистов» окружали парни и девчонки моего класса… Тут же, на первом этаже общежития, был накрыт стол. Когда все расселись, кто-то из учителей негромко сказал, что вот, мол, ваш класс весь в полном здравии, а из других некоторые уже ушли из жизни. Слушать такое было очень грустно… Затем каждый поднимался и вкратце рассказывал о себе и своих достижениях. Для меня самым большим достижением, успехом, счастьем, все равно, как это назвать, было рождение нашей дочери Лены, Ленуськи.
На встрече присутствовала и моя любимая учительница Раиса Сергеевна. Тогда она была уже завучем, а немногим позже, говорили, стала директором школы.
Домой мы возвращались по темному, плотно набившись в кабину машины ЗИЛ-130, на которой доставил одноклассников Тельной Николай. Ребята сначала забросили меня в Петровское и лишь потом направились к себе в Маньковку.