Жизнь по ту сторону правосудия

ТАТЬЯНА СУХАРЕВА



ЖИЗНЬ
ПО ТУ СТОРОНУ ПРАВОСУДИЯ


Эта книга о фабрикации уголовных дел, о пытках и полицейском беспределе, о положении женщин в российских тюрьмах. О том, какие методы используются, чтобы добиться нужных для обвинения показаний, о том, как грубейшим образом игнорируются требования закона по отношению к тем, кто оказался по ту сторону тюремной решетки.
В своей книге Татьяна Сухарева рассказывает, как готовилась к участию в выборах в Московскую городскую думу, не подозревая, что политические противники фабрикуют против нее уголовное дело. И в день получения кандидатского удостоверения ее арестовала полиция. Арест больше напоминал силовой захват. Татьяна восемь месяцев провела в СИЗО «Печатники», пять — под домашним арестом, в настоящее время находится под подпиской о невыезде.
Автор предупреждает читателей: на ее месте может оказаться любой человек, в том числе абсолютно невиновный. Достаточно только встать на пути у сильных мира сего.
Татьяна Сухарева дает советы о том, что делать далекому от криминала человеку, попавшему в лапы «правосудия», чтобы защитить себя от «правоохранителей».
Все события подлинные. Некоторые имена изменены. Иногда используются ники из социальных сетей.




Все права защищены. Никакая часть этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, а также запись в память ЭВМ, для частного или публичного использования, без письменного разрешения владельца авторских прав.

 

 
©  Сухарева Т.В., 2015
 

Оглавление

 



Глава 1
Накануне 5
Глава 2
Беспредел 15
Глава 3
Не верьте в сказки про Каменскую 23
Глава 4
Об ИВС, рынке страхования и поддельных полисах 43
Глава 5
Суд по мере пресечения 51
Глава 6
Снова в ИВС 57
Глава 7
Добро пожаловать в ад! 63
Глава 8
Карантин 73
Глава 9
Камера № 208 77
Глава 10
Тюремные будни 103
 
4 Жизнь по ту сторону правосудия
Глава 11
Первая голодовка 115
Глава 12
Продолжаю биться в стенку лбом 121
Глава 13
Вторая  голодовка 139
Глава 14
В мечтах об амнистии 145
Глава 15
Перевод под домашний арест 155
Глава 16
В больнице 163
Глава 17
Борьба продолжается 169
 
НАКАНУНЕ
 
Глава 1
 





Штаб работал сегодня слаженно, как никогда. Утвердили основную концепцию предвыборной программы, согласовали график встреч с избирателями, расписали сетку выхода на местное телевидение. Была готова даже моя предвыборная фотография. Михаил Юрьевич, руководитель предвыборной кампании, настоял на том, чтобы фотография была единственная и чтобы выбрали ее сами фотографы. Я была очень довольна работой штаба. Наконец, после нескольких попыток, подобралась слаженная команда.
Я верила в себя и в свою команду. Я верила в нашу победу. Я не сомневалась, что в ближайшее время меня зарегистрируют в качестве кандидата в депутаты Московской городской думы*. Юристы в штабе сильные, все документы — в идеальном порядке. А еще нам очень помогали юристы общественного движения
«Моссовет». Его координатор Сергей Удальцов сейчас отбывает наказание по Болотному делу.
Я осталась единственным оппозиционным кандидатом, который дошел до регистрации. Всех самовыдвиженцев срезали на подписях. Я прекрасно понимала полную бесперспективность затеи с самовыдвижением. В прошлом году в качестве эксперимента я выдвинулась кандидатом в муниципальные депутаты Щербинки, недавно присоединенной к Москве. Для участия требовалось всего десять подписей, и я все собрала лично: звонила в каждую квартиру, проверяла паспорта. Сдала в избирательную комиссию. И что бы вы думали — мне отказали в регистрации из-за… фальсифицированных подписей. Я возмутилась, хотела привести подписавших избирателей, накатала жалобу — но комиссия даже не соизволила мне своевременно ответить на нее: прислала отписку с опозданием. Я пожаловалась в суд — получила отказ; подала апелляцию в Мосгорсуд — те тоже посчитали действия комиссии законными. А для регистрации в депутаты Мосгордумы нужно собрать 5000 подписей за месяц. Сравните: 10 — и 5000. Понятно, что при любом раскладе избирательная комиссия «найдет» достаточный процент брака для отказа.
Поэтому от идеи идти самовыдвиженцем я отказалась наотрез и стала вести переговоры с партиями. С разными партиями. Но весной 2014 года изменилось законодательство. Только выдвиженцы от парламентских партий («Единая Россия», КПРФ,
«Справедливая Россия», ЛДПР) и «Яблока», получившего более 3% на последних выборах в Госдуму (2011), могли не собирать подписи.
Взвесив все «за» и «против», я остановила выбор на «Справедливой России». Я понимала, что из-за крайне мракобесной позиции отдельных депутатов партии по вопросам отношения к ЛГБТ* от меня отвернутся многие друзья из ЛГБТ-движения. Но выбора
не было. Если я хочу защищать права женщин, ЛГБТ, представителей малого бизнеса, работающих и пенсионеров, мне нужно стать депутатом Мосгордумы. А «Справедливая Россия» — как автобус, следующий до нужной станции. Другие автобусы в самый последний момент сняли с маршрута. Как дальше будут развиваться мои отношения с партией — время покажет. Это брак по расчету, а не по любви (фотография 1).
Следует сказать, что «Справедливая сила», молодежное объединение «Справедливой России», здорово помогла мне на праймериз «Моя Москва»* с агитаторами. И я им благодарна. А так в «Справедливой России» разные люди, многие  из которых   очень порядочные (фотографии 2, 3, 4 и 5).
Когда я решила баллотироваться в Мосгордуму, мы со штабом предполагали различные сюрпризы: визиты полиции, налоговой, пожарной инспекции и криминальных элементов. Мы допускали возможность закрытия штаба, ареста автомобиля, на котором перевозится наглядная агитация, и даже нападения на меня. И были к этому готовы. Мы понимали, на что идем.
Летом 2014-го произошли нападения сразу на трех самовыдвиженцев в Мосгордуму. По странному стечению обстоятельств все пострадавшие были женщинами. Это Татьяна Логацкая, Вера Кичанова и Саша Андреева.
В пятницу, 4 июля, Татьяну Логацкую, муниципального депутата района Хорошево-Мневники, пыталась сбить машина. Водитель мгновенно покинул место происшествия, но Татьяне удалось сфотографировать отъезжающий автомобиль, номер был виден.

Тут же на нее напал агрессивный пьяный местный житель, попытался вырвать из рук планшет и сумку. Если бы за Татьяну не вступились подоспевшие молодые люди, инцидент мог бы закончиться еще печальней. Татьяна написала о произошедшем на своей странице в фейсбуке, указала точный адрес места происшествия: проспект Маршала Жукова, дом 35, строение 1. Полиция приехала быстро, Татьяна написала заявление.
В субботу, 5 июля, у станции метро «Сходненская» нападавшие разгромили палатку Веры Кичановой, независимой кандидатки в Мосгордуму. Порвали листы примерно с 40 подписями. Это как минимум два дня работы сборщиков. Веру схватил Алексей Булычев, который представился старшим инспектором торгового центра «Калейдоскоп». Он утверждал, что территория около метро принадлежит ему, а корочку муниципального депутата Вера якобы «купила в переходе».
Третье нападение. Муниципальный депутат от Лефортова Саша Андреева попыталась снять, как в парке косят траву. Представитель коммунальных служб пошел на Сашу с кирпичом, обещал разбить ее фотоаппарат.
Трудно поверить в случайность происходящего, если учесть, что все три женщины очень активны и все баллотируются в Мосгордуму.
Нападения на политических активисток для столицы не редкость. В октябре 2013 года во время публичных слушаний муниципального депутата Елену Ткач сбросили со сцены представители фирмы-застройщика. Елена получила сотрясение мозга и две недели провела в больнице. На сход в ее поддержку пришло много людей из разных районов Москвы.
Откуда такая агрессия и почему она направлена в первую очередь на женщин? Можно не разделять чужих политических позиций, можно не соглашаться с чужими взглядами, спорить, отстаивать свою точку зрения. Но нападать — это уже за гранью.
 В те же дни, в начале июля, ко мне на встречу напросился неизвестный. Я назначила встречу в кафе «Фьорд» рядом с метро «Орехово». На всякий случай пришла вместе с помощником по безопасности. Мужчина, одетый, как бандит из 90-х, выглядел весьма странно, говорил на фене. Он скрытыми угрозами пытался заставить меня снять кандидатуру. Я сказала, что разговор не имеет смысла, и вышла из кафе вместе с помощником. Отойдя на небольшое расстояние, заметила, что визитер нас «пасет». Но не обратила особого внимания.
— Ты почему не написала, что имеешь степень DBA*? — прервала мои размышления юрист предвыборного штаба Галина Перфильева.
— Я  указала, что я кандидат экономических наук. Думаю, этого достаточно. Большое количество дипломов тоже воспринимается неоднозначно. К тому же далеко не все избиратели понимают, что такое DBA.
— Опять умничаешь! Когда ты начнешь прислушиваться к чужому мнению? Биографию переделать: добавить, что Татьяна Викторовна имеет степень DBA, — сказала Галина уже Насте, верстальщице.
— Может быть, лучше сделать акцент на моей поддержке голодовки многодетных матерей, на помощи Крымску? — гнула свою линию я.
— Таня, блин, мы ведем твою предвыборную кампанию и отвечаем за нее. Ты ни дня не работала пиарщиком, ты не вела ни одного кандидата, — стояла на своем Галина.
В штабе царила суета. Утверждались проекты плакатов, листовок, стикеров. Кстати, Михаил Юрьевич много сделал для оптимизации расходов на предвыборную кампанию. Я была очень рада, что выбрала именно его. Пиарщики у других кандидатов элементарно осваивали бюджет, то есть первую половину разворовывали,
а вторую тратили неэффективно. Наш тандем с Михаилом Юрьевичем был идеальным в части контроля за эффективностью бюджета. Оценка эффективности бюджета — это вообще моя профессия, а Михаил Юрьевич провел много удачных губернаторских и президентских кампаний до отмены (в 2007 году) выборов губернаторов и президентов республик.
Параллельно мы готовились к завтрашнему круглому столу на тему «Права женщин в России и за рубежом», который был запланирован на три часа дня в «Московском комсомольце».
— Делай что хочешь, но твое выступление на круглом столе должно быть во всех СМИ, — сказала Галина.
— Выберите самый лучший костюм, пусть на вас фокусируются камеры, — посоветовал Михаил Юрьевич.
— Я заеду к тебе и накрашу тебя, — добавила Галина. — Не вздумай краситься сама, ты не умеешь.
Во время обсуждения круглого стола мне на мобильник пришло SMS. Окружная избирательная комиссия № 127 сообщала, где и во сколько завтра состоится заседание. Такое же сообщение пришло мне на электронную почту.
Я обрадовалась, предвкушая, что меня завтра зарегистрируют. Оснований для отказа не было, о чем мне накануне сообщил юрист
«Справедливой России».
— Думаю, не смогу участвовать в круглом столе, — сказала я. — Очень важное мероприятие, я долго его ждала, но регистрация важнее. Не хочу распыляться и боюсь не успеть.
Но члены штаба дружно убедили меня: надо участвовать, это важно, я успею.
— А пробки? Не хотелось бы ехать на метро.
— Если будешь успевать — Андрей тебя отвезет, если нет — придется на метро, но отменять нельзя.
Я заранее решила, что на регистрацию пойду в новом салатовом платье с синим пиджаком и надену светло-бежевые босоножки.
Честно говоря, я ненавижу юбки и каблуки и предпочитаю ходить в ботинках, но для подобных мероприятий иногда делаю исключение. Поэтому перспектива ехать в метро (на каблуках) меня мало привлекала. Мой немалый вес позволяет еще ехать на каблуках в машине, но в метро у меня ноги будут болеть жутко. А на заседании избирательной комиссии не хотелось бы выглядеть измученной. Но делать нечего. Друзья правы: нужно успеть и туда и туда.
— Тогда завтра можно запускать первый цикл статей в газете «Мой район», — сказал Михаил Юрьевич. — Мы с Алексеем с утра в редакции, а к моменту регистрации присоединимся к вам. Устроим торжественное событие.
На мобильный поступил звонок с неизвестного городского телефона:
— Татьяна Викторовна, — сказал суровый мужской голос, не предвещавший ничего хорошего. — Из УВД ЮВАО* вас беспокоят. Как вас найти?
— Чем обязана?
— Проверяем вашу кампанию.
«Начинается, — подумала я, — об этом меня предупреждал Михаил Юрьевич. Сейчас специально будут проводить проверки, чтобы сорвать предвыборную кампанию».
Я не чувствовала за собой никакой вины и потому назвала домашний и рабочий адреса и все телефоны. Но некоторая тревога охватила меня.
— Не нравится мне это, — сказала я. — В последний день перед регистрацией…
Но в предвыборных хлопотах звонок из полиции быстро забылся. Я сходила в салон «Город красоты», расположенный в том же здании, где и мой штаб, сделала шеллак для ногтей, чтобы завтра быть при параде, и вернулась в штаб.
Заседание продлилось до половины двенадцатого. Первую статью в «Моем районе» решили посвятить женщинам-избирательницам, и писать ее поручили мне (а кому же еще?). Оба моих варианта Михаилу Юрьевичу не понравились. И тогда я предложила текст Вервольф Айлаш*, которая вела в соцсети «ВКонтакте» паблик «Женская сила»:
«Утверждать, что сила женщины в ее слабости, — то же самое, как говорить, что богатство кроется в бедности, а здоровье — в болезни. Так что же есть Женская сила без патриархальных стереотипов и давления шаблонов “правильная девочка — правильная
жена — правильная мать”?
Женская сила — это человеческая сила, сила интеллекта, характера. Это гордость, чувство собственного достоинства, солидарность в борьбе за свои интересы, потребности, права и личный выбор, как жить. Это социальное положение, деньги, связи, влияние — то, что женщинам якобы не положено, но то, что является важным в мире.
Женская сила — это сила, сотворяющая мир. Это гармония, приводящая мир из хаоса в порядок, забота и ответственность за себя, свою семью и окружающий мир. Это сознательность и способность давать и оберегать жизнь.
Женская сила — это наш рост и развитие. Способность учиться, получать новые знания и навыки и применять их в делах и отношениях.
Это знание о своих базовых правах и способность их отстаивать словом и действием. Это защита своих границ, сил, ресурсов, творческих порывов от посягательств извне. Это способность рычать на любые попытки нами манипулировать.
Женская сила — это спокойная уверенность в себе, потому что мы не обязаны удовлетворять ожидания других, мы уже хороши
с тем телом, которое дала нам природа, с тем разумом и интеллектом, которые у нас есть. Никто не вправе диктовать нам условия, какими мы обязаны быть и как выглядеть. Мы не украшения, мы — люди.
Женская сила — это настойчивость в достижении того, что для нас важно, будь это работа, отношения, карьера, творчество, претворение в жизнь наших идей и заветных желаний.
Это реализация нашего человеческого потенциала, способность подняться с колен, стоять во весь рост и идти против навязанных догм и убеждений, что “место женщины на кухне”. Наше место в этом мире на равных, мы такие же люди, способные творить, созидать и вносить свою лепту в этот мир.
Женская сила — это объединение и солидарность всех женщин в борьбе за свои человеческие права. Сила угнетенных долгими веками, но все равно выживших, развивающихся и обретающих свободу женщин»*.
— Прекрасно. То, что надо! — одобрил Михаил Юрьевич. — Лучше не напишешь.
— Обязательно должна быть ссылка на автора, — настояла я. — И захочет ли она, чтобы я использовала ее работу в предвыборной кампании? Если согласится, я разрешу это печатать.
Мы списались в фейсбуке с Вервольф Айлаш, и она любезно дала согласие.
В полдвенадцатого мы выехали из штаба. Закончился напряженный, но очень продуктивный рабочий день.
Завтра регистрация. Я шла к этому очень давно. Я была уверена, что выиграю выборы. Не знаю почему, но так должно быть. Это видно по активности кандидатов на праймериз. Да и кандидаты от КПРФ и ЛДПР оказались чисто для галочки. Юрий Урсу, которого можно было рассматривать как серьезного соперника,
в последний момент отказался от выборов — по его словам, «по семейным обстоятельствам». Вместо него кандидатуру выставил малоизвестный Добровольский. Кандидат от «Яблока» Евгений Федорук забыл перед выдвижением расторгнуть отношения со «Справедливой Россией», за что завтра, скорее всего, будет снят избирательной комиссией (так и случилось). А от ЛДПР выдвинулась никому не известная женщина. Самовыдвиженцы с праймериз не собрали подписи. В итоге я оказалась фактически единственной реальной соперницей кандидата от «Единой России» Степана Орлова.
Я приехала домой, отвесила костюм для завтрашних мероприятий и достала туфли. «Будет очень неплохо, солидно и вместе с тем эффектно», — подумала я, легла и тут же уснула.
 

 

БЕСПРЕДЕЛ
 
Глава 2
 





В шесть утра в дверь коммунальной квартиры, где я живу, стали очень настойчиво звонить.
— Кто бы это мог быть в такую рань? — удивилась я.
Я услышала, как Наташа, моя соседка, открывает дверь. «Может быть, залили кого-нибудь», — мелькнула у меня мысль.
В мою комнату вошли около десяти мужчин, двое из которых держали автоматы наготове.
— Полиция, — бросил один из них.
— Предъявите удостоверения, — сказала я, понимая, что в меня никто не выстрелит.
Два года назад я смотрела замечательный фильм Люка Бессона «Леди» о судьбе Аун Сан Су Чжи, которая возглавляла оппозиционную партию «Национальная лига за демократию» Бирмы (современная Мьянма). В одной из сцен фильма женщина бесстрашно шла мимо строя вооруженных солдат — и никто не решился выстрелить.
Аун Сан Су Чжи была одним из кумиров моей юности. В 1990 году в условиях жесточайшей военной диктатуры ее партия одержала оглушительную победу на парламентских выборах. Аун Сан Су Чжи должна была стать премьер-министром. Но военная хунта никому не собиралась отдавать власть; она отменила результаты выборов и отправила оппозиционерку под домашний арест на целых 15 лет.
Я понимала: похоже, сейчас начнется обыск. За ним, скорее всего, последуют арест (вряд ли домашний) и силовое отстранение от выборов. Нет, это не Мьянма 1990 года, не Чили времен Пиночета, не Южная Осетия — 2011. Это Россия, Москва, XXI век, 2014 год. И это происходит со мной, а не с бесстрашными героинями, которые боролись с диктаторами в Азии, Африке и Латинской Америке. Мозг отказывался поверить в реальность происходящего. Казалось, что я смотрю программу «Сегодня в мире»* в середине 80-х, где показывают, как диктаторы устраняют оппозиционеров. В детстве я очень любила эту передачу…
Оперативник (по-видимому, старший) показал удостоверение. Я успела прочитать фамилию — Суровый. После этого оперативники схватили со стола мои телефоны и планшет. Я оставалась в постели.
— Можно одеться? — из-за жары я спала обнаженной, а сейчас на меня смотрели два десятка мужских глаз.
— Киньте ей халат, — грубо приказал Суровый.
Мне бросили зеленый халат. Пришлось одеваться при десяти посторонних мужчинах. Я знала, что в полиции практикуют подобные меры давления на женщин.
— Вы были на Болотной площади? Когда последний раз ездили на Украину? — грубо спросил Суровый.
— Я не буду отвечать на вопросы без своего адвоката.
— Есть постановление о проведении неотложного обыска в вашем жилище.
— Постановление суда? — спросила я.
— Следователя.
— Назовите фамилию следователя.
— Убогова Ольга Валентиновна. Вы догадываетесь, почему мы здесь?
— Разумеется. Сегодня я должна получать удостоверение кандидата в депутаты Мосгордумы. И вас наняли, чтобы меня устранить, — сказала я.
— Не преувеличивайте свое политическое значение. Дело возбуждено по 159-й статье*. Приступайте к обыску.
— Я требую дать возможность связаться со своим адвокатом.
— Звоните, — ответил Суровый и громко заржал.
— Я требую дать возможность связаться со своим адвокатом, — настаивала я.
— У следователя встретитесь.
— Я не собираюсь никуда ехать, пока не поговорю со своим адвокатом.
— А вы арестованы, вас доставят.
— Вы никуда не имеете права доставлять меня без повестки. Меня никто не слушал. Оперативники приступили к обыску. Первым делом забрали анархистско-феминистскую газету «Воля», мою предвыборную программу, весь тираж недавно вышедших
брошюр с моими статьями о феминизме.
Заметив на столе значок с надписью «Я был на Болотной, арестуйте меня», один из оперативников ехидно заметил: «Мечты сбываются» — и положил значок на столе на самом видном месте. Другие архаровцы дружно рассмеялись.
Обыск продолжался два часа. Перевернули все вверх дном. Сломали дверь шкафа, разбросали вещи. За это время мне не разрешали выйти из комнаты даже в туалет. Закончив, оперативники обернули забранное липкой лентой с надписью «УВД ЮВАО».
Меня грубо схватили за руки и потащили из квартиры. Я попыталась попрощаться с Наташей и получила удар по губам.
На улице меня затолкали на заднее сиденье машины, не полицейской. По бокам уселись двое мужчин, что причинило мне
боль. Я была довольно крупной женщиной (тогда я весила 96 килограммов), и оперативники прекрасно понимали, что мне не просто больно, но и трудно дышать.
Меня повезли в офис, где работал предвыборный штаб. Оттуда выводили начальника службы безопасности моей фирмы Андрея Старкова, который успел сказать: «Все из-за вашей политики».
В кабинете находился мой помощник Ярослав Сухарев.
— Вы кто? — спросил его Суровый.
— Я пришел на работу.
— Сегодня работы не будет, идите домой.
— Ярослав, пожалуйста, передайте это Алексею и Галине, срочно, — попросила я.
— Заткнись, истеричка, — перебил меня Суровый, — иначе сейчас раком поставлю, и ты всех мальчиков обслужишь, депутатша долбаная. Впрочем, кому ты нужна, уродка старая, которую никто не трахает, вот и поперлась в политику. Думаешь, там какойнибудь старик тебя выдерет?
Меня не пускали в кабинет, где велся обыск.
— О, что мы нашли! — ржал Суровый, потрясая пакетом с белым порошком.
Разумеется, никаких наркотиков в штабе не было и быть не могло, но я прекрасно понимала, что полиция может их подбросить и ничего уже не доказать. Я знала о таких случаях.
В десять часов к офису подошли активисты. Я узнала по голосу Алексея Савеличева и Галю Перфильеву. Внутрь их не пускали.
— Специально выбрали день? Завтра вы бы к ней и близко не подошли, — говорил полицейским Савеличев.
Потом я услышала крики и попыталась выйти из здания. Омоновец ударил меня по нижней части позвоночника с такой силой, что я упала на колени. Затем, вывернув мне руку, грубо потащил в кабинет.
…Колени болят у меня до сих пор, я до сих пор прихрамываю. Как-то во время прогулки в СИЗО у меня так болели колени, что я не могла спуститься по лестнице. Меня взяла под руку одна из сокамерниц. «Как беременную выводят», — отметила дежурная надзирательница. Позвоночник не проходит тоже, несмотря на уколы диклофенака, которых я с трудом (с пятой попытки) добилась в СИЗО.
— Вы не имеете права так со мной обращаться, — сказала я.
— Вы слишком много знаете о своих правах и слишком мало — о правах полицейских. А ваши правозащитники всегда все дела нам портят, — ответил Суровый. — Будете и дальше хулиганить — мы имеем право применить оружие.
— Я требую связаться с моим адвокатом, — настаивала я.
— У следователя свяжетесь.
Мне не разрешали пить. Меня не выпускали в туалет во время следственных действий. Это приравнивается к пыткам.
От удара по спине мне стало плохо. Я попросила оперативников вызвать скорую помощь. Получила издевательский смешок. Подошла к окну и повторила просьбу активистам, стоявшим на улице. Оперативник, который меня ударил, с силой оттащил меня от окна и вывел в коридор.
— Я требую возможности созвониться с адвокатом, — повторяла я, — вы ответите за этот беспредел.
— Звоните.
— Так дайте телефон.
— Со своего звоните!
Он издевался: все мои телефоны забрали и не возвращали. Через полчаса зазвонил домофон. Оперативники открыли дверь.
На сей раз меня никто не оттаскивал. На пороге стоял врач скорой помощи. Значит, активисты успели услышать мою просьбу.
— Что это такое? — спросил Суровый.
— Скорая помощь, — ответил Михаил Юрьевич.
— Кому?
— Татьяне  Викторовне.
— Идут следственные действия, мы не можем никого пускать.
— Тогда я сейчас вызову полицию из местного отделения. Вы отказываете человеку в медицинской помощи.
Оперативникам пришлось сдаться. Только полноценного осмотра они провести не дали. В кабинете, где меня осматривал врач, сидел оперативник-мужчина. Врач измерил мне давление. Оказалось 160 на 100, когда мое рабочее давление — 120 на 80. Дал мне таблетки.
Сразу после отъезда скорой помощи меня поволокли из кабинета.
— Где повестка о вызове на допрос? — спросила я.
— Неужели ты думаешь, что твои депутатские выкрутасы чтонибудь решат? Ты арестована и сядешь. Лет на десять.
— Я требую дать мне возможность связаться с адвокатом.
— Адвокат у следователя будет. Меня выволокли из офиса.
Юлия Мартынова попыталась остановить это. Она взяла меня за руку и проверила пульс.
— Я врач и ее подруга, — сказала Юлия. — Ей плохо, ей нельзя ехать.
— Это решенный вопрос, — отрезал Суровый.
— Тогда я поеду с ней, а если с ней там что случится?
— Не положено.
Алексей Савеличев дал мне микрофон:
— Как вы можете прокомментировать происходящее?
— Как силовое отстранение с выборов в Мосгордуму, — ответила я.
В это время вернулся Андрей, руководитель службы безопасности.
— Представляете, Татьяна Викторовна, по моей машине стреляли.
 
Я не могла ничего понять. Какой абсурд. Если возбуждается дело о страховом мошенничестве, зачем ментам стрелять? Я понимаю, если бы они преследовали убийцу или насильника…
Меня потащили в машину, запихнули на заднее сиденье, очень больно ударили дверью по руке.
Когда мы ехали мимо леса, один из бравых оперативников со смешком предложил:
— А может, в лес с ней прогуляемся? После прогулок барышни у нас сговорчивее становятся. А то всё отрицают, пока большого ствола в попке не ощутят.
При этом он положил мне руку на бедро и медленно повел ею вверх.
— Да оставь ты ее, Серега. Старая и страшная. Стошнит же. Тетенька уже все поняла. Вы же будете сотрудничать со следствием? — обратился другой опер ко мне. — А то всё — депутат, депутат. Обычная баба, которую мы в любой момент отымеем во все щели всем отделом. Тогда будет знать свое место, какое бабам положено.
Мы приехали. Меня встретил оперативник, сообщил, что я арестована (на тот момент я еще находилась в статусе свидетеля), и под конвоем доставил к следователю.

 

Глава 3

 
НЕ ВЕРЬТЕ В СКАЗКИ ПРО КАМЕНСКУЮ

Люди, далекие от криминала и не имевшие дел с полицией, при слове «допрос» представляют интеллектуальную дуэль  с  умным следователем вроде Каменской из одноименного сериала или полковника Рогозиной из сериала «След». Это наша основная ошибка. А еще мы наивно полагаем, что при следственных действиях будет соблюдаться закон. Такие большие, имеем по два высших образования, кандидаты, доктора, руководители разного ранга, а в сказки верим. Карманные воришки, которые подчас не умеют читать и писать (да, да, не удивляйтесь), гораздо лучше нас понимают, как вести себя в полиции. Мы думаем: сейчас я все подробно и честно расскажу следователю, он разберется, выяснит, что подозрение ошибочно, и отпустит меня.
Так бывает только в кино. Следователю совсем не нужно устанавливать истину. Ему нужно доказать вашу вину и посадить вас. За раскрытое дело следственная группа получает премию — полмиллиона рублей, а за дело с политическим подтекстом — еще и звездочки на погоны. Будет ли такой следователь искать истину? Заинтересован ли он в этом?
Что касается экономических статей, которые ведет УБЭП и ПК*, то их щедро проплачивают заказчики. Как-то сгорел дом,
застрахованный в «Росгосстрахе» на 90 миллионов рублей. Сотрудник службы безопасности компании, бывший сотрудник УВД СЗАО*, вызвал к себе клиента, сообщил о сомнениях на предмет самоподжога, а на клочке бумажки написал: «Десять процентов». Клиент все понял, отказался платить откат и пригрозил безопаснику заявлением в полицию. Тогда компания «Росгосстрах» через этого безопасника возбудила уголовное дело о мошенничестве в отношении агента, который заключал договор. Заплатили в УВД СЗАО взятку: 3 миллиона рублей. Голый экономический интерес. Лучше отдать 3 миллиона, чем 90. Оптимизация расходов, так сказать. Сотрудники управления убытков, юристы и безопасники получили за счет сэкономленной выплаты премию, намного превышающую взятку. Так что сработали с прибылью. Да, против агента возбудили уголовное дело, — так разве волнует человеческая судьба тех, кто ворочает миллиардами? Парень сначала признался, затем написал отказ от показаний, сообщив, что они получены в результате физического воздействия. Таких примеров за 14 лет работы в страховании я знаю много.
Так что не ждите профессиональных бесед с умным следователем. Не рассчитывайте на допрос при адвокате (никто не допустит до вас адвоката, пока вас не переведут в статус обвиняемого). Сначала будут оказывать жесткое психологическое давление. Раздавливать и уничтожать морально. Операм и следователям это доставляет колоссальное удовольствие, уж поверьте.
Следователь начнет с унижений, морального давления, запугивания. Наверняка сообщит, что подельники полностью вас сдали, что вы все равно сядете, но если дадите признательные показания — то лет на пять, а если начнете все отрицать, брать 51-ю статью Конституции*, — то и на все десять. Кто-то ломается уже на этой стадии. И неважно, что вы — директор крупного комбината, в подчинении у которого 10 000 работников, целый штат помощников и секретарей; неважно, что вам уже 50, что вы — опытный человек, выиграли множество дел в арбитражных судах и у налоговой… Вас морально раздавит зеленый капитан или лейтенант, раздавит легко, потому что до вас он так же раздавил уже сотни людей.
Если станете упорствовать и на этой стадии, в ход пойдут пытки. Нет, на дыбу не вздернут, звезду на груди не вырежут, на раскаленную плиту не посадят. Все гораздо проще. Не будут выпускать в туалет и давать пить по много часов. Понадобится медицинская помощь — никто ее не окажет. А еще в запасе у полицейских — ломание пальцев, избиение пластиковыми бутылками
с водой, которые не оставляют следов, надевание пакетов на голову. Есть «конверт», когда руки и ноги сковывают наручниками за спиной и в таком виде человека подвешивают. Есть «слоник», когда на вас надевают противогаз и перекрывают воздух. Изнасилование бутылкой шампанского используется во всех отделах полиции, а не только в ОВД «Дальний»*. Есть особый вариант для женщин: бутылку засовывают глубоко во влагалище и бьют полицейскими дубинками по животу. Вместо бутылки могут использовать швабру или ту же полицейскую дубинку. Френд на фейсбуке, с которым я подружилась уже после перевода на домашний арест, писал, что он полтора часа провисел
«ласточкой», пока ждали потерпевшего. «Ласточка» — это такая пытка, при которой человеку связывают либо сковывают наручниками руки и ноги за спиной, причем руки и ноги между собой тоже сковывают. Он может быть подвешен в этом состоянии, его могут бить или просто держать в этом положении до тех пор, пока он не признается.
Если человек, не выдержав пыток, умрет (а такое случается часто), то оформят, что он вышел через пост, на посту нарисуют подпись о времени выхода, а труп запакуют в черный мешок и подбросят без документов куда-нибудь, где побольше наркоманов и бомжей, как будто они и убили.
Так что не повторяйте моих ошибок и не забывайте следующего.

1. Никогда не являйтесь на допрос без повестки. Не опасайтесь привода: привод возможен только в случае, если вы дважды не явились по повестке без уважительных причин.

Повестка должна быть вручена вам надлежащим образом: под расписку. Никаких вызовов по телефону.
2. Ни в коем случае не являйтесь на допрос без адвоката. В качестве свидетеля и даже потерпевшего — тоже. Не рассчитывайте на то, что вы достаточно компетентны и справитесь сами. Вы пойдете в одиночку на встречу с кучей бандитов? Когда вы один на один с полицейскими, у вас нет никаких прав, с вами можно сделать что угодно, лишь бы получить признательные показания.
3. Не верьте в сказки про доброго полицейского дядю Степу и умного следователя Каменскую, которые стоят на страже закона. Поверьте, у них совсем другие цели, нежели борьба за справедливость. Их цель — получить за ваш счет звездочки на погонах и заработать на хлебушек с черной икрой. Им наплевать на вашу загубленную судьбу. Им наплевать на ваши заслуги перед родиной. Любые заслуги. Вы для них — ресурс для получения званий и наград. И денег, конечно. Если дело ведет УБЭП и ПК, то оно наверняка проплачено вашими конкурентами или теми, кто заинтересован в том, чтобы вас посадить. Поистине противодействие коррупции в данном случае напоминает об оруэлловских министерствах правды, изобилия, любви и мира.

Если бы я явилась на допрос по повестке с адвокатом, ни при каких условиях не случилось бы ни ареста, ни предъявления обвинения, потому что предъявлять там было нечего. Меня попросту пристегнули к чужому деянию, которое тоже нельзя квалифицировать как мошенничество. Максимум — сбыт поддельных
документов, статья 327 Уголовного кодекса (УК) РФ. Это преступление относится к легким. Максимально возможное наказание за него — два года лишения свободы. Реально дают штраф или условное заключение. Виновных в нарушении статьи 327 не заключают под стражу, поскольку это преступление незначительно. Но следователю не нужна раскрываемость по легким статьям.
За них не получишь ни звездочек, ни премий. Вот и загоняют под мошенничество и подделку документов, уклонение от уплаты налогов. А мошенничество относится к категории тяжких преступлений, наказание за него — до десяти лет лишения свободы.
…Когда меня завели в кабинет к следователю, то оперативник первым делом сказал кому-то: «Пулю нашли». Какую пулю? Откуда? Как я поняла уже позже, легенда про пулю была попросту одной из манипуляций, чтобы я прониклась всей серьезностью происходящего и быстро дала нужные показания. Брали на испуг. Кабинет занимали следователи Демина и Убогова. Грубая женщина в форме майора (как оказалось, майор Демина) тут же начала допрос. Выражением лица и манерой разговора она напоминала гестаповца из старых советских фильмов о войне.
— Я не буду говорить без своего адвоката, — сказала я.
— Вы в качестве свидетеля — пока. Явились на допрос добровольно. Адвокат вам не положен.
— То есть как это добровольно?! Когда меня силой затолкали в машину, когда меня ударили дверью по руке?
— А вы не стройте из себя умную. Все равно сядете на семьвосемь лет. И только от вашего поведения и признания вины зависит снижение срока. А если возьмете пятьдесят первую, то на все десять в Мордву поедете.
Не скрою, после этих слов мне стало жутко. Но я собралась с силами и повторила, что без адвоката отвечать на вопросы не буду.
Демина ухмыльнулась:
— Какого депутата Мосгордума потеряла!
Я продолжала настаивать на звонке адвокату.
— Звоните, — сказал оперативник, карауливший меня.
— Дайте телефон.
— А вы со своего позвоните.
— Вы же его забрали у меня, верните. Следователи и оперативник громко заржали.
— Полюбуйтесь, что про вас написано, — сказала Демина. — Какого депутата Мосгордума потеряла!
Она прочитала мне заметку из Интернета. Там говорилось, что кандидата в депутаты Мосгордумы — то есть меня — и еще 16 человек задержали по подозрению в продаже поддельных бланков полисов ОСАГО. Сухарева признала свою вину, изъято более 20 000 поддельных бланков, проведено 28 обысков…
Вот как. Полиция сообщила в СМИ о том, что я во всем созналась. Я поняла: значит, они выбьют у меня признания любой ценой.
…Через восемь месяцев, когда меня перевели под домашний арест, я попыталась найти заметку, которую мне прочитала Демина. Я искала долго и кропотливо. И не нашла. Ни один новостной сайт, ни одно СМИ не написало: «Сухарева во всем созналась» или «Сухарева признала свою вину». А материалов в прессе о моем задержании вышло немало. В них было много явной лжи. Обыски в типографиях, молдавские аферисты, изъятие 20 000 полисов — все это полный бред, экстренно сварганенный, чтобы придать моему аресту хоть какую-то легитимность. Как же, сенсация! Кандидат в депутаты Мосгордумы оказалась главой этнической преступной группировки, и доблестная полиция схватила ее аж перед получением кандидатского удостоверения. Молодцы, оперативно сработали. Много лжи написали, но нигде — ни слова о том, что я во всем созналась. Значит, следователь специально прочитала новость с искажениями. Она хотела дать мне понять, что мое признание — уже решенный вопрос.
— А партия ваша уже от вас открестилась, — заметила Демина, дочитав заметку, и перешла к комментариям под новостью: «Вот такие у нас депутаты!», «Васильева перекрасилась»*, «Ну и рожа, ей бы в колхозе дояркой работать».
— Я могу ознакомиться? — спросила я.
— Вам не положено пользоваться интернет-ресурсами, вы арестованы. Вы сами себя задерживаете.
Следователь приступила к допросу. Я упорно отказывалась говорить без адвоката.
— Я вас в психиатрическую больницу отправлю, — сообщила Демина, — и вас там так заколют, что вы на всю жизнь овощем станете.
— Я не буду отвечать на вопросы без адвоката, — настаивала я.
— Какая сложная женщина, — сказала женщина помоложе, в платье и туфлях на каблуках.
Я все еще надеялась, что ребята дозвонятся хоть до какого-то адвоката, мы прервем допрос и я успею зарегистрироваться кандидатом в депутаты.
Тут я почувствовала удар по голове такой силы, что, похоже, на какую-то долю минуты потеряла сознание. Потом — еще и еще. В голове как будто звенел набат, в ушах стоял шум, глаза застлала ярко-синяя пелена. Еще удар. Еще один.
Потом я увидела, что меня бьют пластиковой бутылкой, наполненной водой.
Голова казалась огромной и чугунной. Я думала, что мозг сейчас взорвется.
 
Позже, когда я уже знакомилась с делом, эта же следователь Демина возмущалась, когда я с ней не здоровалась. «Вас что, здороваться не учили?» Но я не Мишель Бачелет, и здороваться с тем, кто меня избивал, не могу*.
И каждый раз, когда Демина видела меня на следственных действиях, у нее начиналась истерика. Она без причин хамила мне и кричала на меня.
Когда мы со Светланой Мелиховой были в суде по жалобе на нарушение моего права на защиту, то Демина на голубом глазу заявила, что я явилась на допрос добровольно. Это после того, как суду была продемонстрирована видеозапись, где во время обыска я кричала, когда меня били. Это при том, что полно свидетелей моего насильственного захвата.
Конечно, я знала о пытках в полиции. Но никогда не предполагала, что это произойдет со мной.
Конечно, после этого я стала отвечать на вопросы. Но я говорила исключительно правду, на то, чтобы оговорить себя, не поддавалась. Хотя было очень тяжело.
Потом Демина дала мне подписать протокол. Я ознакомилась с ним бегло (удары по голове дали о себе знать, она очень болела), но все же нашла несколько нестыковок и начала писать с первого же листа.
— Я вас сейчас в психиатричку отправлю, — твердила Демина, — вы сумасшедшая, здесь вы можете только подписывать, а замечания — в конце.


Для замечаний она дала мне отдельную бумажку. Мне удалось оставить на протоколе два замечания, еще два пришлось написать на бумажке. Позже она из дела исчезнет.