Не считая себя

Это все произошло удивительно быстро. Я не понял тогда, на что согласился, на что подписался. Бойся своих желаний – прошу, помните этот завет мудрых, и не играйте с жизнью, не испытывайте ее огнем безрассудного азарта. Жизнь – сурова. Тут опасно поддаваться легкомыслию, опасно рассчитывать на благосклонность высших сил. Человеколюбивый Бог – не шутка ли? Искушали, запутывали и наказывали с начала времен. Мало что поменялось.  А человек, как известно, слаб. Но мы здесь, в этом мире, для того ведь, чтобы стать сильнее, закалиться. И тогда надо быть верным своей судьбе, не отступаться от пути, пусть даже неизвестно куда он ведет. И даже если пустыня, и даже если буря – не отступаться, малодушно не жаловаться на свою долю. Кто поддался и опустил руки – труслив, но кто думает, что может изменить судьбу – опасно наивен.
Может, моим посланием кто-то поймет это, и ему станет легче. Я же понял слишком поздно, ведь все произошло так удивительно быстро…

Часть первая

1

Поезд Москва-Пятигорск. Я сижу у окна и провожаю взглядом невзрачные осенние пейзажи поредевших кривоватых деревьев, холодных безлюдных станций, небольших поселков с деревянными домами. Эти ссутуленные постройки, доживающие свой век, особенно навивают тоску.
Командировочные поездки, которые выдавались не так уж часто, всегда были некоторой отдушиной, когда можно на время освободиться от навязчивой пыли огромного бетонного лабиринта. Как и многие, я устаю от этой спешной возни. Да, жизнь в большом городе никогда не радовала меня, и, уезжая далеко, я нисколько не испытывал потребности вернуться и не начинал видеть в оставленной на какое-то время жизни что-то по-настоящему ценное. Никогда не задумывались, а что такое ценность в самом деле, и почему у разных людей они - разные? Я думаю, что ценим мы по-настоящему то, что любим. А любовь - такая превратная и непонятная штука. Или она становится непонятной, когда мы вырастаем и отвыкаем с открытым сердцем переживать все, что с нами происходит, разучаемся искренне чувствовать..   
А в детстве я всегда любил поездки, и тогда все казалось таким необычным, таким новым. Куда девается эта необычность..? Очередной вопрос без ответа. Правы были древние философы, когда говорили, что путь к мудрости начинается с удивления. А чему можно удивляться человеку, которому скоро пойдет четвертый десяток? Некое подобие стабильности (а ведь мужчина должен – и слово должен не навязано кем-то извне – крепко стоять на ногах), работа, сложившийся круг общения. И мир уже более не таинственный, даже, по правде говоря, не очень-то интересный. И как им, мудрецам, это удавалось? – выискивать что-то новое в привычном и задавать вопросы, ответы на которые таятся в глубинах неизведанного. А тут ни мудрости, ни удивления.
Хотя бы приеду в Пятигорск, как-никак будет что-то, что наполнит новыми впечатлениями.
От меланхоличных раздумий меня оторвало сообщение машиниста о прибытии на станцию Безверхово. Сидеть мне надоело, и, услышав меж вагонного топота, что остановка на двадцать минут, решил тоже выйти на воздух. Тем временем начало смеркаться. Черные длинные столбы фонарей медленно зажигались на глазах тускловатым желтым светом, и суетливые тени начали скользить по неровной поверхности платформы. Сентябрьский воздух был свежайшим, может от легкого и прохладного моросящего дождя, а может он тут, в провинциальном отдалении, такой всегда. Выпуская сигаретный дым в белесый туман, я задумался на мгновение о том, чтобы переехать в другой город - ведь если хочешь поменять свою жизнь, начать надо с какого-то кардинального шага, чтобы сама судьба опешила от неожиданности. Вдруг ко мне подошел высокий, аккуратно одетый мужчина.
Посмотрев на свои наручные часы, он сказал:
- Молодой человек, вы не поможете? С минуты на минуту из гостиницы должны привезти мой багаж, а носильщики тут ужасно ленивые, и помочь даже за чаевые занести сумки в вагон для них в тягость. Как-то раз поругался с таким вот работником, прямо на этой платформе, и теперь никакого желания иметь дела с ними нет.
Увидев мой немного недоуменный взгляд, оценивающий его физическую комплекцию, мужчина не замедлил добавить:
- А сумок у меня много, перевожу семейные вещи в деревню.
- Да, конечно, – ответил я, разглядывая лицо незнакомца: тонкие черты, темно-русые волосы, зачесанные на бок, немного впалые щеки, нос с горбинкой и зеленоватые умные глаза – облик достаточно интеллигентный и в чем-то благородный.
Через пару мгновений вдалеке показался  тучный человек с большой тележкой, набитой чемоданами. Он остановился около информационного стенда, поглядел по сторонам и начал небрежно копаться в папке с бумагами, что-то ворча про себя.
- Пойдемте, – указав на поклажу своим длинным пальцем,  сказал мужчина. Подойдя к рабочему, он расписался на бумагах. Мы начали переносить сумки в поезд, который по расписанию через десять минут отбывал.
Оказалось, попутчик мой в одиночестве едет в соседнем купе. Там я и остался по его приглашению коротать остаток пути.
Познакомившись поближе и поговорив на различные темы, – а общий язык мы как-то быстро нашли - оказалось, что Александр Иванович работает в издательстве и что ему, как заслуженному сотруднику, позволили работать на дому. Еще он занимается публицистикой, пишет различные обозрения, ведет рубрику «загадки истории» в одном местном журнале. Едет же к своей тетке, потому как та заболела и ей требуется помощь по хозяйству.
Да, работа моя куда более прозаична. Это были мысли вслух.  Я рассказал, что еду на встречу с руководством одной компании в качестве бизнес-консультанта.
- Ну, вы знаете, - ответил на это он, – работа есть работа, и трудиться в любом деле надо. Со стороны, конечно, может выглядеть так, что у другого и легче все, и интереснее.  Но сложно наверняка знать, сколько сил тратит на свое дело этот другой. А люди у нас привыкшие смотреть по сторонам, заботиться и думать не о себе, а наблюдать, что у кого лучше или хуже. Так и никуда не сдвинешься, - смотреть на себя надо, и с собой вести диалог о «лучше или хуже».
Эти слова как-то возбудили мой полуспящий на тот момент ум, войдя в резонанс с недавними размышлениями о справедливости - не о бытовой, а о высшей, космической. Да-да, порой меня заносит в такие философские игры разума.
- То есть каждый человек находится на своем месте, и делает то, что должен?
- Красиво звучит.. – с ноткой печали в голосе произнес Александр, - слишком хорошо, чтобы быть правдой, как говорится.  Но я думаю, что если что-то не устраивает, чего-то не нравится, надо приложить все силы для того, чтобы изменить свою жизнь.
- Да, но как это аукнется – большой вопрос, – сказал я. Тогда это была поверхностная мысль.
- Конечно, это если знаешь, что и куда менять, согласен, - добавил он.
Зазвонил мой телефон. Александр, увидя, как я спешно открыл компьютер после окончания разговора и начал что-то искать – а искал я свободные номера в отелях города - спросил, что это было.
- Сказали, что с квартирой, которую должны были предоставить мне на время пребывания в городе, что-то случилось. Вообщем, придется искать гостиницу.
Спустя минут двадцать мои неудачные поиски приемлемых вариантов прервал его голос, который неожиданно предложил пожить несколько дней в доме его тети, пока вопрос с моим жильем не разрешится.
- Мне все равно будет скучно одному, честное слово, я там почти никого не знаю, – заверил он. - А дом большой, добротный, места хватит с избытком.  До города совсем недалеко, автобус каждое утро.
Недолго раздумывая, я согласился – Александр по ощущениям был порядочным человеком.
До нашей станции домчали быстро, сели на автобус и через минут тридцать были уже в Привольном.

2

Поселок этот, Привольный, находился на краю лесного массива и некоторые дома вдавались в чащу. Дом Александра, точнее его тети, тоже был окружен высокими статными соснами. Пространство вокруг было наполнено душистым запахом этих невозмутимых молчаливых деревьев. А впереди простиралось большое поле, где местами громоздились стога с травой. Приехали мы к вечеру, и туман здесь тоже покрывал влажную землю. Сам дом был действительно большой, деревянный, в три этажа.
Александр представил меня как своего коллегу и сказал тете, Полине Яковлевне, что нам предстоит поработать над одним проектом. В этот момент мне подумалось, что он не такой уж и серьезный, каким показался при знакомстве. Тетя приняла нас радушно, несмотря на то, что была немногословна. И болезни никакой я не заметил, разве только размеренные неторопливые движения выдавали физическую слабость, да и глаза были грустные. А вообще она выглядела вполне хорошо: стройная фигура и черные длинные волосы отнимали с десяток лет.
Расположился я на втором этаже. Большое окно выходило в темноту леса, и от этого было как-то не по себе – деревья будто так и лезли в комнату. Разложив вещи, я сел на диван и закрыл глаза – от всех этих дорог голова шла кругом. Здорово, когда удается побыть без мыслей некоторое время, особенно когда мысли по большей части беспутные. Вот говорят, что они – мысли - материальны, и что мы сами творим таким образом свою реальность. Но почему так часто люди получают от жизни не то, что создали в своей голове..? Наверное, все-таки судьба есть. У некоторых она строгая, и до явного изумления, граничащего с отчаянным негодованием, предопределяет ход событий, выстраивая их вне зависимости от воли и желаний человека так, как ведомо только ей. И тогда вопрос «почему» (а у более умных «зачем»), истошно пронизывая все небесные сферы, тщится освободить вопрошающего от груза осознания, что он не есть хозяин своей жизни. У других судьба – хорошая подруга, и она не обременяет своим присутствием. С ней порой легко и весело, порой на нее злишься, когда она повела тебя по темным переулкам, где нет-нет да вляпаешься в какую-нибудь лужу, а то и схватишь по лицу от хулиганов. Но потом, чувствуя, как страх одиночества подкрадывается к сердцу – одиночества страшного, словно дикий волк может вырваться на свободу, в голую степь, и скоро погибнет там, на суровых холодных ветрах – быстро отходишь, и снова берешь за руку знакомую теплую устроительницу жизни. А есть и такие, у которых судьба будто невидима – я скорее из их числа – и предоставлены они сами себе, и сами могут выбирать направления в безбрежном океане. Счастливы те, которые знают, куда плыть...
Андрей – так зовут того человека, который пишет свою историю, и которую я сейчас держу в руках - часто думал о том, куда ему плыть, или скорее о том, куда он уже движется, но пока не понимает этого, не видит. Рыхлая, спокойная обыденность искала в его уме оправдания своему бесцветному существованию. Но «тонкий замысел» никак не хотел выходить на свет, а внутри что-то требовало иного - жизни непредсказуемой, пусть непонятной и даже абсурдной, но наполненной собственно жизнью. Сейчас же все былое и настоящее - старый шкаф, в котором заперты и разложены по полкам немногочисленные затертые книги, давно известные и изданные большими тиражами, что не наделяет их особой ценностью как для обладателя шкафа, так и для других людей.
Из коридора донесся голос Александра, который приглашал вниз, на ужин.

3

Вскоре мы втроем сидели за столом. Мне тогда показалось,  что Александр немного смущен. Он редко глядел на Полину Яковлевну, обращаясь более ко мне. Она тоже держалась как-то отстраненно, хотя в целом была доброжелательна.
- Андрей, так значит вы тоже заняты в издательском деле? – спросила она негромко своим мягким голосом. Мы с Александром на миг переглянулись.
- Да, но больше по части бизнес-вопросов.
Она смотрела на меня, как бы ожидая продолжения.
- Готовится к выпуску одна книга. Я, можно сказать, отвечаю за ее распространение.
- Интересно, о чем она?
- Автобиографическая проза, – выдал я то, что первым пришло в голову.
- В последнее время много проектов, – добавил мой странноватый новый знакомый и включил радио.
- Так тебе нужно помочь с деревьями, верно? – обратился он к тете, желая переменить тему.
- Да, Саш, уж пожалуйста..
- Снова молния? – спросил он, нахмурив брови.
Она ничего не ответила, а он продолжил:
- Да сколько можно уже, так и до пожара, не приведи Господь, не далеко.
В последовавшей тишине прозвучал голос ведущего новостей: «Ведутся поиски Сергея Стрельникова , известного в деловых кругах Пятигорска успешного предпринимателя, пропавшего при невыясненных обстоятельствах неделю назад».
- Мда, - пробурчал себе под нос Александр, покосившись на Полину, и стал потихоньку вставать из-за стола.
Я поблагодарил хозяйку за ужин.
Когда я поднимался по лестнице к себе, увидел его выше, подзывающего меня рукой. Мы вышли на балкон третьего этажа. Я закурил. Некоторое время молча смотрели в темноту леса, в глубине которого изредка играли какие-то едва различимые огоньки.
Он сказал:
- Кстати с жанром вы угадали.
- Так значит теперь я ваш коллега? – ответил я.
- Да, вы понимаете.. Я с Полиной, признаться, не очень лажу в последнее время. И просто не хотел давать ей повод для упреков в мой адрес.
Я понимающе покачал головой.
Он добавил:
- А вообще нашему издательству не помешала бы оптимизация бизнес-процессов, чтобы по уму все было. А то бардак такой бывает, на честном слове все держится. Так  что займитесь, если хотите. Я знаю, директор уже задумывается о реструктуризации.
- Спасибо.
- Серьезно. Я поговорю с Геннадием Петровичем – это наш генеральный. – А сейчас вы куда направляетесь, в какую компанию?
- Да тут одна частная психиатрическая клиника есть. Частной она стала не так уж давно, а руководство прежнее.
- Ясно, ясно, можете не продолжать. Ситуация до боли понятная.
Я затушил сигарету.  Александр посмотрел на меня.
- Не хотите сыграть в карты?
- Давайте.
Я сел на плетеный стул рядом с небольшим круглым стеклянным столом. Он достал из стеллажа колоду. Одна карта выпала. Протянув руку и подняв ее, я увидел какого-то скелета с косой, в черной мантии.
- Необычные карты у вас, Александр.
- Ой, это же не те. Это Полинины, гадальные, или что-то вроде того.
- Она может погадать? – спросил я.
- Да, вот только надо ли это.. По мне так это темные дела, лучше не вмешиваться.
Он нашел нормальную колоду игральных карт. Мы сидели около часа, курили и болтали, играли в дурака и покер. Потом он дал мне расписание автобусов до города, и мы разошлись.
Спокойно. Такой шальной поворот сегодняшнего дня, словно кто-то передвинул стрелки путей, не оставил на душе волнений. Расположившись в отведенной комнате, я взял в руки своего Сен-Жермена - это такой рассказ про приключения юного алхимика. Но, пролистав пару страниц, почувствовал, что в помещении мне находиться более совсем не хочется. Душно к тому же. Во всем доме свет был уже погашен. Осторожно спустившись на первый этаж, я выскользнул на улицу. Перед домом раскинулось безбрежное поле. Но что там делать, в этой пустой очевидности..? Зайдя за угол, я свернул на тропинку, которая извивалась между деревьями и уходила дальше в рощу. Неторопливо шагая и рассматривая окрестные дома, пребывая в своих раздумьях, я прошел так минут пятнадцать, и постройки уже встречались все реже и реже.  Впереди замелькал огонек. Это один из тех наверняка, что я видел с балкона. Подойдя поближе, скрывшись за кустарником, я стал всматриваться: слабое мерцание огня вычерчивало в ночи силуэты нескольких людей. Сколько их там? Человек пять-семь, не больше. Местная компания, видать. Едва был различим говор одного молодого человека, что-то размеренно повествующего остальным. Ни черта отсюда не видно.. Я сделал небольшую дугу, придвинувшись к ночным посидельцам поближе. Так, видна одна женщина с длинными распушенными волосами. А рядом сидит мужчина, рассказчик, время от времени заглядывает в листок, что держит в руке. Забавно - что за читательский клуб в этой глуши.  Через пару минут наступило молчание. Женщина промолвила что-то, похожее на скороговорку.  Потом она взяла листок у мужчины и резким движением бросила его в огонь. Вот они все встали. Да, всего пять человек. Я понял, что скоро они соберутся идти, и дабы не рисковать, повернул обратно.

4

На следующий день я отправился по рабочим делам в Пятигорск. Автобус подошел во время и через минут сорок я был на месте. Сама клиника находилась на окраине города. Большая территория из зеленых аллей, аккуратных дорожек с лавочками напоминала скорее дом отдыха. Но странные люди, бессмысленно передвигающиеся, некоторые с неприятным, пустым выражением лица, напоминали о характере данного учреждения. 
Встреча с директором прошла хорошо. Он был старше меня лет на двадцать, и оказался человеком прямым, открытым и располагающим. Сразу извинился за то, что не получилось предоставить мне жилье. Уже в конце, когда все вопросы были обсуждены и составлен план нашей работы, он поинтересовался, где я остановился. Услышав, что я в Привольном, он  вкрадчиво произнес:
- Однако, занесло вас, Андрей Викторович.
- Так а что? Место красивое, природа, – ответил я.
- Да, место красивое, – протянул он, смотря в окно, и добавил, - конечно, может в наше время звучит и глупо, но я слышал от нескольких людей, которых не могу заподозрить во лжи, что там живет настоящая ведьма. Хотите верьте, хотите нет. 
«Интересная история», - подумалось про себя.
- А что люди-то говорят? – решил подробнее разузнать я.
- Да мало чего говорят. Что помогает, такое слышал. Туда ездят, бывает. Но только по знакомству. А с чем ездят, этого не знаю.
Увидев мой задумчивый вид, он  сказал:
- Я сам, знаете, во все это особо не верю. Ну живет и живет даже если. Ни один волос, как говорится…
Вернувшись назад, я застал Александра за работой – он корректировал какую-то рукопись. Настроение мое было приподнятым после удачной встречи, и, усевшись на диван рядом, я стал всматриваться в монитор  его компьютера.
- Да вот, – проговори он, не отрывая глаз от текста, - очередная повесть от начинающего писателя. На редкость весьма неплохая.
- Про что там? – спросил я.
- Автобиографическая проза, вы ведь сами знаете, – сказал он со смешком.
- Интересная судьба?
- Напротив, – с оживлением произнес Александр, – что ни на есть заурядная.
- Так а в чем же..
- А соль в том, – прервал он мой вопрос, – что человек понимает это, и объективно смотрит на себя и свою долю. И он даже в чем-то счастлив с одной стороны, а с другой готов открыться чему-то новому, вот только как..? Как выйти за пределы тропы, что тебе дана. И это такая скрытая тоска по иному, по тому, как бы все могло быть иначе.
Пристально посмотрев на меня, он продолжил:
- Да-да, вижу, вы хорошо понимаете. А знаете, у меня тут есть еще такие истории, посмотрите, может чья-то судьба вам приглянется.
И он достал из камода стопку листов и передал мне. 
-Хм, какое у вас скопление рассказов, – промолвил я, рассматривая исписанные бумаги.
- Да, это свежие тексты, черновики, на которые  пока нет времени. Так что посмотрите, может выделите что-то и посоветуете мне.
Мне в глаза бросилось название «Убежать с того света». Я взял рукопись с собой.
За вечер я прочел большую часть этой истории. Там рассказывалось об одном молодом человеке, живущем в Петербурге. Он музыкант. Играет на гитаре на улицах, в клубах, когда подвернется. С деньгами достаточно туго у таких, как он. Мне сразу вспомнилось из Есенина: «грязных улиц странники в забаве злой игры, все они карманники – веселые воры». Нет, тот не вор. Но и не примерный обыватель. Зовут его Егор. Легкие наркотики, задержания за хулиганство, шальные гулянки – всё вехи его беспокойной жизни. Еще он рисует граффити, «провоцирует и будит отупевших мещан» – как сам говорит. У меня сложилось впечатление, что он идейный. Пусть даже на каком-то своем уровне.
Признаться, его образ меня как-то задел. И задела в первую очередь та самая фраза про отупевших мещан. Может, я такой и есть? Беспристрастно посмотрев на свою жизнь, на незамысловатые, размеренные события ее, можно ли сказать, что я сплю?

5

Тем же днем я успел договориться о квартире, и завтра должен был обосноваться в городе. Об этом я сказал Александру, когда мы после ужина прогуливались по поселку.
 - Ну что ж, приезжайте, если захотите. Видите, какая тишина повсюду, - произнес он, всматриваясь в грязно-розовую линию горизонта, - а мне так еще бог знает сколько тут жить.
Я решил, что сейчас будет уместно удовлетворить свое любопытство.
- Я, Александр, не заметил, чтобы Полина Яковлевна была чем-либо больна. Выглядит она весьма хорошо.
- А я - вы будете удивлены – сам не знаю, - отвечал он. – Она не говорит про это. Нередко бывают приступы какого-то странного бессилия, когда все тело ломит, и сложно даже встать с кровати.
Мы спустились к небольшому ручью. Рядом был колодец. Александр начал набирать родниковую воду в бутылку. А у меня в голове вертелся сегодняшний разговор с директором.
- А правда ли, что у вас в деревне живет ведьма? – неожиданно спросил я. Он повернул голову и бросил на меня увесистый взор. Потом, обернувшись обратно, продолжил: «Правда, Андрей. Есть такое». Мы на время замолчали. Вскоре он встал: «Не знаю, лучше во все это не вмешиваться».
Но я хотел, хотел вмешаться. Мне было интересно с одной стороны, не страшно – с другой, и откровенно скучно – с третьей. Скучно не так, чтобы нечем себя занять, а вообще, глобально, в объеме всего, в чем я живу. Я не стал более расспрашивать Александра. Но когда мы возвращались домой, в моей голове всплыл тот случай с выпавшей гадальной картой, и те же слова Александра: «лучше не вмешиваться». Может, Полина и есть та самая ведьма, и я нахожусь под одной крышей с ней, ничего не подозревая? Эта мысль не отпускала меня до ночи. Позже, когда я вышел покурить на балкон, вдали снова виднелся маленький огонек, как вчера. Одев темную кофту с капюшоном, чтобы не привлекать излишнего внимания, я вышел на уже знакомую тропинку. Темно-синее небо тяжелыми тучами плотно нависало над землей. Млечным размытым пятном луна плыла где-то в вышине. То и дело над головой молча проносилась верея черных птиц. Вот я уже рядом. Людей у костра сегодня больше. Они сидят сосредоточенно, изредка тихо переговариваясь. Я простоял так минут пять, думая, что делать дальше, как вдруг позади раздался хруст от сломанной ветки. Я резко повернулся, чуть не упав. Сердце мое чуть не остановилось: метрах в десяти стоял мужчина. Он начал медленно подходить, продолжая смотреть на меня. Кулаки невольно сжались, и я был готов ко всему. И вот в паре шагов он остановился.
- Вы тоже к Полине? – по настороженному голосу стало ясно, что незнакомец не желал мне вреда.
- Да, - быстро ответил я.
- Мы опоздали, пойдемте вместе.
- Вы знаете, что сегодня будет?
- Ритуал обмена судьбами. Вы разве не знали, куда идете? – посмотрев исподлобья, ответил он.
- Я в первый раз. 
- Увидите все сами, там поймете, – сказал мужчина и двинулся вперед. Я последовал за ним.
Мы вышли на поляну, и все сидевшие устремили взгляды на нас.
- Мы опоздали, прошу прощения, - наклонив голову перед женщиной, сказал мужчина. Глаза ее не были видны из-за широкого сиреневого платка на голове, лишь нижняя часть лица была освещаема игрой огня. Тонкие губы, мне казалось, едва заметно улыбаются. Да, она была очень похожа на Полину. Мне стало не по себе, но отступать было поздно. Я сел на большое бревно, на которых и располагались все остальные. Сел подальше, в угол. Сам я был тоже в капюшоне, но невидимый взор из-под тени платка по ощущениям пронизывал насквозь. После минутного молчания она сказала: «Теперь ты, Алина». Женщина справа развернула тетрадь и начала читать. То был рассказ про какую-то юную актрису. Про ее жизнь, про счастливый брак, детей. Я толком не слушал, украдкой смотря на окружавшие меня силуэты и сжимая в кармане листы рукописи, которую сегодня днем дал мне Александр. Я понял, что должен буду прочитать это перед всеми.  Выходит, на судьбу того одиозного бунтаря, Егора, я буду менять свою. На судьбу какого-то неуравновешенного типа? Да и не знаю я, чем закончилась его писанина, что там в финале. «Да черт с ним! Черт со всем этим. Разве возможно такое?» - судорожно говорил я про себя. Но с каждой минутой моя вера в реальность происходящего ширилась и росла, и я ничего поделать с этим не мог.
Вот Алина закончила. Они с Полиной – а я уже был уверен, что это она - одномоментно встали, подошли друг к другу. Полина достала небольшой нож. Девушка сама дала свою руку, и капли крови посыпались на тетрадь. Потом Полина взяла бумагу и каким-то не своим, низким голосом произнесла:

Был жив, теперь мертв.
За слом прими эту кровь.
Сгорит былое в огне,
Дымом начнется новое.

Тетрадь оказалась в костре. Девушка села на свое место, перевязывая ладонь. Снова наступило молчание. Ведущая церемонии присела около углей и держала в них лезвие. Спустя несколько минут она встала и провела рукой перед моей фигурой, давая знак, что очередь настала. Затем она села и обратилась ко мне твердым строгим голосом: «Ты сам сюда пришел. Думаю, ты знаешь за чем. Можешь начинать, или уйди сейчас».
Достав рукопись, я начал. Время тогда будто остановилось, а мое сознание опуталось туманом. Передо мной были только эти исписанные листы; все остальное – и люди, и лес  - куда-то уплыло, растворилось.  Не знаю, сколько я читал все это. Но когда увидел, что все строки закончились, поднял глаза на Полину. Она уже стояла и казалась намного выше. Я встал и медленно подошел. Потом было все тоже – кровь, ее слова, бумага в огне. Когда все поднялись и сошлись рядом, видимо собираясь уходить, я незаметно проскользнул в чащу деревьев.
Я бежал. Заскочив в комнату, быстро собрал свои вещи. Мысль о том, что после всего произошедшего надо будет встретиться с Полиной в ее же доме, как ни в чем не бывало, не оставляла выбора. Добравшись до шоссе, я еще с час пытался поймать попутку под быстро начавшимся холодным дождем. Несколько раз раздавались раскаты грома и следовавшие затем вспышки молнии на бледном рваном небосводе. Светало. Наконец машина остановилась. Я резко открыл дверь: «До Пятигорска!»

6

Половина седьмого утра. Я сижу в немытой забегаловке рядом с вокзалом, один. На столе стоит третья чашка кофе. Надо было дождаться хотя бы девяти часов, чтобы позвонить насчет квартиры. От ночного безумства меня уже отпустило. «Это просто представление, - говорил я себе, - люди верят в это, потому что хотят. От несчастной жизни не в то еще поверишь». Но, смотря на свежий порез на ладони, я все пытался вспомнить конец истории Егора. И, к своему удивлению, не мог. На краю стола лежала кем-то оставленная газета. Я взял ее и увидел статью про пропавшего бизнесмена Стрельникова. Подошедшая официантка спросила, не желаю ли я чего-нибудь еще. «Желаю уехать отсюда подальше», - со злостью подумал я.
- Нет, спасибо.
Увидев, что она смотрит на газету, я спросил:
- А Стрельников этот, важный персонаж в ваших краях?
Она украдкой посмотрела на меня.
- Да, был важный… - многозначительно произнесла девушка и двинулась дальше.
Настало время, и я позвонил человеку, который должен был дать мне ключ он нового жилища. Мы встретились вскоре, и через час я уже был в новой квартире. Не разбирая вещи, я сразу рухнул на кровать и провалился в глубокий сон.

7

Прошло три спокойных дня. Лесные приключения почти не вспоминались, да и рассматривал я это именно как приключение, которое, – что неплохо – встряхнуло и оживило мою ленивую натуру. Может оттого на работе все было отлично, и в ближайшее время я рассчитывал покинуть эти чудные места.  А пока я снова еду в клинику.
До двух часов мы сидели в кабинете директора – там было что-то вроде финального совещания. Никогда не любил, когда вокруг много людей; каким-то незаметным образом теряется свое я среди этих красивых откормленных костюмов. Сам я был тоже в рубашке с галстуком, и от этой слитной похожести было как-то не по себе. Наконец-то перерыв. Они дружной командой, чем-то напоминающей незамысловатых рэкбистов, отправились на обед, а я хотел просто покурить где-нибудь на свежем воздухе. Погода сегодня не по-осеннему теплая и солнечная. Вдалеке я завидел укромную лавочку, утопающую в зелени раскинувшейся над ней яблони. Сев и достав сигарету, я повернулся, чтобы поставить сумку. И тогда я увидел её. Как я вообще мог не заметить её сначала?  Девушка с рыжеватыми волосами, длинными и прямыми, невысокого роста, стройная, сидела в самом краю лавки и сливалась-таки с деревом. Оно будто укрывало это воздушное тельце от всего окружающего:  от солнечной радиации и от бездушных врачей, от облученных пациентов с их бессвязными речами и от прочных стен, запирающих в себе всех вырвавшихся на свободу бесов.  Она была одета в джинсы и светло-коричневую  вязаную кофту. На ногах выделялись розовые спортивные кроссовки. Я не помню, сколько смотрел на нее, - время куда-то потерялось, расползлось. Но вот она повернула голову ко мне. Взгляд из серых, ясных глаз струился спокойным светом, словно ровная гладь океана смотрит на маленького потерявшегося человечка на берегу. И по взгляду этому нельзя было сразу понять, что у нее внутри, а обычно мне это бывает не сложно распознать.
- Привет, - сказал я, попытавшись проявить открытость и улыбнуться.
Она тоже улыбнулась с тенью легкого смущения и опустила глаза вниз. Боже, как она красива. Мне всегда нравились рыжеватые девушки, в них чувствуется какая-то необычность и свойственное только им милое обаяние. Но она.. Она была не просто необычной, она была загадочной настолько, насколько это вообще возможно.
- Меня зовут Андрей. Я тут по работе... – начал я и тут же подумал, какой я дурак. Зачем говорить, что я тут по работе. Выходит так, что я представляюсь нормальным, в отличие от многих здешних, в отличие от нее.
- Нелли, - нежный голос заставил сразу забыть обо всем. Наши руки потянулись навстречу.  Может звучать невероятно, но я сразу почувствовал что-то родное в этом прикосновении, что-то давно знакомое, забытое.
- Курите, курите, - сказала она, увидя, как я прячу сигарету.
- Нет, мне расхотелось.
- А вам к лицу эта яблоня, - сказал я спустя пару секунд.
- Я люблю природу, - ответила она.
- Осенью красота природы особенная.
- У вас осень тоже любимое время года? – продолжая смотреть вниз, негромко спросила Нелли. Так мы продолжали сидеть и болтать, непринужденно и легко. «Что она здесь делает? – проносилось у меня в голове, – это юное милое создание».  Мне было пора идти.
- Нелли, а давайте сегодня еще погуляем. Я скоро освобожусь, - предложил я.
- Хорошо, - кивнула она.
Я пошел к своим рэкбистам. Когда совещание было завершено, и мы с директором остались наедине, я спросил о ней.
- Да, да, Нелли, - отвечал он. – Не сказал бы, что там что-то серьезное. Некоторого рода психотические состояния, да, после трагической гибели родного человека. Галлюцинации, бред. Она здесь не то чтобы насильно..  К нам обратились ее же близкие. И с нашей стороны была рекомендация провести терапевтический курс.
- А сколько она, по вашим предположениям, пробудет тут? – спросил я.
- Говорить сложно, все зависит от положительной динамики. Пока она весьма слабовата.
- А что, девушка вам понравилась? – участливо спросил он, поправляя очки.
- Мы просто с ней поговорили чуть, и она мне показалась совершенно здоровой. Поэтому и спросил, - немного соврал я.
- Ну, тут штука тонкая, симптомы не всегда видны невооруженным глазом.
- Да, тонкая… - пробормотал я.
Выдержав все деловые условности, мы с директором попрощались, и я поспешил в парк, где мы договорились встретиться с Нелли.
Она стояла в березовой роще на земле, устланной желтой листвой, и смотрела на одно из деревьев. Я подошел и увидел в глубине веток, куда был направлен ее взгляд, витое гнездо и обживающихся там птиц. Она почувствовала, что я рядом, но осталась недвижна. 
- Вам, должно быть, рассказали про меня, - спросила она.
Я замялся.
- Нет, нет, - начал я, но она прервала:
- Это не плохо. Я понимаю, что вам любопытно. Я сама могу рассказать.
- Если ты хочешь… - я не заметил, как сказал «ты».
- Не так давно погиб мой старший брат, которого я очень любила. И после его смерти.. он начал приходить ко мне, не только во снах. Я видела и слышала его. А позже начала видеть и других. Тогда меня это очень пугало, я чуть не сошла с ума, - проговорила она на одном дыхании и замолчала. Потом повернулась ко  мне и добавила:
- Теперь вы знаете, что со мной. Я пойму, если вы не захотите больше говорить, - она подошла к дереву и дотронулась до него ладонью.
- Ты что, Нелли, - у меня мысли не возникло… Я верю тебе. Мне вот иногда снятся вещие сны, – сказал я, что было правдой. – И что? Мы просто многого не знаем о мире, в котором живем.
Она посмотрела на меня каким-то испытующим взглядом.
- Пойдемте к пруду, покормим уток, - сказала она, и мы пошли дальше, под падающими сухими листьями в ласкающем свете закатного солнца.

Наступившую ночь я почти не спал. Рыжеволосая загадка не выходила из головы. Никогда я не встречал такой девушки. Были у меня влюбленности, обнаженные чувства. И порой вспоминаются те дни с долей жалости, ведь когда любишь – то просыпаешься и живешь на полную, утопаешь в ее прекрасном цветении. Но все это было преходящим. И, когда смотришь назад, то те истории представляются в воображении красивыми, но отрывистыми и незаконченными набросками. И не было никогда ощущения, что человек принадлежит мне. Не в том эгоистическом смысле, конечно, а в другом, более глубоком, что на уровне духовной связи. Принадлежит же нам только своя душа, если задуматься серьезно. А то самое ощущение «своего человека» от того, может, что душа его настолько схожа с собственной, что разница уходит, границы стираются. Вот это я впервые испытывал тогда, так пронизывающе-резко.   

8

На следующий день я снова был там. Она сидела на той же лавке, подмяв одну ногу под себя и сосредоточенно водя карандашом по бумаге. Я устроился рядом и заглянул в альбом. Там была видна какая-то волшебная птица из сказок, с большими размашистыми крыльями и вьющимся огненным хвостом.
Я сказал:
- Здорово, Нель, у тебя получается.
- Спасибо, Андрей. Я рисую с детства, - спокойно ответила она. – Еще учусь на дизайнера.
- Так ты творческая оказывается.
 Она чуть улыбнулась.
- А как твоя работа? – спросила она.
- Все замечательно. Практически закончено.
Она посмотрела на меня с оттенком тревожности.
- Так значит ты скоро уедешь?
Я подразумевал такой вопрос, но не знал, что отвечать, и сказал как есть:
- Я не хочу уезжать.
Последовала пауза. Потом она спросила:
- И что ты думаешь?
- Я украду тебя, - сказал я то ли в шутку, то ли в серьез – сам не понял.  Потом спросил:
- А сама ты хочешь домой? Хотя что я спрашиваю…
- Я думаю, что ничего не будет, как прежде, – отвечала она. - Мне пока не хочется возвращаться, но и тут мне сложно.
Прошло еще два дня, включая мой день отъезда в Москву. Мы проводили почти все время вместе, гуляя и наслаждаясь присутствием друг друга.
Вечером я сидел у себя, прокручивая в голове все наши встречи и прогулки, разговоры ни о чем и о чем угодно. Когда человек нравится искренне, то слова льются сами собой, и тем хоть отбавляй. Поток мыслей о Нелли не давал покоя, я не мог себя отвлечь. Перед глазами были  ее волосы, ее медовый взгляд, нежное прикосновение руки.  Но что я могу сделать? Забрать, увезти к себе? Ждать пока она пройдет терапию, вернется домой и самому переехать на время в Пятигорск? Какое-то безумство… Но я действительно хочу быть с ней, мне не хватает ее. И я ей видно тоже понравился.
Нет, в квартире находится невозможно. Я набросил куртку и выбежал на улицу. Рассматривая аккуратные дома, прохожих, горные возвышенности вдали, я бродил наугад по всему городу.
Проходя мимо витрины бара, я замедлил шаг. Внутри сидят здоровые, приятные люди, пьют, разговаривают и смеются. Я всегда завидовал тем, которые живут как бы налегке. У них все ладно, все идет своим чередом. Они счастливы, можно сказать. А счастье - что это, как не удовлетворение тем, что имеешь? Почему же, располагая всеми возможностями для такой жизни, меня что-то ведет от своего счастливого места, от этой золотой середины? Ладно бы это было притяжение той черной дыры, которую зачастую в душе имеют люди, упорно карабкающиеся куда-то по социальной лестнице. Тогда бы хоть жил красиво, и польза как-никак выходила обществу от всего того копания на грядке успеха. Но нет, мое неудовлетворение другого рода: экзистенциально-обнаженный нерв не возбуждают тени уважения, влияния и богатства, нога отказывается ступать на хрупкую лестницу из папье-маше, - она хочет иного, хочет безумно скользить по льду реки, бежать без оглядки на склоне, проваливаться в холодную муть и снова подниматься на шальные вольные ветра. Принимать все удары стихии, стонать от боли, проклинать свою судьбу, но потом, лежа на теплой земле и смотря в бесконечное доброе небо, тихо радоваться тому, что ты еще жив – вот это есть настоящее. Такие образы и мысли восходили во мне – новые, непривычные, но твердые и верные, которых я не боялся, а как бы приглашал к себе, в себя.
Я зашел внутрь бара, зашел прикоснуться к безмятежной атмосфере выходного дня и успокоить свои нервы. Взяв бокал пива, я сидел за барной стойкой и смотрел на фотографию Нелли в своем телефоне, которой она поделилась, и думал написать ей. Рядом сидел большой мужчина в кожаной куртке, погруженный в свои раздумья. Спустя некоторое время он очнулся, поблуждал взглядом по сторонам, и, посмотрев на фотографию, произнес:
- Красивая.
Я посмотрел на него. Осушив стакан виски, он достал фотографию женщины и показал мне.
- А вот моя любовь, - трогательно сказал здоровяк.
- Вы вместе? - спросил я, желая поговорить.
- Будем, будем вместе. Завтра уезжаем, и наконец-то заживем спокойно… За городом, в своем доме. Хозяйство, дети. Давно уже было пора.
Я присмотрелся к нему. Где-то я видел это лицо. Вдруг я представил его без густой бороды. Так это же тот самый пропавший бизнесмен! Он продолжал:
- Надо. Иногда приходятся делать в жизни большой выбор. В моем случае это были дела, бизнес или семья.
Мы поболтали немного о работе, семье, о ценностях. Мне было интересно и чуть завидно смотреть на человека, который так утвержден в себе и знает наверняка, чего хочет.
- Бизнес – это по сути игра, Андрей. Когда человек не находит применения себе иного, не видит своей цели, то игра – это его успокоение. Игр на нашем свете, к счастью заблудших, не счесть.
- Я, наверное, такой – заблудший. Но про игры согласен.
- Так если понимаете это, то вы не спите, что уже полдела.
- Но высшей цели не вижу. Иногда мне кажется, что нет ее вовсе, и все туман. И красивые слова эти о назначении – это лишь защита от пустоты, которая есть суть нашего мира, объективно и без прикрас.   
- Живите по совести, делайте, что она вам говорит, - мой рецепт прост, - и все устроится. Надо беречь в себе человека, как сказал кто-то из классиков. И беречь своих близких. Это главное. А все остальное приложится, откроется рано или поздно.
Я задумался и едва заметно покачал головой.
- Что? – спросил он.
- Мне представляется, что этого недостаточно. Как же мечта?
Он пожал плечами:
- Я человек практичный, в мечтах не силен. Привык опираться на разум во всех вещах.
- И разумом можно постичь свою высшую цель?
- Только им. А мечта, о которой вы говорите, возможно, это лишь средство исполнения, технология. Как магнит. Не просто же так эти самые мечты бывают, откуда-то исходят, - после некоторого молчания добавил он.
- От разума по-вашему?
- Сложно ответить. Есть в человеке какая-то мистическая сила, ядро. Но об этом я сказать ничего не могу. Можно идти за мечтой и осознать в конце жизни, что это и было твое назначение. А можно и ошибиться. Тут такая темная материя…
Да, материя действительно темная. Но было видно, что Стрельников - человек умный, принципиальный. Про его историю не стал говорить. Но, судя по спокойному виду, он не был в беде.   
Тогда я решил, что уеду в Москву. И отчет руководству все равно надо сдавать. Пусть пройдет две-три недели, – думал я, - и, если мой жар не угаснет, то буду принимать решение, что делать дальше уже с моей историей.
- Сергей, - говорил я, когда мы собирались расходиться, – я вижу, что вы человек дела. Если мне надо будет сделать свой большой выбор, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
- Люди должны помогать друг другу в действительно важных вещах. Было бы так, общество наше совсем иное было.
Я вернулся домой, купил билет и улетел через несколько часов самолетом. Нелли же написал: «Дорогая Нелли, мне нужно уехать неотложно в Москву. От этого мне гадко и пусто становится, но надо. Думаю о тебе всегда. Я вернусь недели через две, и мы встретимся».
Было еще одно сообщение, Александру, где я извинился за свое исчезновение, сославшись на срочный вызов в город.
 
9

Дней пять я просидел у себя в квартире, выйдя пару раз только в магазин. Все вокруг стало таким тихим, таким неподвижным. В душе у меня была будто каменная плита, за которой что-то жило, что-то возрастало и пробивалось, но я пока не хотел знать этого. Только мысль о ней, о Нелли, скрежетала фоном, днем и ночью. Я оставил там часть своей жизни, может, лучший кусочек ее.  Так странно. И он, этот кусочек, звал меня. Звал тихо, еле уловимо. Нужно еще время…
На пятый день мне позвонил друг и позвал пойти развеяться. Зовут его Гриша, и мы знакомы со школы. Он веселый и легкий человек. Точнее, с легким отношением к жизни. Это на первый взгляд заурядное качество на самом деле очень ценно. И тот, кто привык видеть лучшее в любых ситуациях, кто не концентрируется на проблемах, а всегда идет вперед, тот не подозревает даже, от каких глубин саморазрушения он защищает себя. Кто-то назовет такого поверхностным. Но по мне это лучше, чем слепые поиски призрачного смысла. А смысл-то, кстати, у таких людей есть. И он – это вся жизнь, сразу и полностью. И сам процесс  является целью. Может, это и есть высшая мудрость.
Мы встретились в центре и шли по узкому переулку в какое-то Гришино место.
- Ты что такой кислый, а? На работе напряги? – толкнул меня в плечо он.
- Да какая там работа… К черту все.
- Только не говори, что ты снова в депрессии. Мне пить много нельзя, завтра на тренировку, потом крестить племянника.
- Господи, только не говори, что ты начал заниматься спортом.
- Так а что, это лучше чем шарахаться по клубам.
- Не знаю. Раздражают меня те, кто так наваливается на спорт. Особенно девушки. Строят из себя таких целеустремленных, правильных. А на самом деле заполняют бессмыслицу своей жизни, сами того не понимая.
- А ты чем заполняешь свою бессмыслицу?
- Ее нет, - злобно отрезал я.
- Ну да, то-то ты пьешь.
- Все нормально, Гриш. Давай просто забудемся, без лишних вопросов, - сказал я, отпив вина из бутылки. – Кстати, куда идем-то?
- Да тут концерт один в «Диче», группа из Питера - пост-панк, симпатичные ребята.
Мы зашли в темное полуподвальное помещение. Пробравшись сквозь толпу, встали недалеко от сцены. Через минут десять настройки инструментов один парень подошел к микрофону.
- Привет всем. Как настроение? – по обычаю начал солист. В зале, среди поднятых рук послышались одобрительные крики. - Мы сегодня зажжем, дорогие. Но сначала хотел бы сказать пару слов о нашем друге, который был одним из основателей группы. Был… Как некоторые знают, Егор три месяца назад ушел. В смысле покинул наш мир. Мы все скорбим и помним; он навечно останется не только в памяти, но и в наших текстах, музыке. Это первый концерт без Егора. Нам всем непривычно. И первое исполнение будет посвящено ему. 
Заиграла мелодичная песня. Меня вдруг кольнуло что-то в груди, в голове пронеслась сцена с тем обрядом в лесу, с историей Егора. Тоже музыкант, тоже из Петербурга. Не про него ли только была речь? Я пошел и выпил пару стопок рома, чтобы не думать об этом и повеселее провести время. После, когда все закончилось, мы стояли на улице около входа в толпе ночных бродяг. Мимо протиснулся один лохматый длинный парень из только что выступавших. Я дотянулся до его рукава:
- Эй, друг, скажи, пожалуйста, Егор ваш – сколько ему было лет?
- Двадцать семь было Егорке. А что?
- Да так. Думаю, может, пересекался с ним когда-то. А граффити он рисовал же?
- Да, любил это дело.
- И мещане его бесили, да?
- Кто?
- Ну, сытые хомяки в смысле.
- А, ну да. Не переносил он конформистов. Вот и ушел рано… Такие, как он, не находят себе места, быстро сгорают. Да и не берег себя совсем. Так ты знал выходит его?
- Мм, так, вскользь. Не бери в голову.
 Я отошел. Гриша сразу начал приставать с расспросами. Но мне было не до объяснений. Такое совпадение… Реально ли?
Мы шли по улице.
- Ну так что это было, ты объяснишь? – не переставал он.
- Да так, просто читал о нем где-то, в памяти осталось.
- Ой, гонишь ты мне, Андрей.
Впереди стоял трое: два мужчины и девушка. Один из парней кричал на нее, размахивая руками перед лицом. Я подошел:
- Девушка, все нормально?
- Отвали, урод, - сказал крикун.
Я сразу ударил ему в лицо. Он откачнулся назад и пригнулся, держась за нос. Вторым ударом с ноги я повалил его на землю. Второй уже было полез на меня, но Гришка влетел между нами.
- Все, все! – раздвинув руки, голосил он. Потом схватил меня за куртку и толкнул вперед. «Извини, напился, дурак», - быстро бросил он второму. Мы отошли пару десятков метров. 
- С ума сошел?
- Ты видел, он орал на девушку?
- Может это его девушка. Ты даже не знал ничего, придурок.
- Ладно, все нормально.
- Да? Если бы он сейчас пистолет достал, тоже все нормально было бы? С тобой раньше не было такого.
Мы вскоре разошлись. Но домой возвращаться совсем не хотелось. Я взял себе еще вина и стоял на набережной, облокотившись о заграждение и смотря на черную гладь реки.
«Совпадение. Реально ли?» - раздавалось у меня в груди.

10

Ползли дни, однобоко и вязко. Я думал о Нелли, но не решался написать ей. «Переменить мне свою жизнь или оставить как есть?» - такой вопрос задавал мне мой разум. Ведь если я увезу ее к себе, то все будет по-другому. У меня даже был план. Точнее, он появился, когда я разговаривал в баре со Стрельниковым – привлечь его к этой операции, потому что одному наверняка не справится. А потом, когда все будет закончено, Нелли даст о себе знать родным, напишет им, что с ней все хорошо. Но в голове что-то боролось, мешкало.
У меня была одна подруга, проникновенно-умная девушка. Когда передо мной стоял выбор, или что-то было непонятно, я сразу обращался к ней, можно сказать, как к своему психологу. Так я решил поступить и в этот раз, потому что носить в себе это было очень трудно. Тем более она – зовут ее Оксана – написала мне сама. Я рассказал ей про поездку, про встречу с Нелли, про свои мысли.
«Почему ты не дождешься, когда она вернется домой, а потом решили бы?» - спросила она.
«Не знаю, Оксан. Не известно, когда это произойдет. А еще я боюсь, что может угаснуть все, раствориться. И ощущение, что не будет у меня такого больше, что не встречу свою. Кажется, будто времени совсем мало».
«Тебя что-то держит?»
«Что-то, да. Сам не знаю. Может, я просто боюсь менять все?»
«А может дело в ответственности за другого человека? Ведь ты понимаешь, что меняешь не только свою жизнь».
Да, наверное, дело в этом. Почему я думаю о ней больше, чем о себе? Ведь я же хочу быть с ней. А она…  Надо просто спросить ее прямо, готова ли она так круто развернуться, довериться мне.
Да, надо снова ехать в Пятигорск. Я позвонил на работу, сказал, что заболел, – благо у меня работал друг в поликлинике, – и начал собираться.
Снова летел самолетом. Поздним вечером я был в городе. Заселившись в гостиницу, что была ближе остальных к клинике, я написал Нелли:
«Нелечка, я рядом. Встретимся завтра, в 12:00 у забора, там где кусты шиповника. Лучше, чтобы тебя никто не видел».
Ночь я почти не спал. Ходя по комнате, я думал об ответственности, об ее выборе, о том, как будет лучше ей. Но как я могу знать, как лучше? Я ее-то знаю едва. Ладно, увижу завтра, увижу все в ее глазах.
Пару раз я проваливался в сон. Была картинка, будто я подлетаю к вершине горы, или, точнее, меня поднимают. Там, на уступе, виднелся дом чистого, белого цвета. Он был небольшой, с плоской крышей, с окнами – вырезанными отверстиями в гладком камне. Это дом ангела. И вот, я в воздухе напротив него. Потом я медленно касаюсь ступнями поверхности скалы, и уже стою перед дверью. Я хочу, чтобы мне открыли, мне не терпится попасть внутрь. Там – чувствую – я получу все ответы, все станет ясно: кто я, зачем здесь, что мне надлежит исполнить в этой жизни. Но никто не выходит, не отпирает дверь; неизвестно, сколько надо еще ждать. Мне становится обидно, внутри начинает закипать злость. Но вот раздается громкий хлопок, и скала как бы начинает рушиться, опускаться вниз. Я сползаю вместе с камнями, землей, и уже качусь кубарем в каком-то темном шаре. Потом проваливаюсь под воду, глубоко. Но мне не страшно; наоборот, наступает какое-то умиротворение, становится легко, свободно.
В назначенное время я был у внешней стороны забора. Позади шла маленькая дорога; в остальном место было не людное. Нелли не видно. Спустя минут десять на горизонте появилась маленькая фигурка. Она шла по траве в своих розовых кроссовках, засунув руки в карманы куртки и озираясь по сторонам. Я положил ладони на металлическое заграждение и уткнулся лбом между балками, смотря на длинные волосы, волнуемые движением ветра. Подойдя вплотную, она обняла своими теплыми руками мои и поцеловала меня в губы, ничего не сказав. Мы замерли и смотрели друг на друга.
- Нечего тебе здесь делать, - прервал я молчание.
Она кротко кивнула головой.
- Неля, ты готова уехать со мной отсюда?
- Да, я хочу уехать с тобой.
- Тогда сегодня, в десять вечера, будь здесь же. Возьми все необходимое.
Она снова кивнула. Я тут же прильнул к ее сладким губам.
Быстро шагая по улице, я позвонил Стрельникову - все-таки страховка была нужна. Оказалось, он сегодня в городе. Мы договорились встретиться, и через пару часов я сидел в его огромном внедорожнике.
- Сергей, подвезете меня вечером до одного места?
- Чувствую, вы затеяли какую-то авантюру, Андрей. Это связано с той девушкой с фотографии? – спросил он.
- Вы проницательны. Я хочу помочь ей выбраться из места, где ей нехорошо.
- То есть украсть?
- По крайней мере, по ее желанию.
- Называйте, как хотите. Здесь, на Кавказе, есть такие традиции, - задумчиво произнес он, дотронувшись до бороды. – Я поддерживаю ваше решение. Настоящий мужчина должен действовать.
- Тогда жду вас сегодня в девять часов у отеля.
Он явился во время. Ночное облачное небо не пропускало звездный свет, что было, конечно, нам на руку.  Мы двинулись. Держа руль, Сергей часто посматривал на меня, будто пытаясь понять, что у меня в голове.
- Ничего криминального, Сергей, - сказал я, ощущая его недоумение.
- Да мне все равно, - ухмыльнулся он, - хоть кассу едем брать.
Тут уже удивился я.
- Вы специально бравируете? У вас же семья, дети.
- Все верно. Только вот я знаю, что со мной ничего не случится, - с хитрым прищуром сказал он.
- Никто не может знать…
- У каждого своя дорога. Выбейся с нее, сверни – тебя вернут на место.
- Каждый на своем месте… - пробормотал я, вспомнив разговор с Александром в купе. – С этим я согласен, но чтобы наперед видеть все повороты, преграды, события.
Он промолчал. Вдруг мне пришла в голову одна мысль. Если он так уверен…
- Вы знаете Полину Яковлевну? – спросил я, что было похоже более на утверждение.
- А вы? – по его ответу я понял, что он знает.
Я молча протянул к нему ладонь, на которой все еще оставался шрам. Он мотнул головой, в улыбке оскалив зубы.
- Выходит, мы с вами здесь должны были встретиться, - сказал Стрельников.
Тут уже мне нечего было отвечать. Тем временем мы приближались, и колья высокого забора уже мелькали за окном.
Свернув на обочину и остановившись, мы стали всматриваться в пространство по ту сторону. Без фонарей поблизости все было окутано мраком.
- Надо выйти, - сказал я.
Мы подошли к заграждению, но никого кроме нас не было. Так стояли минут двадцать, и мне стали лезть в голову мысли – не передумала ли она?
- Может, она передумала? – озвучил я.
- Не думаю, - спокойно ответил Сергей. Затем достал из багажника раскладную лестницу. - Высоко тут, девочка не перелезет сама.
- Так зачем вы обратились к Полине? - спросил я.
- Затем же, зачем и вы, полагаю.
- Но вы же человек со средствами. Разве так невозможно отказаться от прежнего образа жизни? Все же в ваших руках было.
- Да, я тоже так считал – что все в моих руках. Но деньгами не вымостишь себе новую жизнь. Тут все тоньше: связи с другими людьми, обязательства негласные перед ними – это все просто так не отпустит; когда ты в большой игре – особенно. Каждый в своих кругах вертится, притяжение сохраняется, так или иначе. Я раз попытался – бросил все, закрыл все долги, уехал за город. Так что же? Меня чуть не пристрелили. Два раза. Вроде бы и случайность – один раз местная пьянь за то, что на бутылку не дал, второй – охотник, когда с детьми в лесу гулял. Да только слишком случайные случайности. Не стал я ждать третьего раза. Такие дела. А вы от чего бежали?
- Бежал?
- Ну да. Ведь что-то не устраивало?
- Мне кажется, все. Не знаю, как насчет кругов; мне казалось, что я иду по ровной широкой трассе, где ничего не может произойти неожиданного, необыкновенного. Впереди – горизонт, но он блеклый, выцветший, неинтересный. И так идти долго-долго, неиссякаемо, а по сторонам – лишь пыльная пустыня. Не знаю, поменяется что-либо.
- Как не поменяется? Вы стоите тут, намереваясь выкрасть девушку из психиатрической лечебницы. Без обид. Раньше, думаю, с вами такого не происходило.
Вдруг вдали послышались какие-то глухие звуки. Кто-то быстро бежал.
- Стой, кому говорят! – раздался крик мужчины, и в темноте начал извиваться свет от ручного фонаря.  Мы примкнули к ограде.
- За ней бегут! – с бешеным волнением сказал я.
- Спокойно, - произнес Стрельников.
- Неля, сюда! – закричал я, размахивая руками. Тут же опомнившись, взял лестницу, протащил ее сквозь прутья и прислонил к забору с внутренней стороны. Она приближалась; за ней не отставал охранник. Вот они уже совсем рядом. Ее догонят! Она ухватилась за перекладину лестницы, и мужчина с вытянутой рукой был в нескольких шагах. Мое сердце замерло, дыхание остановилось. Но вот он резко падает, тело его начинают сводить судороги. Я повернул голову: справа, в пяти метрах стоял Сергей; в его большой руке был пистолет, из которого шли два тонких провода к лежавшему на земле. Это – я понял - электрошок. Хладнокровно, метко пустил он его в дело. Неля быстро перелезла, спрыгнула. Я помог ей встать и прижал к себе. Засунув оружие в карман, Стрельников поспешил за руль.
- Внутрь, голубки, скорее! – скомандовал он. Мы пролезли в салон, и джип резко тронулся.
Сидя на заднем сидении, я гладил ее:
- Ты не поранилась, все хорошо?
- Не знаю, похоже, что нет, - все еще прерывисто дыша, отвечала она.
 В зеркало на меня глядело довольное лицо Сергея с поблескивающими черными глазами.
- Ну, каково? – бодро спросил он.
- Без вас никуда, - хлопнул я его по плечу.
- Ай, красавцы, - обернувшись, радостно произнес он.
- Все хорошо, милая, - обнял я едва ощутимо дрожащую Нелли.
Вскоре мы остановились у гостиницы.
- Я ваш должник, - сказал я.
- Тьфу, - поморщился Стрельников, - ненавижу долги. Люди должны помогать друг другу.
Мы крепко пожали руки. Он добавил:
- Приезжайте в гости ко мне. Буду рад.
- Я надеюсь, так оно и произойдет. Не прощаемся.
Сергей уехал. А мы пошли в номер. Была уже ночь - самая счастливая ночь в моей жизни.

Часть вторая

1

Прошел месяц. Нелли, как и предполагалось, написала родителям, что она в безопасности, что уехала в другой город. Жили мы в моей московской квартире, и все шло довольно спокойно. Спокойна была и она. Занималась хозяйственными делами, что очень ловко у нее выходило, рисовала (для этого я купил ей холсты, мольберт, краски), читала. Она и вправду была сокровищем, и я ни дня не жалел о своей авантюре.
Я догадывался, что она скучает по родителям, но вначале не решался говорить с ней об этом. «Должно пройти еще время, чтобы она могла встретиться с ними без какого-то ни было риска для нас», - думал я. Но потом, после нескольких телефонных разговоров, она дала понять, что родные уже не волнуются, не держат зла. Этот момент благотворно повлиял на нее, она стала веселее и легче. И вообще, ее душевное состояние не вызывало каких-либо подозрений на нездоровье.
Бывало, однако, Нелли просыпалась по ночам, напряженно глядя то в одну точку, то по сторонам. «Что такое? Ты видишь кого-то?» - спрашивал я. Но она лишь говорила, что приснился неприятный сон. Это было ложью, скорее всего. Но однажды, когда такое случилось очередной раз, она после продолжительного молчания тихо промолвила:
- Я видела молодого человека с длинными волосами, с небольшой бородой. Я не знаю, кто это, но что-то связывает вас. Будто в нем, в его теле был ты.
Я обнял и поцеловал ее:
- Так он же не сделал ничего плохого, не стоит бояться.
- Он сказал, что с того света не убежать.
- Не бери в голову, Нель.
Я тоже постарался не брать это в голову.
Тем временем офисная работа моя стала доставлять ранее так явно не ощутимое раздражение. Прежде я скучал, особенно когда не было больших проектов, которые погружают в себя с головой. Но скука и раздражение – разные вещи. Внутри будто говорило что-то: «Это не важно, это – пустое. На что, черт возьми, ты тратишь свое время?» От души моей словно начало что-то отходить, отделяться. Вся жизнь, все мои занятия представлялись уму неважными, не стоящими. А стоящее он распознать не мог, но это было – чувствовал я – это трепетало где-то глубоко внутри.
Одним днем я задержался в офисе. Сидя за компьютером, исправлял ошибки, которые каким-то чудесным образом допустил в простейших расчетах, за что досталось от начальника. Подошла Лиза – грациозная дама с хитрым взглядом. Она часто задерживалась на работе, и вообще была из тех, кто много работает, желая выбиться в люди. «Выбиться в люди» - звучит смешно, не находите? Она присела на край стола, скрестила длинные ноги и сильные, казалось, руки, на которых золотом светили кольца и браслеты. Я всегда уважал ее и отношения у нас были, можно сказать, дружеские. Но сейчас она показалась мне какой-то коварно-хищной.
- Что же ты так, Андрей? - сказала она.
- Сам не знаю, такая глупость…
- Глаз замылился, у меня тоже такое случается. А ты задумчивый какой-то в последнее время.
- Ну, над чем подумать есть всегда, - ответил я и сразу усомнился в правдивости своих слов.
- Подкину тебе еще кое-что, - с улыбкой сказала она.
Я поднял глаза.
- Вчера было совещание руководства, помнишь? Было решение открыть филиал в Петербурге. И кто будет там директором? – игриво спросила Лиза.
- Великолепная и неподражаемая Елизавета Дмитриевна?
- В точку, - щелкнула пальцами она и направила на меня указательный, с большим черным камнем.
- Ты это заслужила. Правда.
- А еще я заслужила набирать свою команду, так-то. Так что здесь и сейчас тебе поступило официальное предложение, Андрей Викторович, - дурачась, нарочито-горделиво произнесла она.
- Ну ты даешь, Лизавета. Хорошо подумала-то?
- Думать надо будет тебе, - со смешком ответила грациозная дама.
- Да-да, мне нужно посоветоваться - ты знаешь, с девушкой.
- Помню, делился про нее. У вас все хорошо?
- Да, она чудо.
- Тогда, думаю, она не будет против, чтобы ее мужчина поднялся на еще одну ступеньку. А перспективы там…  - сладко растянула она слова «перспективы». - В понедельник, надеюсь, дашь ответ.
- Поговорим в понедельник.
- Лови попутный ветер, дружок, - подмигнула она и отправилась на свое место.
Шел я домой в смешанных чувствах. С одной стороны – это перемены, другой город, а я же хотел перемен. С другой – будет, видимо, больше работы и ответственности. «Подняться на еще одну ступеньку, - пронеслось в голове, - какая радость. Вот чего в жизни не хватает, так это еще одной ступеньки». Вдруг неожиданно подул сильный пронизывающий ветер, и папка, которую держал я в руке, упала и покатилась к каменной стене сбоку. Догнав и подняв ее, я увидел на кирпичах надпись по типу граффити: «Каждому - свое, а мне - что?».
Дверь мне открыла Нелечка, вся измазанная масляными красками.
- Какая ты красивая у меня, - сказал я и поцеловал ее.
- А я приготовила ужин, - похвасталась она.
- Ты вообще у меня чудо, дорогая. Вижу, ты вся в работе.
Она улыбнулась и зашла в комнату, оглядываясь на меня. Там, на мольберте стоял холст, на котором был рисунок моста.
- Красиво. Это где такой?
- Петербург, - ответила Неля.
- Да ты прямо Пифия, - сказал я и поведал о сегодняшнем предложении Лизы.
 - Да! – хлопая в ладони, загорелась она. – Отличная идея!
- Мне, если честно, Москва тоже не очень нравится.
- А Петербург такой романтичный… - протянула Нелли.
- Эх, девушки – одна романтика в голове.
- Я тебе дам! – она напрыгнула на меня, и мы начали возиться и смеяться, как дети.

2

К началу весны все было готово: собранные по сумкам вещи томились в коридоре, пополняясь то и дело какими-то нужными и ненужными мелочами. Нелли была счастлива, порхала по квартире и строила планы устроиться преподавателем по рисованию в новом городе. Что у меня такое же настроение сказать было нельзя, но ей я не показывал своей тревожности. К тому же на вопрос «откуда она?» я все равно не смог бы дать вразумительный ответ. Только, сидев в кафе с Гришей, я поделился с ним своими ощущениями.
- Да что тут непонятного, - отвечал он, - переезд в другой город – дело серьезное. Вот и думаешь про себя – все ли устроиться как надо, все ли получится.
- Нет, как раз об этом не волнуюсь. Мне кажется, что с работой все хорошо будет, тем более с начальницей у меня отношения хорошие. А квартиру так вообще компания предоставляет – чего волноваться то? Но что-то все-таки есть…
- Ну, не знаю что там у тебя, старик. Сходи к гадалке что ли, узнай, - в шутку сказал он.
- А что, почему бы и нет, - ответил я. Хотя был тут у меня случай в Пятигорске, с одной ведьмой.
- Что?
- Да, с натуральной ведьмой, как местные говорят. И после этого как то не по себе от всех этих экстрасенсов, – и я рассказал ему всю историю. 
- Ну ты даешь, - изумленно протянул Гришка. – Делать тебе было нечего что ли?
- Честно – да. Так пресно все было тогда, что хотелось чего-нибудь вытворить этакого.
- Зато сейчас вон ты какой бодренький. Подействовало заклятие?
- Кто его знает. Но то, что что-то меняется у меня, это налицо.
- Конечно, меняется. С командировки уже с жинкой приехал, - хихикнул он. – Скоро свадьба-то? Что так смотришь? Я же вижу, что любишь ты свою Нелю.
- Может, и в Питере сделаю предложение, когда все наладится.
- Да наладится, конечно, не переживай.
Гриша умел зарядить своим оптимизмом. После разговора с ним мне действительно стало легче, и я со спокойной душой отправился заканчивать все приготовления к отъезду.

3

Питер ждал нас пасмурным небом, из которого сочился крупными каплями ровный, обыденный дождь, - именно обыденный, потому что ощущение чего-то знакомого возникало достаточно явно. Я, конечно, бывал здесь прежде, но в прошлом город на Неве оставлял впечатления хмурые и бесцветные, как вот это свинцовое полотно небосвода над головой. Теперь же мне было приятно вернуться, и тихая неизъяснимая теплота разливалась в груди. Огромное количество сумок не давало возможности прогуляться, и мы взяли такси. Новое жилище оказалось очень даже милым и уютным.  Дом находился ближе к окраине, что было определенно хорошо: суету и шум я, как говорил, переношу с трудом. Мы приехали рано, и впереди была неделя свободного времени.
Бросив сумки и отдохнув, вечером мы решили пройтись по центру.  Ночной Питер по мне живописнее дневного: строгие, величественные здания выходят из сумрака теплым светом ламп, разноцветные огоньки на деревьях, веселые парочки, бесконечные и беспечные улыбки в их хороводе порождали в душе радостное состояние. Мы были такой же парочкой. Ладонь ее в моей руке была словно провод, ток через который наполнял  жизнью и силой. Внезапно внутри будто что-то взволновалось, завелось, и из груди потоком ворвались в голову строки:

Любовь в холодной пустоте –
Так мило, так чертовски мило!
Когда касание ее руки,
И сердце вмиг переместилось

Из стужей скованной степи
В родную теплую обитель,
Которая в ее живой груди
К тебе идет священной нитью.

Я тут же произнес это вслух. Нелли улыбнулась и загадочно блеснула глазами:
- Я же говорила, что Петербург романтичный. Вот и в тебе просыпается поэт, - сказала она и погладила меня по плечу.
- Это все ты. Раньше ни одной строчки не приходило, - отвечал я.
Чуть касаясь земли, мы продолжали плыть сквозь нарядные улицы, аристократичные набережные, душистые скверы. В одном из таких скверов молодые ребята играли на гитарах;  полукругом стояли слушатели. Мы тоже подошли.
«И убегает мой мир, и убегает земля. Бежит далеко-далеко, без оглядки далеко-далеко», - раздавались слова песни. Я вспомнил – это же Егор Летов из Гражданской Обороны! Я слышал о нем, но ничего не знал из его творчества, кроме дворовой классики «Все идет по плану». А сейчас откуда-то из глубин поднялись в памяти тексты звучавшей композиции. Странно. Обняв за талию Нелю, я негромко подпевал, а на душе было опьяняюще-чудно.
Вернувшись домой, мы бешено занялись любовью. Я чувствовал в себе прилив необъяснимой энергии. Позже, не в состоянии уснуть я сидел за столом, на который из окна напротив, как холодное лезвие ножа, пронизывающе падал лунный свет. Какое-то напряжение овладевало мною, но не грубое и сковывающее, а тонкое и невидимое, будто полновесная белая луна, обнажающаяся в просветах мутно-облачного неба, выбрала меня для того, чтобы не спать с ней, для того, чтобы вместе быть хозяевами ночи, художниками ночи, разгадывать ее загадки и получать ответы из непроглядной, волнующей тьмы. Мне захотелось написать что-то. Просто взять ручку, бумагу и писать…  В мгновение появились строки:

Тьмы ночной младое семя
В сердце зародилось тихо.
Шепчет мне оно что вышло
Дней счастливых светло время.
 
И во тьме теперь по краю,
Словно хищник на охоте,
В доброй и дурной свободе
Буду молнией гореть, сверкая.

Скалится и в пропасть прыгать,
Потом снова воскресая,
И к луне на диких крыльях
На свиданье прилетая.

«А это не плохо, черт возьми!» - перечитывая стих, думал я. Тогда же в уме всплыла фраза – та, что я видел на кирпичной стене в Москве: «каждому – свое, а мне – что?». Я почувствовал, что задавал себе этот вопрос всю жизнь, неосознанно носил его в себе, мучался им. Но вот сейчас он оставил меня, уплыл, растворившись в окружающем пространстве. Мне казалось – я обретаю что-то.

4

За ближайшие дни я написал еще несколько стихотворений. Мне хотелось поделиться этим с кем-то еще кроме Нелли, и я стал выкладывать их на одном интернет ресурсе. Беспокойство приходило ко мне; да, это очень точное описание моего состояния – без покоя. Казалось, что время летит, ускользает, и мне необходимо сделать что-то значимое. Вся реальность была словно голый лед, и я начинал видеть, как люди, что окружают меня, да вообще все люди, мчатся по этому льду к пропасти, к черной дыре небытия. И на лицах их нежатся улыбки, на лицах их танцуют гримасы счастья, ведь смотрят они вперед, но не вниз. Они боятся осознания главного – все конечно. Это – тяжелая ноша, но только из нее может родиться что-то настоящее, что-то вечное. А мне хотелось – нет, не жить вечно, но высечь из себя искру, луч, который бы указывал всем, что надо жить чем-то иным, чем-то высшим. Может так и обретается бессмертие… - кто знает.
Неделя прошла, и я стал ходить на работу; ее не стало больше, как я ожидал. Но не становилось меньше раздражения и вопросов. Мое сердце словно жалило что-то и отпугивало от жизни ровной, легкой. Только в объятиях Нелли я забывался на время и чувствовал умиротворенность. Она, кстати, быстро устроилась преподавателем в частную школу рисования для детей и была вся в своих делах. Мне нравилось это. К тому же мне было необходимо все чаще оставаться наедине с собой. Иногда я ловил вдохновение и писал стихи, иногда просто запечатлевал свои мысли о жизни, смерти, предназначении. Раньше я тоже задумывался над такими вещами, но то были просто мысли, от ума и для ума. Сейчас же эти вопросы резали по живому, по сердцу; может, оттого так, что подспудно я чувствовал ответы. Каждому предстоит исполнить в своей жизни что-то, у каждого свой единственно верный путь. И сама жизнь так или иначе подталкивает человека к этому - к осуществлению того, что было задумано, задумано когда-то давно. «Кем же?» - можете спросить вы. Честно, я не знаю. Но мне кажется, что самим собой. Ведь если смерть – это не конец, то начало – это не чистый лист. И штука в том, хватит ли мужества принять все испытания, не поддаться страху и безотчетному стремлению к счастью, которое застилает глаза и усыпляет сознание, особенно в наше безумное, совершенно безумное время. 
Ладно, хватит этих тяжелых мыслей. Хотя прозрение и понимание чего-то важного достигается только в таком вот меланхоличном состоянии. Так говорила мне однажды Оксана. Сама она живет в Петербурге уже лет пять, и я решил встретиться с ней.
Мы прогуливались по набережной. Она была в бежевом платке на голову, в длинной юбке и блузке, поверх которой была накидка из шелковой мягкой ткани; скромная, но утонченная одежда придавала ее образу аристократичности. Познакомился я с ней давно, когда мне было чуть за двадцать. Тогда от нечего делать я пошел в школу актерского мастерства, которую вскоре забросил. Оксана же осталась, а сейчас она работает в режиссерской группе одного из театров.  Я рассказывал ей про свои перемены, про то, что начал писать стихи.
- Нашел свой творческий стержень? – спросила она.
- Похоже. Мне это нравится. Даже нет, не нравится – это нечто большее,  я живу этим.
- Те, кто всерьез пробует изменить свою жизнь, рано или поздно находят что-то истинно свое.
То, что я пробовал всерьез, было неправдой. Но я промолчал.
- А ты все живешь театром?
- Да, работы невпроворот. Но мне это тоже нравится.
- Много новых постановок?
- И новых, и старых. Это все ничего, вот только недавно два наших сценариста ушли, а их пьесы остались незаконченными. И вот мы думаем, что с этим делать. Сама пробовала писать, но выходит что-то не то, чую как режиссер.
- Давай я попробую. Тетрадь и карандаш не дают покоя все равно.
- Забавно, если у тебя получится.
- Ничего не забавно, - нахмурился я. – У меня получится, это я чую.
И вправду, во мне была эта уверенность, это предвидение. Я знал, что мне открыто и доступно это делание – сложно описать это чувство. Оксана на следующий день прислала мне наброски, и я стал разбираться. 

5

На следующий день случилось неожиданное. Я сидел дома за своими рукописями, как ко мне подошла Неля.
- Мама с папой хотят приехать, - тихонечко сказала она.
Нет, я был не против. Но встреча с родителями после нашей истории для меня не была радостным событием. Я чуть солгал, сказав, что хочу с ними увидеться. Спустя неделю они были в Петербурге. Сначала мы встретились вчетвером. Это было еще ничего. Но потом ее отец пожелал поговорить со мной. Вот тут то я заподозрил что-то неладное. Сидев в кафе с чашкой чая, он говорил:
 - Андрей Викторович, я понимаю, что Нелли дорога вам, и это видно по тому, как вы заботитесь о ней.
- Вы правы, Неля очень дорога мне.
- И я рад, что у нее рядом есть такой мужчина. Но поймите и вы, она еще девочка, даже не закончила институт.
- Что вы хотите сказать? – чуть напрягся я.
- Мы хотим, чтобы она закончила обучение, ничего более. 
- Но я не могу жить без нее два года.
- Да, время большое, но есть решение: она сдаст сессию, а потом переведется на заочную форму, будет приезжать время от времени к нам, - выждав паузу, сказал он. 
Я не хотел отпускать ее, но то, что говорил отец, было верным – ей надо закончить учебу. Потом я все передал Неле. Было видно, что она тоже не хочет расставаться со мной. Но это же всего лишь месяц. Она уехала.
А тем временем я написал пьесу. Представляете? Просто взял и написал. Это произошло за четыре дня. Я будто был одержим, и будто поток образов, мыслей, слов обрушивался на меня. Это было настолько сильно, что я потерял счет времени. Просидев всю ночь, я не пошел на работу. И на следующий день тоже, за что круто получил от начальства, потому что там была какая-то встреча. Да что они мне? Кучка сытых брюхоедов, которые озабочены только своей выгодой; и вправду, они, кажется, отождествились с этим механизмом, и им это нравится. Но эта слепая возня - мрак и иллюзия, подобие бытия. Встречать рассвет с вдохновением, безумным, небритым и голодным – это ли разве не жизнь? А она и соткана из тех моментов, когда мы чувствуем себя свободными, легкими и творящими что-то важное, что-то свое.
Я встретился с Оксаной снова и показал ей написанное. Она тогда назвала меня гениальным чудаком, что, конечно, было приятно. «А я и внешне похож на чудака» - подумал я, посмотревшись в витрину магазина на обратном пути: щетина, волосы, когда-то недлинные, аккуратно уложенные, лохматились дымной кучей на голове, старая потертая клетчатая рубашка – почему-то она полюбилась мне в последнее время.
Лиза подходила ко мне на работе: «Что с тобой, Эндрю, привел бы себя в порядок» - говорила она. Я ухмылялся.
Много всего наворотилось с момента переезда в Питер. Вот в моей квартире живет уже какой-то человек. Ха! Это одни из знакомых Оксанки, бродяга и художник. Бедняге негде ночевать, и я согласился пустить его к себе на пару недель. В квартиру стали приходить и другие люди, в основном из театральной тусовки. Наши попойки сменялись сосредоточенной работой над делом; мы обсуждали новые спектакли, пытались придумать что-то оригинальное и будоражащее. Моя же пьеска пришлась по вкусу не только Оксане, и репетиции шли уже во всю. Вообщем, было весело. Весело и скучно одновременно. Событий становилось больше, но… Что но? Я до сих пор не могу найти ответа на это. 

Это были последние строки Андрея –хотя уже и не совсем его – в том, что можно назвать жизнеописанием. Я, Александр, сейчас держу в руках эти страницы. Что случилось с ним? Поиск себя иногда может оказаться опасным предприятием, смертельно опасным. Оставить все как есть либо идти, лететь напролом сквозь неясное и непознанное, к чему-то новому, к чему-то своему? В этом вопросе Андрей выбрал второе. И получил свое. Мы всегда получаем свое и в этом мир справедлив - да, я помню наш разговор в поезде об этом. А ведь он же был не глуп, он был умен. Но ум и сфера чувств - совершенно разные, независимые области человеческого существования. Так уж устроено.
Он прожил еще около года в Петербурге, все дальше уходя в загулы со своими новыми друзьями. Должно быть Нелли знала или чувствовала это, решив окончить образование в родном городе и остаться с семьей, что было, конечно, благоразумно. К тому же Андрей вскоре потерял работу. Оставив свой дневник на почте и указав мой адрес, стоя на мосту, о чем он думал в последние минуты своей жизни? Мне было бы интересно знать это. Я почему-то чувствую, что он не был озлоблен и не роптал на судьбу.
После него остались не только эти записи, но и многие стихи, заметки философского характера, которые может будут опубликованы мною позднее. А в небольшом экспериментальном театре Питера все еще идет его спектакль под названием «жизнь без границ».