Обличитель или герой нашего времени

Иван Цепляев слыл ярым сторонником перестройки.  Потому что с упоением громил все авторитеты, задавал из зала выступающим  постоянно всякие вопросы, рвался на трибуну, писал личные письма во все вышестоящие инстанции, смело звонил различным начальникам не только в кабинеты, но даже и домой в любое удобное ему время. В общем бурлил от затей. Они, эти затеи, как он понимал, несли огромную общественно-политическую значимость.
 Да и в период «застоя» Цепляев тоже был на передней линии: он внимательно слушал, вежливо спрашивал, громко аплодировал, с гордостью принимал почётные грамоты, любил фотографироваться на фоне станка или Знамен, символа ударничества. Одним словом, любил производить впечатление, человека ударяющегося во все стороны жизни. Да, Цепляеву всегда хотелось чувствовать себя героем сегодняшнего времени.
 Правда, если раньше он был всегда доволен всем, оптимистически настроен и уверен в завтрашнем дне, то сегодня понял: чтобы нравиться массам надо больше бичевать и выражать неудовольствие. Первой жертвой его перестроечных взглядов стала секретарша начальника, которая, как решил Цепляев, была слишком красива для заводских буден и слишком модно одевалась. И это в то время, когда в магазинах мало что можно сегодня купить.
Цепляев смело полез в нужный момент на трибуну и тут же развенчал образ этой красавицы, которая своими туалетами, накрашенными ресницами и тонкими духами не способствует работоспособности их славного коллектива. Он предложил ей перебраться поближе к станкам и трудиться в ритме ускорения, то есть, в масле, мазуте и в металлической стружке. Вместо шляпки носить платок, пальто поменять на ватник, а сапоги- «шпильки» на сапоги кирзовые. Цепляева совершенно не тронули лживые притворные слёзы молодой женщины, он был твёрд в своих убеждениях.  Твёрд, как кремень, был он  в своих принципах: «Если правда, то уж матка, если резать её, то уж режь!». Слёзы притворщицы только придали его голосу твёрдость стали.
Так постепенно объектами его выступлений и ораторского красноречия становились все, кто случаем-то ему не нравились, что когда-то ему кто-то не лестно сказал. Досталось теперь многим. Его классному руководителю, когда-то ещё в школе оценившего его не по достоинству и его домашнее сочинение. Его дочери-тренеру, не взрыхлившей песок перед прыжком его сына-школьника на уроке физкультуры. почтальону, неаккуратно бросившего письмо в его почтовый ящик. Начальнику цеха, икнувшего в разговоре с ним. Мастеру, забывшего поздравить его, передовика производства, с днём рождения. И так далее, и так прочее, пошло, поехало.
Кто только теперь ни попал на язвительный язычок Ивана! Хлёстко, остро, пересыпая речь вековой народной мудростью, Цепляев обличал всех их и выводил на чистую воду. Зал всегда ждал его выхода на трибуну. Люди рассаживались поудобнее, предвкушая получить очередной сеанс бесплатного местного сатирика. Смеха, действительно, было много! Особенно весёлую реакцию вызывали в его изображении физиономии членов разнообразных президиумов, которых Цепляев зорко просвечивал до самых пяток и как опытный врач-рентгенолог рассказывал без обиняков и соблюдения врачебной тайны всем присутствующим в зале о внутренних, естественных, невидимых окружающим, кроме него, социально-нравственных болезнях обличаемых им ответственных работников его коллектива.
И его стали бояться. Казалось, он затронул всех и все стороны жизни коллектива: проблемы деторождения Ближнего Востока и влияние наглядной агитации на производительность труда, значение тяжёлого рока в процессе опороса свиноматок в заводском подсобном хозяйстве, значение слова «пожалуйста!» в сокращении самогоноварения. И так далее. Им тщательно были проанализированы проблемы взаимозависимости проблемы рационализаторства и материального благополучая семьи, цвета волос учителя и степень усвояемости знаний учениками. Правда, одну тему он лишь не затронул: решение Продовольственной программы. Ибо жена его, Цепляева, возглавляла крупный ресторан и это была для него запретная тема.
Цепляев был в ореоле славы! Все вокруг него стали ласково улыбаться ему. Все считались с его требованиями, заискивающе и ободряюще ( в зависимости от объекта критики) кивали в ответ на его разгромно-бичующие речи. Поскольку Цепляев был большим любителем и знатоком кошек, то благодаря его инициативе в городе силами общественности был построен приют для бродячих кошек. А Президентом ассоциации борьбы с за спасение кошек Цепляев сделал ту самую секретаршу, которая перестала пользоваться косметикой, духами, стала скромно одеваться и первой внесла деньги на развитие кошачьего клуба.
Каждый член трудового коллектива , где работал Иван, взял на себя обязательство отловить и приручить одну бездомную кошку и отработать на строительстве кошачьего питомника выходной день, лично принять участие в конкурсе «Кошачья радость». А все учреждения в городе стали жить под девизом: « В каждый дом – пушистого друга!». Цепляев добился того, что городские власти, отложив все дела, взялись за строительство очистных сооружений для кошачьего питомника. Благодаря Цепляеву были перекрашены фасады домов центральных улиц. На одном из собраний Иван громогласно заявил, что светлые тона не соответствуют духу перестройки, суровому времени, и о том, что начальник городского бытового хозяйства явно оторвался от жизни, у него заложен нос, раз он не чувствует запаха эпохи.
Боязнь попасться под огонь критики Цепляева сделала всех в обращении к нему исключительно ласковыми. Наблюдая его энергичные жесты все каждый раз в зале, слушая его речи на трибуне, думали: «Хоть бы меня не задел! Вдруг ему покажется, что у меня сорочка не свежая или носки штопаные?!». В то же время испытывали (большинство сидящих в зале) какое-то необъяснимое наслаждение, когда он нёс с трибуны подробности из жизни других, пусть это не соответствовало, или только отчасти, истине. В хохоте и веселье люди даже забывали: для чего они собрались в зале, и какие вопросы должно решить собрание? Оказалось очень даже заразительным : обличать, кричать, уметь, как Цепляев «дать прикурить». Но вот, просто удивительно, что никто  и не заметил, как вскоре в президиуме собраний никого уже без критики не оказалось. И Цепляев стал обличать уже и сидящих в зале работников. Вот тут-то стало страшно и самому Цепляеву: ведь на сцене-то он остался один и с него будет спрос за дела коллектива? Критиковать-то больше некого? И вот из зала кто-то предложил, чтобы он возглавил движение: «От слов к делу!». И тут он почувствовал внутри себя что-то неприятное, что-то иного хочется, то ли « Конституции, не то севрюжины с хреном». Почувствовал он пока что неясную тревогу.
Боясь пасть жертвой общественного темперамента и  признания,ое, скромно потупив глаза, сказал: « Благодарю, не ожидал…Однако, считаю, что моё призвание в другом. Как сказал поэт: «Бреду своим путём – будь всякий при своём…». И потом, разве мы не пахали?! Другие пусть теперь попашут!..». Так и осталось так и не родившееся движение без лидера. А Цепляев продолжает митинговать, организовал кооператив: « Шумим, братцы, шумим!» . Но вот только откуда деньги на этот шум? Ведь у Ивана запросы высокие!
Перевёртыш. 1989.