В тихом омуте

Мои дед с бабкой, мамины родители, жили очень дружно. Дед не был мне родным по крови. Они с бабушкой сошлись, будучи оба вдовыми и вырастили четверых детей – двух бабиных дочек и двух дедовых пацанов. Самым младшим из всех этих детей был Юрка. И самым хулиганистым. Бабушку мы, её внуки, звали бабкой толстухой из-за ее невероятной толщины. А деда – просто Дедом. Нам так было удобнее, чтоб бабушек не путать. А то у нас была еще баба Марья – папина мама. Баба Марья жила вместе с нами. Дед с бабкой-Толстухой – в городе Усть-Каменогорске. Наш посёлок считался пригородом. Когда мы с сестрой очень уж надоедали бабе Марье (она смотрела за нами, пока родители на работе) нас отправляли к бабке Толстухе. Порадовать старушку. Отвозили обычно обеих сразу. Мы не возражали. Мне было тогда пять лет, Любке – не больше трех. Она у нас в семье всегда была самой красивой. В детстве на вид это был просто ангелочек. И все взрослые почему-то считали обязательным ей это сообщить. Меня в таких случаях начинал мучить вопрос: - а я тогда кто же? Всё потому, что бабка Толстуха, будучи очень набожной, пыталась и нас приобщить к вере. Мы знали, что есть Бог. Он сидит на небе и всё видит. А ему помогают ангелы, поэтому он сразу узнает обо всех наших поступках, плохих и хороших. За хорошие он нас наградит. (Вот Дед пойдет в магазин и купит подушечек – это конфеты были такие без фантиков.) А кто не слушается, в того значит чёрт вселился. И выгнать его можно было только при помощи ремня или авоськи. По-моему авоськой было больнее. В меня чёрт вселялся значительно чаще, чем в сестру, поэтому ремень был всегда под рукой. А её, кажется, вообще не били. Ну разве можно отлупить ангела? Обе бабушки были едины во мнении: Любочку бить – только греха набираться. Наверно, поэтому за все наши общие проделки несла ответственность только моя тощая задница. А всё потому, что я была старше и должна была служить образцом и примером для младшей сестры.
В тот раз к бабке Толстухе отправили только Любочку. Дед с бабкой собирались отмечать юбилей совместной жизни и сказали, что им будет не до нас. Ладно, Любочка, так и быть, пусть приезжает. Она смирненькая, тихая. А Светку не надо! Смотреть за ней поручили Юрке. Тому было четырнадцать лет. По словам Деда, он был не тихим, а исподтишка.   Его согласия быть нянькой никто не спрашивал. Дед сказал: «Приказы не обсуждаются!»
К назначенному времени стали собираться гости. Дедушка с бабушкой встречали их на крыльце нарядные и красивые. В гостиной, а гостиной служил огромный кусок коридора, был накрыт праздничный стол. У Юрки к столу был чисто меркантильный интерес – там ласкали взор и занимали всё его воображение высокие вазы с конфетами. Их велено было не трогать. Ремень дед повесил на самом видном месте – он служил барьером на пути к заветным вазам, и как только мысль взлетала к заветным вазам – неусыпный страж тотчас обрубал ей крылья. Любочке по случаю праздника заплели коски. Для этого её волосики долго расчесывали. Процедура очень болезненная. Мы с сестрой это дело ненавидели. Попробуй, расчеши спокойно эту паклю, если до того тебя угостили леденцами. Волосы у сестры были реденькими и сравнительно короткими. Пришлось заплести две очень тугих косички, чтоб держались тяжелые штапельные бантики. Капроновых тогда еще не было. И от этих кос её головёнка горела огнем. Ребенку казалось, что у нее на голове рожки режутся. Она всё время очень осторожно трогала эти бантики. Но ради красоты терпела. Юрка с Любочкой сидели в комнате и смотрели в окно на приходящих. Юрке было скучно. Его пытливый детский ум постоянно требовал действий. Видимо поэтому с ним нам всегда было интересно. И он придумал развлечение. Как опытный сценарист… В общих чертах создал галерею портретов для будущего спектакля, отводя Любочке роль примы.
- Смотри, смотри, Любочка. – говорил он, показывая на высокую худую женщину в белой шляпе с вуалеткой. Видишь, эта тетенька похожа на бледную поганку. Это потому, что она много конфет ест. Если ты будешь кушать много конфет, то ты тоже такая будешь. У тебя еще конфеты есть? Дай их мне.
- А ты тоже будешь как бледная поганка?
- Нет, я буду Мухомором. Это красивый гриб.
- Я тоже хочу Мухомором!
- Не получится.
- Почему?
- Ты девочка, а я мальчик. Поэтому давай конфету.
- На…
- А вот смотри на этого толстого дядьку. Он похож на колобка. Только его есть нельзя.
- А почему?
- У него в пузе какашек много.
- Почему?
- Много жрёт, а от этого много какашек бывает. Зато его катать можно. Он же как мяч.
- А вон дядя с тётей…
- Ну, это пень с колодой.
- А что такой колода?
- А это спиленный пень, внутри пустой, как голова у этой тёти.
- Совсем пустая?
- Ага. Ну, может чуть-чуть мозгов есть, только они у ней куриные. Поэтому мало. Как у курицы.
- А-а-а… Бедненькая!
- А вон, вон посмотри на этулошадь!
-Где лошадь?
-Ну вон, та тетка. Смотри, какая здоровая. Прямо как лошадь…
Гости собрались довольно быстро. Так же быстро стали усаживаться за стол. Наверно голодные были. Юрке велели на люди не показываться. Мал, дескать, еще во взрослые дела соваться. А то еще ляпнет чего-нибудь – греха не оберешься. Любочку вывели к гостям. Каждый из них, видя такое ангельское создание, норовил погладить её по головушке. Головушка с тугими косичками реагировала на все эти ласки довольно болезненно. Ангелочек медленно свирепел. Тетенька в белой шляпке ласковым жестом протянула руку к косичкам.
- Не трогайте мои коски! – затопало ножками прелестное создание – Нельзя чужое трогать!
- Ах, какая очаровашка! – нежно пропела тетенька. Иди сюда, маленькая, я тебе конфетку дам.
- Юрка не может их быстро скушивать. Штоли у него два ротика? Он мне сказал про грибочки и колобка во-та-ак.
- Прелесть ты моя – сказала тетенька, погладив всё-таки дитя по голове.
- А ты – бледная Поганка. И тебе нельзя конфеты кушать. Вот!
Поганка растерялась. Толстый дядька решил спасти положение
- Иди деточка лучше ко мне. Вот, садись рядышком. Тут стульчик хороший. И погладил деточку по головке.
- А ты Колобок – взвизгнула деточка. И у тебя в пузе какашек много. Тебя катить можно!
Тут вступила колода:
- Нельзя на взрослых так говорить, детка. Нехорошо. Кто тебя так научил?
- Юрка. А у тебя мозги куриные, задумчиво сообщила детка, ковыряясь в носу – Ай! И не гладь меня!
Тут пришла бабушка и усадила внучку за стол. Рядом с Колобком. Сестренка почему-то всегда страдала отсутствием аппетита. Дома ей приходилось есть кашку за папу, за маму, дедушку, бабушку, еще бабушку, за лисичку, за зайчика. Пока кашка из ушей не полезет. Это, правда, мало помогало. Сестра всё равно оставалась худышкой. Усевшись за стол, она догадалась, что кашки не будет и очень обрадовалась. И на тарелку ничего не положили. Вот счастье-то. Но гости были другого мнения. Самым заботливым оказался Колобок.
-Нина Тихоновна! – позвал он бабушку. – А вы внученьке чего-нибудь положите, а то у нее тарелочка пустая.
- Сейчас, сейчас… - лихорадочно стала соображать бабушка – она у нас ничего не ест. Прямо не знаю, чем и накормить. А, она же яйца сырые любит! Любочка, яичко будешь?
Кивок.
Побежала, принесла, разбила на тарелочку, и, как принято во всех культурных, как она считала домах, положила рядом чайную ложечку. И убежала на кухню. Про ангелочка все временно забыли, воздавая должное выпивке. А тот в это время пытался зачерпнуть ложкой содержимое яйца. Оно всё время убегало от ложки. Желток катался по всей тарелке. Наконец, ребенок сообразил: если из тарелки вылить его в ложку, а потом сразу в рот… Подставила ложку и наклонила тарелку. Подлое яйцо выскользнуло из тарелки и, миновав ложку, улеглось на белой крахмальной праздничной скатерти. Ребенок с перепугу тут же поставил на него опустевшую тарелку. И сидит, смотрит. Тут с другого конца послышался голос Лошади:
- А ребеночку-то почему ничего не положили. Он же, наверно кушать хочет!
Опять позвали бабушку. Прибежала, обрадовалась:
- Любочка, ты всё яичко скушала?
Кивает
- А еще хочешь?
Опять кивает. С перепугу. Бабушка принесла еще одно яйцо и опять разбила его в тарелку. Гости налегли на натюрморты, что были на столеэ Про ребенка опять забыли. А тот, рассчитав предварительно траекторию яйца, опять наклонил тарелку. На этот раз яйцо попало в ложку. Но ложка была маленькой, и яйцо, не поместившись в ней, целиком выскользнуло и тихонько, по скатерти сползло на пол. И аккуратненько там улеглось. Прямо возле ног Колобка. Любочку обуял ужас. Ремень со стенки нахально подмигнул. Перепуганный ребенок хотел незаметно исчезнуть, но тут заботливый Колобок опять узрел её пустую тарелку. Прибежала обрадованная непомерно возросшим аппетитом внучки бабушка.
- Любочка, ты всё скушала, ах ты, моя умница! Мяска тебе принести?
Та, ничего не соображая от страха, опять кивает.
- Ну, щас там, на кухне, положу…
И берет со стола тарелку…
Последствия этого опрометчивого поступка хорошо и сразу были видны только гостям. Сначала стало звеняще – тихо. Все, как завороженные смотрели, на какую длину может растянуться содержимое обыкновенного произведения домашней пеструшки. Расстояние сказалось рекордным. Протянулось аж до кухни. Впрочем, бабушка заметила это не сразу. В тот же момент туфли Колобка познакомились и со вторым яйцом, с тем, что под столом тихонько лежало и никого не трогало… Потом раздался дружный хохот…
Вот после этого нас и перестали с гостями за стол усаживать. А ремень тогда так и осталсябез работы. Ангелочек, всё-таки.