Пища духовная

Когда-то, на заре Советской власти, вождь мирового пролетариата сказал, что для нас из всех искусств важнейшим является кино. И самым доступным. А еще раньше древние римляне требовали хлеба и зрелищ. Причем, так настойчиво, что иногда и до сих пор одолевают сомнения: «А что всё-таки важнее?» Где-то в 70-е годы хлеба, вроде бы, хватало. В зрелищах, однако, ощущался некоторый недостаток. Особенно в селах. Чтоб его восполнить, в каждом селе имелся если не до культуры, то хотя бы клуб. В Конгазе в те времена клуб размещался в огромном старом саманном здании. (Было оно построено после войны. Что в нём было тогда – не знаю) Во всяком случае его пышно именовали на тот момент домом культуры. Зал вмещал человек 300 – село считалось самым большим в мире.
Наиболее частыми событиями в ДК были показ кино и танцы. На танцы ходила молодежь постарше. Кино было более демократичным мероприятием – кроме фильмов «до 16» кино мог посмотреть любой желающий от мала до велика. Перед началом фильма, как правило, показывали киножурнал. Киножурналы ни у кого интереса не вызывали. Сначала на экране возникала Спасская башня Кремля, потом на её фоне появлялась надпись «Новости дня», а уж затем шли сами новости, большинство из которых имели весьма преклонный возраст – иногда до полутора лет. Зрители, обычно, относились к этому весьма лояльно. Сидели, беседовали, щелкали семечки – ради интересного фильма можно и потерпеть. И ждали окончания идейного воспитания. В конце – концов, не ради этого пришли. Фильм обычно шёл два – три дня. Потом его везли в другое село. На интересных фильмах в зале был аншлаг. На заурядных обычно более половины посадочных мест пустовало. Если фильм был новым, то сначала его смотрело небольшое количество людей, ну, а на другой день это количество менялось в ту, или другую сторону – смотря какие отзывы. Каково же было удивление киномеханика, привезшего в Конгаз самый заурядный, ниже всякой критики фильм, когда на другой день, после пробного сеанса, за билетами стояла огромная толпа.
Толпа состояла сплошь из пацанов 9 – 15 лет. Ребят постарше было всего несколько человек, считавшихся в селе самыми тихими и незаметно-неинтересными. Всё дело в том, что кто-то пустил слух, что показывают порнографию. Это известие передавалось только на ухо, шепотом. Пацаны шушукались по всему селу. Естественно, втихаря от взрослых. Честно говоря, дети могли и не особенно таиться – взрослое население было настолько занято сельхозработами, что многие своих отрпысков видели только спящими – уходя на работу, когда те еще спали, и приходя, когда юное поколение десятый сон видело. 
Сначала очередь кое-как соблюдалась. Потом у кассы образовалась огромная куча – мала. Все хотели получить «сидячий» билет. Такие быстро кончились. «Стоячих» было продано раза в полтора больше. Еще больше оказалось тех, кому вообще не повезло – по причине отсутствия билетов и, учитывая габариты зала, касса закрылась еще до обеда.
Сеанс начинался в 8 вечера. Никак не ожидавшее такого наплыва желающих начальство ДК дало в помощь тётке Шуре – уборщице и по совместительству кассирше – контролерше – блюсьтителю порядка двух здоровых мужиков, временно свободных от сельхозработ. Минут за 15 до начала сеанса привратники заняли свои места и приступили к работе. Тётя Шура, привычно сдерживая натиск толпы, надрывала билеты и пропускала зрителей. Мужики – от – сохи стоявшие у другой двери, с непривычки пропустили процентов 20 безбилетников, выдворить коих было нереально.
Народу набилось столько, что вторую ногу было поставить некуда – масса была монолитной. У сидящих на стульях на коленях сидели друзья и родственники. Шторы были открыты, но угасающий закат через стёкла не пробивался. Снаружи они сверху до низу сплошняком были облеплены вихрастыми и конопатыми физиономиями с прижатыми к стеклу побелевшими сопливыми носами – им не досталось билетов, но они тоже хотели увидеть «ЭТО». Сидели на полу перед сценой и на сцене. Семечек никто не лузгал – все ждали. Тётя Шура выключила свет, и затрещал проектор. Полились первые звуки бравурного марша, и на экране возникла Спасская башня. Больше ничего возникнуть не успело – раздался многоголосый рёв и свист. Топать ногами было невозможно по причине тесноты, но некоторые из сидящих умудрились делать и это. Снаружи орали и свистели. Навряд ли можно было замерить децибелы – наверняка бы зашкалило. Протиснувшаяся в зал тётя Шура включила свет. Шум стал потихоньку стихать. Догадливый киномеханик успел перемотать вперёд несколько метров. Тётя Шура щелкнула выключателем. На экране красовалась обнаженная женская грудь. По залу прошелестел шепот: «Я бак, я бак! Й-а-а-а…(смотри, смотри…) Женщина на экране, одетая в одни трусики, поворачивалась то в фас, то в профиль, приподнимая и пальпируя грудь. Изображение груди то отдалялось, то приближалось, заполняя собой весь экран. Лица видно не было. Женщину показывали до пояса. Только грудь. Речь шла о профилактике женских заболеваний. Сплошные широко открытые глаза и разинутые рты. Тишина, однако, соблюдалась. В продолжение всего киножурнала по залу катилось: «Й-а-а-а… я бак» и слышалось всеобщее сопение. Как только начался сам фильм, народ начал покидать зал. Праздник кончился. К концу сеанса в зале было занято только пару десятков стульев. Ни название фильма, ни сюжет история не сохранила. А вот тот киножурнал мой муж до сих пор помнит. Он тогда сидел на сцене среди безбилетников и тоже вопил во всю силу легких «а-а-а…» Причем старался делать это как можно громче. Чтоб самому не оглохнуть – оказывается, так снижается нагрузка на барабанные перепонки. Было ему тогда десять лет. А говорят, что в Союзе секса не было…