Комплект

               

 
  КРУПНОЛИЦЫЙ , выглядящий  на  пятьдесят  лет  Владимир  Петрович  Никодимов , застыл  у  себя  в  квартире  под  люстрой  с  одним  горящим  на  ней  плафоном. От  прикосновения  Никодимова  люстра  начинает  раскачиваться. Понаблюдав , Владимир  Петрович  поднимает  обе  руки. Тянется  к  свету , раскачивание  собирается  остановить , чувствует , что  его  покидают  силы ; люстра  раскачивается , зашатавшийся  Никодимов , валясь , проходит  вперед  и  падает  на  нащупанный  им  стул.
  Владимир  Петрович  замирает. Люстра  раскачиваться  перестает.

  В  БЛАГОУСТРОЕННОЙ  комнате  для  персонала  сидящий  за  столом  парикмахер  Степан  степенно  поглощает  бутерброд  с  плавленым  сыром.
  Татьяна  Швырова , ровесница  ему  и  коллега , стирая  пыль  со  всех  попадающихся  ей  предметов , стоит  к  Степану  спиной. 
  Если  оценивать  ее  сзади , тридцатилетняя  Татьяна   смотрится  вполне  соблазнительно , но  красотой  лица  судьба  ее  категорически  обделила.
- Тебе  намазать? – спросил  Степан.
- Я  дома  позавтракала , - ответила  Татьяна. – Чай  и  хлеб. С  ветчиной.
- Чай  завариваешь  или  пакеты?
- Пакетики , - поправила  Татьяна. – Я  завариваю. Поначалу  он  черный  и  крепкий , а  потом  и  цвет  не  тот , и  вкус. Кислый. Чего  ты  ешь  всухомятку?
- Ты  обо  мне  заботишься , - усмехнулся  Степан. – И  это  не  мелочь. Внешне  ты  так  себе , но  для  нудных  и  устойчивых  отношений  ты  бы  мне  подошла. Однако  ты  лесбиянка.
- И  что  дальше?
- А  я  не  голубой , - сказал  Степан. – Парикмахер , но  не  голубой.  Выбор  профессии  в  моем  случае  не  показателен. Я , деточка , самый  натуральный  мужик. А  ты  со  своими  подружками… мужик?
- Ну , предположим , - ответила  Татьяна.
- Среди  вас  быть  мужиком  почетно?
- Отстань , - улыбнулась  она.
  Татьяна  направилась  к  двери  и  выглянула  в  зал.
- Я  пойду , - сказала  она. – Там  клиентка.
- Отпадная? – спросил  Степан.
- Я  не  разглядела. Вроде  бы , не  красавица.

  ЕДУЩИЙ  на  заднем  сидении  серого «пассата» Владимир  Петрович  Никодимов , надув  губы  и  прищурив  глаза , получает  удовольствие  от  задувающего  в  салон  ветра  и  проползающих  за  окном  очертаний  зеленых  насаждений ; по  бокам  от  Владимира  Петровича  стоят  две  бумажные  сумки. 
  Машину  ведет  безликий  Роман  Баскаков , исполняющий  при  Никодимове  функции  помощника  и  шофера.
  Сквозняк  ему  досаждает. Посмотревший  в  сторону  Роман  видит  не  деревья , а  многоэтажные  дома.
- Метров  через  тридцать  сбавь , - сказал  Никодимов. – Будет  выбоина.
- Откуда  вы  помните , - пробормотал  Роман.
- На  мою  память  можно  положиться. Это  ты  без  списка  половину  бы  не  купил.
- А  кто  бы  купил? – возразил  Роман. – Какая-нибудь  женщина , но  не  я  же – в  тех  отделах , куда  вы  меня  направили , я  в  жизни  не  был. И  радостней  мне  не  стало - от  покупок  всех  этих  духов , помад  и  прочего… я  весь  измучился , пока  ваш  заказ  выполнял. Две  сумки  наполнить.
- Как  сутенер , - сказал  Никодимов.
- Сутенер? – не  понял  Роман.
- Дары  для  хорошо  поработавших  проституток.
- Вы  мне  объяснили , и  я  понял , - проворчал  Роман. – Понять  бы  до  конца!
- Что?
- К  примеру  то , что  накупленное  по  вашему  списку  барахло  на   два  одинаковых  набора  не  разложишь.
- И  не  нужно , - сказал  Никодимов.
- Ладно , - пробурчал   Роман.
- Подарки  предназначены  для  дам  разного  возраста. Отсюда  и  отличия  в  подборе  косметики  и  остального. Адрес  ты  не  забыл?
- Мы  уже  подъезжаем…

  ВЛАДИМИР  Петрович  в  уютной  квартире  стройной  двадцатилетней  девушки. Светлана  Рюшина  сидит  на  диване , Владимир  Петрович  на  придвинутом  к  дивану  стуле ; приветливо  поглядывая  на  Никодимова  из-под  длинных  ресниц , Светлана  не  удерживается  от  взглядов  на  лежащую  рядом  с  ней  бумажную  сумку.
  Никодимов  взирает  на  девушку  с  нескрываемым  умилением. Он  внутренне  расслаблен  и  никого  перед  ней  не  изображает.
- Меня  так  и  подмывает  туда  заглянуть , - скашиваясь  на  сумку , сказала  Светлана , - но  при  вас  я  сдерживаюсь. Не  хочу  показать , что  я  такая… будто  из  голодного  края.
- Попрошу  на  «ты» , - сказал  Никодимов.
- Мне  сложно. Называть  на  «ты» , быть  раскованной… принимать  подарки. Дорогие?
- Неплохие , - ответил  Никодимов.
- Вот  видите… вы  на  меня  потратились.
- Я  имею  на  это  право , - сказал  Никодимов.
- Конечно! Но  мы  знакомы  меньше  недели  и  почти  ничего  друг  о  друге  не  знаем… вы  говорили , что  у  вас  агенство  недвижимости?
- У  меня  парикмахерский  салон , - ответил  Никодимов.
- Точно , точно. Вы  говорили… а  я  пропустила  мимо  ушей , поскольку  вы  меня  ошарашили , сказав  перед  этим , что  вы… до  сих  пор  не  верю.
- Теперь  наши  пути  неразрывны , и  к  моей  пожилой  физиономии  привыкнуть  тебе  следует  поскорей , - промолвил  Никодимов. - Совсем  родной  она  тебе  не  станет, но  выгоду  из  нашего  общения  ты  извлечешь.
- Бесплатная  стрижка? – улыбнулась  Света.
- Опыт. И  тепло. Жизненного  опыта  я  накопил  столько , что  едва  не  лопаюсь , а  тепла  во  мне  немного , оно  с прибретением  опыта  лишь  испаряется, но  тебя  я  им  согрею , для  моей  маленькой  девочки  я  не  пожалею  и  последнего – сам  окоченею , а  тебе  передам. Отдам  без  остатка. Возьмешь?
- Я  сейчас  разревусь… ты  меня  растрогал. Проник  в  меня, как  никто.
- Любовников  у  тебя  было  много? – осведомился  Никодимов.

- Трое , - ответила  Света. 
- Приличные  ребята?
- Обычные. Парни  и  парни , которым , что  я , что  не  я. С  тобой  у  меня  иное. Тебе  важна  конкретно  я.
- Ты , - кивнул  Никодимов. – Ты , ты  и  ты.

  НАПУСТИВШИЙ  на  себя  вид  матерого  соблазнителя  Владимир  Петрович  Никодимов  пришел  дарить  вторую  бумажную  сумку ; он  открывает  дверь  в  офисное  помещение , и  на  него  поднимают  глаза  работающие  там  женщины. Одна  из  них  встает  и  выходит  за  Никодимовым  в  коридор.Людмиле  Марковской  около  сорока , она  элегантна  и  напориста – под  толстым  слоем  костемики  просматривается  живое  умное  лицо.
  Визит  Никодимова  застал  Людмилу  врасплох.
- Как  ты  сюда  проник? – спросила  она.
- У  вас  все-таки  не  военный  объект. Стоящий  внизу  охранник  оказался  романтичной  натурой. Позволил  мне  войти , чтобы  я  сюрприз  тебе  сделал. Это  тебе.
- И  что  внутри? – беря  бумажную  сумку , спросила  Людмила.
- Презенты , - ответил  Никодимов. – Некоторые  предметы  женского  обихода. Они  разбудят  интерес  и  у  благородной  леди , и  у  подзаборной  шлюхи… ты  для  меня  леди.
- Считать  меня  шлюхой  я  тебе  поводов  не  давала.
- Поэтому  я  с  тобой  столь  галантен , - сказал  Никодимов. – Я  тебя  не  тороплю. Готов  ухаживать  за  тобой  годами , получая  огромное  удовольствие  от  взглядов  и  улыбок , от  недолгих  встреч  и  сладкой  неопределенности – я  исключительный  ухажер. За  десять  дней  я  тебе  не  наскучил?
- Не  успел , - проворчала  Людмила. – Хотя  десять  дней  сплошных  бесед  и  комплиментов  в  наши  времена  перебор. Женщины  с  течением  веков  не  изменились , но  мораль-то  не  та. Сейчас  нам  позволено  больше. А  ты, видно , не  в  курсе. Ты  тормозишь.
- В  данный  момент?
- После  театра , - ответила  Людмила. – На  пятый  день. Я  ждала , что  ты  меня  по  меньшей  мере  поцелуешь , но  ты  меня  проводил  и  сказал  спасибо  за  прекрасно  проведенный  вечер , а  он  с  твоим  уходом  для  меня  не  закончился – я  сидела  дома  одна  и  размышляла… подливала  себе  бренди  и  думала: неужели  я  в  тираже?… старею , теряю  привлекательность , в  молодости  она  у  меня  была , но  вспоминать  о  молодости  горько , в  молодости  все  по-своему  красивы…

  В  ДЕКОРИРОВАННОМ  под  дореволюционную  цирюльню  парикмахерском  салоне  держащая  ножница  Татьяна  Швырова  нежно  прикасается  свободной  рукой  к  голове  сидящей  перед  ней  женщины.
  Тамара  Станицына  тоже  лесбиянка , и  она  так  же  непривлекательна , как  и  Татьяна ; они  смотрят  друг  на  друга  посредством  зеркала  и  между  ними  начинает  зарождаться  нечто  настоящее.
  В  соседнем  кресле  скучает  интересная  нахмурившаяся  дама - Екатерина  Беляева.
  Протирая  лоб  носовым  платком , в  зал  входит  Владимир  Петрович  Никодимов.
- День  добрый , Танечка , - сказал  он.
- Здравствуйте , Владимир  Петрович.
- И  что  тут  у  нас… приветствую  вас , девушка , в  нашем  салоне.
- Угу , - пробурчала  лесбиянка  Тамара.
- Вы  у  нас  впервые? – спросил  Никодимов. – Новичкам  везет – вы  сразу  же  попали  к  нашему  лучшему  мастеру. Среди  парикмахеров  устраивают  различные  конкурсы , и  если  бы  я  серьезно  к  ним  относился , Татьяна  бы  у  меня  вся  в  медалях  была. Но  я  ее  на  конкурсы  не  посылаю – она  необходима  мне  здесь. Ты , Танечка , помни  об  этом , когда  тебя  в  другие  салоны  переманивать  будут.
- Я  отсюда  не  уволюсь , - сказала  Татьяна. – Из  тщеславия – в  других  салонах  классных  мастеров  немало , а  мне  нравится  единственной  звездой  быть.
- Ну  и  здорово , - промолвил  Никодимов. – Сверкай  у  меня.
  Владимир  Петрович  хлопает  Татьяну  по  плечу  и  обращается  к  сидящей  в  соседнем  кресле  Беляевой.
- К  вам  сейчас  подойдут , - сказал  он.
- Да? – огрызнулась  она. – А  кто?
- Мастер , - недоуменно  протянул  Никодимов.
- Насколько  я  слышала , мастер  у  вас – она , но  она  занята , и  вы  собираетесь  подсунуть  мне  кого  похуже , а  я  подобного  отношения  не  приемлю. Какое  же  наглое  и  открытое  пренебрежение… вы  пользуетесь  тем , что  я  беззащитная  женщина! Без  мужа-бандита… с  меня  довольно!
  Обиженная  дама  выносится  из  салона. Покачавший  головой  Владимир  Петрович  направляется  в  комнату  для  персонала , где  гневно  взирает  на  Степана; увлекшись  разложенной  поверх  еды  газетой , Степан  за  столом.
- Что  за  дела? – вопросил  Никодимов. – Ты  почему  не  в  зале?
- А  там  есть  с  кем  работать? – спросил  Степан.
- Была! Вскочила  и  ушла.
- Не  могла  подождать? – поинтересовался  Степан. - Ну , а  вы  что  же? Не  могли  ей  сказать , что  я  сейчас  выйду?
- Если  бы  я  ей  ничего  не  говорил , - промолвил  Никодимов , - она  бы  осталась , но  я  сказал , и  она  посчитала  для  себя  нужным  уйти.
- Вы  ей  нахамили? – спросил  Степан. – Грязно  обругали , когда  о  наших  расценках  она  заикнулась? Но  цены  у  нас  божеские… клиентам  раздолье , а  мастерам  зарплаты , на  которые  не  разгуляешься. Мастера  у  вас , Владимир  Петрович , не  жируют. Так  и  знайте.
- И  кто  же  у  нас  мастер? – процедил  Никодимов. – Ты?
- Я  больше  о  Татьяне.
- Она  действительно  мастер , - согласился  Никодимов. – Вслух  я  об  этом  сегодня  уже  говорил , и  клиентку  мы  потеряли. Впрочем , я , несмотря  ни  на  что , повторю – Татьяна  ремеслом  отлично  владеет. Она  мастер. 
- Татьяна – лесбиянка , - сказал  Степан.
- Да  и  пусть… постой! – Никодимов  изменился  в  лице. – А  та  страшненькая  девушка , что  сидела  в  кресле  у  Татьяны , та  девушка  не  лесбиянка?
- Не  в  курсе , - ответил  Степан. - Я  ее  даже  не  видел.
- Ты  бы  в  зале-то  появлялся… хоть  изредка. Насчет  девушки  я  подумаю… сам. Интересно… неужели… неужели  столь  скоро…

  НИКОДИМОВУ  тяжело  физически , Роману  Баскакову  морально – они  давно  и  неторопливо  идут  по  полю  для  гольфа. Солнце  в  зените , рубашки  намокли  от  пота , в  отдалении  летает  мячик  и  переходят  от  лунки  к  лунке  редкие  игроки ; Никодимов  старается  акцентировать  короткие  шаги. Баскаков  тащит  на  плече  внушительную  сумку  с  клюшками  и  ощущает  себя  лакеем  ослабшего  головой  хозяина.
- Я  знал , что  в  будний  день  народ  здесь  толпится  не  будет , - пробормотал  Никодимов. – Гольф – это  спорт  для  избранных , и  они  сейчас  гниют  в  офисах , а  мы  идем… глядим  в  пространство… знаменитое  поле , Роман. По  нему  надлежит  ходить  только  пешком  и  желательно  босиком , но  можно  и  в  ботинках  с  тонкой  подошвой – от  него , Роман , исходит  живительный  ток… токи. Энергетика , Роман. Через  ноги  она  вертикально  поднимается  вплоть  до  верхних  точек  наших  организмов  и  обогащает  весь  объем  чистейшей  благодатью. Уникательное  чувство…
- Играть-то  вы  собираетесь? – спросил  Роман.
- Ну… инвентарь  я  для  чего-то  купил.
- Полгода  назад , - пробурчал  Роман.
- Я  и  тебя  нашел  примерно  тогда  же. Из-за  приступов  слабости. Когда  они  начались , я  быстро  понял , что  один  я  уже  не  справляюсь  и  усадил  за  руль  тебя , найденного  не  по  объявлению  в  бесплатной  газете , а  рекомендованного  мне  компетентным  человеком  Виктором… Виктором  Сергеевичем , об  охранной  фирме  которого  я  узнал  как  раз  из  объявления. Виктор  Сергеевич  советовал  мне  использовать  тебя  целыми  сутками , однако  ночевать  у  меня  я  тебя  не  прошу. Ночью  я  без  тебя  обойдусь.
- Взаимно , - проворчал  Роман.

  НА  КВАРТИРЕ  Светланы  Рюшиной  состоялся  откровенный  разговор  между  хозяйкой  и  ее  теперь  уже  бывшим  парнем  Олегом , стоящим  перед  Светланой  и  глядящим  на  нее  с  самодовольной  усмешкой.
  Светлана  смотрит  на  Олега  добрее. Смотреть  на  него  ей  не  слишком  приятно  и  она  не  отводит  взгляд  только  из  принципа , при  этом  вынуждая  себя  взирать  на  атлетичного  молодого  человека  помягче.
- Хорошо , что  мы  все  прояснили , - промолвила  она. – А  то  бы  тянулось , тянулось… как  резина. О  наших  чувствах  вернее  не  скажешь – резина , Олег. Если  с  чем-то  сравнивать , то  с  ней. В  всем  ее  многообразии. И  полагаться  на  нежданное  преобращение  наивно – резина  останется  резиной. Она  ни  во  что  не  развивается.
- Она  весьма  крепкая  штука , - усмехнулся  Олег.
- Резина? Или  любовь?
- Без  усилий  ее  не  разорвешь , и  ты  эти  усилия  прилагаешь. Мы  вместе  с  зимы… весь  второй  семестр  мы  с  тобой  уживались , разве  не  так? Я  не  говорю , что  у  нас  была  какая-то  там любовь , но  что-то  же  было… не  только  ведь  резина. Было  и  настоящее… человеческое.
- Капля  в  море , - вздохнула  Света.
- Ха…
- Что  смешного?
- Ты  заговорила  о  воде , - сказал  Олег , - а  вода – основа  жизни. Противопложность  резине. Они  заметно  отличаются , да  и  ты  сама  на  себя  прежнюю  не  очень  похожа. Я  не  припомню , что  бы  ты  бормотала  о  чувствах, заикалась  о  любви… книжек  начиталась?
- Кое-кого  встретила , - ответила  Света. – И  он  сумел  мне  ненавязчиво  объяснить , чего я  заслуживаю.
- Побрякушек , машин , круизов? – желчно  спросил  помрачневший  Олег.
- Нет , - улыбнулась  Света. – Но  если  я  захочу , он  предоставит  мне  все. Он  твердо  стоит  на  ногах.

  ПРОЙДЯ  все  поле  для  гольфа , Владимир  Петрович  Никодимов  и  Роман  Баскаков  возвращаются  по  нему  обратно. Смирившийся  с  обстоятельствами  Роман  искренне  равнодушен , утомившемуся  Никодимову  поддержание  видимости  бодрого  безразличия  дается  задействованием  внутренних  резервов ; он  натужно  шествует  параллельно  Роману. Останавливается  у  одной  из  лунок.
  Владимир  Петрович  в  нее  заглядывает. Щелкает  пальцем  по  воткнутому  возле  нее  флажку.
  Водит  над  лункой  ботинком.
- Играть , я  вижу , вы  все  же  не  будете , - сказал  Роман.
- В  гольф  я  никогда  не  играю , - откликнулся  Никодимов. – Я  бы  изменил  своим  правилам  и  сыграл , но  без  сноровки  я  опозорюсь , и  последующие  за  этим  эмоции  перечеркнут  пользу  от  пребывания  здесь… на  поле. Для  меня  краеугольно  оно – не  гольф.
- А  зачем  вы  в  гольф-клуб  вступили? – спросил  Роман.
- Затем , что  поле , по  которому  мы  идем , гольф-клубу  принадлежит. Чтобы  быть  тут  на  законных  основаниях , я  исправно  вношу  членские  взносы , а  появление  на  поле  с  клюшками  вызвано  тем , что  я  не  желаю  вызывать подозрений , когда  хожу  и  пытаюсь  вобрать  бодрящие  выделения… ты  ощущаешь? Не  то , как  я  пытаюсь , а  ауру – на  этом  поле , Роман , проводились  языческие  камлания , христианские  шествия , гадания  на  священных  конях , перекатывание  колдунами  огромного  искрящегося  валуна , выстраивание  в  ряд  беседующих  с  небом  славянских  идолов… в  наши  времена  полем  владеет  гольф-клуб.
- Вам  это  неприятно?
- Сегодня  поле  мне  не  помогло , - ответил  Никодимов. – Потраченные  на  прогулку  силы  по  идее  должны  многократно  восполниться , но  я  констатирую  чистый  расход. Прискорбный  упадок  духа.

  ПО  ПРОСТОРНОМУ  тротуару  среди  прочих  людей  окрыленно  прогуливаются  полюбившие  друг  друга  лесбиянки  Татьяна  и  Тамара.
  Они  откровенно  блаженствуют. Их  некрасивые  лица  лучатся  внеземным  счастьем.

  НА  ОБОЧИНЕ  шоссе , рядом  с  неприглядным  лесом , томящийся  у  серого  «пассата»  Роман  Баскаков  дожидается  возвращения  Владимира  Петровича  Никодимова.
  Устав  ждать , Роман  ставит  машину  на  сигнализацию  и  заходит  в  лес , где , задействуя  на  ходу  зрение  и  слух , стремится  выяснить  местонахождение  недобро  вспоминаемого  им  Никодимова.
  Когда  Роман  его  замечает , Владимир  Петрович  пребывает  в  положении  неподвижном. По  истоптанной  вокруг  него  траве  видно , что  походил  Никодимов  прилично.
- Бессмысленно  искать , - пробормотал  Владимир  Петрович. – Для  проформы  я  все  тут обшарил , но  я  в  точности  помню , где  он  был , и  раз  там  его  нет , то  выходит , что  он  исчез. Как  о  нем  еще  скажешь? Пропал… из-под  земли  не  выходит – он  бил  из-под  нее  веками , а  сейчас  в  том  месте  властвует  сушь. Я  принялся  ее  расковыривать  и  лишь  ногти  попортил  – надо  было  тебе  поручить. Ты  бы  и  голыми  руками  глубоко  прокопал , а  при  наличии  лопаты  ушел  бы  с  головой  и  вопрошал  бы  снизу:  «может , хватит? Мне  продолжать? Почему  не  отвечаете?».
- Вы  бы  мне  не  ответили? – спросил  Роман. 
- Я  бы  сел  в  машину  и  уехал. В  тягостном  разочаровании… из-за  случившегося  исчезновения. Ты  подумал  о  себе? Если  ты  тоже  исчезнешь , я  стану  печалиться  и  о  тебе , но  ты  передо  мной , а  он… эх…
- Источник? – осведомился  Роман.
- Целебный , - ответил  Никодимов. – Бывало , наберешь  в  ладони , брызнешь  на  голову  и  отдыхаешь… ветрено ли , знойно – не  принципиально. Ты  словно  бы  в  герметичном  коконе , в  котором  проводятся  восстановительные  процедуры , приносящие  оздоровление  и  душе  и  телу - укрепляющие  их  взаимосвязь. По  полю  я   прошелся  впустую. Источник  исчез. Это  связано.
- Между  собой? – спросил  Роман.
- И , следовательно , со  мной. Никакого  подъема  мне  уже  не  ощутить. А  напоследок  бы  хотелось… 

  ЛЕСБИЯНКИ  Татьяна  и  Тамара  сидят  за  отдельным  столиком  в  кафе , не  притрагиваясь  к  заказанной  пище.
  На  натянутой  тетиве  пронзительных  взглядов  вальсируют  нежность  и  страсть , исходящие  из  покрытых  томной  поволокой  глаз , мимолетно  вспыхивающих  жгучим  желанием. 
  Обоюдность  чувств  эталонна. За  окном  еще  очень  светло.               

  БЕЗЛУННАЯ  ночь , кромешный  итог. Под  горящей  лампой  на  кухонном  полу  в  луже  крови  раздельно лежат  исколотые  ножами  лесбиянки  Татьяна  и  Тамара.
  Они  в  нижнем  белье.
  Ножи  в  их  руках. И  без  того  отталкивающие  лица  стали  гораздо  ужасней.

  ОЗАБОЧЕННЫЙ  Роман  Баскаков  снимает  в  прихожей  ботинки. Он  бы  не  снимал , но  открывший  ему  дверь  Никодимов  уходит  в  комнату , не  удостоив  его  даже  приветственным  словом , и  Роману , чтобы  поделиться  с  Владимиром  Петровичем  новостями , нужно  следовать  за  ним , что  он  и  делает.
  На  Владимире  Петровиче  белая  майка  и  семейные  трусы. Квартира  Никодимова  представлениям  о  жилище  обеспеченного  человека  не  соответствует.
- Ты  нарушаешь  нашу  договоренность , - процедил  Никодимов. – Вечером  заходи , но  утром  подниматься  на  мой  этаж  тебе  запрещено – как  бы  я  ни  задерживался , ты  обязан  оставаться  в  машине. С  уважением  к  тому , что  я   могу  проспать. Сегодня  я  не  проспал , до  моего  выхода  на  улицу  еще  больше  часа , чего  ты  приперся  в  такую  рань?
- У  вас  отключен  телефон , - сказал  Роман.
- Будить  меня  по  телефону  тебе  не  позволено  в  той  же  степени. На  твое  счастье , Роман , я  уже  не  спал , а  не  то  бы  я  штраф  на  тебя  наложил. По-божески. На  пол-зарплаты. Резонно?
- Татьяну  истыкали  ножом , - сказал  Роман.
- Когда? – спросил  Никодимов.
- Этой  ночью – насмерть. Там  стоял  дикий  шум  и  гам , и  кем-то  вызванная  милиция  тут  же  приступила  к  расследованию. По  горячим  следам. Как  у  них  оказался  мой номер , я  не  знаю , но  они  мне  позвонили – может , они  звонили  по  всем  номерам , что  были  у  нее  в  мобильном… мой  номер  у  нее  был. Я  сам ей  его  давал , и  она  мне  по  нему…
- Это  второстепенно! – вскричал  Никодимов. – Ты  мне  лучше  скажи… там  только  Татьяну? Один  труп?
- Два , - ответил  Роман. – Два  ножа , два  трупа , все  произошло  обоюдно. Татьяну  пыряли , но  она  не  отставала  и  тоже  прикончила. Свою  подругу- лесбиянку.
- Так , - опускаясь  на  стул , пробормотал  Никодимов.
- Подружки-то  страшные , - сказал  Роман. – После  занятия  любовью… какая  мерзость… после  любви  у  них , наверно , проявился  этот  самый  синдром , который  после  секса  у  женщин  бывает. На  них  навалилась  тоска , и  они  загрустили. Поглядели  друг  на  друга  и  подумали , что  жизнь  несправедлива , она  буквально  издевается: лежащая  рядом  подружка  страшна , как  смерть , и  мы  злимся , мы  начинаем  сгорать  от  ненависти  к  жизни , к  подружке , к  себе , когда  мы  лежим , мы  еще  сдерживаемся , но  в  момент, когда  мы  на  кухне  баночный  коктейль  хмуро  пьем , мы  срываемся  и  хватаемся  за  ножи. Я  излагаю  мою  версию.
- Собирайся , Роман , - промолвил  Никодимов.
- Я  собран. Это  вы  до  сих  пор…
- Ты  не  понял , - сказал  Никодимов. – Сегодня… ну  или  завтра  ты  уезжаешь  из  города. Собраться  тебе  необходимо.
- И  куда  мы  поедем? – спросил  Роман.
- Мы  поедем. Но  в  разные  стороны.
- Я  что-то  не…
- Присядь  и  инструкции  выслушай , - сказал  Никодимов. – Детали  не  упускай , в  подробности  вникай , ответственности  не  бойся… 

  НЕ  ИЗБАВИВШИСЬ  от  проявившего  на  его  лице  мыслительного напряжения , Роман  Баскаков  гонит  серый  «пассат» по  уходящей  вдаль  загородной  трассе.
  Роман  везет  двух  одетых  по-походному  женщин. Они  на  заднем  сидении – подавшая  вперед  Людмила  Марковская  и  слегка  завалившаяся  набок  Светлана  Рюшина , чье  сознание  безбоязеннно  парит  в  сладком  полусне.
  Людмила  остается  на  земле.
- Дом , куда  мы  едем , - промолвила  Людмила , - он  с  удобствами?
- Я  в  нем  не  жил , - ответил  Роман. – Мне  сказали , чтобы  я  вас  оттуда  отвез  и  компанию  вам  составил.
- А  кто  мы  есть , Владимир  Петрович  вам  не  сказал? – спросила  Людмила.
- Вы - две  женщины.
- Скудные  у  вас  сведения , - улыбнулась  Светлана.
- Когда  я  сообщил  Петровичу  о  двух  мертвых  женщинах , он  поручил  мне  везти  двух  живых. О  мертвых  я  вам  не  расскажу – к  вам  это  не  относится , ну  а  конкретно  о  вас  мне  известно  следующее. Ваши  имена. Люда  и  Света. Род  ваших  занятий. Работа  в  офисе  и  учеба  в  институте. Одна  из  вас , как  он  мне  разъяснил, является  дамой  его  сердца. Люда?
- Я , - кивнула  Людмила.
- Другая  ему  дочь.
- Речь  обо  мне , - сказала  Светлана. – В  том , что  он  мой  отец , Владимир  Петрович  признался  мне  совсем  недавно , и  я  от  неожиданности  чуть  не  вскрикнула – ребенком  я  представляла , что  мой  отец  найдется , и  он  придет , и  мы  с  ним  куда-нибудь  сходим… лишь  бы  пришел. Тогда  можно  никуда  не  ходить – сидеть  дома  и  больше  не  разлучаться. Вы  с  отцом  росли?
- Он  водил  поезда , - процедила  Людмила.
- И  вы  расставались  надолго , - вздохнула  Света. - Виделись  редко , скучали…
- Виделись  мы  ежедневно.
- Да? – удивилась  Светлана.
- Он  трудился  в  метро , - сказала  Людмила. – Постоянно  превышал  скорость, ругался  с  начальством  и  нарвался  на  увольнение  по  статье. За  пьянство. Но  при  мне  он  не  пил. Мама  этого  не  выносила , и  ему  приходилось  надираться  на  службе… возможно. Меня  с  собой  он  не  брал.
- Он  за  вас  боялся , - сказала  Светлана. – Маленькая  девочка  в  кабине  машиниста  его  бы  смутила , и  он  бы  себя  предал – стал  бы  ехать  медленнее, задумываться  о  последствиях ,  вы  не  слишком  разогнались?
- Я  в  норме , - ответил  Роман. – Я  не  вижу  препятствий.

 НИЧЕМ  НЕ  ОГРАНИЧЕННОЕ  пространство  сменилось  двухметровым  сплошным  забором. Подъехав  к  нему  по  едва  различимой  проселочной  дорожке , люди  вылезли  из  машины: Светлана  Рюшина  смотрит  на  скрывающие  солнце  облака , Роман  Баскаков  акцентирует  внимание  на  приотрытой  калитке ; оглядывающаяся  Людмила  Марковская с беспокойством  подмечает  то , что  в  округе  лишь  деревья  и  луга. 
- Открытая  калитка  нам  о  чем  говорит? – спросил  Роман. – В  первую  очередь , о  чем?
- Каждому  о  чем-то  своем , - пробормотала  Людмила. – Мне  о  том , что  там  кто-то  есть.
- Если  ты  считаешь , - сказал  Роман , - что  кто-то  вышел  из  дома  и  специально  для  нас  калитку  открыл , то  знай – в  доме  никого  нет. Не  должно  быть. По  словам  Владимира  Петровича , которому  вроде  бы  незачем  меня  обманывать. 
- А  ключи  он  тебе  дал? – спросила  Людмила. – Нужно  несколько  ключей – от  ворот , от  дома… от  хозяйственных  построек. Так  наберется  целая  связка , и  она , полагаю , у  тебя. В  кармане?
- В  кармане  у  меня  ключи  от  машины , - промямлил  Роман. – И  от  моей  квартиры.
- Других  ключей  у  тебя  нет , - кивнула  Людмила. – Владимир  Петрович  тебе  их  не  передал. И  как  аргументировал?
- О  ключах  разговор  не  заходил. Он  не  упоминал , а  я  спросить  позабыл: на  меня  тогда  вывалили  столько  указаний  и  распоряжений , что  просел  я под  этим  массивом. Значимость  ключей  из  виду  упустил. Не  исключено , что  и  еще  немало  чего.
- На  тебя , похоже , не  следует  полагаться , - заметила  Людмила.
- Я  не  настолько  безнадежен. О  себе  я  думаю  неплохо, и  ваш  Владимир  Петрович  мое  мнение  разделяет – полное  ничтожество  он  бы  с  вами  не  послал. Не  он  ли  сюрприз  нам  задумал?
- Приехав  сюда  раньше? – спросила  Светлана.
- Разберемся , - направившись  к  калитке , сказала  Людмила. – Попрошу  за  мной. 

  МАШИНА  на  заросшем  травою  участке. Роман  Баскаков  выгружает  из  багажника  привезенные  вещи , он  неприязненно  разглядывая  большой  деревянный  дом , почерневший  от  времени  и  грозно  сверкающий  отталкивающими  солнце  окнами , на  дом  смотрит  и  ходящая  вокруг  колодца  Людмила  Марковская. Заглянув  в  колодец , она  освежилась  идущей  снизу  прохладой - когда  Людмила  посмотрела  на  дом , он  обдал  ее  заставившим  поежиться  холодом.
  Из  дома  вышла  обескураженная  Светлана  Рюшина.
- Тут  неспроста  все  открыто , - сказала  она. – Ворам  поживиться  нечем. Помимо  пыли , в  доме  есть  мебель , но  она  больно  ветхая , не  для  продажи. Электричества  нет.
- Как  нет? – удивилась  Людмила. – Его  отключили?
- Его  вовсе  нет , - ответила  Светлана. – Когда  я  прошла  по  комнатам  и  не  увидела  ни  единой  люстры , я  озадачилась  и  продолжила  ходить , но  теперь  я  уже  на  стены  глядела. Не  потому , что  у  меня   к  ним  особое  чувство , а  с  догадкой. Негативной. Сказать?
- Догадки  ты  оставь  при  себе , а  по  делу  скажи , - промолвила  Людмила. – Что  ты  искала  на  стенах?
- Провода , - ответил  за  Светлану  Роман. – На  стенах  их  нет? Естественно , нет - они  и  к  дому  не  подведены. Без  электричества  мы , конечно , не  пропадем , но  без  телевизора  будет  тоскливо… ну  Петрович  нас  и  заслал.
- По  поводу  электричества  он  тебя  не  уведомил? – спросила  Людмила.
- Я  мог  предположить. Он  сказал  мне  взять  газонокосилку  и  специально  указал , чтобы  я  брал  не  электрическую , а  бензиновую – такой  тонкий  намек. Деликатная  проверка  на  сообразительность.

  ВКЛЮЧЕННАЯ  газонокосилка  издает  невыносимый  шум. Данное  обстоятельство  дополнительно  терзает  не  умеющего  с  ней  обращаться  Романа  Баскакова - траву  он  уничтожает  с  излишней  для  этого  занятия  натугой. Рев  газонокосилки  влияет  и  на  находящихся  в  доме  женщин.  Людмила Марковская  не  без  мучений  закрывает  рассохшееся  окно , только  что  открытое  ею  для  проветривания  затхлой  комнаты  с  единственной  кроватью ; она  покрыта  бугристым  матрацем , на  котором  удрученно  сидит  Светлана  Рюшина.
- Мы  ехали  не  в  отель , - пробормотала  Людмила. – На  удобства  экстра-класса  я  не  надеялась , но , когда  Владимир  пригласил  меня  погостить  у  него  на  даче , он  как-то  умолчал  о  пещерных  условиях… он  меня  сразу  удивил  тем , что  его  дача  стоит  на  отшибе - за  триста  километров  от  города. Выводы  напрашивались! Канализацией  дом  не  оснащен , спутниковая  антенна  под  вопросом – на  это  я  настраивалась  и  это  я  бы   перенесла , я  ведь  не  какая-нибудь  рафинированная  дамочка , не  мыслящая  жизни  без  джакузи  и  вопящая  из-за  крыс… если  бы  крысу  бросили  мне  в  джакузи , я  бы  заорала. Ты  их  не  видела?
- В  старых  домах  они  выходят  по  ночам , - ответила  Светлана. – Включи  мы  свет , они  бы  разбежались , но  нашу  ситуацию  ты  знаешь.
- Относительно  крыс  ты  пошутила? – нервно  спросила  Людмила.
- В  домах , типа  этого , крысы  не  самое  ужасное , что  может  тут  быть. Но  я  бы  раньше  времени  не  паниковала – нужно  для  начала  переночевать , а  там  уже поглядим. Обменяемся  с  утра  впечатлениями. Если  нам  станет  совсем  туго , мы  скажем  Роману , чтобы  он  нас  отсюда  увез.
- А  Роман  нас  послушает? – спросила  Людмила.
- Приказывать  ему  мы  не  станем , - ответила  Светлана. – Обворожить  попытаемся… вы  с  ним  уедете , а  я  здесь  поживу. Я  пообещала  отцу  его  дождаться.
- Коварный  Владимир , - процедила  Людмила. – Он  и  с  меня  слово  взял.
- То-то  и  оно , - вздохнула  Светлана.
  В  комнату  заходит  Роман  Баскаков.
- Вы  будете  меня  кормить? – спросил  он.
- Ты  бы  нас  не  доставал , - проворчала  Людмила. – Завез  непонятно  куда  и  продышаться  не  дает – кормите  меня , окружайте  вниманием , я  крутил  руль  и  терял  энергию , вас  я  доставил… с  дороги  не  сбился.

  ВЫНЕСШИЕ  из  дома  колченогие  стулья , две  женщины  и  Роман  сидят  на  заднем  дворе  за  громадным  овальным  столом. Ножки  стола  врыты  в  землю , его  грязная  поверхность  прикрыта  разрозненными  целлофановыми  пакетами - на  них  лежат  хлеб , овощи , колбаса , стоят  бутылка  минеральной  воды  и  пакет  яблочного  сока ; перед  каждым  из  сидящих  пластмассовые  тарелки , стаканы  и  ножи.
  Роман  бы  за  женщинами  поухаживал , но  они  сидят  далеко  от  него  и  почти  ничего  не  едят.
  Мужчина  жует  с  аппетитом.
- Еды  я  купил  на  троих  в  расчете  на  пять  дней. – сказал  он. – Мы  с  Петровичем  все  приблизительно  подсчитали.  Он  выдал  мне  деньги , и  я  закупился  продуктами – без  учета  ваших  предпочтений. Если  вы  любите  сомнительные  деликатесы , вам  можно  посочувствовать. Я  наполнял  багажник  привычной  и  проверенной  пищей – фруктами , тушенкой , копченой  колбасой , маринованными  томатами , вафельными  тортами…
- Пять  дней? – спросила  Людмила. – Нам  ждать  его  пять  дней?

- Наверно , это  крайний  срок , - посмотрев  на  молчащего  Романа , промолвила  Светлана. – Мне  отец  сказал , что  он  хотел  поехать  с  нами , но  у  него  неожиданно  возникли  дела , и  он  приедет  к  нам , как  только  с  ними  покончит.
- Мне  он  сказал  нечто  схожее , - призналась  Людмила. – Я  попросила  Владимира  говорить  конкретнее , и  он  размыто  пробормотал: день , полтора… я  не  занервничала. У  меня  были  волнения  иного  рода –  весь  этот  выезд  на  дачу  задуман им , чтобы  я  поближе  познакомилась  с  его  дочерью , и  я  думала , как  же  мы  с  тобой  поладим… за  косые  взгляды  я  бы  тебя  не  осудила. Ну , а  начнись  скандалы,  я  бы  сказала  Владимиру , что  это  не  по  мне. Никакая  природа  и  никакие  наметившиеся  отношения  не  заменят  мне  прежнего  уединения  в  моей  городской  квартире , где  я  смотрела  в  пустоту  напичканным  таблетками  зверем. Лекарства  ты  не  прихватил?
- Мне  не  говорили , - сказал  Роман.
- А  аптечка  в  машине?
- В  жизни  ее  там  не  видел. Петрович  пилюли  не  жалует – временами  слабеет , но  для  восстановления  не  колеса  глотает , а  энергией  пропитывается. Той , что  от  земли  и  от  воды. Умей  он  выхватывать  из  воздуха , он  бы  горя  не  знал , и  мы  бы  по  полю  не  шатались. Под  гольфистов  заделавшись.
- Для  конспирации? – спросила  Света.
- Твой  отец  приедет – его  спросишь. И  сама  определишь  по  глазам , честен  ли  он  с  тобой  до  конца. Ты  же  еще  молода… от  тебя  много  нужно  в  тайне  хранить.
- Я  постарше , - сказала  Людмила.
- Ты  и  меня  постарше , - сказал  Роман. – А  сведений  о  Петровиче  у  меня  побольше. При том , что  мне  он  всего  лишь  наниматель. Тебе – отец , тебе – ухажер… ему  ничего  не  стоит  испытать  вас  на  прочность.

  ТОБОЛЬСК. Респектабельный  клуб-ресторан  с  понуро  играющим  на  сцене  джаз-бэндом.Позевывывающий  за  столиком  Никодимов , следуя  практически  неуловимому  ритму , покачивает  рукой  с  зажатым  в  ней  бокалом  с  вином ; поддавшись  собственным  пульсациям , он  увеличивает  амплитуду  и  частично  расклескивает  выпивку , из-за  чего  Никодимов  смущается , озирается ,  видит  смотрящую  на  него  одинокую  девушку. Владимир  Петрович  от  него  высокомерно  отворачивается. Спустя  несколько  секунд  она  подсаживается  к  нему.
- Вы  не  здешний? – спросила  Настя.
- Раньше  я  жил  в  вашем  городе , - пробурчал  Никодимов. – Лет  двадцать  он  был  и  моим , а  теперь  я  в  нем  никого  не  знаю.
- И  почему  же  так  получилось?
- Об  этом я  никому  не  рассказываю , - отрезал  Никодимов. – Ты  можешь  испробовать  разнообразные  методы , но  я  все  равно  не  проговорюсь.
 
- Если  вы  умеете  красиво  лгать , правда  нам  не  понадобится. Развлеките  меня  вымышленной  историей. Признайтесь , что  вы  знаменитый  командир , то  ли  летчик , то  ли  моряк , и  вас  мотало  по  морям , носило  по  небу и  однажды  чуть  не  вынесло  в  космос , но  вы  вывернули  штурвал  и  вошли  в  пике , из  которого  и  поныне  не  вышли. Иначе  бы  вы  не  сидели  тут  один. Когда  мужчина  в  престижном  месте  сидит  один , девушек  это  провоцирует. Девушки  теряют  голову.
- И  ты  не  исключение? – спросил  Никодимов.
- У  меня  к  вам  профессиональный  интерес , - ответила  Настя.
- Ты  что , проститутка?
- Я  торгую  своим  телом , - промолвила  она. – Но разговоры  веду  от  души – обожаю  непринужденно  поболтать. С  вами  за  столом  шлюхой  себя  я  не  чувствую , а  в  постели  почувствую. Отдамся  вам , как  скажете. Вы  остановились  в  гостинице?
- Жилья  у меня  здесь  не  осталось , - пробормотал  Никодимов. – Я  уехал  отсюда  настолько  давно , что  и  ностальгия-то  не  мучает. Напиваться  в  слезах  меня  не  тянет.
- А  где  вы  здесь  жили? – спросила  Настя.
- На  улице  Ваховского… Гоховского… у  косогора.
- Для  меня  это  не  ориентир , - сказала  Настя.
- Да  ты  не  вдавайся. Разыскивать  мой  район  на  ночь  глядя  мы  не  попремся. Я  сейчас  еще  чуток  посижу  и  в  гостиницу.
- Мне  идти  с  вами?
- Я  пойду  пешком , - сказал  Никодимов. – Погляжу  по  сторонам  и  со  второй  попытки  попытаюсь  что-нибудь  припомнить – зацепиться  глазом. Я  прожил  в  Тобольске  двадцать  лет! Я  в  нем  даже  влюблялся. Сам  факт  влюбенности  помню , а  кем  была  та  женщина… какова  была  ее  внешность… все  выветрилось.

  ПРОХОДЯ  со  слабеющим  Никодимовым  по  улочке , неухоженной  стариной  отдающей , проститутка  Настя  с  теплой  усмешкой  взирает  на  нынешнее  состоянии  своего  родного  Тобольска , раздражающего  Владимира  Петровича  тем , что  едва  наметившиеся  улавливания  тут  же  рассеиваются, показавшиеся  знакомыми  строения  дальнейшего  отклика  в  памяти  не  находят ; проститутка  Настя  хочет  взять  Никодимова  под  руку , но  Владимир  Петрович  этого  деликатно  не  допускает.
- Ничего  не  вспомнили? – спросила  Настя.
- Если  вспомню , скажу. Органы  чувств  я  нацелил  на  узнавание , и  они  работают  на  всю  мощь , обшаривают  и  обнюхивают… в  моем  районе  я  бы  кое-что  узнал , но  в  этом  я  не  жил. Чего  мне  тут  высматривать , если  я  и  прежде  тут  не  появлялся… это  у  вас  центр?
- Мы  шагаем  по  старой  улице , - сказала  Настя. – За  полвека  она  почти  не  изменилась.
- Подумаешь , полвека , - фыркнул  Никодимов. – И  кто  тебе  сказал , что  именно  за  полвека? Бабушка?
- Мама. Она  уже  немолода… поздно  меня  родила.
- Никогда  не  поздно , - проворчал  Никодимов. – На  белый  свет , моя  милая , мы  рождаемся  в  свой  срок. И  говорить  о  том , что  мы  припозднились  так  же  нелепо, как  и  удивляться  тому , что  мы  тут задерживаемся. – Владимир  Петрович  остановился. – Дышим  и  не  прекращаем... ну  и  слабость. Просто  стоять  и  то  сложно. Дойти  бы  до  скамейки , но  я  не  знаю , когда  смогу  следующий  шаг  сделать. Хоть  бы  за  час  отпустило… ты , девушка , иди.
- А  вы? – спросила  Настя.
- Я  постою , - выдохнул  Никодимов. - У  меня  проблемы… слабость. Секса  не  будет. Я  тебя  с  собой  не  приглашал.
- Впрямую  нет , но  я  за  вами  пошла  и  заработать  рассчитывала. Посчитала  вас  за  обеспеченного  клиента - игривого  мужчину  в  возрасте… я  думала , что  вначале  он  хмурится , а  потом  разойдется  и  хорошо  мне  заплатит. Если  бы  не  слабость , вы  бы  сколько  мне  заплатили?
- Много , - ответил  Никодимов. 
- Черт! – воскликнула  Настя. – Чего  же  мне  так  не  везет… теперь  снова  нужно  кого-то  искать. Подходить , заговаривать… приелось!

  АНТОНИНА  Леонидовна  Сеченова , двужильная  женщина  шестидесяти  лет , незадолго  до  захода  солнца  идет  по  уничтожаемой  разрухой  деревне , которая  вся  омертвела  и  покосилась , отжила  свой  век  и  превратилась  в  сохраняющего  видимость  жизни  зомби ; платье  у  Сеченовой  синее , сумка  у  нее  желтая , выскочившая  перед  Антониной  Леонидовной  всклокоченная  селянка  Шабова , ударяя  себя  по  колену  пустым  ведром , прерывисто  двинулась  за  водой.
- Позвольте  я  вас  побеспокою , - сказала  Антонина  Леонидовна. – У  меня  к  вам  вопрос. Мне  нужно  найти  дом.
- В  нашей  деревне? – спросила  Шабова.
- От  вашей  деревни , как  мне  объяснили , он  стоит  километрах  в  пяти , если  идти  на  запад. Он  в  тех  краях  единственный  дом , и  вы  мне  очень  поможете , если  укажете , где  тут  запад , ведь  я  иду  без  компаса , и  идти  наобум  мне…
- Не  ходите  в  том  дом , - сказала  Шабов.
- Отчего  же  мне  не  ходить…
- Сказано  вам , не  ходите! – заорала  Шабова. – Ужасы  в  нем! Алхимия!
  Шабова  поспешила  удалиться. Антонина  Леонидовна  тоже  пошла , и  через  полминуты  ходьбы  ее  собеседником  стал  худой , как  скелет , мужчина  с  опухшим  лицом - Степан  Голонец , кружащийся  вокруг  себя , словно  бы  он  что-то  потерял  или  его  кто-то  окружает.
- Вы  мне  не  подскажете , как  добраться  до  дома? – поинтересовалась  Антонина  Леонидовна. – Он  рядом  с  вашей  деревней. В  доме  люди – две  женщины  и  один  мужчина , к  которым  я  и  приехала. Чтобы  им  готовить, заниматься  хозяйством , вы  знаете , где  этот дом?
- Вскоре  сгустится  мрак , - заявил  Голонец. – До  захода  солнца  вы  туда  не  доберетесь. Ночуйте  у  меня! У  меня  вы  будете  в  безопасности! В  моем  доме  к  вам  никто  не  пристанет. Ни  люди  из  того  дома , ни  дьяволы  из  домов  по  соседству  с  домом , занимаемым  мной , со  мною  вы  проведете  чудесную  ночь! Полную  чарующих  откровений. Вы  со  мной  пообщаетесь?!
- Вы  не  мой  тип , - отступая , пробормотала Антонина Леонидовна.
- Для  вас  я  чересчур… ха-ха… мужик  я , ха-ха… Вам  пора  в  путь?
- Из  вашей  деревни  я  предпочитаю  убраться , - промолвила  она , не  оборачиваясь. – Пять  километров – это  немного. Поброжу  и  с  божьей  помощь  отыщу.

  КОМНАТА  с  мебелью , выбранная  для  себя  Людмилой  Марковской , освещается  витиеватыми  свечами  в  изысканных  канделябрах , стоящих  на  низком  столе , на  трюмо  и  на  подоконнике.
  Присевший  за  стол  Роман  Баскаков  перекатывает  по  нему  изредка  включаемый  карманный  фонарик. Зачарованная  Светлана  Рюшина  следит  за  свечным  роскошеством  с  кровати. Людмила  Марковская  застыла  у  окна , через  которое  ей  открывается  вид  на  полнейшую , невозможную  в  городе , темень. 
- Из-за  свечей  у  нас , как  в  церкви , - сказала Светлана. – Грустно  и  отчасти  светло. В  больших  храмах  свет  поярче , но  я  в  них  не  была. Когда  я  училась  в  старших  классах , меня  пару  раз  вытягивала  на  службу  учившаяся  со  мной  девочка. Она  регулярно  посещала  одну  тесную  церквушку  и  уговаривала  всех  наших  парней  и  девчонок  ходить  вместе  с  ней. Насколько  я  помню , на  ее  призыв  откликнулась  только  я , да  и  то  из  жалости. С  мольбой  с  глазах  она  день  за  днем  взывала  к  нам , чтобы  мы  сходили  и  помолились , и  Господь  вразумит , дарует  нам  отвлечение  от  руководящих  нами  тупых  интересов - я  повторяю  дословно. Учителя  ее  не  любили. До  того , как  перейти  к  нам , она  сменила  школ  восемь , и  ее  родители , совершенно  мирские  люди , уже  не  знали , каким  образом  им  влиять  на  дочь , которая  читает  на  переменах  книги  о  Преподобном  Прокопии , Устюжском  чудотворце. Или  о  Блаженном  Исидоре , Ростовском  чудотворце. Эту  девушку  звали  Катей. Хороших оценок  по  какому-либо  предмету  она  не  получала. Уроки  зачастую  прогуливала. Из  нашей  школы  ее  отчислили.
- И  что  с  ней  стало? – спросила  Людмила.
- Я  не  в  курсе , - ответила  Светлана. – После  школы  мы  с  ней  уже  не  виделись. 

- Она  могла  кем-то  при  церкви  устроиться , - сказал  Роман.
- Попасть  под  машину , уехать  в  Иерусалим , выброситься  из  окна , - сказала  Людмила. – Предполагать  можно  что  угодно.
- Но  не  самоубийство , - возразила  Светлана. – Из-за  несчастной  любви  такое  случается , но  она  же  любит  Бога. Допустим , она  встретила  парня , и  он  разбил  ей  сердце – у  нее  останется  Бог. Вера  в  Него  ее  сохранит  и  обогреет… если  эту  веру  она  не  утратит. Не  обвинит  Бога  в  том , что  она  Ему  беззаветно  служила , а  неблагодарный  Бог  вздумал над  ней  поиздеваться. Свел  с  симпатичным  парнем , заставившим  ее  жутко  страдать. – Светлана  задумалась. – Несчастная  любовь  была  у  нее  скорее  не  парню , а  к  Богу. Из-за  какого  парня  эту  девушку уничтожившему.
- Виной  тому  ревность , - сказал  Роман.
- Бог  не  захотел  ее  ни  с  кем  делить , - кивнула  Людмила.
- И  до  самоубийства  довел? – спросил  Роман.
- Чтобы  ею  владел  кто-то  один , - сказала  Людмила. – И  она  в  аду… полностью  принадлежит  сатане. Глубиной  замысла  ты  проникся?
- Я  не  врубился , - пробормотал  Роман. – А  вы?
- Да  что  мы , - усмехнулась  Людмила. – Мелкие  суетные  людишки , от  высших  проявлений  далекие. Куда  нам  до  Понимания.

  АНТОНИНА  Леонидовна  Сеченова  заплутала. Ночь  застала  ее  в  чащобе , где  Антонина  Леонидовна , ничего  не  видя  перед  собой , движется  с  импульсивными  причитаниями: «что  же  тут  впереди… елка , не  елка… я  в  нее  не  воткнусь – Господи , не  покинь… не  запрещай  мне  на  Тебя  уповать , куда  же  я  без  Тебя... куда  же  Ты  меня  завел…». 

  НАД  ЛЕСОМ  восходит  солнце. Рассвет  замечаем  не  всеми – потряхивающая  головой  Людмила  Марковская  некрепко  спит  в  доме , вдоль  забора  которого  дергано  скачет  на  кляче  угреватый  всадник  в  тельняшке  жеваной. Калинин  кричит: «гнусная  нечисть! Вам  у  нас  не  выгорит! Наша  земля  не  ваша , и  вы  с  нее  валите! разнесите  ваш  дом , чтобы  его  здесь  не  было  и  такие , как  вы , сюда  не  съезжались! Суки  вы! непрофилы… негрофилы… некрофилы! Ага!».

  КРИКИ  будят  Людмилу. Конкретные  слова  она  не  разобрала , но  сам  факт  криков  ее  впечатлил , и  Людмила  Марковская , полежав , встает , одевается  и  отправляется  в  комнату  мерно  посапывающего , скинувшего  одеяло  Романа  Баскакова.
- Подъем , - хватая  Романа  за  плечо , сказала  Людмила. – Ты  спешно  просыпаешься , во  сне  тебя  ничего  не  удерживает… погляди  на  меня!
- Ты? – взглянув  на  нее , спросил  Роман.
- Я. Выводила  тебя  из  сна , и  ты  вышел. Решился  на  этот  шаг. Судя  по  твоего  взгляду , он  потребовал  от  тебя  некоторой  отваги. Типично  мужской.
- Ты  пришла  ко  мне , как  к  мужчине? – осведомился  Роман.
- Да , - ответила  Людмила.
- Чтобы… лечь  со  мной?

- Тебе  можно  позавидовать , - сказала  Людмила.
- И  ты  мне…
- Тебе снятся  возбуждающие  сны , - пояснила  Людмила. – Но  ты  уже  проснулся – вставай  и  мы  прогуляемся. Одной  мне  страшно.
- А  сущность  вопроса , - пробормотал  Роман , - если  коротко , в  чем?
- За  забором  кто-то  орал. Нам  надо  сходить  и  выяснить , кого  там  с  утра  пораньше  вопить  приперло. Ты  поторопишься?
- Все  пройдет  адекватно , - промолвил  Роман. – Как  ошпаренный  я  не  вскочу , но  и  медлить  не  буду: ситуация  ненормальная. В  ее  прояснении  я  поучаствую.

  ВЫРВАВШИСЬ  за  пределы  опостылевшего  ей  леса , Антонина  Леонидовна  Сеченова  рьяно  топчет  бурьян ; она  считает , что  ей  нужно  идти , а  куда  ей  идти , она  не  знает , но  она  идет  и  сквозь  щель  слипающихся  глаз  видит  всадника  Калинина , первоначально  несущегося  не  к  ней.
  Поднявшую  руку  женщину  он  заприметил. Фыркнувшую клячу  к  ней  повернул. Добивавшася  этого Антонина  Лоенидовна  бормочет: «лошадку  я  побалую» , лезет  в  сумку  и  вытаскивает  оттуда  пирожок.
  Подскакавший  Калинин  делает  вокруг  Сеченовой  круг  и , нагнувшись , пирожок  у  нее  берет , на  него  сплевывает , забрасывает  пирожок  куда  подальше, напирает  клячей  на  отступающую. 
- Кто  ты , странница? – спросил  Калинин. - С  чем  ты    пожаловала  в  эти  злые   места?
- Вы  меня  не  пугайте , - сказала Антонина  Леонидовна. – Я  всю  ночь  плутала  по  лесу.
- И  тебя  уже  ничем  не  напугать?! Остерегись! Ты  слишком  далеко  заходишь! Добрые  люди  ночами  по  лесу  не  бродят!
- Я  и  не  хотела  бродить , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Найди  я  дом , куда  меня  позвали , я  бы  спала  в  доме , а  не  брела  наощупь  между  острых  ветвей. Вы  сами-то  откуда  прискакали? Не  от  того  дома?
- Ты  ищешь  тот  дом? – ошарашенно  спросил  Калинин.
- Ну , наверное… я  хожу  во  всех  направлениях. Рано  или  поздно  я  к  нему  выйду. Прилягу , наконец , отдохнуть. Намоталась  я , знаете  ли , по  горло… вы  на  своем  коне  меня  до  него  не  подбросите? Я  бы  дала  вам  денег.
- Деньги – дьявол , - пробормотал  Калинин. – Вы  взываете  к  черным  силам , и  из-за  подобных  вам  они  здесь  повсюду – ты  это  чувствуешь… вас  сюда  тянет. Лютые  упыри! Придет  и  ваш  черед!
  Всадник  Калинин  резво  уносится.

  ПОТЯГИВАЮЩАЯСЯ  спросонья  Светлана  Рюшина , заглядывая  в  комнаты , никого  не  обнаруживает , непонимающе  кривит  лицо  и  в  раздумиях  доходит  до  лестницы , ведущей  в  подвал.
  Смотрит  вниз – там  темно. 

  СОСТОЯНИЕ  ума  у  Романа  прогулочное , у  Людмилы  поисковое , пройдя  расстояние  от  забора  до  рощи , они  не  увидели  ничего  подозрительно.
  В  самой  роще  их  поджидала  неожиданность. Облупившийся  вагончик  для  проживания  строителей  в  лесной  ландшафт  вписывается  неорганично , и  Роман  из  беспечного  становится  взволнованным. Подгонявший  Людмилу  охотничий  азарт  перерастает  в  желание  поскорее  вернуться  в  дом.
- Вагончик  для  рабочих , - пробормотал  Роман. – А  какие  тут  могут  быть  рабочие?
- Делать им тут  совершенно  нечего , - сказала  Людмила. – Вероятно , он  предназначен  для  кого-то  еще.
- О  ком  бы  ты  ни  говорила , я  сомневаюсь , что  в  нем кто-то  есть. По  моим  прикидкам  в  нем  никто  не  живет.
- А  кто  же  тогда  орал? – спросила  Людмила.
- По-твоему , это  было  так – выскочил , поорал  и  снова  завалился  дрыхнуть? При  определенных  болезнях  люди  на  такое  идут , но  в  этом  случае  я  в  вагончик  не  пойду. Связываться  со  скрывающимся  шизоидом  нам с  тобой  незачем. Ты  крики  слышала , я  не  слышал… а  Светлана? Если  бы  она  услышала , она  бы  проснулась.
- Она  молодая  девчонка , - отмахнулась  Людмила. – Разбудить  ее  посложнее, чем  меня , просыпающуюся  от  любого  шороха. И  пришедших  во  сне  воспоминаний… о  кряхтении  ложащегося  рядом  мужа. Героя-любовника  для  многих  других  женщин.
- У  тебя  был  муж? – спросил  Роман.
- Где-то  полгода. Восемнадцать  лет  назад. Я  вижу  женщину.
- Себя  в  молодости?
- С  расстояния  я  бы  сказала  о  старости , - ответила  Людмила. – Оно  сокращается… она  приближается  к  нам.
  К  Роману  и  Людмиле  по  виляющей  между  деревьями  тропинке  движется  Антонина  Леонидовна  Сеченова.

  СХОДИВ  за  фонариком , Светлана  Рюшина  спускается  в  подвальное  помещение  и  водит  лучом  по  двери  с  висячим  замком.

  АНТОНИНА  Леонидовна , поглядывая  на  Романа  и  Людмилу , опасается  неприятностей. 
- Доброе  утро , - пробормотала  Антонина  Леонидовна. – Дозвольте  пожелать  вам  удачного  дня  и  пройти  мимо  вас  без  затруднений… вы  из  вагончика?
- Мы  из  дома , - ответил  Роман.
- Стоящего  отдельно? – воодушевилась  Антонина  Леонидовна. – Дающего  кров  двум  женщинам  и  одному  мужчине? Господи , неужели  я  его  нашла! Не  сам  дом , а  людей , которые  меня  к  нему  проведут – людей  не  на  конях , что  мне  по  сердцу. С  конным  я  уже  повидалась , и  в  эмоциональном  плане  это  было  для  меня  наказанием. Непомерной  экзотикой  для  моего  мыслительного  аппарата. Я  давненько  на  ногах  и  в  вашем  доме  я  бы  полежала. В  помещении  я  возлягу  не  на  птичьих  правах. К  исполнению  моих  обязанностей  я  приступлю  не  позднее  сегодняшнего  вечера. Мне  очертили  их  круг , и  они  не  показались  мне  непосильными. Я  вас  чем-то  не  устраиваю?
- Нам  не  совсем  ясно , о  чем  вы  говорите , - сказал  Роман. – Отсюда  и  мимика  на  наших  лицах…
- Недоуменная , - дополнила  Людмила. – Выдающая  наше  к  вам  отношение. До  дома  вы  пройдетесь  с  нами.
- Придется  пройтись , - кивнул  Роман. – Для  выяснения.

  ЗАМЕДЛЕННО  вытаптывая  комнату  в  перекрестии  немигающих  взглядов , измотанная  дорогой  Антонина  Леонидовна  Сеченова , не  выдержав , присаживается  на  край  кровати.Сеченова  кажется  себя  маленькой  и  дряхлой. Ее  водруженная  на  стол  сумка  безапелляционно  переносится  Людмилой  на  пол.
  Набычившийся  Роман  Баскаков  взирает  на  Сеченову , как  на  врага. Поигрывающая  фонариком  Светлана  Рюшина  смотрит  на  Антонину  Леонидовну , думая  не  о  ней , а  о  подвале.
- Я  из  Рыбинска , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Я  ехала  к  вам  на  поезде , затем  на  машине , а  потом  шла  ночью  через  лес. Если  вам  этого  мало, я  добавлю , что  я  всю  жизнь  проработала  на  спичечной  фабрике «Маяк».
- А  почему  вы  здесь? – спросила  Людмила.
- Меня  пригласил  серьезный  мужчина , не  бросающий  слов  на  ветер - когда  он  приехал  к  нам  в  Рыбинск , я  уже  около  года  пребывала  на  пенсии. Его  предложение  меня  удивило. Он  заявил , что  наводил  обо  мне  справки  и  получал  ото  всех  только  положительные  рекомендации – я , говорил  он  обо  мне , здравая  хозяйственная  женщина , которая  ему  и  нужна. Для  приготовления  пищи  и  присмотра  за  молодыми  ненадежными  людями. Он  дал  мне  координаты  дома  и  сказал , что  вызовет  меня  телеграммой. Я  думала , переживала , дело-то  подозрительное… незнакомец  сманивает  меня  из  родного  города  и  предлагает  на  перекладных  ехать  в  глухомань , где  меня… заманивать  меня  в  ловушку  он  бы  не  стал. Чего  мне  дрожать? Я  не  того  возраста  и  положения… деньги  он  заплатил  мне  вперед. Большие  для  меня  деньги.
- Он  вам  как-нибудь  представился? – спросил  Роман.
- Владимиром  Петровичем. За  месяцы  ожиданий  его  телеграммы  я  порядком  разуверилась  в  том , что  она  придет , но  мне  ее  принесли. Я  собралась  и  поехала. Вы  покажете  мне  дом , участок?
- Угу , - промычала  Светлана. – Добро  пожаловать.
- Спасибо… Света?
- Да , - ответила  Светлана.   
- Светлана , Людмила  и  Роман , - перечислила  Антонина  Леонидовна. – Владимир  Петрович  назвал  мне  ваши  имена , и  я  счастлива  встретить  здесь  именно  тех , о  ком  он  мне  говорил.
- Нам  о  вас  Петрович  не  говорил , - пробормотал  Роман.
- Вот  же  ребус! – поразилась  Антонина  Леонидовна. – И  как  же  нам  его  решить… тут  я  вам  не  советчица. Вы  знаете  вашего  Петровича  получше , чем  я.   

  ОРЕНБУРГ. Давящий  зной  и  лезущий  к  прохожим  сухой  ветер. Старающийся  встать  к  нему  спиной  Владимир  Петрович  продолжает  подкручивать  наручные  часы. Он  смотрит  на  циферблат , на  людей , стрелки  неподвижны , народ  двигается ; Никодимов  замирает , ветер  дует  ему  в  лицо , возле  Владимира  Петровича  останавливается  праздный  воздушный  человек  с  оттопыренными  ушами  и  присущей  хиппи  пестростью  в  одеянии.
  Сначала  они  стоят  молча. Посматривая  на  Хмырова , Владимир  Петрович  Никодимов  для  отвода  глаз  вновь  занимается  часами.
- Сменили  часовой  пояс? – осведомился  Хмыров.
- Как  ты  сказал? – спросил  Никодимов.
- Вы  подкручивали  часы , и  я  подумал , что  вы  переводите  их  на  наше  время. Сразу  по  приземлению. Если  вы  спикировали  с  неба. Будь  вы  обычный  приезжий , вы  бы  перевели  часы  на  вокзале.
- Я  их  не  переводил , а  заводил , - сказал  Никодимов. - Пытаясь  найти  плюсы  того , что  я  живу – плюсы  не  для  окружающих , а  для  меня  самого. 
- А  для  окружающих  плюсы  очевидны? – поинтересовался  Хмыров.
- Даже  при   допущении , что  они  имеют  место , на  тебя  они  не  распространяются , - процедил  Никодимов. – Ты  кто?
- Хмыров.
- Ну , а  по  профессии?
- Я  из  классной  тусовки , - ответил  Хмыров. – Бог  уберегает  меня  от  дурной  компании , вкалывающей  на  производстве.
- Понятно , - проворчал  Никодимов. -  В  советские  времена  тебя  бы  обязали  надрываться  в  чернорабочих , но  нынче  к  тебе  не  подберешься. Не  покроешь  твои  ладони  трудовыми  мозолями , пока  ты  что-нибудь  не  своруешь  и  не  сядешь  в  тюрьму.
- За  воровство  мне  не  упрячут , - заявил  Хмыров. – Я  им, достопочтимый , не  промышляю. Когда  вы  беседуете  со  мной , вы  общаетесь  с  тем  человеком , который  ничего  у  вас  не  сопрет.

  ОПЕРЕЖАЯ  увязавшегося  за  ним  Хмырова , Владимир  Петрович  Никодимов  идет  по  Оренбургу , как  по  пустыне , где  есть  только  он  сам  и  засевшая  в  нем  безотрадность , проистекающая  из  осознанной  им  обделенности  всего  его  жизненного  пути.
  Удовлетворенный  собственным  существованием  Хмыров  вытаскивает  пачку  «Космоса» , передвигает  и  чуть  выдвигая  наружу  лежащие  в  ней  сигареты , нужную  и  нестандартную  он  среди  них  не  находит.
  Досада  нападает  и  на  Хмырова. В  плавной  до  этого  ходьбе  появляется   резкость.    
- Для  жизни  на  земле , - промолвил  Никодимов , - мне  был  отпущен  весьма  продолжительный  срок , и  я  провел  его  в  труде. Развлекаться  мне  особо  не  доводилось - в  этот  смысле  от  чувства  ущемленности  мне  не  сбежать. Живущие  менее  долго  и  цельно  урывают  куда  больше  житейской  радости: для  меня  во  всем  своем  блеске  она  так  и  не  засверкала. Полновесность  бытия  выпала  не  мне , а  субъектам , похожим  на  тебя. Дармоедам  и  битникам.
- Вы , Владимир  Петрович , - сказал  Хмыров , - стрижете  под  одну  гребенку  людей , отличающихся…
- Не  говори  мне  о  стрижке! – воскликнул  Никодимов. – Не  усугубляй  тяжесть  в  моей  голове.
- Если  в  голове  тяжесть , значит , в  ней  что-то  есть , - сказал  Хмыров. – По  вам  это  видно. Вы  наблюдатель?
- Я – предприниматель , - ответил  Никодимов.
- А  до  эпохи  капитализма?
- Тогда  я  много-много-много  лет  был  рядовым  парикмахером.
- Несолидно , - констатировал  Хмыров.
- Сейчас  у  меня  парикмахерский  салон , - словно  бы  в  оправдание  признался  Никодимов. – Тоже  не  сказать , чтобы  прорыв , но  материально  выгоднее , положение  в  обществе  повыше , налоговая  достает…

- Слушайте , а  вы  не  хотели  бы  оторваться? – поинтересовался  Хмыров. – Я  элементарно  проведу  вас  туда , где  музыка , свобода… травка.
- Травка? – переспросил  Никодимов. – Знаешь , я  как  бы… прежде  я… ну…

  НИКОДИМОВ  на  кумарном  сборище. Звучит  приглушенное  рэгги , кучкуются  незлобивые  люди , с  ними  и  Иннокентий  Хмыров. Выкуривший  свой  косяк  Владимир  Петрович , маневрируя , направляется  к  софе  и  усаживается  между  спящей  девушкой  и  тянувшим  к  ней  руку  господином  с  кальяном.
  Руку  «Басмач» Уваров  отдернул.Помешать  ему  Никодимов  не  хотел: Владимир  Петрович  рассеян  и  терпим. Перед  ним  практически  ничего  не  плывет. Неподвижная  девушка  слегка  от  него  отодвигается , однако  Никодимова  это  не  печалит.
- В  конце  мрачной  улицы  мне  выдали  выигрыш , - сказал  «Басмач». – Он  ярок , и  он  лежит. Передо  мной  вновь  открылась  бесконечность.
- А на меня снизошло  спокойствие , - сказал  Никодимов. – Оно  несколько  ватное , но  елочные  игрушки , чтобы  они  не  побились , я  ватой  прокладываю. Когда  они  в  коробке.
- Когда  они  без  движения , они  не  разобьются , - промолвил «Басмач». – На  елке  они  висят  неподвижно. Они  не  падают , а  на  них  падают  отсветы  лампочек.
- Это  вечером , - сказал  Никодимов. – Днем  они  светятся  от  солнца , попадающего  в  них  из  окна. Если  за  окном  пасмурно , зашторил  ли  я  шторы ,  мне  уже  не  принципиально.
- В  депрессии  я  шторы  не  трогаю , - сказал «Басмач». – Маюсь  за  зашторенными  и  не  желаю  видеть , что  там  происходит  снаружи. К  кому  пристают  и  кого  грабят , по  кому  служат  панихиду  и  кого  силком  увозят  венчаться – бензин  я  им  не  оплачу.
- Из-за  несогласия , - кивнул  Никодимов.
- Я  жадноват. Купюрами  я  не  разбрасываюсь  и  смотрю… проверяю , сколько  сумел  отложить.
- На  что-то  копишь? – спросил  Никодимов.
- На  фарфоровую  лошадь , - ответил «Басмач». – При  ее  присутствии  в  моей  каморке  ситуация  из-под  контроля  не  выйдет. Быть  в  натуральную  величину  лошади  не  нужно. Я  приму  ее  такой , какая  она  есть , пенять  ей  за  убогую  неказистость  меня  не  уговорят…
  Никодимов  замечает  проходящего  Хмырова.
- Товарищ! – крикнул  Владимир  Петрович. – Как  там  тебя… я  и  домашний  номер  телефона  не  могу  вспомнить… память  восстановится?
- Основы  вы  не  разрушили , - ответил  Хмыров. – Но  вам  следует  знать , что  слон , проглотив  пиявку , умереть может. А  замерзшего  слона  необходимо  красным  вином  отпаивать.
- И  растирать  ему  спину  фарфоровой  лошадью , - добавил  «Басмач».
- У-ууу , - загудел  Хмыров. – У  отважного  Александра  Уварова  по  прозвищу «Басмач» зафиксирован  перехлест  в  употреблении  нелегального  дурмана. Александру  известно , что , сколько  ни  укуривайся , от  передоза  не  скончаешься , и  он  себя  не  ограничивает.
- Это  стиль  жизни , - сказал  «Басмач».
- Твой  шанс , - кивнул  Хмыров.
- Шанс… что?… чего  достичь? – спросил  «Басмач».

- Да  о  чем  ты спрашиваешь , - пробормотал  Никодимов. – Зачем  чего-то  достигать  и  задумываться  о  чем-то  таком  вообще , когда  мы  спокойны  и  этим  сильны…мой  вопрос  будет  уместнее. Ты  поедешь  со  мной?
- Я? – удивился  Хмыров.
- Тощая  свинья! – захохотал  Никодимов. – Кто  о  лошади, кто  о  слоне , а  я  о  свинье – я  о  тебе… ха-ха!… ты  мне  помог , и  я  беру  тебя  в  путешествие. Траты  и  расходы  на  мне , обеспечение  безопасности  на  наших  с  тобой  ангелах-хранителях – они  поладят. Если  нет , то  перья  полетят , крылья  захрустят… запредельное  зрелище. Я  им  уже  наслаждаюсь.

  РАЗБИТЫЕ  бездельем  Людмила , Светлана  и  Антонина  Леонидовна  бродят  по  участку  с  укрепляющей  их  внешнюю  похожесть  гримасой  нечеловеческой  скуки.
  Солнце  печет , мысли  выкипают. У  машины  с  ведром  воды  стоит  Роман  Баскаков. На  капоте  серого «пассата» лежит  приготовленная  губка , но  Роман  передумывает , тщательно  мыть  он  не  будет – ведро  выплескивается  на  крышу  и  стекающая  вода  смывает  губку  на  траву. Женщины  туда , где  находится  Роман , не  глядят.
- Пустовато  здесь , девушки , - сказала  Антонина  Леонидовна. – У  меня  в  Рыбинске  я  старалась  пореже  смотреть  телевизор – выходила  гулять , спускалась  к  реке , даже  после  рабочего  дня  я  не  ленилась  и  прогуливалась , но , когда  я  приходила  домой , я  могла  включить  свет  и  напечь  себе  блинов… обмазывать  их  сметаной  и  все-таки  посматривать  в  телевизор.
- Испеките  блины  на  печке , - страдая  от  жары , промолвила  Людмила.
- Муки  нет – я  искала. С  продуктами , девушки , у  нас  тут  беда , и , если  за  ними  не  съездить , мы  настолько  оголодаем , что  нам  будет  не  до  переживаний  относительно  скуки. Роман  в  курсе  проблемы?
- Он  отказывается  ехать , - ответила  Людмила.
- Из-за  чего? – спросила  Антонина  Леонидовна.
- Кто  его  разберет , - пробормотала  Людмила.
- Рома  говорит , что  он  боится  оставить  нас  одних , - пояснила  Светлана. – Я  сказала , что  тогда  мы  поедем  с  ним , но  он  сказал  мне: «угомонись. Без  тебя  разберемся».
- В  таком  духе  любила  беседовать  со  мной  моя  покойная  мама , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Грубая , вспыльчивая , любившая  таскать  меня  за  волосы… держать  на  нее  обиду  я  не  вправе , ведь  она  поднимала  меня  одна. Без  отца.
- И  меня  без  отца растили , - сказала  Светлана.
- А  меня  с  приемным , - сказала  Людмила.
- Ты  не  путаешь? – спросила  Светлана. – В  машине  ты  говорила  о  твоем  отце… из  метрополитена. Он  не  родной?
- Из  Смоленска  в  Москву  мы  с  мамой  переехали , когда  мне  было  пять , а  с  машинистом  она  сошлась , когда  мне  исполнилось  восемь. На  эту  тему  я  предпочитаю  не  откровенничать , но  ситуация  поразительная – ты  без  отца , она  без  отца , я  без  отца. Что  думаете?

- Несчастные  мы , - вздохнула  Светлана. – И  в  детстве  нас  бросили , и  теперь  не  приезжают… чем  и  перед  кем  мы  провинились?

  ОЗАРЯЕМОЙ  луной  ночью  снаружи  светлее , чем  в  доме , и  вышедшую  из  него  Светлану  Рюшину  это  поступательно  делает  счастливее ; сон  к  ней  не  шел , в  постели  она  мучительно  ворочалась - под  луной  она  отдыхает  и  купается  в  тишине , не  нарушаемой  ее  собственным  учащенным  дыханием , бывшим  у  нее  непосредственно  при  выходе  из  дома.
  Когда  Светлана  с  задранной  головой  проходит  мимо  серого «пассата» , тишина  варварски  подрывается  ураганным  хип-хопом , включенным  неприметно  сидящим  внутри  Романом  Баскаковым. Покачнувшись  от  неожиданности , Светлана  устремляет  взор  в  темный  салон  и  высматривает  в  нем  знакомое  мужское  лицо.         
- С  ума  сошел? – спросила  Светлана. – У  меня  чуть  сердце  не  разорвалось… а  другие  спят. После  такого  шума  уже  вряд  ли.
  Светлана  села  в  машину. Роман  выключил  магнитолу.
- Почему  ты  не  в  доме? – поинтересовалась  Светлана.
- Там  музыку  не  послушаешь , - ответил  Роман. – Говорят , она  быстрее  всего  прочего  может  поднять  настроение , но  у  меня  оно  не  улучшилось. Осталось  столь  же  паршивым , как  и  было. Было-было…
- Было , - сказала  Светлана. – Плохим-плохим… не  дающим  мне  уснуть. Нам  с  Людмилой  тут  не  спится , а  Антонина  Леонидовна  по  ее  словам  спит  не  хуже , чем  у  себя  в  Рыбинске.
- Объяснимо , - хмыкнул  Роман. - Эта  тетка  из  Рыбинска  никакого  Петровича  не  ждет: деньги  ей  заплатили , и  неизвестность  ее  не  изводит. Я  нет , а  Петрович  знал… о  ее  приезде. 
- Конечно , знал , - удивилась  Светлана. – Он  же  сам  сказал  ей  приехать.
- Это  ей. Мне  он  сказал  взять  четыре  комплекта  постельного  белья – четыре. Я  думал , один  запасной , но он  предназначался  для  нее….

- Она  ничего , - сказала  Светлана.
- Культурная , - сказал  Роман. – Хоть  и  с  фабрики.
- Наверно , самообразованием  занималась. Почитывала  развивающую  литературу. Не  бульварную.
- Кто-то  стучит , - сказал  Роман.
- В  ворота , - сказала  Светлана.
- Определенно.
  Роман  со  Светланой  вылезают  из  машины. Стук  в  ворота  настойчив  и  размерен - в  дверях  дома  стоят  настороженные  Людмила  и  Антонина  Леонидовна.
- Проснулись? – подходя  к  ним , спросил  Роман. – Музыку  я  врубил  громковато , не  мудрено , что  разбудил…
- Ты  ошалел , - процедила  Людмила. – Мы  вышли  с  тобой  разбираться , но  пока  обождем. Сейчас  нам  надо  быть  вместе. Стук  слышишь?
- К  нам  стучатся , - сказал  Роман.
- Это  Владимир  Петрович , - сказала  Антонина  Леонидовна.
- Отец? – поразилась  Светлана. – Приехал , да?
- Ни  хрена , - ответил  Роман. – Он  бы  лупил  более  нагло  и  при  этом  что-нибудь  бы  кричал: открывайте! скорее! уроды!... за  воротами  не  Петрович.
- Лихие  люди? – спросила  Людмила.
- Те  бы  сломали  или  перелезли , у  них  же  не  хватит  ума  вести  себя  настолько  коварно. Психологически  грамотно… ну  чего  вы  стучите?!
  Роман  направился  к  воротам.
- Вы  не  устали? – вопросил  он. – Что  это  за  манера  глухой  ночью  приходить , стучать… кого  сюда  принесло? Какого  идиота? Владимир  Петрович?
- Не  он , - послышался  тонкий  голос. – Я  не  мужчина , а  бедная  девушка. Впустите  меня , за  мной  гонятся!
- Медленно  что-то  за  вами  гонятся , - пробормотал  Роман. – Вы  здесь  столько  стоите , а  вас  все  не  догнали. А?
- Впустите  меня , - заплакала  девушка. – Моя  надежда  на  вас… как  на  тех , кто  меня  пожалеет  и  захочет  меня  приютить , когда  я  беспомощно  пропадаю  и  боюсь  обернуться – они  же  поблизости , а  защитить  меня  некому…
- Ты  ладно , не  плачь , - сказал  Роман. – Я  открываю. Входи.
  Роман  Баскаков  отворяет  калитку , и  вбежавшая  на  участок  Лариса  Бычкова  с  издаваемым  на  одной  ноте  завыванием  мчится  к  дому ; Антонина   Леонидовна  с  ее  пути  отскакивает. Лариса  вносится  без  помех.

  ЧЕТВЕРО  в  сером  «пассате» . Все  они , чувствуя  потенциальную  угрозу , пристально  смотрят  на  дом ; в  глазах  Светланы  Рюшиной  больше  чистого  любопытства , Людмилу  Марковскую  потряхивает  испуг , умудренная  прожитыми  годами  Антонина  Леонидовна  не  паникует , Роман  Баскаков  взирает  на  захваченное  жилище  с  сочувствием  к  пришедшей  за  помощью  девушке: для  Романа  оно  необъяснимо - уставившийся  на  дом  Баскаков  попутно  заглядывает и  в  себя.
- Она  больна  на  голову , - промолвила  Людмила. – Я  смотрю  на  нашу  проблему  под  этим  углом.
- Девушка  не  в  себе , - кивнула  Светлана.   
- Вы  любите  бросаться  словами , - сказал  Роман. – Вы  и  обо  мне  сегодня  говорили , что  я  сошел  с  ума. Что  я  ошалел. А  я  всего  лишь  включил  музыку. Она  ее  услышала  и  пошла  прямиком  на  нее. Снова  моя  вина?
- Мы  тебя  не  виним , - сказала  Антонина  Леонидовна ,  – но  она  сейчас  в  доме – носится  по  комнатам  или  затаилась  в  какой-то  одной , чтобы  на  кого-нибудь  напасть. Ты  бы  с  ней , возможно , управился , но  мы  женщины… как  и  она. Вы  ее  разглядели?
- Она  худенькая , невысокая , моих  лет , - ответила  Светлана. – Большой  силе  взяться  в  ней  неоткуда.
- Если  она  в  помешательстве , она  любую  из  нас  порвет , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Не  насмерть , но  лица  попорти. Вырвет  зубами  куски  мяса  и  перекинется  на  следующую. Не  додумавшуюся  уехать.
- А  мы  уедем! – воскликнула  Людмила. – Заводи , Роман! Для  поездки  мы  не  одеты , но  за  одеждой  мы  в  дом  не  сунемся! Мы  оставим  в  нем  и  кошельки , и  документы, за  паспортом  я  не  вернусь , да  пропади  он… Светлана! Ты  за  отъезд?
- Я  не  против , - нехотя  сказала  Светлана.
- Ну , и  чудненько! – крикнула  Людмила. – По  газам , Роман! Вези  нас  прочь  на  скорости – на  максимальной! Но  сначала  выйди  и  ворота  открой.
- Ты  мне  не  указывай , - сказал  Роман.
- Я  не  указываю , а  прошу.
- И  не  проси. Объявляю  для  всех – мы  никуда  не  уезжаем. Сам  я  вас  не  повезу  и  ключи  никому  из  вас  не  отдам. Ты  машину  водишь?
- Разумеется , - ответила  Людмила. – Стаж – десять  лет , в  аварии  не  попадала…
- Владимир  Петрович  меня  об  этом  предупреждал , - сказал  Роман. – Ключи  ты  не  получишь.
- Измываешься , - простонала  Людмила. – Козел  ты… и  Владимир  Петрович – сволочь… он  приказал  тебя  нас  не  выпускать , и  вы  за  это  ответите , я  вам  еще  устрою , связываться  со  мной… худо.
  Людмила  Марковская  умолкает. Она  в  страхе – из  дома  к  серому «пассату» неотступно  идет  окруженная  лунным  сиянием  Лариса  Бычкова.

  РЫБИНСК. На  берегу  Волги , в  открытом кафе  Владимир  Петрович  Никодимов  и  Иннокентий  Хмыров  с  двумя  блеклыми  женщинами ; тридцатипятилетняя  Полина  выставляет  напоказ  свою  неприступность , ее  более  молодая  подруга  Ольга , сосредоченно  кушая  шашлык , поглядывает  на  мужчин  без  предубеждения , нацелившийся  довести  дело до  кровати  Хмыров  нацепил  на  физиономию  маску  игривой  галантности. Владимир  Петрович  бесстрастен , как  скала.
- Вы  не  поверите! - воскликнул  Хмыров , - Когда  мы  были  с  вами  еще  не  знакомы , Владимир  Петрович  советовал  мне  сесть  не  к  вам , а  за  свободный  столик. Я  уже  двинулся  в  вашем  направлении , но  он  не  сдавался  и  бубнил  мне  в  ухо  нелепости.
- Типа  того , что  к  ним  не  пойдем , а  посидим  и  подождем  кого  покрасивее? - спросила  Полина. – С  теми  и  оторвемся , ну  а  эти  для  нас  недостаточно  классные. Но  в  провинции  вы  никого  получше  не  подцепите , да  и  мы  скоро  уходим – сидите  и  на  пейзаж  глядите.
- Я  и  хотел  на  него смотреть , - промолвил  Никодимов. – Без  всяких.
- Каких  всяких? – спросила  Полина.

- Я  спокоен , - ответил Никодимов.
- Вы  успокоились  в  Рыбинске? – поинтересовалась  Ольга.
- В  другом  городе. И  посодействовал  мне  как  раз  тот , кто  сейчас  пытается  за  вами  ухаживать. В  Рыбинске  он  раньше  не  жил.
- А  вы? – спросила  Ольга.
- Я  жил  и  в  Рыбинске , – ответил  Никодимов. - Работал. Давал  план , ходил  на  демонстрации… не  так  давно  я  заезжал  сюда  по  делу , а  нынче  я  здесь , чтобы  попрощаться. В  Рыбинск  я  больше  не  приеду.
- Владимир  Петрович  ненавидит  пустую  болтовню , - вздохнул  Хмыров. – Его  вечно  на  разговоры  о  потерях  тянет. О  смерти! О  Рыбинске. Пригласи  вы  его  в  гости , он  бы  и  там  за  вас  не  взялся. Он  же  спокоен. И  я  вынужден  под  него  подстраиваться.

- Пригласить  вас  я  могу , - сказала  Полина.
- Для  чего? – спросил  Никодимов.
- Мне  не  хватает  мужского  общества. Если  вы  пообещаете  не  распускать  руки , мы  с  подругой  проведем  с  вами  вечер. Побеседуем , потанцуем , приезжих  я  бы  не  позвала , но  Владимир  Петрович  в  Рыбинске  вроде  свой. Местные  танцы  танцуете?
- Танцевать  с  вами  я  не  намерен , - пробормотал  Никодимов.
- Вы  со  мной  не  заигрываете , - уважительно  сказала  Полина. – Это  выдает  в  вас  натуру  неповерхностную. У  меня  на  квартире  я  особое  внимание  вам  уделю.

  ПОПАВ  на  квартиру , позабытый  всеми  Владимир  Петрович  непринужденно  сидит  в  кресле , не  задаваясь  никакими  малозначительными  вопросами ; к  идущему  извне  грохоту  он  глух - играет  техно , Иннокентий  Хмыров , как  заводная  кукла , пританцовывает  лицом  к  распалившейся  Полине ; дергающаюся  у  него  за  спиной  Ольга  несомненно  чем-то  наглоталась , и  ее  голова  чиста , ревность  и  обиды  в  нее  проникают , частота  движений  нижней  частью  тела  невероятна. Глаза  закрыты  полностью. 
- Ты  к  нему  не  подойдешь?! – с  кивком  на  Никодимова  спросил  перекрикивающий  музыку  Хмыров.
- А  что  ему  нужно?! – переспросила  Полина.
- Он  бы  не  отказался  поговорить!
- Музыка  его , что , не  заводит?!
- Одной музыкой его  не  заведешь! - ответил  Хмыров. – Меня  она  возбудила , но  не  она  одна!
- И  я  постаралась?!
- Ты  чумовая! – воскликнул  Хмыров. – Я  уповаю  на  то , что  у  вас  в  Рыбинске  вольные  нравы , и  ваши  мужья  и  бойфренды  нас  с  Владимиром  Петровичем  не  прибьют!
- Они  не  появятся! - усмехнулась Полина. – Но  вольные , не  значит , развратные! 
- Я  с  тобой  согласен!
- Ты  обожаешь  разврат! Глаза  у  тебя  похотливые!
  Ольга  открывает  глаза. Осмотревшись , она  из  чувства  жалости  подходит  к  показавшемуся  ей  печальным  Никодимову.
- Вы  будете  танцевать?! – спросила  она.
- Ни  за  что! – ответил  Никодимов.
- Не  зарекайтесь! Ступайте  за  мной!
  Без  энтузиазма  выйдя  вслед  за  Ольгой  в  прихожую , Никодимов  почувствовал , что  музыка  стала  громче – здесь  от  нее  подальше , но  там  он  был  занят  работой  извилинами , а  сейчас  его  отвлекают.
- Тут  уже  тише? – спросила  Ольга. – По  ушам  не  бьет?
- Я  не  мучился , - проворчал  Никодимов. – Танцевать  я  не  желал , но  мыслить  мыслил , и  музыка  мне  не  мешала. Зачем  ты  меня  вывела?
- Чтобы  вы  попробовали , - сказала  Ольга.
- Не  думать? Да  у  меня , моя  милая , на  носу  такое  событие , что  отвлечься  от  этого  не  выйдет. Размышлять и  без  паники  можно. В  том  числе , и  на  дискотеке.
- Тем  двум  хорошо , - сказала  Ольга. – Они  сблизились , а  я  ни  с  кем – мне  тоже  хорошо. До  того , как  мы  встретили  вас , мы  собирались  пойти  на  настоящую  дискотеку , и  я  прихватила… я  поделюсь. Это  у  меня  брюках.
- Что  у  вас… я  понимаю , что , и  я…
- Таблетки , - пояснила  Ольга. – Для  кайфа – для  бодрого. Возьмите  и  сглотните. – Ольга  вытащила  из  кармана  таблетку. – Бодрость  так  и  попрет.

- А  запивать  не  надо? – взяв  таблетку , спросил  Никодимов.
- Не  алкоголем. Он  же  сложный , часто  депрессивный , а  тут  чистая  бодрость.
- Бодрость  позитивна , - пробормотал  Никодимов. - Она  заманчива… чего  бы  не  взбодриться.               
 
  БЕЗУДЕРЖНО  танцующие  Хмыров  и  Полина  уже  дошли  до  обниманий. Вошедшая  Ольга , стараясь  их  не  задевать , возобновляет  свое  сольное  дерганье: глаза  открыты , до  былого  неистовства  далеко – в  комнату  влетает  воодушевленный  допингом  Никодимов.
  Он  извивается , напирает , подскакивает.
  Смешит  народ. Усмехается  сам.

  ПО  РАСКАТАННОЙ  на  поле  дороге  едет  битый  микроавтобус  с  поврежденным  глушителем  и  пятью  рабочими  людьми  крайне  малых  умственных  способностей: Ефимом, Маркелом , Дорофеем , Павлом  Смирновым  и  Павлом  Васильченко.
  За  рулем  Маркел. Прочих  он  чуть  умнее.
  Дорофей  с  Павлом  Васильченко  бесцельно  перебирают  лежащий  в  ногах  строительный  инструмент , Павел  Смирнов , пересчитывая  выкидываемые  пальцы , играет  сам  с  собой  в  неведомую  игру , Ефим  внимательно  изучает  пустой  пузырек  из-под  лекарств. 
- Нас  посылали , мы  сделали , - сказал  Павел  Ввасильченко. – Едем  домой  к  нам  в  вагон.
- Когда  мы  были  далеко , ты  не  говорил , - сказал  Дорофей.
- Он  не  говорил , - сказал  Ефим , - потому  что  мы  еще  не  отошли. Дачу  мы  построили.
- Мы  и  там  ютились  в  вагоне , - проворчал  Маркел.
- Никуда  не  ездили , - сказал  Павел  Смирнов. – Приехали  и , пока  не  достроили , не  уезжали. 
- Зато  деньги , - сказал  Ефим.
- Деньги  получает  Владимир , - сказал  Маркел.
- Он  нас  кормит , - сказал  Дорофей. – Когда  мы  не  зарабатываем , он  нас  не  оставляет.
- А  когда  мы  не  зарабатывали? – спросил  Павел  Васильченко. – Когда  грузчиками?
- Когда  прокладчиками , - сказал  Павел  Смирнов.
- Рельсов  и  туннелей , - сказал  Дорофей.

- Когда  у  нас  появился  свой  вагон? – спросил  Ефим. – До  него  мы  мотались  по  общагам.
- Владимир  нас  не  бросал , - сказал  Дорофей. – Заполнял  бумаги  и  все  улаживал.
- Отослал  нас  на  войну  добровольцами , - сказал  Павел  Смирнов.
- Нас  замели , - сказал  Павел  Васильченко. – Он  просто  не  смог  защитить.
- В  первом  бою  мы  выжили , - сказал  Дорофей. – Перед  вторым  доктор  отправил  нас  в  тыл.
- Он  к  нам  пригляделся , - сказал  Ефим.
- Завопил  матом , - сказал  Павел  Смирнов.
- Чего  же  еще , - сказал  Дорофей. – Скандал  на  всю  дивизию.
- Солдаты  из  нас  не  очевидные , но  строим  мы  умело , - сказал  Маркел. – Владимир  на  нас  наживается.
- Он  подарил  нам  дом , - сказал  Павел  Васильченко.
- Дома  строим  мы , - сказал  Маркел. – Владимир  дал  нам  вагон.
- Владимир  тебя  не  уважает , - сказал  Дорофей.
- Ты , Маркел , кажешься  умнее , но  ты  глупее , - сказал  Ефим.

- Ты  говоришь , вагон , - сказал  Павел  Смирнов. – Рядом  с  ним  крупный  дом , и  мы  живем  в  вагоне – не  в  доме.
- Владимир  все  учел , - сказал  Дорофей.
- В  дом  он  нас  не  пускает , - сказал  Павел  Васильченко.

- В  наш  вагон  мы  заселились  недавно , - сказал  Ефим. – Он  около  дома.
- Древнего  дома , - сказал  Павел  Смирнов.
- Пугающего , - сказал  Павел  Васильченко.
- Вот  мы  в  нем  и  не  живем , - сказал  Дорофей. – Кому  дом , а  кому  вагон.

  ПОЧТИТЕЛЬНО  разглядывая  легендарный  для  нее  дом , втянувшая  голову  в  плечи  Лариса  Бычкова  пятится  к  забору. Изучающий  ее  повадки  Роман  Баскаков  смотрит  на  Ларису , как  на  диковинного  зверька. Она  у  забора , Лариса  ищет  в  нем  щели , задирает  руку  и  пробует  дотянуться  до  верхнего  края , но  забор  высок , и  Ларису  Бычкову  это  устраивает , запоры  на  воротах  и  калитке  ею  проверены ; незримые  черные  силы  она  отгоняет  от  себя  взмахами  расслабленных  ладоней.
- У  нас  в  деревне  этот  дом  все  знают , - сказала  Лариса. – Детей  учат  к  нему  не  подходить , и  я  страшилась  его  с  малолетства. Мы  с  девочками  шептались  о  нем  украдкой. Представляли  себе , какой  он  есть – из  наших  деревенских  и  забор-то  мало  кто  видел , а  за  забор  ни  один  не  проникал, сам  дом  до  Ларисы  не  видели.
- Лариса – это  ты , - промолвил  Роман.
- Свое  имя  я  сказала  тебе  при  всех. При  тебе  и  женщинах , которые  в  доме. Они  совещаются? Как  со  мной  поступить? Хотят  скрутить  и  в  деревню  меня  отвезти?! И  ты  за  меня  не  заступишься?!
- Я  тебя  охраняю , - сказал  Роман. – Они  сидят  в  доме , а  я  хожу  с  тобой – ты  заметила? Ты  убежала  из  твоей  деревни , поскольку  в  ней  убили  троих  человек , и  ты  считаешь  убийцей  маньяка  и  говоришь , что  у  вас  маньяки  чуть  ли  не  в  каждой  избе. Вся  ваша  деревня  состоит  из  душегубов  и  потрошителей , но  к  этому  дому  маньяки  ни  ногой , и  ты  просишь  нас  об  убежище. Я  верно  пересказал? Это  плод  не  моего  воображения? В  смысле, это  не  я  придумал? Ты?
- Не  придумала , - сказала  Лариса. – Что  случилось , о  том  я  и  поведала , я  не  сочиняю – трое  убитых , маньяк , маньяки , деревня  под  ними , я  сумела  убежать , маньяки  будут  меня  искать. В  дом  им  не  войти , он  может  меня  спасти , я  спрячусь  на  чердаке , туда  приходи  ты  ко  мне.
  Лариса  идет  в  дом. Роман  входит  следом  и  огорченно  наблюдает  за  тем , как  она  залезает  на  чердак.

  ЛЮДМИЛА , Светлана  и  Антонина  Леонидовна  пребывают  в  комнате , будучи  потрясенными  содержанием  состоявшейся  в  стенах  дома  беседы.
  Сидящая  Светлана  Рюшина  поглаживает  щеки , стоящая  Людмила  Марковская  задумчиво  выпячивает  губы , взбудораженная  Антонина  Леонидовна  Сеченова  успевает  и  постоять  рядом  с  Людмилой , и  посидеть  рядом  со  Светланой , и  пройтись  к  двери , и , непроницаемо  наморщившись , от  нее  отойти.
- Это  что-то  из  ряда  вон , - пробормотала  Людмила.
- Так  не  бывает , - сказала  Светлана.
- Чтобы  у  всех троих  сразу – это , разумеется , феномен , - сказала  Антонина  Леонидовна.
- Вероятность  нулевая , но  это  же  есть , - сказала  Людмила. – Если  родственники , то  еще  допустимо , а  почему  у  нас… я  затрудняюсь  вам  пояснить. Тут  имеется  загадка  из  загадок , и  как  подобраться  к  разгадке , какими  тропами  к  ней  шагать…
  Постучавшись , в  комнату  заходит  Роман  Баскаков. 
- О  чем  договорились? – спросил  он.
- Ни  о  чем , - помолчав , ответила  Светлана.
- А  о  Ларисе… не  говорили? Она  поднялась  на  чердак , если  вам  интересно. В  деревню  она  не  собирается , хочет  жить  с  нами… я  полагал , вы  все  же  пошепчетесь  о  том , что  с  Ларисой  нам  делать.
- Мы  начали , но  прервались , - промолвила  Антонина  Леонидовна. – Разговор  ненароком  перешел  на  такую  тему , что  нам  стало  не  до  Ларисы.
- И  что  то  за  тема? – поинтересовался  Роман.
- Тебя  не  касается , - процедила  Людмила.
- Ничего  себе  комментарий , - хмыкнул  Роман. – Подробного  я  не  требую , но  формально  обозначить  вы  обязаны , так  как  мы  в  коллективе  и  к  тому  же  в  непростом  положении. Разнообразные  утаивания  к  развалу  коллектива  ведут. Положение  из-за  этого доходит  до  критического.

- Мы  трепались  о  женском , - сказала Антонина  Леонидовна.
- Ну , - пробормотал  Роман. - Мужское  или  женское – грань  здесь  неопределенна , и  вам  мне  не..
- Мы  говорили  о  женской  болезни , - сказала  Антонина  Леонидовна.
  Роман  Баскаков  поморщился.
- Доволен? – спросила  Антонина  Леонидовна. – Ждешь  признаний – слушай. Нас  троих  периодически  тревожит  неопасное , но  весьма  редкое  женское  заболевание. Всех  троих , понимаешь? Оно  обнаруживается  у  одной  женщины  на  несколько  тысяч , а  у  нас  оно  у  всех… и  мы  растеряны. Участие  человека  с  аналитическими  спобностями  нам  бы  не  повредило.   

  ВЪЕХАВШИЙ  в  лес  на  официально  раскрашенном  и  расписанном  «козле» капитан  милиции  Демичев  в  форме  с  погонами , в  фуражке  с  кокардой , с  потухшим  окурком   в  зубах  Демичев  подъезжает  к  вагончику , возле  которого  он  видит  микроавтобус  и  отсталых  людей. Дорофей  ощупывает  полено. Ефим  стоит  с  граблями. Павел  Васильченко , выискивая  дыры , просматривает  на  свет  кирзовый  сапог.
  Капитан  вылезает  из  машины  и  идет  к  ним.
- Здорово , контуженные , - промолвил  он. – Что  полезного  мне  скажете? Пополнения  не  было?
- О  чем  ты  говоришь , ты  в  курсе , - сказал  Павел  Васильченко. – На  тебе  форма.
- На  машине  боевая  раскраска , - сказал  Дорофей.
- Цвета  милиции , - сказал  Ефим. – На  нашу  их  не  нанесешь. Ты  нас  бы  за  это  посадил.
- Если  вы  совершили  то , что , в  принципе , могли  совершить , вас  не  посадят , а  линчуют , - сказал  капитан  Демичев. – Из  нашей  деревни  исчезла  девушка , и  я  разыскиваю  ее  с  тем , чтобы  вернуть , но  ее  может  уже  не  быть  в  живых – вы  затащили  ее  в  вагончик  и  до  смерти  ее… вы  или  не  вы?
- Ты  нас  знаешь , - сказал  Дорофей. – Зря  подозреваешь.
- Девушку мы  не  щупали , - сказал  Павел  Васильченко. – Мы  обходимся  без  них.
- Сами  справляемся , - сказал  Ефим.
- Навык  у  нас  колоссальный , - сказал  Павел  Васильченко.
- Мы  видим  девушек  мысленно , - сказал  Дорофей. – Перед  кем-то  раздеваются  стройные , а  перед  кем  и  пухлые.
- Я  сосредотачиваюсь  на  изящных , - признался  капитан  Демичев.
- Класс , - протянул  Ефим.
- Ну , все! – воскликнул  капитан – Забыли! Я  слышал , в  доме  жильцы  появились?
- Живут , - ответил  Дорофей. – Не  боятся.
- Моя  обязанность – сходить  к  ним  и  о  девушке  порасспрашивать… я  бы  воздержался , но  наведаюсь. У  меня  как-никак  пистолет. Только  кое-кого  из  него  не  застрелишь… 
  Втайне  рассчитывая , что  к  дому  он  пойдет  не  в  одиночестве , уныло  зашагавший  отнюдь  не  к  машине  капитан  оглянулся  на  отсталых  людей , но  они  остались , где  были , и  Демичев  поплелся  через  лес  без  поддержки.

  ЛЮДМИЛА  Марковская  выглядывает  из  окна , Роман  Баскаков  переглядывается  с  Ларисой  Бычковой  у  входа  в  дом , Светлана  Рюшина  подставляет  лицо  солнцу , Антонина  Леонидовна  Сеченова  прячется  в  падающую  от  забора  тень. 
  Переминающийся  у  ворот  капитан  Демичев  никак  не  осмеливается  постучать. Одновременно  с  этим  он  сопротивляется  сильнейшему  импульсу  безотлагательно  убраться  восвояси – сняв  фуражку , капитан  решительно  водружает  ее  обратно.
- Алло! – воскликнул  он , постучавшись. – Прием… я  из  милиции , но  намерения  у  меня  мирные! Вы  мне , скажем , не  откроете?

- Это  капитан  Демичев , - истово  зашептала  Лариса  в  ухо  Баскакову. - Он  заодно  с  маньяками  и  он  уведет  меня  к  ним , и  меня  лишат  всего , что  есть  у  девушки - мне  отрежут  ноги , отсекут  груди , пустят  по  кругу  мой  обрубок , нужный  им  для  секса , прекрасного  для  них  извращениями , без  которого  они  себе  его  не  представляют.
- Укройся  в  доме , - процедил  Роман.
  Лариса  обрадованно  послушалась.
-    Вы  мне  откроете? – повторно  спросил  капитан.   
- А  вы  к  нам  с  чем? – послышался  голос  Антонины  Леонидовны  Сеченовой.
- С  душой  нараспашку , - ответил  капитан. – О  намерениях я  уже  упомянул – они  у  меня  самые…
- Ну , да , конечно , - хмыкнула  Антонина  Леонидовна. – А  это  не  туфта? Вы  же  не  священник  – вам  соврать , что  плюнуть. В  лицо  невиновного. Вы  калитку  еще  не  дергали?
- Туманно  говорите , - пробормотал  Демичев. – В  чем  ваш  вопрос? Его  второе  дно  в  чем?
- В  том , что  вдруг  калитка  не  закрыта. Вы  могли  войти  тайно , но  вы  ввязались  в  разговор. Оборву  я  его! Звание  у  вас  какое?
- Капитан , - ответил  Демичев.
- Высокое  звание  для  деревни , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Начальство  вам , видно , благоволит.
- За  годы  я  службы  я…
- Определяйтесь , капитан , - перебила  его  Антонина  Леонидовна. – Калитка  открыта , и  все  зависит  от  вас. Уйдете  ли  вы  к  себе , войдете  ли  к  нам… подумайте.

  ЗЛОВЕЩИЙ  вид  дома , дополненный  неприветливо  смотрящей  из  окна  Людмилой  Марковской , избавляет  зашедшего  на  участок  капитана  Демичева  от  всего  того  боевоего  минимума , который  он  сохранял.
  Подходящие  к  капитану  Светлана  и  Антонина  Леонидовна  впиваются  в  него  немигающими  взорами.
  Роман  Баскаков , приближаясь  к  Демичеву  с  другой  стороны , наводит  на  женщин  указательные  пальцы , предлагая  им  не  вмешиваться.
  Непосредственно  перед  капитаном  Роман  закладывает  руки  за  спину. Первым  рта  не  открывает.
- Капитан  Демичев , - робко  представился  капитан. – Хожу  по  домам , собираю  материалы  для  уголовного  дела. С  кем  имею  честь?
- Сержант  Баскаков , - ответил  Роман. – Как  вы  понимаете , никакой  не  сержант , но  я  им  был. На  повышение  не  пошел. Я  об  армии.
- А-ааа , вы  о  срочной , - протянул  Демичев. – И  в  каких  войсках?
- В  стратегических.
- Заложенные  там  умения , наверняка , выручают  вас  и  поныне , - пробормотал  капитан. – А  эти  уважаемые  женщины , они…
- Они  шаманки , - ответил  Роман.

- Вы  вряд  ли  со  мной  откровенны , но  почему  бы  и  нет. Если  вам  не  боязно  здесь  жить , то  живите , занимайтесь  вашей  магией  и  втихую  устраивайте  шабаши… когда  вы  ответите  мне  насчет  девушки , я  вас  оставлю. Давайте  коротко. Отрицательно  или  утвердительно. Она  у  вас?
- Не  у  нас , - ответил  Роман.
- Замечательно! До  свидания.
- В  дом  не  зайдете? – спросил  Роман. – Мы  бы  и  ордера   от  вас  не  потребовали – входите , проводите  обыск…
- Я  ухожу… и  не  будем. Не  надо  заманивать! У  меня  же  ничего  личного – я  тут  не  для  разборок , сугубо  по  службе  я. О  девушке  я  осведомился. За  забором  я  отдышусь.

- Демичев! – воскликнул  Роман.
- Всего  вам , всего , - не  оборачиваясь , пробурчал  капитан
- У  вас  в  деревне  и  вправду  троих  убили? – спросил  Роман.
- Ну , убили… кого  это  волнует? Заурядное  происшествие , текучка… мои  безысходные  будни. В  череде  их  бешеных  праздников. 

  ЛАРИСА  Бычкова  затаилась  на  чердаке  как  можно  дальше  от  проникающего  через  щели  света ; стоя  на  ногах , она  вся  сжимается , опускается  на  корточки , просовывает  голову  между  колен , обхватывает  ее  руками ; солнце  заслоняет  туча , света  становится  меньше , охваченная  творческим  порывом  Лариса  проговаривает  разрозненные  рифмы: «дым – налим , рождение – сомнение, бревна – любовно , в  кустах – на  губах , педали – давали» , Лариса  выпрямляется. На  чердак  взбирается  Роман  Баскаков.
- Ты  меня  не  обманывала , - промолвил  он. – Об  убийствах  я  теперь  знаю  и  от  Демичева. От  капитана. Ваш  капитан , как  ты  и  говорила , в  дом  войти   испугался. На  нашей  территории  он  что-то  дергался , хотя  с  чего  бы… по  тому , сколь  сдержанно  он  воспринимает  убийства , я  бы  сказал , что  нервы  у  него  не  расшатаны.
- Он  с  ними , - заявила  Лариса.
- Если  ты  о  маньяках , я  бы  пока  не  утверждал…
- Меня  ты  не  выдал , - сказала  Лариса.
- Демичев  о  тебе  спрашивал , - сказал  Роман. -  Я  предложил  ему  обыскать  дом , но  он  поторопился  удалиться. Вот  так  он  тебя  разыскивает. Ты  не  подумай – я  звал  его  в  дом  не  для  того , чтобы  он  тебя  нашел.
- Да… да?
- Это  была  проверка , - сказал  Роман. – Капитан  смотрел  на  дом  с  таким  испугом , что  мне  стало  понятно: он  не  войдет. Но  риск  безусловно  присутствовал. Тогда  бы  мне  пришлось  бежать  за  капитаном  и  всячески  не  давать  ему  забраться  на  чердак.
- И  ты  бы  не  удержался? – спросила  Лариса. – Понесся  бы  за  ним  ради  меня?
- По  башке  я  бы  ему  не  врезал , - пробормотал Роман.
- Но  забрать  бы  меня  помешал?
- Решительно…
- Ты  мой  мужчина! – воскликнула  Лариса. – Добился  ты  меня , вызвал  страсть… моя  любовь  для  тебя! она  всерьез  горяча!
  Кинувшись  на  Романа  Баскакова , Лариса  Бычкова  инициирует  сношение , развивающееся  от  неуклюжего  и  смешного  до  жесткого  и  отчаянного.

  РОМАН  делает  Ларисе  бутерброд , открывает  и  придвигает  к  ней  банку  рыбных  консервов , количество  еды  на  столе  ограничено. Явное  недовольство  из-за  появления  лишнего  рта  в  первую  очередь  проявляется  в  голодных  глазах  Людмилы  Марковской – держа  на  пластмассовой  вилке  маринованный  гриб , она  не  ест , Людмила  смотрит  на  Ларису , на  нее  скашивается  и  вылизывающая  емкость  из-под  йогурта  Антонина  Леонидовна  Сеченова.
  Светлана  Рюшина  без  отвлечения  кушает  огурец.
- Лариса  поживет  с  нами , - сказал  Роман. – Дискутировать  о  этом  мы  не  станем – сейчас  ее  место  здесь. В  моей  комнате  и  за  нашим  общим  столом. Когда  мне  пришла  мысль  оставить  Лару  у  нас , я  согласился  со  своей  мыслью  и  думаю , что  поступил  по  совести.
- Ты  с  ней  переспал? – хмуро  спросила  Людмила.
- Я  бы  не  выражался  так  примитивно , - промолвил  Роман.
- А  у  вас  что , без  примитива  обошлось? – процедила  Людмила. – Вы  выделывали  что-то  нешаблонное?
- Мы  любили  друг  друга , - сказала  Лариса. – Смыкались , не  размыкаясь  и  вторгались , не  обжигаясь , в  спустившееся  к  нам  зарево. Мы  кричали  ему: пылай! Переливайся  в  нас  и  будь  прирученным! Касайся  же  ярким  и  не  трогай  нас  темным. За  столом  я  говорю  складно , но  в  любви  на  чердаке   я  бессвязно  стонала , как  животное. Вы  бы  нас  видели!
- Ой , - проворчала  Людмила. – Избавьте.
- Я  бы  и  не позволила  вам  смотреть , - сказала  Лариса. – Со  стороны  вы  бы  увидели  лишь  грубую  случку , а  внутреннее  и  духовное  от  вас  бы  ускользнуло: оно  для  меня  и  для  мужественного  Ромы… для  нас , вышедших  к  свету.
- Я  за  вас  рада , - искренне  сказала  Светлана. – Вы  любите  и  любимы  тем , кого  любите. Когда  это  есть , все  остальное  отступает  куда-то  на  дальний  план  и  там  уже  размывается , становится  неразличимым… вас  не  задевают  бытовые  невзгоды , отношения  с  окружающими…
- Голод , - вставила  Антонина  Леонидовна.
- Именно  голод! – воскликнула  Людмила. – С  ним-то  как? Игнорируется?
- Для  влюбленных  он… помеха , - промямлила Светлана. – Они , естественно , отвлечены , однако  людьми  они  быть  не  перестают – людьми  не  то , чтобы  в  плохом  смысле. Я  не  уничижительно. К  Роману  и  Ларисе  я  радушна , они  мне  не  противны…
- Спасибо , - кивнул  Роман.   
- Пожалуйста , - строго  сказала  Антонина  Леонидовна. – Не  возражаешь , если  с  любви  на  продукты  мы  перескочим? Твоя  Лариса  вызывает  у  меня  мысли  исключительно  о  еде.
- А  почему? – удивилась  Лариса. – О  еде… я?
- Ты! – крикнула  Людмила.
- Я  уяснил , - сказал  Роман. – Вы  подразумеваете , что  еды  для  нее  у  нас  не  найдется. Из-за  тающих  запасов  мы  и  сами  на  пределе , а  выбраться  за  продуктами  в  деревню  страшновато , поскольку  она  оккупирована  маньяками  и  убийцами. Ну , и  девушку  мы , разумеется, не  накормим , пожрем  остатки  без  нее… Антонина  Леонидовна! Людмила! Что  же  вы , женщины. Стыдитесь!

  РАЗОЧАРОВАВШИСЬ  в  себе  самой  Людмила  Марковская  виновато  глядит  в  помрачневшее  небо. Светлана  Рюшина , разделяя  ее  чувства , чешет  себе  между  лопатками  и  неосознанно  выпячивает  молодую  высокую  грудь , что  не  проходит  мимо  внимания  Людмилы. К  снедающим  зрелую  женщину  душевным  переживаниям  присовокупляется  приземленная  завистливость.   
- Одичали  мы , Света , до  неприличия , - пробормотала  Людмила. – Опустились  до  того , что  шофер  делает  нам  совершенно  верные  замечания. И  нам  бы  на  него  не  крыситься , а  спохватиться  и  ощутить , куда  же  нас  несет. Меня  со  старухой… тебя  я  приплела  для  кучи – ты  человечной  девушкой  себя  проявила. Убивать  за  кусок  хлеба  ты  еще  не  готова.
- Да  и  ты  бы  не  смогла , - сказала  Светлана. – Даже  если готова. В  последний  момент  ты  бы  остановилась.
- В  меня  въелась  грязь , - промолвила  Людмила. – На  душевную  чистоту  я  не  замахиваюсь , но  помыться-то  можно… когда  я  ежедневно  принимала  ванну , зверское  состояние  меня  не  посещало , ведь  тут  целый  комплекс: грязь – сближение  со  зверем. Отсутствие  комфорта - сближение  с  диким  зверем. Твой  отец  Владимир  Петрович – изощренный  подлец.
- Ты , как  его  любовница , знаешь  о  чем  говоришь , - пробурчала  Светлана.
- Эх , - вздохнула  Людмила. – Ты  меня  уколола. Но  не  туда , куда  целилась.
- Я  не  намеренно , я…
- С  Владимиром  я  не  спала , - сказала  Людмила.
- Как…
- Мы  и  в  поцелуе  с  ним  не  сливались , - горько  усмехнулась  Людмила. - Он  за  мной  только  ухаживал. Отвергая  все  мои  попытки… заставляя  меня  думать , что  я  уже  жалкая  и  непривлекательная.

  НА  ПРИЗЕМИСТОЙ  печке-голландке  нагреваются  два  ведра. Проверив  температуру  воды  осторожно  опущенным  мизинцем , Антонина  Леонидовна  Сеченова  досадливо  подернула  ртом. Нагнулась , бросила  в  открытую  топку  одно  из  сложенных  у  печки  поленьев , не  разгибаясь , принялась  смотреть , как  оно  там  горит  и  сколь  быстро  на  него  перекидывается  огонь от  брошенных  ею  раньше ; вошедшего  Романа  Баскакова  поза  Антонины  Леонидовны  не  заинтересовала. Ведра  его  привлекли.
- Отрадно , - промолвил  Роман.
- Что? – спросила  обернувшаяся  Антонина  Леонидовна.
- Я  думал , у  нас  с  едой  не  слишком , а  вы  чем-то  разжились. Ведрами  варите.
- Черный  юмор , - процедила  Антонина  Леонидовна. – У  молодых  людей  он  в  ходу. На  моей  спичечной  фабрике  в  городе  Рыбинске  был  начинающий  технолог , который  беспрестанно  донимал  всех  подшучиваниями. Относительно  прически , походки , интимной  жизни… этот  весельчак  Никита  нам  осточертел.
- Ему  наваляли? – усмехнулся  Роман.
- Никите  проломили  череп , - ответила  Антонина  Леонидовна. – Мужики  собрались  и  подловили , а  на  следующий  день  заместитель  директора  прошел  по  цехам  и  объявил , что  Никита  у  нас  больше  не  работает.
- Дико , - пробормотал  Роман.
- Решение  трудового  коллектива. На  голосование  не  выносили , но  в  самом  воздухе  чувствовалась  гарантия  того , что  мы  склонимся  к  насилию. Среди  наших  фабричных  оно  в  почете.
- Ну  у  вас , тетушка , и  фабрика , - протянул  Роман.
- За  ней  закрепилась дурная  слава , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Ты  помыться-то  хочешь? Тебе  это  нужно?
- Не  помешает , - сказал  Роман.
- Ты  после  нас. Если  твоей  Ларисе  удобнее  мыться  с  нами , а  не  с  тобой , иди  и  оповести , что  вода  почти  закипела.
- Я  ей  скажу , - кивнул  Роман. – В  кипяток  ее  голову  не  засунете?
- Ты  пошутил , - промолвила  Антонина  Леонидовна. -  О  последствиях  подобного  юмора  я  тебе  говорила. Пораскинь  мозгами , чем  тебе  это  грозит. 

  СРЕДИ  срезанной  газонокосилкой  травы  попадаются  и  полевые  цветы. Жалостливо  их  подбирая , Лариса  Бычкова  составляет  непритязательный  букет , и  ее  поэтическая  душа  поет  и  плачет , зажатые  в  ладони  цветы  выглядят  беспросветно  увядшими , но  они  обладают  печальной  красотой , и  любующаяся  ими  Лариса  наперекор  растущей  в  ней  грусти  все-таки  изыскивает  повод  улыбнуться,  она  дарует  свою  улыбку  выходящему  из  дома  Роману  Баскакову.
- Чудесный  Рома , мой  любимый , незаменимый  для  меня , - нараспев  произнесла  она. – Тебя  ко  мне  тянет?
- Я  по  поводу  мытья , - сказал  Роман.
- Нет… не  понимаю.
- Женщины  задумали  помывку , и  ты  ступай  с  ними , а  я  потом , - сказал  Роман. – Горячей  воды  у  вас  вдоволь. Антонина  даст  тебе  мыло , она…
- Ты  чего? – перебила  его  Лариса. – Как  ты  можешь?
- А  что  я… что  я  сказал?
- Все  испорчено , - пробормотала  Лариса. – Непоправимо  развалено. Я  воспылала  к  тебе  любовью , однако  какая  любовь , когда  ты  считаешь  меня  недостаточно  чистой. Ты  нанес  по  ней  чудовищный  удар , и  любовь  забилась  в  конвульсиях , любовь  умирает. Ее  смерть  ты  не  увидишь. Я  буду  одна. Как  собака , ползущая  подыхать. Прожившая  жизнь  недолгую , счастливую…
- Уходишь? – восклинул  Роман. – А  обо  мне  ты… а  о  маньяках?
- За  забором  они  меня  встретят. Расступятся  и  пропустят… одумаются. Повалят  на  травку. На  ноги  мне  не  встать  и  ничего… мертвым  не  важно.
  Лариса  убито  ковыляет  к  забору. Роман  Баскаков , подумав  было  ее  удержать , этого  не  делает. 

  ПОМЫВШИЕСЯ  Людмила  Марковская  и  Антонина  Леонидовна  Сеченова  с  непросохшими  волосами  располагаются  у  открытого  окна , через  которое  на  них  оказывается  влияние , препятствующее  получению  удовольствия  от  обретенной  ими  телесной  чистоты. Антонина  Леонидовна  удрученно  совершает  носом  равномерные  втягивающие  движения. Людмила  его  зажимает , но , поддавшись  слабости , отбрасывает  руку  и  вдыхает  полной  грудью.
- Стать  чище – благодать , - промолвила  Антонина  Леонидовна. – Простая  вода  показалась  мне  чуть  ли  не  освященной. В  Рыбинске  у  нас  воды  о-ооо… Волга.
- Я читала , она  мельчает , - пробурчала  Людмила.
- Где  ты  читала? Волга – символ  России , и  газета , которая  забрасывает  такую  информацию , работает  на  подрыв. Деньги  поступают  ей  от  наших  внешних  врагов , ну  и  вы , несознательные , подкидываете , когда  покупаете. Или  вам  подбрасывают  ее  бесплатно? Лишь  бы  читали  и  разлагались… тебе  поставляют  ее  задаром?
- Я  покупаю , - ответила  Людмила.
- Покупаешь  и  вместе  с  тем  продаешься! Между  сплетнями  и  астрологическими  прогнозам  тебе  попадается  неброская  статья  об  измельчании  национального  богатства , и  ты  читаешь , впускаешь  написанное  в  сознание  и  беззаботно  перелистываешь  страницу , чтобы  насладиться  слухами  и  скандалами… ты  живешь  собственными  мелочными  интересами , а  вокруг  тебя  что? Разве  не  Россия?
- Моя  Родина , - пробормотала  Людмила. – Что  за  запах…
- Одуряющий…
- Сбивающий  с  мысли  о  верности  Родине , - сказала  Людмила. – Мешающий  настроиться  на  осуждение  всемирного  заговора…
- Запах  не  слаб , - сказала  Антонина  Леонидовна.
- Откуда  он  тут… кто… ведь  рядом , откуда… для  голодного  человека  он  невыносим!
  Людмила  Марковская  вскакивает , чтобы  захлопнуть  окно , но  вместо  этого , вцепившись  в  створку , стоит  и  принюхивается  еще  сильнее.

  ДОХОДЯЩИЙ  до  дома  приятный  запах  идет  через  рощу  от  подвешенного  над  костром  котла  с  густым  варевом , закипающим  под  наблюдением  выбравшихся  из  вагончика  Дорофея  и  Павла  Васильченко.   

  ГРУСТЯЩИЙ  Роман  Баскаков  ходит  по  чердаку , вспоминая  Ларису  и  секс. Снизу  доносится  стук.
 
 НАХОДЯЩИЕСЯ  в  комнате  Людмила  и  Антонина  Леонидовна  слышат  стук  более  явственно , чем  Роман.
- Что  за  стук? – спросила  Людмила.
- Светлана , - ответила  Антонина  Леонидовна. – Сбивает  в  подвале  замок  тем  топором , что  я  ей  подыскала. Он  стоял  около  печки  и  ей  вполне  подошел.
- А  ключ?
- Она  обыскалась , но  не  нашла , - пояснила  Антонина  Леонидовна , - а  зайти  в  подвал  ей  хочется… очень. Навязчиво. А  когда  есть  топор , тут  не  скажешь , что  без  ключа  не  войдешь. 
- Света  еще  не  вошла , - промолвила  Людмила.
- Если  по-прежнему  стучит , то  да. Управляться  с  топором  она  не  обучена , и  нам , наверно , придется  пойти  и  помочь. Ты  топор-то  в  руках  держала?
- Вот  еще , - фыркнула  Людмила.
- Городская , - усмехнулась  Антонина  Леонидовна. – Я  тоже  не  деревенская , но  я  из  Рыбинска  и  к  топорам  я… я  , Люда , смолоду.
- Чего? – спросила  Людмила.
- Для  самообороны. Применялись  лопаты , топоры , так  же  весла – у  нас  же  Волга. А  что  здесь , за  подвальной  дверью… я  даже  не  предполагаю. Что-то  съедобное?
- Еда?! – воскликнула  Людмила. – Там  еда?
- Вероятно , ее  влечет  тайна. Какие-нибудь  отцовские  вещи.
- Фу! – рявкнула  Людмила. – Ты  мне  о  нем  не  говори! Ни  впрямую , ни  опосредованно - через  Свету  и  подвал , куда  она… мог , Владимир  Петрович , он  мог. Закупить  продовольствие  и  за  дверью  от  нас  скрыть. Муку , крупы… каши  бы   я  поела. – Глаза  Людмилы  Марковской  вспыхнули  безумным  сиянием. – Распоследнего  сорта  без  всего – без  сахара , масла , соли… мне  бы  наесться , прибить  голод , а  чем? Кашей! Я  бы  съела  немеренно  овсяной , манной! перловой , гречневой! пшенной…

  УДЕРЖИВАЯ  между  сдвинутых  ног  направленный  лучом  кверху  фонарик , Светлана  Рюшина  лупит  обухом  топора  по  замку. Тот , наконец , слетает , и  Светлана , дернув  завизжавшую  дверь , заходит  во  мрак.
  С  фонариком  и  топором. 

  СМОЛЕНСК. Заметно  сдавший  Владимир  Петрович  Никодимов  с  истрепанным  дорогой  Иннокентием  Хмыровым  выходят  из  аллеи  к  памятнику  героям  1812  года , на  фоне  которого  девушка  фотографирует  юношу: он  держится  раскованно , затем  наигрываемой  воинственностью   спутницу  забавляет , девушка , опуская  руку  с  фотоаппаратом , смеется , и  обрадованный  юноша  устремляется  к  ней. На  обходящих  памятник  Никодимова  и  Хмырова  он  поглядел  с  сомнением.
- То  в  том  городе , то  в  том , - промолвил  Хмыров. – В  поездках  в  одном  купе , при  прогулках  плечом  к  плечу – как  бы  не  пошли  разговоры , что  по  стране  с  секретным  заданием  разъезжают  двое  мужчин  ориентации  неоднозначной.
- Учитель  и  ученик , - проворчал  Никодимов.
- Полковник  и  старлей , вынужденный  во  всем  начальнику  подчиняться. В  армии  и  в  милиции  подобное  не  распространено , но , узнай  люди , что  вы  парикмахер , они  бы  уверились  в  вашей… и  в  моей.
- Твои  люди  сами  больны , - процедил  Никодимов. – В  прежние  советские  годы  мужчины  могли  вместе  сходить  в  кино , просидеть  всю  ночь  за  картам , и  никто  не  думал , что  эти  мужчины – содомиты. Женщину  найдешь  не  всегда , и  мы  коротали  время  в  компании  друг  с  другом , а  сейчас , когда  это  приравнивается  к  извращению , нам  остается  лишь  одиночество – нас  к  нему  и  подталкивают. Ну , или  беги , умасливай  женщину, уговаривай  ее  с  тобой  выйти…
- Прозрение! – воскликнул  Хмыров.
- Есть  из-за  чего  вопить? – поинтересовался  Никодимов.
- Двое  мужчин  без  женщин  являются  педрилами.
- Что?!  - возмутился  Никодимов. – Да  иди  ты…
- Этот  образ  выгоден  женщинам! – объяснил  Хмыров. – Они  и  формируют  его  в  СМИ.
- СМИ , - пробурчал  Никодимов. – СМИ… please  please  me.
- Come  on  to  yeah-yeah-yeah , come  on  to  yeah-yeah-yeah!
  Иннокентий  Хмыров  напел  старую  битловскую  песню. Никодимов  открыл  рот  и  не  подхватил. 

  РАЗОГНАВШАЯСЯ  женщина  тащит  за  собой  на  поводке  раскормленного , едва  успевающего  перебирать  короткими  ногами , бульдога. Между  Никодимовым  и  Хмыровым , район  для  прогулки  сменившими , она  проскочила , сказав  своему  псу: “шагай , Дик , ну  не  задерживай  ты  меня , сегодня  же  у  меня  столько  запланировано… буду  тебя  меньше  кормить!”.
  Хмыкнувший  Хмыров , изображая  бег , пошел  еще  медленнее. Владимир  Петрович  остановился  у  доски  с  объявлениями.
- Во  что  вчитываемся? – спросил  Хмыров. – Девочки  для  досуга?
- Здесь  иные  объявления , - промолвил  Никодимов.
- Квартирные?
- Музыкальные , - ответил  Никодимов. – О  концертах  местных  групп. 21 июля  в  девятнадцать  тридцать  группа “Балбаус” с  программой  “Ежовый  нос  есть  хобот”. А  23-го  двухчасовое  сольное  выступление  гармониста  Рубанова. Вход  на  концерт  без  возрастных  ограничений. Смесь  хард-кора , арт-рока  и  славянских  мотивов… а  пятаки  свиные.
- У  кого? – спросил  Хмыров.
- У  группы  “Трипитака”. Или  “Три  пятака” – тут  готический  шрифт , неразбочиво… 26-го  сборный  концерт  команд , играющих  в  стиле  брутал-трэш , а  25-го  в  девять  вечера  Егор  Курдссон  и  презентация  его  альбома  “Об  эти  листья  вытирали  руки”. Хмм… ребята  с  выдумкой.
  Со  стороны  просматривающего  за  листвой  здания  к  Никодимову  и  Хмырову  подходят  четверо  мужчин  в  черных  майках. Впереди  вокалист  Сазонов  и  басист  Неструев , за  ними  идущий  на  автопилоте  гитарист  Валентинов  и  поддерживающий  его  под  локоть  барабанщик  Гащин.
- Заведение , где  они  самовыражаются  по  логике  недалеко , и  оно  наподобие  клуба , - не  замечая  подходящих , промолвил  Никодимов. – Я  горд  за  Смоленск. Альтернативная музыка  в  нем  не  зажимается, да  и  выбор  солиден. “Трипитака” , то  есть “Три  пятака” , “Нуль-ноль  функция” , Егор  Курдссон…
- Он  тупарь , - сказал  подошедший  Сазонов. 
- Допускаю , - пробормотал  Никодимов. – Вы  из  его  группы?
- Хрена  ему  лысого , а  не  нас… таких  музыкантов. У  нас , дядя , собственная.
- С  Курдссоном  мы  не  якшается , - сказал  басист  Неструев. – Он  стоит  на  том , что  мы  отвергаем: дохлые переливы , скрипочки  с  дудочками , Курдссон – комформист. И  козел , если  добавлять  на  ту  же  букву.
- Занудное  чмо , - процедил  барабанщик  Гащин. – Бетховен.
- Вы  и  Бетховена  презираете? – поинтересовался  Хмыров.

- Нашего  ударника  ты  не  вопрошай , - сказал  Сазонов. – Основательного  ответа  от  него  не  дождешься. А  что  до  меня , то  пойми – причина  не  в  Бетховене , а  во  всем.
- Этом? – спросил  Хмыров.
- Конкретно… не  в  том , - ответил  Сазонов. - Мы , братан, металлисты! Ортодоксы  хард  энд  хэви , кладущие  на  легкий  жанр!
- На  бетховенопинкфлойдуюту , - процедил  Гащин. - На  синатрошубертуквин.
- Нам  с  ними  не  по  пути , - сказал  басист  Неструев. – Мы – группа “Отбытие”.
- Вы  знаете , куда  отбываете , - пробормотал  Никодимов. – Ваши  близкие  умоляют  вас  завязать , но  вы  неудержимы , поскольку  одержимы. Я  поищу  вас  на  доске. “Отбытие”… “Отбытие”… не  вижу…
- Мы  там  не  висим , - сказал  Сазонов.
- Не  даете  концертов? – осведомился  Хмыров.
- Нас  блокируют. Мы  лучше  всех , но  в  клубе  мы  вновь  не  договорились. Не  получили  площадку. Она  предоставляется  кому  угодно , а  нам  говорят: идите  и  еще  порепетируйте… такой  вот  голим  и  зажим.
- У  распоряжающегося  в  клубе  дегенарата , - пояснил  Неструев , - свои  группы  и  он , падла , конкуренции  боится. Сравнения  с  нами. Мы  же  играем  без  лажи , вы  бы  нас  послушали…
- А  вы  послушайте! – воскликнул  Сазонов. – Мы  слабаем  для  вас , и  вы  вообще  улетите , и  за  полет  мы  с  вас  не  возьмем , мы  металлисты  и  мы  бескорыстны! Под  викингов  мы  не  косим , дорогими  эффектами  не  прикрываемся , мы  проведем  вас  к  себе , и  супергруппу «Отбытие»  вы  запомните.

  НА  ПРИХВАТЫВАЕМОЙ  сумерками  улице  затихает  жизнь. В  комнате  ревет  металл.
  Выясняется , что  из  магнитофона.
  Окурки , шприцы , сброшенные  ботинки – Сазонов  и  Неструев  вырубились  за  столом.
  Гащин  замер  на  диване. Валентинов  свернулся  у  батареи.
  Владимир  Петрович  Никодимов , прислонившись  к  креслу , сидит  на  полу ; лежащий  у  него  в  ногах  Иннокентий  Хмыров  пробуждается , ползет  на  спине  к  магнитофону: переворачивается , приподнимается , выключает.
- Мешок  для  тел , - пробормотал  Никодимов. – Украшенный  вышивкой.
- Тише… тиши… на , - выдохнул  Хмыров. – Тишина. Без… без… молвие. Раз… раз… дражение , дрожание , жжение – раздражение. Будем  додумывать. Владимир  Петрович?
- По  адресу , - промолвил  Никодимов. – Если  ко  мне.
- Вас  я  не  беспокою , - сказал  Хмыров. – Жизнь  я  почувствовал – она  имеет  границы. Их  сужения  и  расширения  не  синхро…низированы , и  когда  шире , а  когда  и  не  широта… вы  не  ширнулись?
- Не  помню.
- Я  вдолбился , - признался  Хмыров. – Город  сдал , город  принял , меня  накрыло. Выглядит  недоразумением. Они  кого-нибудь  пришлют. Я  видел  их  вживую.
- Персонажей? – спросил  гитарист  Валентинов.
- Моего  бреда , герметично  во  мне  запечатанного , - ответил  Хмыров. – Держателей  океанов , утверждающих  свое… нам  не  сыграли? Концерт  не  состоялся?

- Считаешь , что  он  был – он  был , - сказал валяющийся у  батареи  гитарист. – Титул  судьи - твой , песни  спеты  тебе , они  про… светарианцев… абориацев… а  центровой  аборианец  Абор? Его  не  будет.
 
- Концерта  не  было , - сказал  Хмыров. -  В  этом  нет  ничего  хорошего , но  я  уже  восстанавливаюсь  и  заявляю , что  вы  не  играли. С  голодными  глазами  вы  метнулись  не  к  инструментам , а  к  ложкам  и  иглам. Для  впрыскивания.
- Группа  “Отбытие” – многозначительно  пробормотал  Никодимов.
- Ваш  комментарий , Владимир  Петрович , определенно  ваш , - сказал  Хмыров. – Неописуемо , блистательно , но  пусть  они  отбывают  куда  хотят. Провоцируют  к  себе  интерес  не  патлатых  фанатов , а  таких  крутых  мужиков , как  СПИД  и  Передоз: я  им  не  компания. А  вы? Я  возвращаюсь  в  Оренбург – с  вами , Владимир  Петрович , я  наездился , в  новых  местах  оторвался… вы  сами-то  домой  не  собираетесь?
- Меня  ждут , - промолвил  Никодимов. – Но  не  дома…
- Вас  поднять?
- Ждут… женщины.

- Вы  к  ним  не  спешите? – спросил  Хмыров.
- И  шофер… Роман. Перед  шофером  я  не  виноват. С  женщинами  иначе.

  ВМЕСТИТЕЛЬНОЕ  подвальное  помещение  с  высоким  потолком  и  тремя  стоящими  около  разных  стен  сундуками. На  специальных  каменных  выступах  мерцают  свечи , в  центре  помещения  вращают  головами  Людмила Марковская  и  Антонина  Леонидовна  Сеченова ; жестикулирующая  у  выхода  Светлана  Рюшина  призывает  войти  задумавшегося  на  лестнице  Романа  Баскакова , чьи  ноги  освещаются  горящими  внизу  свечами , а  спина  доходящим  сверху  солнечным  светом. Людмила  Марковская  настроена  пренебрежительно.
- Ты  все  подготовила , - усмехнулась  она. – Натаскала  свечей , расставила… сундуки  есть. В  них , говоришь , мужчины?
- Чего  впустую  говорить , - сказала  Светлана. – Поднимайте  крышки  и  смотрите  - при  свечах  вы  увидите  не  меньше , чем  я  с  фонариком.
- Мы  узреем  мужчина , - продолжила  усмехаться  Людмила. – В  сундуках , как  в  гробах , но  сойдут  и  такие. Мы  же  по  ним  истосковались… кто-то  уже  надломился.
- Замки  на  сундуках  были? – спросил  зашедший  Роман.
- Только  на  двери , - ответила  Светлана. – Измаялась  его  сбивать! Виси  они  и  на  сундуках , я  бы , может , и  не  полезла. И  мы  бы  жили , как  жили. Если  бы  не  голод , то  приемлемо.
- Как  мы  с  вами  жили , сходу  не  скажешь , - промолвила  Антонина  Леонидовна. – Вроде  бы  убого , согласны? Мы  голодаем , страдаем  со  скуки , за  забором  территория  маньяков , но  к  нам  эти  сволочи  не  проникают. А  вот  сейчас  откроем  сундуки , и  нас  так  перекосит , что  мы  сами  отсюда  к  маньякам  понесемся. Маньяки  же  люди , а  в  сундуках  за  закрытой  снаружи  дверью  содержат  неизвестно  кого. Ты  убеждена , что  там  не  трупы?
- Покойники  бы  смердели , - сказал  Роман. – Сундук  вонь  не  удержит , мы  бы…
- Я  спрашиваю  у  Светы , - сказала  Антонина  Леонидовна. 
- Внешне  они  будто  спят , - ответила  Светлана. - Насколько  они  дышат , я  не  выясняла – цвет  лица  у  них  естественный , немного  бледноватый , кожа  не  слезла… не  голые  черепа.
- Заросшие? – спросил  Роман. – Лица  у  них  с  бородами?
- С  выклеванными  глазами , - проворчала  Светлана. - Замучили  вы  меня  вопросами… я  тоже  желаю  не  отвечать , а  задавать , и  когда  вы  посмотрите , я  начну. Буду  вас  допытывать  кто  они , почему  они…
  Светлана  открывает  сундук. В  нем  лежит  крупный  мужчина  в  рубахе  и  штанах – камнедробильщик  Филимон.
- Подходите , не  теряйтесь , - сказала  Светлана , - он  тут , никуда  не  пропал… подарите  ему  ваши  улыбки.
- Он  одет? – спросила  Людмила.
- Ну  а  как  же , - усмехнулась  Светлана. – Он  у  меня  стеснительный.
  Все  подходят  и  смотрят.
- В  остальных  сундуках  такие  же? – спросила  Антонина  Леонидовна.
- Другие , - ответила  Светлана. – Они  же  не  из  инкубатора. Во  втором  сундуке  объект  потолще , в  третьем , наоборот , хилый , несколько  дефективный…
- А  этот  могуч , - промолвил  Роман. – Если  вломить  ему  по  лбу  молотком , он  умрет  или , чтобы  разобраться , вскочит?
- Он  уже  умер , - пробормотала  поеживающаяся  Людмила. – Обратное  нам  пока  не  доказано… пощупай  его , Светлана.
- Не  стану  я! - возмутилась  Светлана – С  какого  мне  к  нему  притрагиваться, я , что , крайняя , самая  храбрая , мне  больше  всех  надо… мужчину  ощупывать…
- Сделай  без  похоти , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Клади  ему  ладонь  не  куда-нибудь , а  на  грудь. Лишь  для  уяснения  того , стучит  ли  у  него  сердце. Это  же  не  пустяк?
- Что  не  пустяк? – переспросила  Светлана. – Когда  сердце  не  стучит – не  пустяк. Для  человека , у  которого  не  стучит. Хотя  ему-то  что , он  мертв  и  беззаботен. Не  он , а  гипотетический  человек – не  наш. Наш , вероятно , жив, но  касаться  его  для  меня  не  пустяк. Я  бы  предоставила  вам , а  сама  бы…
- Приступай , Светлячок , - оборвал  ее  Роман. – Ты  нами  уполномочена.
- Ну , вот , - вздохнула  Светлана. – Ну , ладно.
  Опустив  руку  мужчине  на  грудь , Светлана  Рюшина  без  брезгливости , но  с  опаской  направляет  к  плечу , затем  к  животу - ниже  пояса  не  ведет , с  нажимом  передвигает  руку  выше , растирает  Филимону  горло ; по  ходу  прикосновений  в  сознании  камнедробильщика  начинает  движение  поток , состоящий  из  пляшущих  девиц , гулких  ударов  кувалдой  по  плите , исчезающих  в  разломе  мамонтов  и  игуменьи , леденец  на  палочке  сосущей.
- Скверность , - пробормотал  Филимон. – Вещает  дух… всякая  плоть  не  ослушается. Камни  дроблю , девок   порчу… при  всем  при  том , при  всем  не  том… исповедую  веру  христианскую…
- Этого  мы  пробудили , - промолвил  Роман. – Давайте  перейдем  к  следующему.
- А  мы  не  поторопимся? – спросила  Антонина  Леонидовна. – Нам  бы  к  этому  приглядеться. Послушать , что  он  скажет  еще.
- Если  делать , то  делать , - заявил  Роман. – Решили  оживлять – будет  оживлять , и  если  затея  выгорит  не  так , как  нам  желательна , на  обстоятельства  мы  ничего  не  свалим. Возьмем  на  себе. Идемте  к  тому  сундуку.
- Пойдемте , девушки , - сказала  Антонина  Леонидовна.
- Я  иду , - сказала  Светлана , - но  снова  кого-то  трогать  вы  меня  не  упрашивайте. Я  теперь  тверже , и  ваши  просьбу  отскочат  от  меня , будто  бы  я… будто…
- Тебя  никто  и  не  просит , - сказал , поднимая  крышку , Роман. – Время  Людмилы.
- Ну , я , - промямлила  Людмила , - я…
- Ты , Люда , - сказала  Антонина  Леонидовна.
- Это  давление , - проворчала  Людмила. – С  другой  стороны , это  доверие… она  оживила , и  я  смогу.
  В  сундуке  толстый  булочник  Агафон. Людмила  Марковская  надавила  на  него  одной  рукой , а  после  добавления  второй  принялась  мять  его , как  тесто, вызывая  в  заработавшем  разуме  Агафона  реакцию  создания  человекоподобной  фигуры , выходящей  из  огня  под  дождь , чтобы  присоединиться  к  устроенному  гимназистками  пикнику.
- Мягкая  внутренность , - пробормотал  Агафон. – Корочка  жесткая. И  без  распрей… на  аромат-то  спрыгивают  с  бричек… за  ту  же  медь  я  отпущу  и  язычникам. Товар  весь  румяный. В  Петров  день  чаще  солнечно.

- Замолчал , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Они  говорят  по  несколько  фраз  и  умолкают. Но  не  выключаются – лежат  в  сознании. Вас  не  беспокоит , что  они  не  пытаются  встать?
- Еще  встанут , - сказал  Роман. – Не  сходить  ли  нам  за  бетонными  плитами…
- А  цель? – спросила  Светлана.
- Закроем  сундуки , на  крышки  поместим  плиты  и  от  возможных  неприятностей  себя  избавим. Вы  же  понимаете – мы  не  знаем. О  том , кого  мы  осмеливаемся  пробуждать , надежных  данных  нам  не  предоставили. Нет  и  приблизительных. За  какие  поступки  их  уложили  в  сундуки , друзья  ли  они , нейтралы… враги. Нам? Или  бери  выше – враги  всему  человечеству…
- Ты , Рома , дуришь , - промолвила  Антонина  Леонидовна.
- Возражаю! – воскликнула  Людмила. – Он  мыслит  по  существу.
- Без  четкой  позиции , - покачала  головой  Антонина  Леонидовна. – Он  за  развертывание , через  минуту  за  сворачивание , уважения  к  нему  это  не  прибавляет… договорились?
- О  чем? – осведомился  Роман.
- Третьим  займусь  я , - важно  сказала  откинувшая  крышку  Сеченова. – Мои  руки… мои… вернут  его  в  мир  горестей  и  надежд. 
 Возложение рук  на  субтильного  лакея  Данилу  ожидаемого  эффекта  не  принесло , и  Антонина  Леонидовна  Сеченова , мрачнея  и  теряя  контроль , стала  совершать  все  более  энергичные  толчки  и  встряхивания , но , как  она  ни  старалась , активного  биения  живого  тела  она  под  своими  пальцами  практически  не  ощутила.
  Ничего , кроме  осыпающихся  с  железного  дерева  листьев , Даниле  не  привиделось.
- Не  выходит  у  меня  чего-то , - пробормотала  Антонина  Леоидовна. – Я  его  всего  истрясла , но  он  холодный  и  не  нагревается… и  парень-то  не  мертвый , кое-какую  жизнь  я  в  нем  почувствовала  и  так  старалась  ее  укрепить , что  едва  ее  из  него  не  выдавила. Старуха  я  никчемная… убить-то  мне  по  силам , а  свершить  обратное  я  не  потянула.
- И  в  чем  причину  вы  видите? – спросил  Роман.
- Двух  предыдущих  молодые  женщины  пробуждали , - сказала  Антонина  Леонидовна. – От  их  прикосновений  у  мужчин  быстрее  бежит  кровь , воспрять  желание  появляется , сонную  окаменелость , как  рукой  снимает. Вы  вашими  руками  от  нее  их   избавили. У  меня  случилась  неудача. Я  же  женщина  в  тираже…
- Тиражи  газет  не  растут , - промолвил  камнедробильщик  Филимон.
- Это  вы  сказали? – спросила  у  него  Марковская.
- Газеты  не  покупаю , - ответил  Филимон. – Я  больше  брошюрки  с  похабными  историями. Они  выпускаются  в  помощь  страждущим - охочим  до  женских  прелестей. Данилу  Колесникова  сатана  на  этом  не  похитил. Греховное  отрыгнем , пречистому  поклонимся… Данила  тот , кого  вот… которого  вы  третьим  зовете. Ему  безразлично , кто  его  трогает: хоть  молодуха  ладошкой , хоть  рак  клешней. Пусть  ваша  бабушка  себя  не  корит. Здесь  позор  не  ее.
- Она  вами  оправдана , - пробормотала  Светлана.
- Оправдывает  Бог , - сказал  Филимон. – Либо  судья  за  взятку. Вы , народ , откуда  будете? И  чего  я  в  сундуке-то?

  ВСТАВШИЕ  на  ноги  после  долгого  перерыва  Филимон , Агафон  и  Данила  неуверенно  передвигаются  по  участку  на  глазах  у  следящих  за  ними  Романа  и  трех  женщин. Испытывая  недоверие , подергивающиеся  люди  из  сундуков  считают  нужным  держаться  вместе – подобные  соображения  руководят  и  женщинами  с  Баскаковым. Обе  группы  переминаются  впритык  друг  к  другу , но  они  обособлены. Все  семь  лиц  подозрительны.
- То , что  вы  нам  рассказали , - промолвила  Антонина  Леонидовна , - ни  в  какие  рамки  не  лезет… не  вмешается. Они  у  нас  не  настолько  растягиваются , чтобы  мы  вместили  и  не  повредились. Вы  точно  со  сроками  не  напутали? Ведь  если  вы  не  ошиблись , получится , что  вы   пролежали  в  сундуках  больше  ста  лет.
- Ну  и  что , - безразлично  произнес  Филимон. – Случилось  и  случилось , вволю  повалялись. Лежать – не  на  каторге  надрываться. За  те  опыты  нас  запросто  могли  бы  заковать , и  мы  бы  через  пяток  годков  сибирских  тягот  слегли  бы  навечно. Над  нами  пробормотали  бы: аминь…

- Пять? – спросил  булочник  Агафон.
- Не  лечить , не  хворать , - отозвался  Филимон. – Чего  пять?
- Скажу  о  годах , - промолвил  Агафон. – Присовокуплю  о  тебе. Ты  бы  через  пять  не  сдох.
- Я-то  нет , я  все-таки  здоровяк , по  способу  добычи  хлеба  камнедробильщик. К  Агафону  хлеб  идет  сам – он  булочник , а  Данила – лакей , он  прислуживает  и  пресмыкается. Перед  дворянами  и  выдвиженцами. Телесный  склад  у  него  щуплый - на  каторге  бы  он  и  года  не  сдюжил. В  спальню  к  барыне , когда  хозяин  в  отъезде , Данила  не  вламывается… горничным  подолы  не  задирает. Лишенец  Данила , бегущий  от  сладости  яко  от  прокаженности. Что  ты  нам  поведаешь?
- Черный  Дуглас  не  довез  королевское  сердце  до  Святой  земли , - сказал  Данила.
- Загнул , - хмыкнул  Агафон.
- Эту  фразу  я  от  купца  Басальского слышал , - сказал  Данила.
- Матерь  Божья! – воскликнул  Агафон.
- Да , - пробормотал  Филимон. – Купец  Басальский…

- А  что  купец? – спросила  Людмила. – Он  вам  кто?
- Он  нас  организовал , - ответил  Филимон. – В  те  времена  Басальский  нас  вел , и  мы  за  ним  поспешали. Заработав  на  торговле  мануфактурой , он  осознал  ложность  того , чему  он  себя  посвятил , и  перешагнул  от  накопления  капитала  к  изучению  выводящих  за  пределы  учений – все  такое  тогда  было  в  моде. В  предверии  нового  века  повсюду  возникали эзотерические  кружки , в  любом  приличном  доме  выступали  медиумы  и  зачитывались тибетские  тексты , посетителями  подобных  мероприятий  привествовалась  ученость  и  образованность , а  купец  Басальский  университетского  впечатления  не  производил , и  они  терпели  его , как  купца , которого  можно  подоить  материально. Духовной  ровней  они  Прохора  Басальского  не  признавали , и  он  на  них  озлился. Начистил  пару  надменных  морд  и  свалил  с  обещанием  создать  собственное  общество , занимающееся  похожими  постижениями , но  с  той  особенностью , что  оно  исключительно  из  простого  люда  состоять  будет. Намеченное  он  исполнил – выбор  купца  Басальского  пал  на  нас , на  девятерых… каждого  в  отдельности  он  наряду  с  шансом  расширения  познания  привлек  бесплатными  обедами , и  воскресные  дни  мы  стали  проводить  у  него. В  его  московском  жилище  мы  приобщались  к  магии , к  шаманству , к  пониманию  соотношения  событий  и  звезд… позже  Басальский  купил  этот  дом  и  привез  нас  сюда  для  решающего  шага  в  иные  слои  бытия. Он  подгадал  идеальное  расположение  планет , усадил  нас  за  стол  и  громогласно  зачитал  колдовское  заклинание. Что  было  дальше , не  скажу. Ты , Агафон , не  вспомнишь?
- Мы  сели  где-то  в  полдень , - припомнил  Агафон. – На  голодный  желудок , поскольку  купец  нам  есть  запретил – легкость , сказал  он , при  нашем  отсоединении  на  пользу , а  отсоединяемся  мы  от  материального  тлена  и  поднимаемся  мы  в  белоснежное  обиталище  духа. Мы  закивали , купец  торжественно  перешел  к  торжественному  заклинанию , облака , кажется , встрепенулись… потом  я  уже  в  сундуке. Потом  выбираюсь  из  подвала  на  солнце  и  там , откуда  я  вернулся , побывавшим  себя  не  чувствую. У  тебя , Данила , с  самочувствием  что? Как  и  у  меня - благополучно?
- Смутно , - ответил  Данила. – Относительно  себя  я  с  тревогой  не  мыслю - действительно  хорошо  я  себя  никогда  и  не  чувствовал , а  за  наших  братьев  по  обществу  да… человеколюбивая  тоска  набегает. Судя  по  изречениям  здешних  новоселов , мы  пролежали  в  сундуках  столь  существенно  долго , что  они  давно  померли. И  мне  их  жалко… Маркела  Игнатова , плотника  Дорофея…
- Дорофея  и  я  ставил  не  низко, - сказал  камнедробильщик  Филимон. – Головастый  мужик , с  соображением… коли  помер , скорблю. 

  ОДЕРЖИМО  трясущий  руками   Дорофей  вытряхивает  рубашку. Затем  он  ее  подбрасывает , позволяет  ей  опуститься  ему  на  голову , она  прикрывает  наведенные  на  вагончик  глаза: над  Дорофеем  светит  солнце , которое  он  видит  угрожающе  четко – от  опасной  яркости  не  спасает  и  рубашка , и  Дорофей  поверх  нее  прижимает  к  глазам  два  кулака. Побыв  во  тьме , немного  раздвигает  пальцы  и  через  возникшие  отверстия  смотрит  на  солнце , как  в  бинокль. К  Дорофею  подкрадывается  Павел  Васильченко.
- Дорофей! – воскликнул он. – Я  тут.
- Ты  весь  тут , - промолвил  Дорофей. – У  тебя  несложный  характер.
- Ну , и  замечательно , - сказал  Павел  Васильченко. – Наше  время  еще  не  ушло, и  нам  с  тобой  воздастся. Маркел  за  вагончиком?
- За  черникой.
- А  с  кем  он  за  ней? – спросил  Павел  Васильченко.
- Он  в  единственном  лице , - ответил  Дорофей. – Без  комплексов. Маркел  разоряет  лес  в  порядке  распределения.

- Заумно  говоришь , Дорофей. Идеями  тебе  кто-то  помог?
- Наверное , но  Ефима  не  прославляй , - сказал  Дорофей. – Этот  наш  друг  не  безгрешен.
- Он  что-то  изображает , - промолвил  Павел  Васильченко.
- Интересуется , - сказал  Дорофей. – Начинает  и  перестает – и  это  только  интересоваться , до  дела-то  Ефиму  не  довести.
- Схватив , он  отпускает , - кивнул  Павел  Васильченко.
- По  своему  выбору , - сказал  Дорофей. – Хрящи , изменники , уговоры , отступим. Иголки  в  ту  березу  я  не  втыкаю.
- Она  для  тебя , как  святыня , - сказал  Павел  Васильченко. – На  полдороге  к  дому.
- Стоит , - почувствовав  эрекцию , сказал  Дорофей.
- Ему  ничего  не  будет.
- Но  в  дом  мы  ни  ногой , - сказал  Дорофей. – Чужого  нам  не  надо.

  НА  ОДНОМ   куске  хлеба  лежит  кусочек  сайры , на  втором  ничего ; перед  сидящими  за  столом  Филимоном , Агафоном  и  Данилой  по  два  куска  белого хлеба. Перед  остальными  нет  и  этого , но  Романа  с  тремя  женщинами  лишения  уже  закалили , и  они  насмешливо  смотрят  на  то , как  морщатся  попробовавший  хлеб  Агафон  и  слизавший  с  хлеба  сайру  Филимон ; сложив  свои  куски  вместе , Данила  ест  без  претензий. 
- Потчуете  вы  нас  не  ахти , - проворчал  камнедробильщик  Филимон. – А  обязанность  это  ваша, не  наша , хозяева-то  вы , не  мы , о  ваших  правах  на  дом  мы  вас  не  выспрашиваем , но , если  вы  хозяева , а  мы  гости , то  гостей  следует  угощать  более  значимо  и  не  усаживать  их  за  трапезу , в  чьей  основе  черствый  хлеб.
- Я , как  булочник , - сказал  Агафон , - подобное  и  за  хлеб  не  считаю… что  вы  сделали  с  хлебом! Вы  же  его  унизили! Данный  сорт  продукта  называется  батоном , и  он  стоит  в  одном  ряду  с  бесчисленными  ситниками , сойками , калачами… калачи  я  выпекал  расчудесные. Ко  мне  в  Пушкарев  переулок  за  ними  и  с  Каланчевской  приезжали  и , прикупив  калачей , не удерживались  и  брали  ситничка , сладкой  сдобушки…
- Ну , чего  вы  заладили , - огрызнулась  Людмила. – В  те  годы  разве  еще  не  говорили , что  не  хлебом  единым?
- Частенько  говорили , - сказал  Агафон. – С  тем  мы  и  росли.
- В  Бога  мы  верили , - сказал  Филимон. – Но  по  мере  нашего  взросления  вера  в  сердцах  людей  не  крепла , а  ослабевала , чему  отчасти  поддались  и  мы. Вся  Россия  ее  по-немногу  теряла. Изнутри  разлагалась , а  снаружи строилась , хорошела…
- И  погибла , - сказал  Роман.
- Россия  погибла? – поразился  Филимон. – Однако , весть… мы  сейчас , что , не  в  России?
- В  России , - ответил  Роман. – Погибла  та  Россия – царская. Из-за  революции.
- Что  за  революция? – спросил  Данила.
- Рабочих и крестьян , - ответила  Антонина  Леонидовна. – Но  это  так  утверждали , а  на  деле  ее  организовала  Германия , которая  хотела , чтобы  Россия  вышла  из  Первой  Мировой  войны. Германия  своего  добилась – Российской  Империи  не  стало , но  история  за  их  подлость  немцам  изощренно  отплатила , и  войска  нашего  нового  государства , возникшего  не  без  помощи  Германии , в  45-м  году  заняли  Берлин  и  превратили  его  в  руины. Вторую  Мировую  войну  мы  выиграли. Победа  в  ней – наша  гордость  и  честь. Затем  мы  создали  водородную  бомбу , запустили  человека  в  космос , жили  бедно , однако  с  достоинством… за  двадцатый  век  столько  произошло! Вам  рассказать  поподробнее?
- Нет , - поморщился  Филимон. – Ну , его  к  свиньям! О  войнах  и  революциях  вы  Даниле  наедине  опосля  расскажете - нам  с  Агафоном  это  малозанимательно. Мы  в  том  направлении  не  лыбопытны – тема  зевотная , скучная… когда  на  столе  шаром  покати , нам  для  частичного  восполнения  недостатка  в  питании  надобно  что-либо  позанятнее. Эдакие  сказочки  возбуждающего  воздействия… о  ненасытном  дворецком  и  прикованной  к  кровати  княгине , о  наивной  деревенской  девушке  и  позвавшей  ее  пройтись  пастухе  с  полметровым… ха-ха. Хе-хе.

  ФИЛИМОН  и  Агафон , уединившись  с  разведенными  по  соседним  комнатам  Людмилой  Марковской  и  Светланой  Рюшиной , намереваются  склонить  их  к  сексуальным  отношениям. Людмиле  достался  камнедробильщик. Разведя  колени , она  сидит  на  кровати – по  женщине  заметно , что  она , в  принципе , не  возражает. Ходящий  перед  ней  Филимон  проникает  в  Людмилу  глазами , блестящими  от  возбуждения.
- Я  к  тебе  подсяду? – спросил  Филимон.
- Садись , - сказала  она.
- Весьма  одобряю , - усмехнулся  Филимон.
- Но  без  глупостей.
- Когда  меня  завлекают , меня  не  ограничивают , - сказал  присаживающийся  Филимон. – Женщина  ты… по  своему  роду  двоякая , но  хладности  и  жара  в  тебе  не  поровну , что-то  перевесит… угодное  мне. Если  ты  меня  не  прогоняешь , об  остальном  позабочусь  я  сам.
- Ну , все , финиш , - формально  вырываясь , промолвила  она. – Я  тебя  прогоняю , выйди  вон… пожалуйста…
- Ты  просишь  не  о  том , - сказал  Филимон. – Я  чувствую , о  чем  ты  меня  умоляешь… это  и  будет.
- Да  чего  ты… нечего… я  несвободна!
- Муж , - пробормотал  Филимон. – Мужу – лужу , а  мне  сухую  мостовую , по  которой  я  увожу  от  него  его  женушку… Людушку…
- Мужа  у  меня  нет , - сказала  размякшая  женщина. – Лишь  кавалер… не  люмпен… у  моего  Владимира  имеется  своя… своя…
- Жена?
- Парикмахерская , - ответила  Людмила.

- Давай-ка  выясним , - отстранившись , сказал  Филимон. – Ты  без  мужа , в  любовниках  у  тебя  какой-то  цирюльник , и  ты  при  этом  раздумываешь , быть  ли  тебе  со  мной? Да  в  твоей  ситуации  я  для  тебя , как  счастье! Я-то  думал , ты  выбираешь  между  мной  и  верностью  мужу , либо  брезгуешь  моим  участием  из-за  привычки  к  грешной  любви  с  гвардейским  офицером  или  загадочным  бароном , а  у  тебя  цирюльник! Это  хуже , чем  ничего! И  тут  бы  не  мне  к  тебе  подкапываться – тебе  ко  мне , и  с  мольбой. С  прошением  дополучить  от  меня , от  камнедробильщика, постельного  удовольствия , не  доставшегося  тебе  от  цирюльника , поскольку  цирюльники – порода  хлипкая  и  мужицкой  удалью  не  наделенная. Над  ними  насмехается  знать , их  высмеивает  слесарь…

- Глумится  камнедробильщик , - процедила  Людмила.
- Я умолк  из-за  того , что  уважаемого  цирюльника  вспомнил, - сказал  Филимон. – Он  входил  в  наше  общество , и  занимал  в  нем  положение  сразу  после  купца  Басальского… говоря  о  твоем  цирюльнике , ты  упомянула  имя  Владимир. Подобное  имя  носил  и  наш, но  просто  по  имени  мы  к  нему  не  обращались , его  и  Басальский  по  отчеству  звал – Владимир  Петрович.
- Йо-хо-хо , - пробормотала  ошарашенная Людмила , - хо… надо  сказать  Светлане.
   В  ДРУГОЙ   комнате  на  кровати  изначально  сидит  Агафон. Поначалу  не  разобравшаяся  в  ситуации  Светлана  Рюшина  недоуменно  отступает  к  противоположной  стене.
- Ты  меня  не  смущайся , - сказал  Агафон. – Я  зашел  не  для  разврата - моему  понятию  о  тебе  он  не  сопутствует. Побыть  моей  невестой  ты  не  хочешь?
- Побыть?
- Невестой  можно  и  быть , и  побыть , - промолвил  Агафон. – И  год , и  минуту , за  которую и год отдаешь – не  пожалеешь. Сейчас  на  дворе  еще  светло , но  ночь-то  не  запоздает , и  в  твое  окошко  заглянет  луна , а  в  дверь  войду  я. Беззвучно , как  тень. Без  умысла  тебя  опорочить. Надоедать  тебе  я  не  стану. Одной  минуты , конечно , маловато , однако  минут  за  пять  я  управлюсь, и  ты  сладко  уснешь  и  продолжишь  смотреть  трепетные  девичьи  сны  об  изысканных  юношах. Толстые  булочники  в  твои  сновидения  не  захаживают , но  я  после  сегодняшней  ночи  сниться  тебе  начну.  Хотя  забираться  тебе  в  голову  я  не  жажду – в  тебя  я  бы  пробраться , но  зачем  же  в  голову , мне…
  В  комнату  входит  Людмила  Марковская.
- Я  к  Светлане , - поглядев  на  Агафона , сказала  она. – Ваше  присутствие  при  нашем  разговоре… допустимо.
- Ну , благодарю , - проворчал  Агафон. – А  то  я  помыслил , что  меня  отсюда  пинками  и  взашей…
- Больше  ни  слова , - сказала  Людмила. – Молчите  или  уходите! Из  комнаты,  из  дома , куда  пожелаете… я , Света , по  поводу  твоего  отца. Владимира  Петровича. Тут  про  него  такое  открылось! Если  ты  мне  поверишь, то  ты  не  в  порядке!

  ХМУРЫЕ , не  добившиеся  своего  Филимон  и  Агафон  стоят  у  дома , тупо  взирая  на  гуляющих  по  участку  Данилу  и  Антонину  Леонидовну  Сеченову , наглядно  демонстрирующую  лакею  при  помощи  рук , какое  же  сейчас  все  громадное , какое  широкое  и  высокое ; заинтересованный  информацией  Данила  пораженно  качает  головой. За  счет  набираемой  им  ясности  взора  преображается  он  позитивно.   
- Города , да , сейчас  выросли , - промолвил  Данила. – Площадью  вширь  и  домами  ввысь – этажей  до  десяти  я  представляю , а  выше  меня  затрудняет, это  же  получается  чуть  ли  не  до  неба. Кому  в  них  жить… на  десятом  неуютно , ну  а  на  двадцатом  или  тридцатом  столько  страху  натерпишься , что  все  проклянешь  и  в  деревню , где  основная  Россия  и  есть.
- Уже  нет , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Деревни  остались , но  людей  в  них  почти  нет.
- Вымерли? – осведомился  Данила.
- Кто-то  да , а  кто-то  за  лучшей  долей  уехал  в  город  и  там  закрепился. Посчитал  город  своим. По  мере  привыкания  стал  устанавливать  собственные  правила.
- А  культурный  уровень? – спросил  Данила. – Ведь  при  таком  наплыве  селян  его  не  удержишь.
- Разумеется , - кивнула  Антонина  Леонидовна. – Культуры  в наших  городах  немного.
- Выходит , что  города  сейчас  состоят  из  деревни , а  исконная  русская  деревня  как  бы  исчезла… не  знаю , чему  тут  радоваться. Ну , а  что  с  храмами? Они  подросли?
- Вы  о  чем? – не  поняла  Антонина  Леонидовна.
- Дома-то  вверх  растут , так  почему  бы  и  храмам  туда  не  потянуться. Им  этот  рост  приличествует  поболее , чем  мирским  зданиям  назначения  суетного. Что  у  нынешних  храмов  с  размерами?
- Какие  и  были , - ответила  Антонина  Леонидовна.
- А  с  количеством? – спросил  Данила.
- Уменьшилось.
- Горькие  сведения , - вздохнул  Данила. – Расстроили  вы  меня.
 Не  сдвинувшиеся  с  прежнего  места  Филимон  и  Агафон  глядят  уже  в  разные  стороны. Этих  мужчин  еще  не  отпустило - неудача  по-прежнему  переживается  остро.
- Чем  же  нам  взбодриться , - пробормотал  Филимон. – Голод-то  все  ощутимей  и  довеском  к  нему  и  с  бабенками  не  сложилось… эту  Людмила  к  распутству  я  подготовил , но  сорвалось – и  какого  я  заговорил  о  цирюльнике. Кто  тянул  за  язык…
- Своей  болтливостью  ты  подгадил  не  только  себе , - проворчал  Агафон. – У  меня  с  девчонкой  наклевывалось! До  сбрасывания  одежды  оставалось  всего  ничего , а  твоя  вошла , и  они  до  сих  пор  наговориться  не  могут. Засели  в  комнате  и  трепятся… не  о  римском  императоре  Гелиогабале.
- О  ком?
- Не  о  нем , - ответил  Агафон. – Коли  ты  о  нем , я  скажу – мужчиной  он  был  безнравственным. По  аморальной  части  и  Калигулу , и  Нерона  затмевал. Священники  говорят  о  нем  в  назидание.
- Наши  бабенки  о  нем  вряд  ли  слыхали , - промолвил  Филимон. – Они  там  о  цирюльнике  кудахтают. О  распоряжающемся  ими  Владимире  Петровиче.
- Он  ими  командует? – спросил  Агафон.
- А  ты  как  это  понимаешь? Привез , запретил  уезжать , держит  впроголодь… в  сундуке  он  не  лежал! Годы  потрачены  нами  на  разное! Мы  извели  их  на  пребывание  в  беспамятстве , а  он  соображал , укреплял  могуществом… развился  в  титана. Не  удивлюсь!

  ВОРОНЕЖ. Железнодорожный  вокзал. Выходящий  из  здания  на  улицу  Владимир  Петрович  Никодимов  передвигает  заплетающимися  от  слабости  ногами  и  отталкивает  мертвенно  бледным  лицом  предлагающих  свои  услуги  таксистов. Трое  отпрянули , но  третий , Андрей  Жуков , спросил: “Едем? Куда  вас  довести? Вы  как  себя  чувствуете?”. Пытаясь  сообразить , чего  же  он  него  добиваются , Владимир  Петрович  перенапрягся  и  упал  в  обморок.
 
  ВЫСВОБОДИВШИЙСЯ  из  поглотившей  его  темени  Никодимов  очнулся  в  машине  Андрея  Жукова , услышавшего , что  Владимир  Петрович  вдохнул  и  задвигал  ботинком  по  полу. Когда  их  взгляды   встретились , первым  отвернулся  Никодимов , принявшийся  смотреть  на  вокзал. 
- Я  сам  к  вам  сел? – не  глядя  на  Жукова , спросил  Никодимов.
- Вы  себя  переоцениваете , - сказал  Жуков. – Деньги  за  проезд  у  вас  найдутся?
- Мы  еще  не  едем. И  не  ехали – вон  он  вокзал… машина-то  ваша?
- Она  моя , а  вы  около  нее  свалились , - сказал  Жуков. – Не  затащи  я  вас  внутрь , вы  были  бы  уже  в  отделении. Насевшие  менты  проорали  бы: “Вы  откуда?!” , а  я  у  вас  мягко  спрошу: “Вам  куда?”. Дружище! Вам  куда?
- Перевернуто  все  во  мне , - пробормотал  Никодимов. – Вывернуто , обесточено… везите  меня  в  клинику. В  лучшую.
- Эх , - вздохнул  Жуков.
- Что? Лучшая  на  ремонте?
- Наша  лучшая  клиника  всего  в  квартале  от  вокзала. Везти  вас  туда  мне  невыгодно. Обзорная  экскурсия  по  Воронежу  вас  не  интересует? Бывает… куда-нибудь  на  другой  конец  города  я  бы  повез  вас  охотнее , но , если  вам  нужно  в  больницу , то  поедем. Пристегнитесь! Подождите! У  вас  конкретная  болезнь  или  общий  тупик?
- У  меня  недомогание , - ответил  Никодимов. – Конечного  свойства.
- Такое , что  перед  концом , - кивнул  Жуков. – Мне  ясно… я  отвезу  вас  к  Карандину.
- К  нему  я  не  поеду , - сказал  Никодимов. – С  наркотиками  я  завязал.
- Карандин – не  дилер. Он  народный  целитель  с  незапятнанной  репутацией. Вы  на  Карандина  не  клевещите! Он  у  нас  человек  почитаемый , снимающий  хворь  древнерусскими  растворами  и  наговорами , вас  он  тоже  в  беде  не  оставит. – Подмигнув  Никодимову , Жуков  выехал  со  стоянки. – За  услуги  Карандин  берет  по  возможностям. Вы  весь  довольно  помятый , и  с  вас  он  много  не  затребует , ведь  по  своему  нутру  он  лекарь , а  не  бизнесмен. Да  и  будь  он  бизнесменом – что  с  вас  возьмешь? Много  не  взять, но  что-то  взять  надо - это  подход  бизнесмена… я  вас  лично  представлю.

  КВАРТИРА  целителя  Карандина. На  ковре  с  задранным   углом , словно  на  ковре-самолете , стоит  стул  с  сидящим  на  нем  Владимиром  Петровичем  Никодимовым. На  стенах  висят  перечеркнутые  и  застекленные  плакаты  Минздрава - крайне  серьезно  взирающего  на  них  Андрея  Жукова  они  заинтриговали. Его  мощный  загривок  погладила  морщинистая  рука  расхахивающего  по  комнате , обладающего  гривой  каштановых  волос  семидесятилетнего  целителя. 
- О  полете  на  Марс  не  думаете? – спросил  он  у  Никодимова.
- Моем  полете? – переспросил  Владимир  Петрович.
- Я  вас  испытываю , - сказал  Карандин. - Оцениваю  степень  заболевания. А  полет  на  Марс , говорят , реален , но  лететь  придется  до  одурения. Тому , кого  пошлют. Он  вылетит  молодым , прилетит  на  Марс  зрелым , а  каким  он  вернется  на  Землю? По-вашему , простой  вопрос? 
- С  подвохом , - пробормотал  Жуков.
- Ты-то  уяснил , но  ты  здесь  не  для  лечения , - сказал  Карандин. – Подниматься  над  немощью  ты  привел  его… вы  из  средней  полосы?
- Я  так  плохо  выгляжу? – осведомился  Никодимов.
- А  вам  самому  что  важнее? – спросил  Карандин. – То , как  вы  выглядите , или  что  у  вас  там , где  внутренности?
- Внешне  вы  по  мне  ничего  не  определите , - уставившись  на  Карандина , промолвил  Владимир  Петрович.
- Да  ладно! – воскликнул  Карандин. – Тут  бы  не  целитель , тут  бы  любой  сказал , что  ваше  состояние  ужасно. 
- Вы  не  знаете  мой  возраст , - заявил  Никодимов.
- Чего?! – воскликнул  Карандин. – Вы  понимаете , с  кем  разговариваете? Не  того  вашим  возрастом  дурачить  вы  вздумали… о  нем  и  этот  шофер  без  ошибки  скажет. Ну?
- Пятьдесят , - сказал  Жуков.
- От  сорока  девяти  до  пятидесяти  двух , - сказал  Карандин. – Все  четко?
- А  сто  с  гаком  не  хотите? – поинтересовался  Никодимов. – Данные  цифры  вас  не  разубедят?
- В  чем  это? – пробормотал  Карандин. – В  том , что  я  не  шарлатан? Вы , дорогой  товарищ , хамите! У  меня  обширная  практика , и  люди  от  меня  не  в  прокуратуру  идут! Заявлений  на  меня  не  пишут. Я  множество  народа  и  вправду  сумел  оздоровить… с  вами  мне , конечно , будет  потруднее , но  я  не  отпущу  вас , не  попытавшись. Заварим  мы  состав! Чего  только  ни  накидаем  в  кастрюлю. 

  НА  КУХНЕ , монументально  расписанной  фигурами  индуистских  богов  , народный  целитель  Карандин  варит  зеленеющий  отвар - в  квадратной  кастрюле , осторожно  помешивая  его  половником  с  ручкой  в  форме  звериной  лапы , судя  по  стоящему , но  размякшему  Андрею  Жукова  запах  весьма  действеннен. Владимир  Петрович  Никодимов  сидит  за  столом  и , уронив  голову  на  плечо , оценивает  рисунок  на  чашке – прилепившийся  к  кресту  сперматозоид.
- Булькает , родимый , созревает , - промолвил  Карандин. – Больше  одной  чашки  не  пейте. Откачать  вас  тогда  не  получится.
- Я  и  на  одну  не  подписывался , - сказал  Никодимов. – Впрочем , пахнет  приятно… мышление  останавливается , а  душе  светлее. Что  вы  туда  намешали?
- Не  выпытывайте , - усмехнулся  Карандин. – Не  признаюсь.
- Ноу-хау , - пробормотал  Жуков. – Секрет  уйдет  в  могилу  вместе  с  ним. Чем  раньше , тем  лучше.
- Дерзко , - процедил  Карандин.
- Веско , - сказал  Жуков.
- Ты  на  меня  наезжаешь? – спросил  Карандин.
- Я  витаю… иду  за  запахом.
- За  запахом  начало , - сказал  Карандин , - а  за  вкусом  продолжение  и  окончание. Все  совсем  не  окончится , все  совсем  напротив. – Зацерпнув  половником  кипящую  жижу , Карандин  выливает  ее  в  стоящую  перед  Никодимовым  чашку. – Пейте. Заливайтесь.
- Пусть  остынет , - сказал  Никодимов.
- Не  глупите! – воскликнул  Карандин. – Раствор  готов  и  с  каждым  мгновением  мощь  он  утрачивает – вы  вливайте! Обжигайтесь , но  не  прекращайте!
  Никодимов  маленькими  глотками  отхлебывает.
- Вы  не  сгорите! – заорал  Карандин. – У  вас  не  выпадут  зубы , у  вас  не  отвалятся  ноги , на  небе  песок , а  в  пруду  камни , но  они  стираются  в  песок  наступающими  ногами , удары  которых  выбивают  и  зубы , однако  тебе  известно , что  небо  с  зубами  пугает  сильнее , чем  беззубое , и  поднятые  на  небо  камни  падают  не  на  тебя , ты  же  набит  не  песком , ты  полностью  камень!

  КАРАНДИН  с  Жуковым  играют  в  комнате  в  нарды. Вырубившийся  Никодимов  с  закатившимися  глазами  сидит , где  сидел.         

  ВОРОТА  с  участка  открыты. Намечается  выезд  за  продуктами , и  насупленный  Роман  Баскаков  уже  за  рулем , предвкушающий  путешествие  Данила  на  заднем  сидении , Филимон  с  Агафоном , выказывая  сомнение , занимаются  наружным  осмотром  серого “пассата” под  заискивающими  взглядами  трех  женщин , видящих  в  них  свою  надежду  на  прекращение  голодного  кошмара , сделавшего  несущественным  хоть  какую-нибудь  заботу  о  внешнем  виде.
- К  качеству  продуктов  не  придирайтесь , - сказала  Людмила. – Какие будут , те  и  берите , сметайте  с  полок  все  и  везите  нам. Вашим  женщинам.
- Нашим? – удивился  Филимон. – И  кто  же  из  вас  моя? Кто  женщина  Агафона? Вы  женщины  парикмахера , но  он  на  вас  наплевал , и  добывать  вам  кормежку  почему-то  должны  мы , к  упырям  и  маньякам  за  ней  отправляющиеся.
- Нелепые  слухи , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Народный  фольклор , детские  страшилки…
- Ваш  Роман  заявил , что  они  существуют , - сказал  Агафон. – Впрямую  он  узнал  об  этом  от  девушки , а  косвенно  от  жандарма , который  их  прикрывает.
- Никакого  жандарма  не  было , - сказала  Людмила.
- Факт? – уточнил  Филимон.
- Был  капитан  Демичев , - сказала  Людмила. – И  свихнувшаяся  девица , несущую  всякую  околесицу , не  интересную  никому , кроме  Романа. Ее  любовника.
- Он  ее  совратил? – спросил  Филимон.
- Переспал , - сказала  Антонина  Леонидовна. – Я  уверена.
- Роман  не  упустил , - пробормотал  Филимон. – Он  хотя  бы  с  болезной  дурочкой , а  мы  с  Агафоном  ни  с  кем…
 
- А  как  вам  удалось  его  уговорить? – спросила  Светлана. – Он  же  наотрез  отказывался  куда-либо  ехать.
- Мы  его  не  били , - переглянувшись  с  Агафоном , сказал  Филимон. – Словесными  угрозами  обошлись.
- И  он  вас  не  послал? – поинтересовалась  Светлана.
- Он , - ответил  Филимон , - что-то  мямлил , ссылался  на  строгое  указание , но  в  глазах  читалось – поехали. А  когда  Агафон  упомянул  о  возможности  сбросить  его  в  колодец , отвезти  нас  он  без  промедления  согласился. На  своем  авто… смотрится  оно  сомнительно.

  ВЕДУЩИЙ  серый  «пассат» Роман  Баскаков  свободной  рукой  переключает  радиостанции , и  в  обрамлении  полей  и  лесов  машина заполняется скрежетом ; нормально  ничего  не  ловится , Филимон  с  Агафоном  нервничают , Данила  любознательно  всматривается ; двигающийся  по  проселочной  дороге  автомобиль  замечает  показавшийся  из  леса  всадник  Калинин. Сидящие  в  сером  «пассате» его  пока  не  видят.
- Отменно  мы  катимся , - промолвил  Данила. – Это  самый  современный  тип  передвижного  средства?
- Есть  и  поновее , - ответил  Роман. – Но  они  летают – из  Москвы  в  Париж , из  Парижа  в  Лондон , из  Лондона  в Непал… 
- Летают , куда  хотят? – уточнил  Данила.
- Ага , - пробурчал  Роман. – Взлетят  и  летят , пока  горючего  хватает. А  затем  падают. Но  не  разбиваются. Полежат , отдохнут  и  снова  летать. И  веса  в  них  тысяча  тонн! И  строят  их  конструкторы-гармонисты! 
- Играющие  на  гармонях? – осведомился  Агафон.
- В  морозную  погоду  песни  рождественские , - ответил  Роман. – Ты  сам-то  ею  владеешь? Наяриваешь?
- Я  москвич , - сухо  ответил  Агафон. – У  нас  гармонь  не  в  чести. Мы  ее  давненько  переросли , и  гармонь  нам…
- А  конь? – увидев  показавшегося  справа  всадника , спросил  Роман. – Вон  как  тот… с  человеком. Конь  для  вас  привычен?
- Там  не  конь , а  конник , - промолвил  Агафон. – Для  нас  это  обыденность. А  что  в  лошади  поразительного?
- А  то , - сказал  Роман , - что  за  свою  жизнь  я  видел  миллион  машин  и  всего  две  или  три  лошади. Сейчас  лошадь  нам  в  диковинку , и , если  всадник  гонит  ее  параллельно  нам , я  вынужден  волноваться. Подумывать  о  маньяках.

- До  деревни  еще  сколько? – смотря  на  всадника , спросил  Филимон.
- Километр , - ответил  Роман.
- За километр лошадь не  выдохнется , - заявил  Филимон. – У  нас  полная  скорость?
- По  проселочной  дороге  нам  не  оторваться , - сказал  Роман. – Я  прибавил , но  это  же  не  асфальт…
- Ты  прибавил , и  я  подпрыгиваю , - сказал  Данила. – Мне  уже  не  столь  мягко.
- Не  хнычь , - сказал  Агафон. – Гляди  на  всадника. Враждебная  он  нам  фигура… будь  у  него  оружие , он  бы  бы  в  нас  выстрелил.
- И  мы  бы  ему  не  ответили , - сказал  Филимон.
- Топор  мы  бы  взять  могли , - сказал  Агафон.
- Мы  не  правы , - сказал  Данила.
- Топор  мы  не  взяли , - кивнул  Агафон.
- Не  правы  из-за  упущения  того  варианта , - сказал  Данила , - что  намерения  у  него  не  злые , и  всадник  скачет  не  за  тем , чтобы  нам  стало  плохо , а  с  чем-то  дружеским  и…
- Ты  не  безумствуй! – заорал  Агафон.
- Юродивый  Данила , - процедил  Филимон. – Ты – одиночка  среди  нас , нормальных.

  НА  ЗАБЕТОНИРОВАННОЙ  площадке  у  сельского  магазина , к  дверям  которого  ведут  несколько  битых  ступеней , стоит  пустой  серый «пассат» ; оставленный  приглядывать  за  машиной  Данила , присев  на  капот , поглаживает  урчащий  от  голода  живот  и  подвывает  себе  под  нос  тягучий  церковный  мотив. К  Даниле  подходят  трое  разболтанных  аборигенов.Пестряков , Базеев  и  «Долбарь» Авдюшин. 
- И  кто  это  к  нам  приехал , - протянул «Долбарь». – На  такой  тачке , в  таком  прикиде… Ты! Чего  ты  у  нас  ищешь?
- Меня  оставили  караулить , - ответил  Данила.
- Тачку? – спросил  Базеев. – И  от  кого? Ты  думаешь , здесь  воры  живут?
- Вы , - равнодушно  сказал  Данила , -  спросили , кто  приехал , и  спросили , от  кого… не  от  кого  приехали , а  от  кого  охраняю. О  чем  еще  спросите?
- Он  тупит , - процедил  Пестряков.
- Нет , он  разыгрывает  умника , - сказал  «Долбарь» , - и  мы  обязаны  ему  доказать , что  и  мы  не  идиоты. Нас  же  трое… и  даже  не  трое – вся  деревня! Этот  доход  прикатил  в  нашу  деревню  и  смеет  нас  презирать! Ты  из  города?
- Из  Москвы , - ответил  Данила.
- Столичный , да? – процедил  «Долбарь». – Вы  все  там  борзые  твари , считающие  себя  особенными , правильными , стоящими  над  остальными… над  нами?! Надо  мной  и  над  ними?!
- Если  над  тобой , то  и  над  всеми , - сказал  Пестряков. – Включая  меня!
- Ты  понимаешь , что  мы  с  тобой  сделаем? – осведомился  у  Данилы  «Долбарь». – Машину-то  мы  точно  раскурочим , а  тебя , вероятно , изувечим , но  ты  унывать  не  спеши , вдруг  в  нас  проснется  сочувствие… к  дебилам , типа  тебя.
- Вы  глупее  меня , - сказал  Данила. – В  вашем  сочувствии  я  не  нуждась.
- Тебе , парень , хана , - задохнулся  от  гнева  Базеев.
- Я  за  вас  помолюсь , - оглядываясь  на  магазин , промолвил  Данила. – У  вас  мало  времени.
- Дешевка , - сказал  толкнувший  его  в  грудь  «Долбарь». – О  каком  ты  времени… время  убегать  прошло.
  Подвергаемого  усиливающимся  толчкам  Данилу  видят  выходящие  из  магазина  Филимон , Агафон  и  Роман. Побросав  наполненные  сумки , камнедробильщик  Филимон  сбегает  по  ступенькам  и  без  разговоров  срубает «Долбаря» Авдюшина. На  отскочившего  Базеева  налетает  Агафон , и  они  неумело  машутся  на  равных , пока  Пестряков  каким-то  чудом  умудряется  уклоняться  от  свистящих  ударов  Филимона , чей  прежний  оппонент «Долбарь» лежа  лягает  Данилу , который  хватается  за  ногу  и  жалостливо  кричит , будя  эмоции  в  сердце  не  собиравшегося  учавствовать  в  драке  Романа  Баскакова. Он  направляется  к  вставшему  «Долбарю» , четко  его  нокаутирует , идентично  заканчиваются  и  остальные  схватки. Филимон  достает  с  правой  Пестрякова , Агафон  беспорядочно  и  страстно  забивает  Базеева.

  СЕРЫЙ  «пассат» едет  по  деревне  назад  к  полю. Не  глядящий  на  дорогу  Роман  Баскаков  рассматривает  начинающий  распухать  кулак , Данила , пересев  на  переднее  сидение  и  вытянув  отбитую  ногу , бережно  ее  растирает , Филимон  водит  носом  по  длинному  батону  копченой  колбасы , находит  в  этом  видимое  удовольствие , когда  к  колбасе  потянулся  ощупывающий  свое  разбитое  лицо  Агафон , Филимон  весомо  покачал  батоном , как  дубинкой.
- Не  суйся  к  еде , Агафон , - сказал  Филимон. – Приедем, умоемся , вытащим  из  этого…
- Из  багажника , - подсказал  Роман.
- Сядем  за  стол  и  порубаем  с  вином , - продолжил  Филимон. – Выбранным  Романом. Он  платил , и  мой  совет  не  спрашивал , что  справедливо  и  так , и  сяк.
- По  форме , - сказал  Агафон.
- И  прочее , - добавил  Филимон. – Свою  долю  я  не  внес, марки  бывших  в  магазине  вин  мне  неизвестны… что-либо  купить  я  и  не  мог. Ходящих  сейчас  денег  я  не  имею. 
- В  махаловке  ты  не  подкачал , - промолвил  Агафон. – Бил , я  бы  сказал , за  двоих , однако  все  это  условно. За  каких  двоих – за  первостепенных  или  низкосортных…
- Я  отработал  за  самого  себя , - сказал  Филимон. – Если  и  за  вас , то  надменно  не  возгоржусь. Этим  я  и  замечателен.
- Ты  совершил  оплошность , - пробурчал  Роман.
- Кто , я? – удивился  Филимон.
- Победа  вскружила  тебе  голову. Я  слышал , как  один  из  лежащих  задал  тебе  вопрос , откуда  мы  там  взялись , и  ты  ему  ответил  не  уклончиво , а  честно. Мы  из  дома , из  того  дома… самоувенность. Ты  в  ней  настолько  купался , что  теперь  они  знают , где  нас  искать. Они  к  нам  наведаются… и  не  втроем.

- Они  и  у  меня  спрашивали , - сказал  Данила.
- Касательно  чего? – поинтересовался  Роман.
- Откуда  мы , - ответил  Данила. – Осведомлялись  еще  до  драки – еще  стоя  на  ногах.
- И  что  ты  им  ответил? – спросил  Роман.
- Что  мы  из  Москвы.
- Прекрасный  ответ! – воскликнул  Роман. – И  не  менее  честный! Ты  понял , как  надо  было  ответить?
- Ты  меня  не  учи , - процедил  Филимон. – На  увертливость  я  не  ориетирован  и  с  камнями  разбирался  не  хитростью – крушил  кувалдой , а  что  до  деревенских  и  моей  смелой  правдивости…. у  Данилы-то  правдивость  трусливая.
- Ты  о  деревенских  договаривай , - сказал  Роман.
- С  ними абсолютная  очевидность , - сказал  Филимон. – Вздумают заявиться – вновь  огребут. Мы  и  калитку  нарочно  не  закроем , чтобы  они  не  заподозрили  в  нас  малодушие , и , заходя , осознавали , что  мы  крепки. Впускаем  их  для  добивания , для  отрывания  голов… ее  не  убивай.
  Пропуская  переходящую  дорогу  женщину , Роман  Баскаков  затормозил.
- Горячая  тетка , - промолвил  Агафон.
- Прихватим  с  собой , - сказал  высовывающийся  из  окна  Филимон. – Женщина! Вы  нам  милость  не  сделаете?
- Незнакомым  мужчинам  не  делаю , - пробормотала  ошарашенная  Клавдия.
- А  чем  незнакомые  хуже? – спросил  Филимон. – В  ваших  друзьях  и  приятелях  тут  гадостное  быдло , а  мы  ребята  с  искрой , вы  с  нами  помолодеете… залезайте в  машину!
- Не  хочу , - сказала  Клавдия.
- На  заднее! – крикнул  Филимон. – Задним  на  заднее. Садитесь  ко  мне  и  Агафону. Или  к  Даниле?
- Я  ни  к  кому  не  сажусь , - сказала  Клавдия.
- Ну  садитесь  же , ну , - попросил  Филимон. – Смурная  какая… гусыня  несвежая! Куда  ты  поперлась?!

  НА  ТО  МЕСТО  на  участке , где  раньше  стоял  уехавший  серый «пассат» , перенесены  стулья , и  устало  рассевшиеся  Людмила , Светлана  и  Антонина  Леонидовна  прожигают  глазами  закрытые  ворота , действуя  слаженно , плечом  друг  к  другу ; попытавшаяся  привстать  Антонина  Леонидовна  Сеченова  опускается  обратно  на  стул - раздавшийся  скрип  дерева  и  человеческих  костей  притягивает  внимание  Светланы. Концентрацию  Людмилы  Марковской  он  не  сбивает. Она  жадно  взирает  на  ворота  и , как  ей  кажется , продирается  взглядом  сквозь  них , однако  на  подъезде  никого  нет.
- А  они  приедут? – вопросила  Людмила. – Не  может  быть  так , что  они  укатили  отсюда  с  концами?
- За  рулем  Роман , - промолвила  Антонина  Леонидовна.
- И  чему  это  способствует? – осведомилась  Людмила.
- Боюсь , что  не  знаю , - ответила Антонина Леонидовна. – До  того , как  он  уехал , он  был  человеком , выполняющим  обязательства – нас  он  этим  изводил , но  свою  порядочность  тем  самым  доказывал. Владимир  Петрович  что  ему  говорил?
- Не  уезжать , - сказала  Светлана.
- Ну  и  что  произошло? – спросила  Антонина  Леонидовна. – На  Романа , разумеется , давили , ему  угрожали  и… ни  машины , ни  Романа! И  кто  он  после  этого? Не  герой? Только  ли?
- Он  не  тварь , - промолвила  Светлана. – Если  они  и  решат  поехать  по  кабакам  и  борделям , то  сначала  он  завезет  нам  еду. Сам  не  додумается – те  трое  напомнят.
- Да  их-то  не  приплетай , - отмахнулась  Людмила. – На  него , хочешь , рассчитывай , а  на  них  без  шансов… клали  они  на  нас.
- На  тебя  и  на  меня , - усмехнулась  Светлана.
- И  на  Антонину , - добавила  Людмила.
- А  на  моего  отца? – спросила  Светлана. – Мужчины  из  сундуков  упоминали  о  нем  с  почтением , да  и  Роман  теперь  в  курсе , насколько  он  необычен. Мелкое  ослушание  он  простит , но  крупную  подлость  с  рук  не  спустит. Отец  у  меня  не  лох. 

  СОГНУЩИЙСЯ , бессмысленно  смотрящий  исподлобья  Владимир  Петрович  возвращается  из  Воронежа: по  находящейся  в  тисках  у  нетронутой  природы  бетонной  дороге  его  везет  на  своей  машине  Андрей  Жуков. Впереди  уже  показалась  деревня , и  заморгавший  Никодимов , узнавая  знакомые  контуры , моргание  приостановил - разогнул  себя  надавливанием  на  грудь , нащупал  сердце  и  ужаснулся. Придвинул  к  нему  ухо. Ничего  не  услышав , стал  его  ожесточенно  массировать.
- 527  километров , - глядя  на  спидометр , сказал  Жуков. – С  прямой  я  в  вираж , из  него  без  заноса  опять-таки  прямо , и  получилась  поездка. Самая  дальняя  для  меня.
- Прибыльная , - проворчал  Никодимов.
- Чуток  подзаработал , не  спорю. Я же  не  голытьбу  - вас  везу. 
- Обирать  меня  тебе  не  совестно , - сказал  Никодимов.
- Цену  назвал  я , - усмехнулся  Жуков. – Вы  со  мной  не  торговались.
- Я  заплатил  тебе  втрое  против  того , сколько  стоит  билет  на  поезд.
- А  вы  еще  и  выгадать  думали? – понтересовался  Жуков. – Вы  подзабыли , каким  вы  в  Воронеже  были? Сейчас-то  вы  несколько  оттаяли , а  там  вы  окоченевшим  сидели… не  из-за  морозов – из-за  процессов , но  не  природных , а  ваших  собственных.
- Они  текли , а  я  окаменел , - сказал  Никодимов.
- Как  скажете , - пожал  плечами  Жуков.
- Я  уже  сказал. А  ты  чего  сказал?
- Ну , я  не  сказал , - пробормотал  Жуков , - я  одобрил… допущение  похожих  слов. Окаменел , окоченел – смысл-то  схож. Я  говорю  одно , вы  подтверждаете  вторым… это  люди?
- Не  могу  подтвердить , - разглядывая  перекрывшую  дорогу  толпу , сказал  Никодимов.
- Я  через  них  не  поеду , - заявил  Жуков , на  тормоз  нажав. – До  них  метров  пятьдесят , и  этого  достаточно, чтобы  я  вас  высадил , развернулся  и  не  узнал  на  свою  голову  того , чего  эти  товарищи  добиваются. Вы  пойдете?
- А  что  мне  делать? – риторически  спросил  Никодимов.
- Переждать. Езжайте  со  мной , а  сюда  позже , когда  уляжется. Доплатите  мне  рублей  шестьсот-семьсот , и  моя  машина  где-то  полчаса  будет  и  вашей , и  я  вас  на  ней…
- Я  выхожу , - сказал  Никодимов. – С  ними  я  полажу. Счастливого  пути  тебе  не  пожелаю.

  СГРУППИРОВАВШИСЬ  вокруг  возвышающегося  надо  всеми  всадника  Калинина , возмущенные  деревенские  люди  стихийно  митингуют. Мужчины  трясут  кулаками  и  скрежещут  зубами , женщины  издают  одобрительный  гул ; в  числе  примерно  сорока  собравшихся  и  пьяный  Степан  Голонец , и  побитые  Базеев , Пестряков  и  «Долбарь» Авдюшин , на  краю  плотно  сбитой  протестующей  массы  озабоченно  размышляет  капитан  Демичев.
- За  избиение  у  магазина  они  нам  отплатят! – проорал  Голонец. – Они  из  того  дома , и  наш  ужас  велик , но  станем  же  сильнее! Попытаемся  же  отважиться!
- Вспомним  о  Клаве! – крикнул  сутулый  Левакин.
- Говори , Клава , все  говори! – закричал  шатающийся  Кузьмичев.
- Они  ко  мне  приставали , - сказала  Клавдия. – Хотели  засадить… в  машину. И  увезти  к  себе  в  дом.
- Им  нужны  наши  бабы! – крикнул  Левакин. – Ну  этого-то  мы  не  потерпим!
- Войной  на  них! – заорал  Голонец. – Всем  народом  вперед!
- А  призрак? – спросил «Долбарь». – Он  же  за  них.
- Призрак  огромен , - пробормотал  Базеев.
- Он  не  очень  большой , но  он  есть , - сказал Левакин. –  Нечто  мудреное  орет.
- Случается , и  просто  шестиэтажным  матерком , - сказал  Кузьмичев.
- Да  кто  его  видел , этот  призрак?! – заорал  Голонец.
- Я  видел , - сказал  Левакин. – Когда  мы  с  Кузьмичевым  ради  испытания  подобрались  к  тому  дому , он  к  нам  подлетел , и  Кузьмичев , как  нежная  девка , свалился  без  чувств , а  я  взвыл  и  осел. Глаза  я  не  поднимал. Берег  сознание – оставшееся…. всадник  Калинин  видел  призрака  не  единожды. Подходы  к  нему  не  изыскал?
- Он  появляется , - сказал  Калинин , - однако  только  лишь  появляется , и  ничего  более. А  мы  появимся  у  того  дома , чтобы  делать  дело! Вершить  суд! Приканчивать! И  тех , кто  живет  в  доме  и  их  соратников-соседей  из  вагончика. Вы  не  струсите!
- Мы  готовы! – заорал  Голонец.
- Нас  не  отговорить! – крикнул  Левакин.
- Хлебнем  для  храбрости  и  двинем! – завизжал  шатающийся  Кузьмичев. 
 Не  реагирующим  на  гневный  шум , мимо  толпы  отстраненно  проходит  Владимир  Петрович  Никодимов. Заметивший  его  капитан  Демичев  идет  за  ним  и , боясь  вызвать  подозрение , беспокойно  оглядывается  на  народ. Отход  капитана  никого  не  из  них  волнует. Обогнавший  Никодимова  капитан  не  пробудил  во  Владимире  Петровиче  никакого  интереса.   
- Мы  раньше  не  встречались? – спросил  Демичев.
- Исключено , - пробормотал  Никодимов. – Прежде  я  приезжал  на  машине.
- Куда?
- В  дом , - ответил  Никодимов. – Как  раз  в  тот , насчет  которого  они  тут  галдят.
- Рискованно , - промолвил  Демичев.
- Чем? – спросил  Никодимов.
- Для  вас. Вы  со  мной  слишком  откровенны. Не  боитесь , что  я  вас  им  сдам?
- Ничуть , - промолвил  Никодимов. – Вы  же  капитан. У  вас  должны  быть  моральные  принципы.
- А  что  с  принципами  у  ваших  друзей? – спросил  Демичев. – Вы  видите , как  они  взбудоражили  нашу  деревню? Чего  же  они  так?! 
- У  них  и  спросите , - сказал  Никодимов.
- Народ  спросит! Схватит  вилы  с  дубинами  и  на  вас! А  у  меня  начальство. И  оно  поинтересуется , почему  я  у  себя  допустил  и  не  предотвратил… вы  бы  там  сказали  своим , чтобы  они  за  ворота  не  выходили. Наши  на  участок  не  зайдут – сколько  бы  ни  раздувались , отваги  не  хватит , и  ситуация  рассосется , и  никто  не  пострадает , неполноценным  из  вагончика  вы  тоже  скажите  на  участке  укрыться. Вы  меня  послушаетесь?
- Я  буду  долго  идти , - пробормотал  Никодимов. – Мне  нездоровится   и  я  могу  не  успеть. Я  бы  передал , но  как… как  решит  Бог. Вам  известно , зачем  они  в  деревню  наведывались?
- Они  опустошили  весь  магазин , - ответил  Демичев. – Обеспечили  ему  месячную  выручку.
- За  продуктами , - улыбнулся  Никодимов. – Следовало  предположить. Если  те  проснулись , то  вместе  их  семеро. Проголодались , бедняги. 

  ЗАПИХИВАЯ  в  себе  еду , хватаемую  ими  с  заваленного  ею  стола , и  ездившие , и  ждавшие  люди  торопятся  изничтожить  чувство  голода: Агафон , Людмила  и  Антонина  Леонидовна  бешено  едят , не  запивая , Роман , Данила  и  Светлана  отпивают  разлитое  по  стеклянным  стаканам  вино , взволнованный  Филимон  только  пьет. Осушив  один  стакан , он  наполняет  второй. Протянутый  ему  Агафоном  кусок  копченой  курицы  не  берет.
- Кто-нибудь  из  вас  бывал  на  море? – спросил  Филимон. – Перестаньте  объедаться  и  соизвольте  ответить!
- Вероятно , все  бывали , - ответила  Светлана. – В  каникулы  или  в  отпуск – накладно , но  реально… сейчас , чтобы  там  отдыхать , не  нужно  быть  аристократом.
- Фабрикантом , - пробормотал  Филимон.
- Богатым  торговцем , - сказал  Агафон. – Успешным  ресторатором , директором  булочной… как  мой  начальник  Таблеев , так  и  норовивший  урезать  мне  жалованье. «Ты  один , как  перст , говорил  он , а  у  меня  на  довольствии  семья  и  на  содержании  любовница , у  которой  переломавшийся  на  катке  племянник , а  у  племянника  неудачно  упавший  с  дерева  кот. Своими  деяниями  по  их  поддержанию  я , Агафон , Спасение  надеюсь  приобрести». Едва  я  намекну  о  прибавке , как  он  мне  все  и  разъяснит… кажется , не  издеваясь.

- А  что  с  морем? – поинтересовалась  Людмила. – О  нем  не  продолжим?
- Опустим  ноги , - сказал  Данила. – Чтобы  оттолкнуться  ото  дна  и  плыть  дальше. В  пограничные  области  бытия. На  встречу  с  прекрасным.

- Данила  рассуждает  в  порядке  гипотезы , - сказал Филимон , - но  я-то  на  море  ездил. На  Азовское. С  купцом  Басальским  и  Владимиром  Петровичем  Никодимовым. Мы  выезжали  в  ту  местность  для  решения  нетварных  уравнений  и  приподнятия  себя  до  заоблачных  высот  береговыми  и  морскими  ощущениями: Басальский  знал , к  чему  нам  надо  подойти , куда  встать , у  какой  скалы  взывающе  обращаться  к  Абсолюту – по  завершению  магического… сотрясения  воздуха  купец  резво зашагал  к  следующему  нагромождению  силовых  пластов , ну  а  мы  с  Владимиром  Петровичем  его  рывок  не  подхватили. Мы  пошли  окунуться. Я  отплыл , а  Владимир  Петрович  познакомился  на  мелководье  с  миловиднейшей  женщиной  из  северных  губерний. Супругой  невнимательного  надзирателя  за  театральными  заведениями. Я  поведаю  вам  сразу  итог  – Владимир  Петрович  Никодимов  с  ней  почти  столковался , но  в  гостинице  был  и  я , и  получилось  так , что  она  досталась  мне , а  Вдадимиру  Петровичу  кукиш  выпал. Отчасти  из-за  моей  нахрапистости  в  тот  сокровенный  момент , когда  фортуна  Владимиру  Петровичу  вроде  бы  уже  улыбнулась… тогда  он  меня  не  прирезал , однако  прошло  больше  ста  лет , и  кто  он  теперь? не  убьет  ли , приехав? Волнительно…

   ВЛАДИМИР  Петрович  Никодимов , испытывая  неудобства  из-за  зрения , чередующего  фазы  четкости  и  размытости , через  лес  плетется  к  вагончику: пять-шесть  шагов  и  передышка , непредвиденно  стремительный  спуск  в  канаву  и  долгий  изматывающий  подъем ; владения  деревьев , виляющему  продвижению  мешающих , обрываются. Владимир  Петрович  выходит  туда , куда  он  и  планировал. Это  его  удивляет. К  Никодимову  стекаются  неполноценные  люди.
- Привет , Дорофей , - промолвил  Никодимов. – Как  ваша  жизнь?
- Существуем  на  твердом , - ответил  Дорофей. – Не  на  заболоченном.
- Мы  не  бегуны , но  старт  мы  взяли , - сказал  Ефим. – Не  взяв , остались  бы  в  выигрыше – не  точно? Ты , Владимир , выскажись.
- Ты  глядишь  на  ту  сосну? – спросил  у  Никодимова  Павел  Васильченко. – В  ней  дупло.
- А  где  крыло , там  и  перо , - сказал  Павел  Смирнов. – Без  птиц  стало  бы  скучнее.
- Они  поют , а  мы  произвольно  увеличиваем  и  уменьшаем , - сказал  Дорофей. – Птиц  до  драконов , вагончик  до  ореха… до  наперстка.
- Вагончик  с  наперсток , - улыбнулся  Никодимов.
- Растет  под  литавры! – воскликнул  Ефим.
- В  него  вмешается  весь  мир  и  катится , катится  к  дьяволу , - промолвил  Никодимов. - Вы  пойдете  со  мной.
- Пройтись? – подозрительно  спросил  Маркел.
- До  дома , - ответил  Никодимов.
- Не  до  забора , а  до  порога? – уточнил  Маркел.- Но  у  нас  же  твоя  же  директива  на  участок  не  вступать. Что-то  идет  не  так?
- Владимир  нас  не  подставит , - промолвил  Ефим.
- Если  он  сказал , можно , значит , можно , - сказал  Павел  Смирнов. – Придя  туда  вместе  с  нами , он  же  не  скажет , что  нам  было  нельзя.
- Не  скажешь , Петрович? – спросил  Дорофей.
- Я  уже  говорю , - пробормотал  Никодимов. – Внятно  и  понуро… сам  с  собой  о  себе. Терзаясь  знанием  страшного.

  РОМАН  Баскаков  разминает  ноги  у  приоткрытой  калитки. С  ним  Филимон  и  Агафон. Насидевшийся   за  столом  Баскаков  сыт  и  сонлив , он  в  мире  с  собственным  сознанием  и  прочей  реальностью  солнечной ; неспокойный  Филимон  лохматит  свои  столько  лет  немытые  волосы , намереваясь  вытрясти  из  них  досаждающие  ему  организмы. Прихваченный  меланхолией  Агафон  апатично  взирает  поверх  забора.
- Купец  Басальский  нас  превзошел , - пробормотал  Агафон. – Без  него  мне  не  достает  чего-то  большого  и  мозгового. Он  же  был  нам , как  воспитатель. Приучал  нас  к  размышлениям  о  вышестоящем  мире , но  без  него  мне  об  этом  не  думается , а  потребность  осталась, и  телесной  сытостью  ее  не  уморить , мысли  о  женщинах  и  те  ее  не  перекрывают… повторил  бы  и  под  присягой. Но  не  до  обеда.
- Блажишь  ты , Агафон , - усмехнулся  Филимон. – Я  помню , сколь  пассивно  ты  за  купцом  в  Великий  Пост  следовал. Басальский , постясь , внедрений  в  вышний  эфир  не  прекращал , а  ты , ссылаясь  на  недоедание , участвовал  в  наших  мистериях  неосновательно. Купец  на  тебя  не  серчал , однако  цирюльник  Никодимов  обругал  тебя  при  мне  в  духе  того , что  ты  либо напрягись , либо  убирайся. 
- Цирюльник  раскричался , - проворчал  Агафон.
- И  как  все  разрулилось? – спросил  Роман. 
- Цирюльника  Басальский  приструнил , - ответил  Филимон. – А  потом  и  тот  его. Купец  прошипел , что  раз  Никодимов  замечает , что  Агафон  не  напрягается , он  и  сам  недостаточно  погружен , а  Владимир  Петрович  обвинил  Басальского  в  этом  же. Раскритиковал  купца  как  лидера – лидеру , сказал  он , непозволительно  являться  кем-то  усредненным  и  подмечающим  творящееся  вовне. Мы , сказал  Владимир  Петрович , друг  на  друга  поглядели , но  тебе  бы  не  на  меня  смотреть , а  Беспределье  третьем  глазом  буравить, отвлечений  на  посторонние  мысли  не  допуская…
- Махайрод! – воскликнул  Агафон.
- Что? – удивился  Роман.
- Наш  оккультный  пароль! – пояснил  Агафон.
- Махайрод , - кивнул  Филимон. – Саблезубый  тигр  по-древнегречески. Когда  купец  кричал: «Махайрод» , мы  перенастраивались  на  особое  дыхание  и  перед  нами…  отворялось.
  На  участок  заходит  потупившийся  Никодимов. За  Владимиром  Петровичем  через  калитку  робко  проходят  пятеро  неполноценных  людей. Узнав  Филимона  и  Агафона , они  ощутили  еще  больший  дискомфорт.
- Теперь  ты  здесь  старший? – спросил  Никодимов  у  Агафона.
- Да  какой , - пробормотал  Агафон , - в  чем… над  кем?
- Но  ты  же  пароль  выкрикивал , - сказал  Никодимов. – Это  прерогатива  вожака – ты  им  будь , будь… если  Филимон  тебя  признает , я  тебя  первым  поздравлю. Признаешь  его , Филимон?
- Подумаем , - промолвил  Филимон. – Можно  было  бы  и  меня… тебя , Владимир  Петрович. Почему  не  тебя? Вид  у  тебя , конечно , хворый.
- Поэтому  я  и  не  гожусь , - сказал  Никодимов. – Мой  шофер… мой  ответственный  помощник  Роман  ответит  мне  без  утайки , сильно  ли  я  переменился. А?
- Недавно  вы  выглядели  получше , - ответил  Роман.
- Всех  нас , бывает , ломает , но  меня , господа , уже  доламывает , - сказал  Никодимов. – Причины  я  на  общем  сборе  укажу.

  ВЛАДИМИР  Петрович  за  столом. Там  же  и  все  остальные , глядящие  на  опустившего  глаза  Никодимова  и  не  смеющие  раскрыть  ртов. Светлана  обрадована , Людмила  и  Роман  насторожены , Антонина  Леонидовна  выказывает  взглядом  уважение , Агафон  и  Данила  ожидают  занимательную  историю , пятеро  неполноценных  людей , косясь  на  Никодимова , сдержанно  подкрепляются  оставшейся  на  столе  едой. Сидящий  напротив  Никодимова  и  старательно  ему  улыбающийся  Филимон  заглатывает  ее  на  нервах.
- Кто-то  из  вас  знает  больше , кто-то  меньше , - промолвил  Никодимов. – Вы  тут , наверняка , переговаривались  и  восполняли  пробелы , но  всей  полнотой  картины  обладаю  исключительно  я. Много  лет  назад  за  этим  столом  умер  купец  Басальский. Вызванная  им  нездешняя  энергия  одного  пронзила  насмерть , троих  погрузила  в  спячку , а  у  пятерях  немалую  часть  разума  отняла. Меня  ее  гнев  не  затронул , и  я  подумал , что  мне  повезло. Может , и  так. За  последующие  десять  лет  я  нисколько  не  состарился , о  чем   я  задумывался  и  пребывал  в  неведении , пока  передо  мной  не  явился  Басальский , который  мне  все  объяснил. Призрак  сказал , что  мне  еще  жить  и  жить , причем  в  нынешнем  обличье , ничуть  не  старея… он  сказал   мне  и  о  том , когда  моя  жизнь  оборвется. Я  запомнил  и  зажил  по-прежнему – работая  парикмахером. Чтобы  себя  не  выдать , я  периодически  переезжал  из  города  в  город. Трудился  в  Тобольске , Оренбурге , Рыбинске , Смоленске , Воронеже , криминальные  спецы  делали  мне поддельные  документы  и  не  только  мне. Своих  пятерях  товарищей  я  не  бросил. Перевозил  их  с  собой, подыскивал  работу  и  общежитие , пытался  оберегать… с  развалом  Союза  я  получил  возможность  заняться  бизнесом  и  открыл  собственную  парикмахерскую. Однажды  ко  мне  пришла  устраиваться  некрасивая  женщина. Позже  я  узнал , что  она  лесбиянка , и  меня  это  напрягло , поскольку  по  утверждению  Басальского  моя  смерть  наступит  после  того , как  знакомая  мне  и  не  спящая  с  мужчинами  женщина  отвратительной  наружности  сойдется  с  другой  такой  же , и  они  друг  друга  убьют. И  они  убили… гораздо  хуже  я  стал  себя  чувствовать  еще  до  этого , а  когда  предсказанное  случилось , я  понял , что  времени  у  меня  немного , нужно  спешить , проехаться  для  прощания  по  моим  городам , совершить  спланированное  сближение… между  вами. Света , Люда  и  Антонина. С  вами  я  поговорю  без  свидетелей.

  ВЗИРАЯ  с  дивана  на  трех  маящихся  в  комнате  женщин , Владимир  Петрович  Никодимов  никак  не  может  на  них  наглядеться. Женщинам  сложившаяся  ситуация  уже  приедается. Они  желают  услышать  от  него  незаурядное  откровение , но  он  безмолвствует , и  снедающее  их  любопыство  испаряется , взгляды  в  направлении  Владимира  Петровича  утрачивают  нетерпение  и  остроту , переглядывания  между  собой  констатируют  недоумение  и  жалость.
- И  как  вам  мой  шофер? – спросил  Никодимов.
- Мы  с  ним  притерлись , - пробурчала  Людмила. – Для  разговора  о  нем  ты  бы  нас  сюда  не  привел. Тебя  интересуют  те… из  сундуков?
- Оживлять  их  нам  не  следовало? – спросила  Светлана.
- Они  бы  и  сами  по  себе  пробудились , - ответил  Никодимов. – Я  бы  умер , а  они  бы  очнулись. Вы  подняли  их  на  ноги  лишь  чуть  раньше , чем  им  полагалось. Не  в  них  дело. В  вас.
- В  нас  и  в  тебе? – спросила  Света.
- Я  твой  отец , - сказал  Никодимов.

- Мы  в  теме , - сказала  Людмила.
- Я  и  твой  отец.
- Мой?! – воскликнула  Людмила. – Как  мой… ну… такое  возможно , но… такое  услышав , я… мне  говорить… что  говорить…
- Вы  действительно  ее  отец? – спросила  ошарашенная  Антонина  Леонидовна.
- И  твой , Антонина , - ответил  Никодимов.

- Я  поражена , - тихо промолвила Антонина  Леонидовна. - Своего  отца  я  никогда  не  видела , и , если  вам  столько  лет , то , конечно… вы  и  мой  отец – одно  лицо.
- Вы – три  сестры , - сказал  Никодимов. – У  меня  было  четыре  дочери , но  первую  забрал  у  меня  тиф  еще  в  двадцатых  годах  того  века. А  вы  живы  и  вы  меня  простите , ведь  растить  я  вас  не  мог - отец , который  не  стареет , удивил  бы  вас  негативно. В  реалиях  нашего  мира  данное  обстоятельство , оно  пугающее.
- Угу , - согласилась  Светлана.
- Мне , девочки  вы  мои , со  дня  на  день  предстоит  умереть , а  вы  попробуйте  подружиться. О  вас  в  отдельности  мне  известно , что  Люды  с  Антониной  нет  мужей  и  детей , у  Светы  неблагополучно  с  друзьями – вы  все  одиноки , но  теперь  у  вас  по  две  родные  сестры. Уже  веселее?
- Да грустить вроде  не  о  чем , - пробормотала  Людмила. – Вы  согласны… сестры?
- Я  еще  не  осознала , но  я  рада , - сказала  Антонина Леонидовна. – Честное  слово – благодать  на  душе…
- Без  всяких  шуток , - заявила  Светлана. – Благодать  так  и  разливается… хочется  не  говорить , а  помолчать  и  почувствовать. Чтобы  не  сбивали. Не  прерывали  удовольствия.

  ПОД  ОКНАМИ  дома  происходит  эмоциональный  обмен  дружескими  знаками  внимания. Филимон  похлопывает  по  плечу  Маркела , Данила  обнимается  с  Ефимом  и  Павлом  Васильченко , Агафон  трясет  руку  Дорофея  и  треплет  за  подбородок  Павла  Смирнова. Роман  Баскаков , не  присоединившись  к  общей  толкотне, скучающе  топчется  поблизости. На  участок  врывается  капитан  Демичев.
- Усмехаетесь , да? – вопросил  капитан. – Пожилой , измученный  мужик  вас  не  предупредил? Или  он  не  дошел?
- Он  в  доме , - ответил  Агафон.
- А  он  вам  не  сказал , что  на  вас  идут? – спросил  капитан. – Войной! Целая  деревня!
- И  все  маньяки? – поинтересовался  Роман.
- Не  маньяки… возмущенные! Зачем  ты  о  маньяках?
- О  деревне  маньяков , как  и  об  убийствах  девушка  мне  сказала. Лариса.
- Она  ему  сказала , - подтвердил  Филимон.
- Чушь! – воскликнул  капитан. – Какие  маньяки? Убийства  были , но  это  простой  народ  по  обычной  пьяне… отец  порубил  всю  семью , были  и  иные  случаи – типичные. Живем  же  здесь. А  твоя  девушка , она  утонченна, она  пишет  стихи  и  никак  не  привыкнет… в  деревню  она  вернулась. 
- Она  сейчас  там? – спросил  Роман.
- Уехала , - ответил  капитан. – К  тетке  в  Самару – поступать  в  институт  и  карьеру  делать. Вы  о  себе  побеспокойтесь! Народ  вышел  из  деревни  и  приближается  к  вам! Я  сейчас  снова  поеду , чтобы  их  образумить , но  я  не  обещаю – вряд  ли  получится! Они  вас  поубивают , и  мне  не  выкрутиться… я  не  предотвратил! С  меня  снимут  погоны! Лишат  зарплаты  и  власти!

  ВГЛЯДЫВАЮЩИЙСЯ  в  лица  стоящих  перед  домом  мужчин  Владимир  Петрович  Никодимов  анализирует  степень  наличествующего  в  них  мужества.Филимон  и  Агафон  к  бою  готовы , по  физиономиям  пятерых  неполноценных  ничего  не  разберешь , Данила  взгляда  Никодимова  не  выдерживает , Роман  Баскаков , не  замечая  Владимира  Петровича , печально  смотрит  на  женщин.
  Сестры  у  порога. Людмила , Светлана  и  Антонина  Леонидовна  озарены  внутренним  светом.
- К  нашему  прискорбию , - сказал  Никодимов , - милиционер  здесь  психованный , нестойкий , его  и  в  доме  было  слышно. Мы  с  женщинами  всполошились , но  не  застали. Почему  он  меня  не  подождал?
- Он  унесся  толпу  останавливать  , - ответил  Роман.
- Капитан  на  машине , - промолвил  Никодимов. – Машина  есть  и  у  нас , и  человек  восемь  в  нее  набьется. Роман  бы  погнал  и  их  вывез , а  тем , кто  не  поместиться , придется  кинуться  врассыпную  и  выбираться  отсюда  лесом. Нас  тринадцать. Кого-то  необходимо  отсеять. Ну , или  избрать  вариант  драки. Я  за  того , чтобы  пойти  и  схватиться.
- И  я , - сказал  Дорофей. – Расшвыряем  непрошенных.
- Приложимся  по  черепам , и  они  опустятся  на  колени , - сказал  Павел  Смирнов. – Драться… пожалуй , драться.
- А  чем? – спросил  Филимон.
- Вооружением  и  снаряжением , - ответил  Ефим. – Не  отделяя. В  сундук  тебя  перетаскивал  я. Не  один.
- Ты  лежал , а  мы  двигались , - сказал  Маркел. – Жили  в  вагончике.
- В  нем  у  нас  лопаты , заступы , штыри , - сказал  Дорофей. – Пруты , калун, кувалды…
- Ох , ты! – воскликнул  Филимон. – О  кувалде  ты  мне , как  бальзам. Дробил  я  ей  когда-то  камни!
- Подолбишь  и  людей , - сказал  Агафон. – Чего  скромничать?
- Если  надо , то  можно , - сказал  Данила. – И  это  не  безнравственно. Со  зверьми  мы  обойдемся  по-зверски!
- Пожестче , - усмехнулся  Агафон.
- Из  этого  выйдет  толк! – проорал  Данила.
- Ты  себе  лжешь , - процедил  Роман. – Тебе  и  всем  нам  не  обрести  их  жесткость  и  чокнутость. Так  разом  нам  не  перемениться - мы  внутри  не  отморозки , а  они , да , они  запросто  убивают  собственных  жен  и  детей… ребятишек! Мальчиков  и  девочек…

- Они  плохие  родители , - сказал  Никодимов. – В  ранге  отца  я  никак  не  безгрешен , но  моих  детей  я  буду  защищать. Само  собой , с  вами. И  с  ним. На  него  у  меня  особые  надежды.
 Вскинувший  голову  Никодимов  развел  руки , беззвучно  задвигал  губами , и  перед  ним  материализовался  призрак  купца  Басальского – среднего  роста. В  цивильном  костюме  с  налезающими  друг  на  друга  черно-белыми  полосами. 
- Сколько  мы  не  виделись? – спросил  Никодимов. – Месяцев  пять?
- Не  до  бесед  нам , Володя , - промолвил  призрак  купца  Басальского. – На  вас  надвигаются , и  медлить  нам  незачем – выступайте , Володя. Я  полечу  над  вами.
- А  кто  вам  сказал  о  том , кто  нам  угрожает? – осведомился  Роман.
- Вы , - ответил  призрак. -  Все. Я  был  невидим , но  я  тут  присутствовал , и  исполнялся  суровыми  чувствами  к  идущему  сюда  народу , который  всегда  в  пути , однако  не  к  истине – от  молитвы  они  отвыкли , буйный  нрав  отторгает  от  медитации… они  шагают  вершить  недоброе. Сердца  у  них  не  чисты , дебильные  мысли  написаны  на  их  лицах…

  ПОСПЕШАЯ  за  придерживающим  коня  и  сотрясающим  вилами  всадником  Калининым , по  полю  шагает  вооруженная  до  зубов толпа  деревенских  жителей , разевающих  глотки  и  истошно  орущих , чтобы  воодушевиться  и , возможно , напугать  двигающееся  навстречу  им  воинство  Владимира  Петровича  Никодимова , который  сжимает  кусок  арматуры , с  гордостью  смотрит  на  идущих  рядом  с   ним  отнюдь  не  безоружных  друзей - для  подкрепления  настроя  они  поглядывают  на  летящий  над  ними  призрак  купца  Басальского.    

  ПРОШЛО  время  и  пришла  зима. На  заваленном  снегом  участке  вместо  серого «пассата» стоит  сиреневый  «БМВ». В  доме , широко  улыбаясь , пьют  чай  Людмила , Светлана  и  Антонина  Леонидовна  Сеченова. На  них  с  симпатией  взирает  прислонившийся  к  открытой  двери  Роман  Баскаков.
  Покинув  комнату , он  медленно  идет  к  выходу  из  дома. Оглядывает  стены  и  потолок.
- Три  сестры , - пробормотал  себе  под  нос  Роман. – Такие  довольные , весьма  счастливые… любят  они  тут  собираться. Какие-нибудь  привидения  меня  сейчас  слышат? Призраков  я  почитаю… не  будь  тогда  с  нами  призрака, битва  бы  состоялась  и  деревенские  могли  бы  нас  покрошить , но  Басальский  их  устрашил , мы  страху  прибавили , и  они  отступили  в  деревню. Как  припустили… наперегонки  друг  с  другом. Почти  не  отставая  от  всадника , ускакавшего  первым. Призраки  существуют. Купец  нам  не  показывался , а  сам  здесь  был , на  нас  смотрел. На  вызов  соратника  откликнулся. Теперь  впору  вызывать  самого   Владимира  Петровича… эй-эй! гмм… Владимир  Петрович  скончался  через  день  после  той  несостоявшейся  драки. По  его  велению  мы  закопали  Петровича  на  участке – в  углу , где  он  с  пятью  несовершенными  купца  Басальского  похоронил. Между  ними  метра  полтора , эти  пятеро  вымеряли… работники  они  толковые. Утеплили  дом , повесили  батареи , поставили  в  подвал  генератор. В  нашей  фирме  они  на  зарплате.
  Роман  Баскаков  выходит  из  дома.
- Мы  же  зарегистрировали  свою  фирму , - поворачивая  к  овальному  столу , сказал  он. - Она  берет  строительные  подряды , управляет  пекарней , таверной, парикмахерским  салоном. Среди  учредителей  я , Людмила  и  камнедробильщик  Филимон , ну  а  на  простых  должностях  в  ней  все , кого  объединила  данная  история.
  У  овального  стола  негромко  беседуют  полупрозрачные  призраки  Басальского  и  Никодимова. Увидев  Романа , они  машут  ему  руками.
  Роман , усмехаясь , отвешивает  им  поклон.
  ПЯТЕРО  неполноценных  людей  вкалывают  на  зимней  стройке. ВСПОТЕВШИЙ  Агафон  трудится  в  пекарне. ДАНИЛА  услужливо  рассаживает  клиентов  в  таверне. СКУЧАЮЩИЙ  Филимон  прохаживается  по  парикмахерскому  салону.
  СМЕЮЩИЕСЯ  сестры  пьют  чай.