Рута майя 2012, или конец света отменяется 35

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЮКАТАН. ТРАССА MEX-186

Томина в тревоге прислушивалась к разговору.
– Да ладно! Не может быть!...Как это произошло?...Держитесь там!
Беловежский затих и сидел отрешенный.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила Марина.
– Ребята разбили машину.
– Как?

– Сами не понимают. Мистика твоя, не иначе, – с горечью проговорил Александр. – Они в Эскарсеге решили перекусить на тихой узкой улочке. Припарковались возле кафе. Было светло. Дорога совершенно свободная: ни машин, ни препятствий. Отъезжали, когда уже стемнело. Впереди не заметили бетонный блок, неизвестно как туда попавший, словно кто-то выкорчевал бордюр и кинул на проезжую часть. Разнесли об него колесо вдрызг. Машина к передвижению непригодна. Камило был за рулем. Он и разбирается там с формальностями. К счастью, машина застрахована, принадлежит Центру эпиграфики Кнорозова. В Плайю поедут на автобусе. Бедолаги!
 
– Какой кошмар! Не дай бог!
– Да бред какой-то! – в сердцах вскричал расстроенный Беловежский.
Ехали молча, погруженные в невеселые думы.
– Воистину не надо ехать в темноте! – прервал Саша молчание, грустно усмехнувшись. – Что-то силы зла распоясались!
– А мы-то с тобой осмелели не на шутку! – воскликнула Марина. – Едем опять ночью в полную неизвестность.
– Мы вместе, нам не страшно! Мы викинги! – хорохорился Саша.
– В целом, видимо, да, – согласилась Марина. – Да нам уже не привыкать в никуда во мраке… – Она помолчала и добавила: – Но как-то некомфортно после таких происшествий. Может, мы уже на трассе поищем ночлег, не доезжая до неведомого Кохунлича и его коттеджей.

Замаячил пограничный пост между штатами.
– Испытаем судьбу. Как здесь с грингами? – ухмыльнулся Саша. – Э-э, да они тут всех подряд тормозят.
– Почему?
– Во-первых, темно, как мы уже заметили. Во-вторых, въезжаем в штат Кинтана-Роо, который граничит с Белизом. Это одна из наркоопасных зон в юго-восточной Мексике, – пояснил Саша.

Машину остановили. Вежливо, но внимательно изучили ее содержимое. В чемоданы не полезли, но сокровища рюкзаков рассмотрели с пристрастием. Тем временем Беловежский развлекал военных рассказом о далекой стране России и ее стольном граде Москве. Когда их доброжелательно готовы были отпустить, Марина решила уточнить:
– Мы направляемся в Кохунлич. Есть ли там коттеджи?
Мексиканцы переглянулись. Один из них уверенно сказал:
– Есть кабаньяс, точно есть.

Через несколько километров забрезжил тусклый свет населенного пункта.
– Ну что, попытаем счастья? – предложил Александр. Марина кивнула, и на заправке Саша побежал выяснять варианты ночлега. Вернулся разочарованным:
– Здесь нет отелей. Обещали отель в каком-то Франсиско-Вилья. Но заверили, что в Кохунличе, прямо перед археологической зоной есть кабаньяс.
Марина сверилась с атласом:
– Франсиско-Вилья – это как раз где поворот на Кохунлич.
Но там их также постигла неудача.
– Ничего. Время детское: всего девятый час. Поворачивай! – бодро заявил Саша. – До городища несколько кэмэ.

Они свернули с трассы, и цивилизация немедленно закончилась. Неширокая дорога пролегла по джунглям и, казалось, пережила бомбежку. Томина резко снизила скорость и ползла, старательно объезжая выбоины, в темноте колесами прощупывая почву, словно передвигалась по болоту.
– Включи дальний свет. Машин здесь нет, дурных нема по такой дороге кататься, – посоветовал Беловежский.
– О боже! – не удержалась от возгласа девушка, когда дальний свет вырвал из тьмы предстоящий участок пути. – Рытвина на рытвине.

– Да уж, какой-то локальный конфликт с точечными бомбовыми ударами пронесся над этим шоссе.
– Батюшки! Указатель на аэродром! – вскричала девушка.
– Дюже покосившийся и ржавый. Может, недействующий? – засомневался Саша.
– Как же они туристов возят по этой дороге?
– Наверно, на вертолете до аэродрома…
– Но и дальше дорога не лучше.

 Впереди забрезжил свет. Они въехали на отремонтированный кусок дороги. Направо и налево вверх убегали узкие асфальтированные дорожки, понизу отделанные  изящными светящимися фонариками. Щит возле дороги приглашал получить все тридцать три удовольствия в отеле «The Explorean Kohunlich».
– Пафосно! Явно не кабаньяс, – хмыкнул Александр. – А мне обещали, что возле археологической зоны непременно будут коттеджи.
– Давай посмотрим этот отель. Так хочется уже куда-нибудь приехать. И я волнуюсь за сохранность машинки на этой дикой трассе, – взмолилась Марина.

По освещенной дорожке они поднялись в рай  и притормозили возле огромного фонтана с плавно переливающейся через край с тихим журчанием водной гладью. За фонтаном под высоченным пальмовым шатром немногочисленные отдыхающие вальяжно завершали вечернюю трапезу и допивали свои прохладительные напитки. Повсюду сновал туда-сюда персонал в белоснежных одеждах.
– Пафосно! – повторил Саша и отправился на разведку.

– Не вопрос, – вернувшись, с веселой иронией заявил он. – Всего за 400 доляриев за ночь этот рай наш.
– 400 долларов? За ночь? – не поверила Марина. – Поедем искать кабаньяс!
– Видимо, только отель не бомбили, – сострил Саша, когда они съехали на основную дорогу и продолжили зигзагообразное лавирование между ямами.
– Тормозни, – вдруг велел Беловежский. – Здесь справа вроде открытое пространство и там что-то светится вдали. Не коттеджи ли вожделенные?
– Жутковато! – призналась Томина, разглядывая далекий мерцающий огонек. Он, точно тлеющий уголек, то разгорался ярче, то угасал.
– Как будто одинокая свеча!
– Бррр! Этот неровный свет создает глюки. Мне померещилась белая фигура, – поделилась Марина. – Ты не видел?

Марина зажмурилась, снова открыла глаза. Где-то вдалеке ей чудился летающий белый силуэт.
– Да. Глюк! Видимо, глаза так реагируют на мигающий свет. Страшноватенько! Не похоже на туристическое место, – поддержал Александр. – Едем дальше!
Когда машина тронулась, Саша попытался разрядить обстановку:
– Гримпенская трясина. «Там на болотах скрывается убийца Селдон. И они его кормят»/Цитата из фильма «Собака Баскервилей»/. Ха-ха-ха!
– А там есть болота?
– Какая-то вода точно имеется. Есть речушки, всякие водоемы, запруды, озера, в общем, агуады,  вероятно, оставшиеся от ирригационных экзерсисов майя, – предположил Саша.

Внезапно джунгли сгустились и сомкнулись над головой. После щита с надписью «Кохунлич» машина уперлась в закрытые ворота археологической зоны.
– Прибыли-с, – присвистнул Беловежский.
– Что делаем? Где спим? За 400 долларов?
– Может, в Четумаль махнем? Выдюжишь еще примерно 70 кэмэ?
– Думаю, да. Лишь бы сэкономить 400 баксов.
И Марина начала аккуратно разворачиваться на узкой дороге между густыми зарослями.
– Такая мистическая красота! Как ты любишь! – воскликнул Александр. – Остановись. Я попробую это запечатлеть. Опа! Задними фарами мы осветили щит «Кохунлич». Глянь!

Зловещим красным отсветом окрасилось  название городища, выделяясь из черноты джунглей, и полукруглым шатром нависли гигантские лапы пальм над уходящей в ночной мрак дорогой.
– Жуть и красота! – с этими словами Саша вышел из машины.
Томина тоже схватилась за фотоаппарат и пыталась заснять кусок дороги, освещенный дальним светом фар. Джунгли создали туннель, плотно подступив к дороге, и обилие ветвей воздвигло над ней романский свод.
– Инфрамундо, – пролепетала девушка.
Там, куда не достигал свет, дорожная лента терялась, пожранная тьмой, словно там зияла черная пасть пещеры.
Беловежский долго мостил свой фотоаппарат на двери машины, бормоча что-то о том, что в темноте надо бы снимать с опоры:
– А вот так еще? Нет. Так будет лучше. Опять рука  дрогнула. А если на капот?

Неожиданно послышался неясный звук, будто чей-то болезненный вздох или всхлип. Потом громче и яснее, он превратился в заунывный женский плач.
Марина похолодела и крикнула:
– Сашка! В машину!
Но он и сам уже услышал этот странный звук и ринулся внутрь. Громко захлопнув дверь, он прошипел:
– Гаси фары!

Марина повиновалась. И они утонули в полном мраке.
А между тем плач сменился рыданиями, надрывавшими душу.
– Это она? – одними губами спросила Марина.
 – Это Льорона , – прошептал Саша.
– Ты что? Ты же не веришь в эти сказки?
– Не верю. Ты права! Этого не может быть.
Плач с завываниями повторился, и стали отчетливо слышны слова страдающей от горя женщины:
– ;Mis hijos! ;Mis hijos!/(исп.)Мои дети! Мои дети!/
–…Но оно есть! – лепетал Саша. – Она пока далеко.
– А кто это?
– Призрак. Страшный. Я потом расскажу.

Женщина стенала от горя, зовя своих детей. Кровь стыла в жилах от ее завываний. Наворачивались слезы, и возникало непреодолимое желание прийти к ней на помощь и хоть чем-то утешить ее. Звук начал затихать, будто отдаляться.
– Мы же в машине, нам нечего бояться? – ни жива ни мертва от страха, хорохорилась девушка. – Уходит?
– Нам нечего бояться просто потому, что бояться категорически нельзя, – шепотом наставлял Александр. – Только она не уходит, наоборот, приближается.
– Как? Слышишь, она почти затихла.
Последние стоны и всхлипы вдруг резко смолкли.

Неожиданно Беловежский выдохнул:
– Она здесь! Прямо над нами! Валим! Свет! И поехали! Быстро! Поем громко по-русски! – и заорал что есть мочи:
– Ничего не свете лучше не-эту,
  Чем бродить друзьям по белу све-эту…
Томина врубила фары, отчаянно нажала на газ и завопила дурным голосом:
– Тем, кто дружит, не страшны тревоги!
  Нам любые дороги доро-оги!
– ;Mis hijos! ;Mis hijos! – срывающиеся рыдания Льороны становились громче, будто пытались перекрыть их песню.

– Уходит, – шепнул Саша. – Поем дальше.
– Поем, – покорно откликнулась Марина, чувствуя, как дрожат руки, колотится сердце и немеют ноги. Машина несколько раз попадала колесом в яму. Беловежский чертыхнулся и предложил:
– Давай я подменю тебя на этой адовой дороге. На трассе поменяемся обратно.
– Страшно выходить из машины. Тишина. Вдруг она здесь над нами?
– Но мы ее не боимся! Всех убить, все отнять, мы викинги! – и Саша наигранно грозно захохотал. – Наоборот, мы запугали ее своим задором, и она убралась в свои болота.

– Опять болота?
– Ну, водоемы. Давай меняться. И я расскажу тебе ее историю. Кстати, где наша ни пропадала! Не дадим ей возможности до нас добраться. – И он перелез на заднее сиденье, скомандовав: – Перебирайся на мое пассажирское местечко. Я нагрел.
Марина повиновалась. Ракировка была завершена, и Саша радостно заключил:
– Ура! Наконец-то, мне удалось свергнуть тебя как водителя. Пришлось применить запрещенный прием и до смерти тебя напугать.
– Тебе удалось, – признала Марина  и заметила, как у него дрожат руки. Конечно, он храбрился, и она решила, что ей почудилось.

За окном слышались заунывные завывания, не то стенания, не то вой ветра.
– Расскажи мне, кто это был. И как случилось, что ты, приверженец научных фактов, в это поверил?
– Это Мексика! – вздохнул Саша. – Приходится поверить.
Он потихоньку поехал и осведомился:
– Льорона не заставит нас остановиться в отеле за 400 баксов?
– Нет, тем более она здесь летает. Едем в Четумаль.
– Как скажешь, – и он успокаивающе добавил: – Отдыхай, Мариночка! И слушай.

Он начал рассказывать медленно и с выражением, как отец, убаюкивающий дитя сказкой. Марина закрыла глаза и ощущала, как затихает отчаянно колотившееся сердце, как оттаивают заледеневшие от жути руки и ноги. Она с удовольствием слушала Сашин голос и думала о том, что заботливые интонации родителя рождают в ее душе еще более крепкое чувство привязанности к своему попутчику. Она еще боялась признаться себе до конца, но подсознание уже нашептывало ей, что речь идет о любви.

«Речь пойдет о любви. В мексиканской деревне жила-была бедная девушка по имени Мария. Она была необычайно красива. Нежная персиковая кожа. Бездонные миндалевидные темные глаза. Шелковистые черные волосы. Походка ее была невесомой, движения грациозны. Деревенские парни сходили по ней с ума. Многие готовы были жениться на ней, не взяв ни песо приданого. Но девушка отшучивалась, звонко и просто смеялась в ответ на предложения руки и сердца, так что никто даже не обижался, принимая ее простодушие.

Мария выросла в бедной семье. Но между отцом и матерью всегда царила любовь. Вместе с остальными детьми, ее братьями и сестрами, она с детства наблюдала эти трепетные отношения своих родителей. Это вселило в нее глубокую веру в то, что в один прекрасный день и она встретит свою настоящую любовь: того единственного, с кем она захочет связать жизнь, и чтобы на всю жизнь.

Однажды она стирала у реки, стоя босиком на прибрежном валуне, подоткнув подол юбки и обнажив стройные смуглые ноги. Она услышала топот копыт и оглянулась. Белый конь стал на дыбы, внезапно остановленный своим наездником. Она обомлела. Вот с коня спешивался Он, тот самый, единственный. Он был богато одет, ухожен и отчаянно красив.
– Красавица! Правильно ли я еду до города?
– Да, – девушка одернула юбку и стояла в растерянности.
Он приблизился, сорвав полевой цветок:
– Это тебе, возьми.

Мария смутилась, обтерла мокрые руки о старенький, опрятный и вышитый ею самой уипиль, взяла цветок и пролепетала слова благодарности. И вдруг неожиданно Он поскользнулся и, стараясь удержать равновесие, оперся рукой о траву.
– Ой, – Он поморщился, – колючки! Помоги мне, пожалуйста. Кажется, одна вонзилась мне в руку.
Девушка сошла с камня на сушу и взяла Его руку своими, еще влажными, но прелестными руками. Осторожно она вынула колючку. Пошла кровь, и она неожиданно приникла губами к Его руке, слизывая капельку крови. Поколдовав над ранкой и остановив кровь, она отпустила Его руку и отошла.
– Как зовут тебя, спасительница?
– Мария, – робко отвечала она.
– Скоро увидимся. А сейчас мне пора.

Он ускакал. Но сдержал слово. Они встречались у реки, и Он клялся ей в любви. А она верила. Не может же лгать Он, один единственный на свете, ее любимый.
Он взял ее в жены на радость родителям и на удивление всей деревни. Он увез ее в  свою асьенду. Он холил и лелеял ее. И, казалось, не было предела их счастью.
Но что-то случилось, когда она родила детей: двух мальчиков-двойняшек. Он стал мрачен, реже ласкал ее, часто не ночевал дома. Он стал срываться на крик и даже поднял на нее руку. Она не понимала, чем вызвана такая перемена в ее возлюбленном супруге.

Да, Он взял ее из бедной семьи, без приданого, но теперь она подарила Ему сыновей. Наоборот, Он должен был бы еще сильнее привязаться к ней. Шло время. Он совсем отдалился от нее. Однажды, в порыве скандала Он выкрикнул, что она любит детей больше, чем Его, что она променяла Его на детей, что, родив их, она все испортила. Это была настоящая ревность, но ревность яростная, разрушительная, сжигающая любовь.

Мария горько плакала, пыталась разговаривать с мужем, говорить Ему, что дети – лишь подтверждение ее огромного чувства, объяснять, что нельзя сравнивать любовь к детям с любовью к их отцу. Он зловеще тогда расхохотался и ответствовал, что поверит в ее любовь только, если она будет способна убить детей.
Она испугалась, что Он сошел с ума, что Он сам убьет мальчиков из ревности. Она собрала детей и возвратилась в отчий дом.

Шли месяцы. Мария отчаянно страдала. Он снился ей прежний, ласковый, предупредительный, нежный. Во сне Он звал ее вернуться и говорил, что не может жить без нее и без их малюток.
Однажды днем она гуляла с детьми возле реки. Она часто приходила сюда, на то место, где впервые встретила Его. Ей казалось, что если сон ее вещий, то Он придет непременно сюда.

И, о чудо, она заслышала топот копыт и заприметила белого коня. Правда, за ним шел гнедой жеребец, на котором восседала красивая богатая женщина.
Он подъехал к Марии и изрек:
– Ты сделала свой выбор. Ты выбрала детей. Ты доказала мне, что любовь твоя была ложью. Ты, неблагодарная тварь, которую я вытащил из грязи и нищеты! Я бросаю тебя навеки и женюсь на благородной женщине.

Мария испытала сразу целую гамму чувств от негодования и досады до растерянности, страха и боли. Но главное было чувство всепроникающей любви и безвозвратной утраты. И в одночасье у нее помутился рассудок. Она вскричала:
– Ты не веришь мне? Так смотри же! Я люблю тебя одного!
Она схватила мальчиков за руки, потащила их к реке и, встав на тот самый валун, погрузила их в воду с головой. Она воздела руки к небу и страшно возопила:
– Я люблю тебя одного!

Бурная стремнина уносила тела двух малюток прочь. Всадники в ужасе ускакали, чтобы не иметь к этой трагедии никакого отношения. А Мария пришла в себя, разум вернулся к ней, и она вскричала:
– О Боже! Верни мне моих детей! Где мои дети?
Она шагнула в воду и ныряла до тех пор, пора силы не оставили ее, и река потащила ее бездыханное тело вслед за малышами.

Он вернулся поздно. Было душно и, желая освежиться, Он направился через парк к реке. Не доходя, Он увидел Марию. Ее прозрачный силуэт в белом уипиле колыхался над тропинкой. Он зажмурился. Видение исчезло. Но послышался горький женский плач, переходящий в рыдания, и сквозь всхлипывания Он различил слова:
– Мои дети! Где мои дети?

Голос удалялся. И Он подумал, что это плод Его больного воображения, взбудораженного тяжелыми впечатлениями этого дня. Когда голос окончательно затих, страх пронизал все Его существо, холодными клешнями схватил за сердце и больно сжал его так, что глаза выкатились из орбит.
Утром Его нашли совершенно безумным. Он сидел на тропинке в парке и беспрерывно испуганно шептал:
– Льорона, Льорона.
Но иногда Он забывался и произносил:
– Люблю тебя, Мария!

С тех самых пор призрак Льороны, плачущей женщины, бродит по земле, не находя успокоения. Она мечется возле рек и водоемов в поисках своих детей. Она ловит и топит чужих малышей, стараясь тем самым выменять своих детей у водяных демонов. Но так и найдя своих мальчиков, снова и снова она плачет и стенает в ночи. Она губит тех, кто попадается на ее пути, проникая в их души и отнимая разум, а то и жизнь.
Поговаривают, чаще всего Льорона появляется в грозовые ночи. Гроза рвет ей сердце на части, и рыдания ее, полные тоски и отчаяния, разносятся по всей округе, заглушая шум дождя и вой ветра».

Томина открыла глаза. Беловежский молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Она огляделась, пытаясь оценить, сколько еще ехать до трассы, и в заднем стекле ей померещилась зарница.
– Поспала? – спросил Саша. – Сон – лучшее лекарство от страха.
– Ты видел зарницы? – ответила она вопросом на вопрос.
– Да, похоже, гроза там, откуда мы едем. Зарницы там просто шабаш устроили и ветрище сильный за окном.
– Трасса впереди.
– Так точно. Ты готова сменить меня? Видишь, отдаю руль добровольно? – пошутил Саша.
– Спасибо! Я тронута.

Гроза какое-то время сопровождала их, сверкая зарницами  в пассажирское окно и угрожая раскатистым громом. На большее она не отважилась. Дождь им не помешал, и трасса оставалась сухой.
– Значит, нам не померещилось? – спрашивала Марина.
– Видимо, нет, – вынужден был признать Александр. – И гроза тому подтверждение.
– А не наоборот? – спросила девушка.
– В смысле?
– В том смысле, что мы грозу приняли за Льорону.
– Все может быть. Давай думать именно так. Спасибо за подсказку! А то я начал терять чувство опоры.

***
– Альтисимо!
– Педро, наконец-то, какие новости?
– Плохие.
– Что опять?
– Мои люди устроили им аварию в Эскарсеге, чтобы задержать, как вы просили. Но…
– Говори уже!
– Машину-то они разбили, однако там не оказалось тех русских, за кем мы охотимся.
– Что это значит?
– Это может означать две вещи. Либо они уже нашли васиху и возвращаются с ней. Либо мои эхекуторы упустили их в Паленке.
– Тьфу, откуда у тебя столько идиотов? Ладно. Будем думать, что второе. Вероятно, они на своей машине. Скорее всего, где-то уже в штате Кампече. Ты на пути?
– Да.
– Я пока задействую своих надежных людей. Дам тебе знать, где они. Мы не должны их упустить, понимаешь ты это?
– Да, Альтисимо!