Предзакатные маки

                П Р Е Д З А К А Т Н Ы Е   М А К И

     Длинное, без всяких изысков, здание колхозной свинофермы, внутри и снаружи выбеленное известью. Каждое лето его белили свинарки. Ни о каких резиновых перчатках никто и слыхом тогда не слыхивал. Извёстка разъедала женщинам руки, но зоотехник всё хмурилась и торопила. Каждое утро на ферме убирались клетки, в которых содержались свиноматки с поросятами, и вроде бы всё чисто, но… запах. Этот неистребимый запах въедался даже в мамину одежду, в которой она шла домой. Мы, все домашние, терпели, а мама только вздыхала. Даже кошка убегала, когда рядом с нею садилась на завалинку моя мама. Мне тоже не нравился этот отвратительный запах свинячьего навоза, еды, смешанного с запахами полевого ветра, сырости и маминой не просыхающей от пота рубахи. Это был запах мамы, моей мамы, человека, которого я любила больше всех людей на свете. Я не убегала от неё, а наоборот, выбегала за ворота и, тропинкой между огородов, бежала за село – встречать с работы свою маму.
     Зачем бежала? Ведь мама и так бы пришла домой… Этого я объяснить не могла. Просто душа, переполненная нежностью, не могла сдержать порыв всеобъемлющей любви. Я не могла усидеть на месте, хотелось приблизить счастливые минуты. Мне хотелось материнской ласки и, вместе с тем, будучи робкой, застенчивой девочкой, я стеснялась признаться в том, что в моей груди прячется ласковый котёнок, который и сам хочет приласкаться, и желает, чтоб и его приласкали мамины руки, но чтоб это произошло подальше от людских глаз и чтоб об этом никто даже не догадался.
     Я со всех сил бежала навстречу маме и… пряталась в придорожной траве, там, где мне место приглядится или, когда увижу на дороге кого-то чужого. Само собой так получалось, что каждый раз я поджидала маму на новом месте. Не замечая меня люди проходили мимо, с ними проходила и мама. А я, стараясь бесшумно шагать, шла за нею следом и смотрела на мамину фигуру, каждый раз подмечая что-то новое, такое родное, мамино…
     Зачем я это делала? Да разве ж этому можно найти какое-то здравое объяснение? Даже сам вопрос не возникал в моей голове, с болтающимися за плечами косами. И теперь, вороша в памяти былое, с трудом подбираю слова, чтоб хоть как-то объяснить нежное дочернее чувство. Это же как надо было любить простую сельскую женщину, имя которой – МАМА, чтоб было тепло и радостно на душе только от того, что я вижу её. Вижу, как ветер играет концом её косынки, как клетчатая юбка подолом касалась её загорелых икр, среди множества запахов улавливать только её запах, запах фермы и нашего дома. И когда она, видимо почувствовав на себе мой взгляд, резко поворачивалась, я спотыкалась на месте и смущённо опускала голову. Тоненькая, как стебелёк выросший в тени, от переизбытка чувств нежности и обиды на саму себя, на свою нерешительность, медленно подходила к маме и, уткнувшись лбом в её живот, всхлипывала, кулачком вытирая слёзы.
     Зачем память хранит эти минуты? Наверное потому, что это сердцу дорого. Затем, что чувство обрело словесную оболочку… Э-эх, какое же оно незащищённое, ранимое сердце человеческое… Зачем нужны пули, снаряды, когда оно от нечаянного взгляда трепещет, как лист осиновый? Танки, самолёты придумали люди для войны, а понять трепетное чувство маленькой девочки, увы – не удосужились…
     Помню, на закате дня, сидела я среди полевых цветущих трав и смотрела на красные маки. Стелющиеся солнечные лучи подсвечивали нежные лепестки. Было такое впечатление, будто бы маленькие лампочки горят в нутрии каждой маковки. Руки сами тянулись к цветам, но дотронуться пальцами к полевому маку - я не смела.
     «Он же живой… А раз живой, то ему может быть страшно, как той гусенице. Дотронешься до неё и она испуганно свернётся колечком. Вот и цветок, пока ему не страшно – он цветёт, а испугается – потухнет в нём жизненная сила, он и скукожится…», - рассуждала шёпотом я.
     И так я засмотрелась на маки, что не заметила, как по дороге к тому месту, где я сидела, подошла мама. Ещё издали заметила детскую головку в траве, подошла и села рядышком со мной. Мы только переглянулись, улыбнулись и стали смотреть на цветы, на закат, на меняющиеся краски вечернего неба и на поле.
     От того и запомнился мне тот вечер, что он был редкой красоты и ещё тем, что мама разделила со мной мою радость, не ворчала, не упрекала, не жаловалась на усталость, а просто задумчиво смотрела солнышку в глаза, как-то по-особенному с надеждой смотрела, а может быть в эти минуты ей открылась житейская правда:  - Не долго дочке так-то сидеть с матерью рядышком…

                2015 г.