Агерон. Пробуждение часть 7

236
Леда идет на рынок. Трагедия
     После веселья и народных гуляний, длящихся еще три дня по прошествии религиозного празднества,  которое жрицы  отмечали   несколько   скромнее  обычных   горожан, радость мирейцев поутихла. У акатий закончились припасы даров и жертв, что они заготовили заранее, дабы не проводить в их поисках  часы  перед  пирующими гражданами. 
     Потерявшие самообладание  от задора  и вина мужи  могли нанести обиду  прохожим женщинам, скрытым под длинными  плащами - не раз пытались они сорвать покрытие ради забавы, конечно, далеко не все и не всегда, но...  Потому-то Айри сочла появление послушниц на улицах Миреи до протрезвления весельчаков опасным.
     В эти дни на площади устраивались торжества с представлениями, песнями и  танцами, праздничные  ярмарки, на которых цены были ниже, чем в повседневной жизни, и оттого на них было полным полно людей. По натуре бережливый  Тизан  для обретения народной любви не скупился и организовывал прекрасные пиршества для увеселения масс, требующих зрелищ не меньше пищи.  Даже по окончании народных гуляний горожане устремлялись в центр для утех.
     За вышивкой Леда исколола себе все пальцы в кровь и была отправлена за дарами и жертвами в город. Как и обещал серьезный покровитель, к ней приставили слугу, и матушка со спокойной душой отпустила воспитанницу. Последняя же надеялась, что тень, следующая за ней  по пятам, останется в прошлом по возвращении в храм. 
     Выйдя из дома, она обнаружила ожидающего ее зрелого мужчину лет сорока-сорока пяти. Великий жрец исправил ошибку и после Малыша-красавца выделил сдержанного, почти побелевшего, но крепкого телосложения человека. По виду сильного и умелого, в прошлом  воина, немного сутулого, неказистого, но вполне дружелюбного и, можно сказать, обаятельного.
     Он был четко проинструктирован,  что говорить, как, стоит ли вообще открывать рот и  что нужно делать в случае опасности. Вздохнула Леда, с чьей только стороны ей ждать эту самую пресловутую угрозу? Днем на рынке, в центре, полным-полно народа, захочешь не найдешь человека - самое худшее, что грозит, так это кража. Правда, кому она нужна? Связываться с ней стало опасно, у нее есть сопроводитель,  это не ей надо бояться, а ее!      
     Приставленный раб должен был следовать  за охраняемой послушницей, не упускать из вида ни на секунду, а в случае необходимости, по наставлениям  серьезного хозяина,  «…брать за шиворот  - то  позволяли  силы и возможности - и вести в имение,  даже если будет брыкаться». Немного обнадеживало Леду то, что к ней не прикрепили эскорт - один охранник все-таки не так  заметен и на нее не будут оборачиваться.
     - Как тебя зовут? – поглядела дева на слугу.
     - Гаром, госпожа.
     - Да уж, госпожа, - вырвался обреченный выдох.
     Но он не вызвал улыбки у телохранителя, напротив, он  напрягся. Инструктаж давал о себе знать, суровый владелец постарался: не смеяться, не улыбаться, не поддаваться на провокации и, упасите Боги, попасть под влияние обольстительницы-девы.
     Леду серьезно удивил раб, глаза добрые, но  грустен их обладатель,  со временем  эти очи  потемнели и опустели. Они наполнились  жизненным опытом, но немного растеряли радость жизни, присущую ей.
     Несмотря на события, обрушивающиеся на девичью головку, словно лавина,  сходящая с высоких гор, что  уносит многих живых и  хоронит  их под толщей холодного смертельного  льда, она сохранила свое жизнелюбие. Тяжелое путешествие преподнесло ценные уроки, научило вслушиваться, однако, Замар утверждал, якобы  у нее и до того хорошо получалось и предрекал рост. Кто знает, что еще  он скрыл от попутчицы? Анахорет рассказывал о себе, об увиденном и услышанном в далеких-далеких странах, названия всех перечисленных сложно упомнить, слишком велико их количество. Он делился обретенным знанием и вообще относился к ней, как  к ученице или  даже дочери.  Вскоре дева заметила, как начала
237
глубже понимать мир, относиться к нему несколько иначе. Неужели возраст подходит?
     - Пойдем! – скомандовала Леда и, накинув  капюшон, направилась за покупками.
     Раб поплелся сзади.
     - Зачем идешь за спиной?! – резко обернулась она на него.
     - Чтоб не мешать, госпожа.
     - Иди рядом! Аж дурно стало, словно преступник! Только подле! Не запрещено? – спросила Леда.
     Молчаливый слуга, так было велено, кивнул и нагнал ее.
     - Так-то лучше! - Добродушной служительнице не хотелось лишний раз указывать невольнику о его бесправности, пусть он был даже  самого низкого происхождения и неграмотен. 
     Она была уверена  в глупости этих предубеждений: какая  разница, кто твои родители простой рыбак или правитель? Для Всевышних не имеет значения, каково твое богатство, ибо  его еще никто  не унес с собой, Туда. Правда,  существуют поверья, по которым человек во время ухода забирает положенное в могилу имущество. Вспомнились деве картинки, увиденные  в египетских  манускриптах, где изображен суд над душой умершего - почему-то  она не увидела там телеги с золотом, следующей за нематериальной частью тела. Есть Анубис, есть весы, Тот, бог письменности  и мудрости, сердце, перо, но нигде и намека на деньги, на обозы с едой и одеждой. Нет лошадей и слуг, которых хоронили в разных культах вместе с  умершим главой семьи, чтоб ему Там не было  одиноко.
     По правилам пелихориев невольник должен был идти  за хозяином, опустив свои глаза в землю, сохранять молчание, когда не спрашивают,  не обращаться первым  и еще целый свод предписаний, который Леда никогда не пыталась запомнить, считая это пустой тратой времени и бесполезным забиванием головы.  Ей  казалось, что все эти законы, касающиеся прав и свобод  бедных граждан на деле существовали лишь для отвода глаз, а про рабов и говорить не приходится. Необоснованные  человеческие условности в обилии выдумывались  зачастую состоятельными - они создавались для возвеличивания власть имущих, и ограждения знатных  от черни, будто те несносные низшие  существа, достойные презрения.      
     Но рынок уравнивал всех. Здесь и богач, и бедняк ходили бок о бок, не обращая внимания на некоторые особенности друг друга - голод стер грань между ними. Любой рано или поздно хочет есть и пить - это необходимо не меньше, чем дыхание. Без воздуха, на который пока не установили цены, проживешь не более нескольких минут, но и этот период способны выдержать лишь немногие,  то под силу умелым ныряльщикам. Без воды человек проживает несколько дней, все зависит от выносливости, без пищи немногим дольше, но разве так долго протянуть? 
     Разумеется, есть и адепты, питающиеся незнамо чем, духом, что ли? Есть живущие на одной травяной похлебке и так далее.  Таких считанные единицы, а вот  нищие и голодные, с лихвой наводнившие землю и доставляющие неудобства богачам, сильнейшая армия против ограничителей и тиранов, которым нет дела до голодранцев. Их гоняла охрана, чтоб не воровали, им разрешалось просить милостыню лишь вдоль изгороди или стен, а не  назойливо приставать к обычным горожанам, тем более знатным.      
      Кого только не встретишь в центре. Однако Леда знавала немногих, да и то в лицо.  Поименно могла перечислить лишь крупных деятелей и чиновников, чем они занимаются, их степень полезности обществу, разумеется, с ее точки зрения. Могла назвать  выдающихся архитекторов и  мастеров, живущих в Мирее,  на этом список исчерпывался. В то время как любой житель родного города мог  перечислить всех соседей по кварталу, кто и где живет. Поведать, кто чей сын, брат, сват, кто и где разбогател или обанкротился, поделиться частной жизнью, правда, не своей. Также знал наизусть генеалогическое древо правителя, советников, коим приписывалось едва ли не близкое родство с великими царями древности. В то же время  всякий миреец мог  построить прогнозы  на будущее, в том числе и  страны, и рассказать о ее положении на мировой арене.
238
     Стоило ли удивляться, что некоторые богатые люди, дабы не привлекать к  себе внимания и слиться с толпой одевались, по примеру Канция,  в простые одежды и путешествовали без всяких  почестей, чтоб избежать лишнего коленопреклонения. Дева могла объяснить такую тягу к простоте усталостью от притворства. В Мирее господин правитель бывал либо проездом, либо отдыхал. Нельзя сказать, что сын Ареда искал себя на государственном поприще, но его честолюбие не позволило отказаться от предложенного государем поста после ухода родителя. С честью и достоинством молодой градоначальник  продолжает дело отца, оставленное в наследство, надо отметить, в хорошем состоянии. Жалеет ли или нет - трудно  сказать, но оставить место он не мог, памятуя о предшественнике. В истории бывали случаи, когда талантливые политики покидали завидную должность ради других, более мирных занятий. Отходили в сторону и не возвращались, когда звали обратно, и даже советовали  молодым не ступать на полный опасностями путь. Но это не про сантарийца.
     Прибыв на место, Леда подумала, что весь город неимоверно проголодался, хоть и гулял уже четвертый день подряд - велик же голод после семидневного поста.
     - Выхода нет,  придется протискиваться, - прижала она к себе  лонид - серебряное изделие  препятствовало  передвижению, но двое благополучно справлялись.
     Длинные торговые ряды, разделенные по назначению, были забиты доверху всякой всячиной. Выбрав нужный  - дары Леда приобретала после наполнения священного диска -  она направилась туда. Гаром не отставал ни на шаг, хоть ему и изрядно мешал поток голодных мирейцев. Кое-кто уступал дорогу служительнице храма, другие, особенно разодетые в дорогие наряды горожане, ждали, пока пропустят их, и она отступала, чтоб не быть невежливой по отношению к старшим - ее учили уважать зрелых.  Торговцы и торговки зазывали к себе покупателей громче обычного, выдумывали различные уловки для привлечения внимания. Музыкантов, играющих  на площадке  перед выходом, заглушал неимоверный гул, рядом  с ними танцевали юные девушки, их обступили мужи  и парни.
     Мальчишки-голодранцы то и дело выныривали из-под платьев покупателей и успевали стащить что-нибудь съестное. Продавцы приловчились следить одним глазом за потенциальными клиентами, а вторым - за воришками. На этот случай у каждого хозяина товара была припасена хворостина, ласкающая спины воров, что наносили урон торговле, способствовали утечке доходов и гневу владельца, если таковой имелся. Стражники ловили нарушителей порядка, но те то и дело ускользали в самый последний момент.
     Редкая добыча попадалась при ловле на живца, коль объявлялась охота на карманников, которые опустошали содержимое кошельков законопослушных граждан. Под видом покупателей переодетые патрульные подходили к лоткам, намеренно демонстрировали наполненные мешочки и дожидались мошенников. При запускании рук в карманы, нарушителей хватали, показывали  присутствующим, предавая  громкому позору и уводили - о дальнейшей судьбе злодеев  несложно  было догадаться.
     Где-то в стороне, в соседнем ряду, завопила женщина, принялись кричать остальные. Послушница  вздрогнула.
     - Кого-то ограбили, - прокомментировал Гаром спокойным голосом, будто ничего не произошло.
     Спутница подумала, не равнодушный ли он.
     - За ним бегут!
     - Вряд ли поймают, он, наверняка, уже далеко.
     - Почему ты так думаешь?
     - Если он присматривал добычу, то приготовил  и пути отхода на случай неудачи.
     - Говоришь со знанием дела, - заволновалась Леда.
     - Что тут знать, все  и так  понятно. Воруешь - воруй, главное - не попадайся.
     - А если все-таки попался?
     - Значит, плохой вор.
     - А бывают хорошие?
239
     - Бывают, но они  плохо заканчивают.
     - Откуда ты знаешь?
     - Мой брат был отменным вором. Он грабил толстосумов и подкармливал нищих, потом его предали враги-конкуренты  и  вздернули стражники.
     - Какой ужас! – воскликнула Леда.
     - Таковы законы, госпожа. Те, кто разворовывают казну - пожинают лавры, а те, кто украл у вора медную хойю - украшают  собою виселицу. Эти толстые  псы полны порока.
     - Разве у тебя  нет недостатков? -  поглядела дева на невольника.
     - Есть.
     - Какие же?
     - Люблю приврать.
     - Хм. А сейчас говоришь правду?
     - Не совсем, - ответил Гаром.
     Он не то что бы обманывал, порой выдумывал невероятные истории и выдавал их за истину. Он считал патологическую ложь своим главным пороком, но никак не мог избавиться от этого недуга. Даже хорошие знакомые, проведшие рядом с ним многие годы, не  знали, когда приятель предается обману. По натуре отзывчивый и трудолюбивый, Гаром приглянулся управляющему, а вот за ложь не мог заслужить похвалы, оттого так и ходил, не поднявшись до руководства над младшими рабами, как это в свое время сделали Цилий, Креос, главный конюх и ряд других.   
     - Зато честно, - не сдержала Леда улыбки. - Про брата тоже приврал?
     - Чистую правду сказал. - На этот раз Гаром был честен, как никогда, и попутчица увидела истинное лицо грустного человека.
     Она не могла понять почему для походов господин выбрал его, когда вокруг столько честных, открытых, скромных…  О! Неужели же  нарочно повелитель выделил мужчину,  который ей  не понравится? Зачем? Тут дева вспомнила Малыша - беспокоила его  судьба, но спросить у сановника о нем не решалась. И с чего вдруг хозяину захотелось  поменять специализацию крепыша? Чем  не устраивал работник  при доме? Тот отлично справлялся с бытовыми проблемами, выполнял все быстро и аккуратно, как и предпочитает владелец? Вдруг Малыш уже привык к новому месту, и учится у опытных  мастеров какому-нибудь интересному делу в противовес  рутинному домашнему труду?
     Двое продолжали путь. Вора, как и предсказывал Гаром, стражи не поймали. Толпа поглазела и, разочарованная промахами блюстителей порядка, вернулась к прежним занятиям.
     В проходах столпилось множество народа. Лавируя между телами, Леда пробиралась к деревянным полкам с товарами, присматривала подходящее - торопиться в ответственном деле не стоило, и оттого она ходила медленно, испытывая терпение лгуна.  От многообразия продуктов разбежались глаза,  это затруднило и приостановило выбор. Раб переминался с ноги на ногу, словно готовился  к бегу на длинную дистанцию.
     - Пожалуйста, прекрати - я скоро сама начну прыгать! – нахмурилась Леда.
     - Простите, госпожа, я не хотел…
     Вокруг кипела обычная жизнь большого города, не замирающая по вечерам  и лишь притухающая по ночам, как выяснилось недавно. Мимо быстрее ветра пробежали дети бедняков, громко выясняя  отношения, и умчались прочь.  Наконец, девичья рука потянулась за первым обитателем лонида. Леда, встав на цыпочки – так как  не могла дотянуться иначе – притянула его к себе.   
     Какой-то возница, возможно, не местный, перепутал ряд и вместо посудного заехал в продуктовый - просчитался немного.  Чтоб не  разворачиваться и не поранить снующих туда-сюда  покупателей, он решил проехать до конца и  уже там искать хозяина. Вернуться назад  не представлялось возможным из-за довольно узких проходов, в них могли поместиться  лишь несколько человек. Он  медленно двигался вперед, прося посторониться пеших. Тут
240
один из  воришек, прячась  за телегу, груженную  глиняной тарой, улучил момент, схватил с прилавка  кусок козьего сыра и бросился наутек. Недолго думая, разозленный  продавец схватил  первый попавшийся  под руку предмет  и кинул его вдогонку.  Проворный парень увернулся, и палка с острым  наконечником  ударила по лошади, серьезно и глубоко раня ее.  От испуга и пронизывающей боли животное встало на дыбы -  металлическая часть вспорола брюхо, из него хлыстнула кровь, она обрызгала шесть и прохожих. Кобыла понеслась, стараясь поскорее расстаться со своей бедой, ее препятствиями на пути были перепуганные люди.
     Возница кричал, что есть мочи, горожане бросились врассыпную. Началась невероятная паника и давка. Покупатели теснились к прилавкам,  вскарабкивались на  них, бежали к выходу, снося  друг друга. Человеческие тела перемешались, слились в одно большое месиво!
     Поднялся ужасный шум, крики заглушили все остальные звуки, нецензурная брань хозяина повозки соединилась с ними в единый вопль. Кобыла с красными  глазами стремительно  приближалась к Леде, от страха она стояла недвижно. Ее схватил слуга, закинул  на полку поверх товаров,  а сам сиганул за лавку и оказался около продавца с выпученными глазами -  он так и застыл с деньгами в руках. Дева хоть и была легкой, но подавила  все  редкие спелые и сочные плоды, привезенные издалека, они превратились в кашицу и перепачкали одежды. Послушнице было безразлично - она прижалась к столбу, к которому крепился навес, что защищал  от знойного солнца, и не дышала.
     Перед ней падали и вставали, снова падали другие, на них наступали следующие, она слышала, как с  хрустом ломались человеческие кости - толпа сносила все на своем пути. Из нее выскакивали сообразительные, отпрыгивали в стороны. От тяжести груза  переполненные прилавки обрушивались и валились наземь под ноги обезумевшей лавине. Доски крошились, разбивались на части, вонзались острыми краями в плоть - кровь обагряла  все вокруг. Едко-мрачный запах тут же разнесся повсюду.
     Содержимое желудка подступало, дочь Даана схватилась за рот. А лошадь продолжала свой смертоносный бег, пока один молодец  не бросился к ней и не схватил поводья. Отчаянного смельчака животное сбило с ног - горожанин упал под копыта. Раненая кобыла  пошатнулась, повозка накренилась и перевернулась, ее содержимое вывалилось, засыпая проход.  Несчастная скакунья рухнула следом.
     Взъерошенный возница, бледный,  как Сома в полнолунье,  едва успел очухаться, и  в одно мгновение оказался возле кормилицы, натворившей столько бед. Он принялся причитать и перечислять, какие казни ему предстоят, громко выкрикивая о том, что его забьют камнями. Затем начал  взывать к  Богам, моля о пощаде небо, но его голос звучал гораздо тише рева, сыпавшегося со всех сторон.
     Шум стоял оглушающий - Леде показалось, ее нарочно  пытаются запугать  страшными звуками, чтобы пропало желание  радоваться. Она  взяла себя в руки, глянула на спасителя - Гаром  трясся от  увиденного.
     - Быстро! - скомандовала попутчица, на ходу скидывая плащ.
     Она спрыгнула с прилавка, он чудом остался на месте, ее подхватил провожатый, и они заметались, вытаскивая из-под завалов людей. К ним присоединились торговцы, которым повезло, стояли по ту сторону прохода и потому уцелели, несостоявшиеся покупатели, стражи, в общем, все те, кому сегодня  чуточку больше повезло.
     - Позовите доктора! – крикнула Леда  командиру патруля.
     - Я уже отправил! – Он помог ей  отодвинуть  тяжелую с острыми  краями деревяшку.
     Пока дева карабкалась, чтоб вытащить раненого, изрядно исцарапалась сама, руки покрылись красными пятнами. После содрала кожу на лбу, когда наклонялась перевязать раны юноше. Потом нырнула в щель между строением и телегой, дабы помочь женщине, застрявшей там - наемники были гораздо крупнее и не могли сделать этого - и уже их вместе вытаскивали  наружу.  Тут  Леда  зацепилась  за  гвоздь  боком,   вскрикнула:   разорвалось
241
платье и  поранилась.
     Набежало столько народа, что с трудом можно было протиснуться  меж помощниками.
     - Лучше помогите там! - отодвинул ее незнакомец и указал на извлеченных из-под завалов. - Силенок-то маловато! - ухмыльнулся он.
     Перепуганная кобыла затрудняла работу, возница немедленно распряг ее и увел, но  никак не удавалось перевернуть деревянную груду. Из-под нее мужчины пытались высвободить  человека, того смельчака, что остановил все это разрушение. Навалившись на поврежденную повозку, несколько крепких мужей подняли ее, а лошади-виновницы уже и след простыл.
     Склонилась над храбрецом Леда и онемела.
     - О, Великая Матерь, мы не справимся! - побледнела  она больше прежнего.
     Молодой и красивый незнакомец в один миг превратился в кровавое пятно, потерял человеческий облик. Едва ли сейчас  можно  понять, кто это – как  быстро поглощает  и губит разруха  все сотворенное. Наскоро потерял былое величие храм, растеряло красоту лицо и тело, обратился  в руины рынок!
     Всего одна лошадь и поклажа,  здесь их за день  проходят  десятки, но  единственная  мелкая деталь - неудачно брошенная в гневе палка, изменила ход истории,  повлекла за собой череду страшных событий, привела к тяжелым последствиям.  Неверный шаг, вздох или жест способны изменить будущее - посмотришь не туда и пропустишь нечто важное. Прими иное решение и твоя жизнь сложится по-другому, а вместе с ней  изменится все ее течение, оно влияет и на чужие судьбы, которые прямо или  косвенно зависят от него. 
     - Нужно что-то делать! Он еще жив, у него кровь заполнила внутренности! Это ненадолго! - кричала Леда, сама не зная кому.
     Вокруг  метались уцелевшие граждане, те, кто хоть  мало-мальски разбирался в медицине, и мог оказать помощь истерзанным или видел, как это делается. Они  отрывали от одежд куски, материей перетягивали и закрывали цветные пятна, вселяющие тревогу. Сонм голосов слился в единый целый ужас! Вот он хаос! 
     Примчался  доктор с учениками, они немедленно приступили к делу, но этого было  мало,   умелых рук оказалось недостаточно.
     - Аптекарь! Он тоже может помочь! Позовите и аптекаря! – взорвалась белокурая дева.
     - Я уже здесь! – услышала  она рядом  знакомый голос – Темий  кружился вокруг изувеченных уже четверть часа. - Вы правы, госпожа, у него дела плохи! - старался перекричать грохот, свалившийся на  рынок, торговец здоровьем.
     Приятный молодой  мужчина  был рад видеть свою давнюю знакомую, он порядком истосковался по ней - она давно не заходила в аптечную лавку.
     - Мы не можем ему помочь?! - подлетела Леда к другу - принимала его за такового - и схватилась  за мужские  запястья. Ее дрожь передалась и аптекарю.
     - Ему вряд ли  уже помогут простые врачи! Займитесь теми, кого еще можно спасти!
     - Простые!
     - Что? Что вы говорите?! – поддержал милашку Темий, у нее подкосились ноги. 
     - Нужен непростой! Жрец! Он…  -  Леда  стрелой помчалась  к слуге. - Гаром, господин  в городе?!
     - Что-что? – не расслышал раб, дева  повторилась. - Должен быть! С утра он  взял Лагуса, но с ним не было сопроводителя, да и конюх не готовил в дорогу…  Куда вы? – не мог  дозваться Гаром охраняемой и хотел было последовать  за ней, но она жестом остановила.
     - Я за ним!
     - Вы же не знаете, где он! – кричал невольник.
     Но Леда его уже не слышала. Перепачканная, с растрепанными волосами, она неслась со всех ног на центральную площадь, что располагалась поблизости, это наиболее посещаемое горожанами и  приезжими место. Не утихали мольбы, чтобы  благодетель  оказался именно там, иначе может случиться непоправимое - будет поздно! Помимо смельчака погибнут и истекающие кровью  другие мирейцы!
242
     На ходу она все перечисляла, куда б  еще мог  отправиться повелитель, боялась прийти слишком поздно. Вариантов целый ворох:  стройка, храм  Великого Отца,   школа жрецов! Школа!  Там тоже ведомо врачевательство! Сжалась Леда,  самая ближайшая цель - Совет Семи.
     - О Великая Матерь, пусть он будет там, иначе… пока я добегу до остальных...
     В такое время дня улицы всегда слишком  оживленные, но после праздников они  были наводнены  мешающими выполнить благую миссию. Приходилось деве протискиваться между гражданами, которые слишком были заняты разглядыванием праздничного  убранства Миреи, нарядами прохожих, и не  замечали ее, грязную служительницу. 
     Люди с недовольством и  с презрением глядели  вслед, когда она задевала их, принимали за сумасшедшую. Кто-то предположил, что произошла неудачная попытка покончить с собой, кто-то подумал о насилии, кто-то еще неизвестно о чем. Но Леду то вовсе не интересовало.  Вот завтра,  когда весь город будет знать о беде, свалившейся на часть его жителей, будут перешептываться и пожалуются Айри, расскажут о непристойном  поведении и неподобающем виде подопечной – ох, и попадет же ей! 
     Быстро домчалась белокурая до улицы, соседствующей с площадью, но перед ней  плотной стеной выросла  толпа! Граждане  смотрели какое-то представление, но выбора не было - нужно было толкаться,  и послушница  начала  распихивать в стороны мирейцев. Дерзкую деву осыпали  бранью, посылали вслед проклятья за то, что испачкала  собой дорогие одежды. 
     Оказалось, здесь дают представление певцы, состязаясь между собой, потому-то столько народа и собралось.  К своему несчастью, вернее к несчастью  других, Леда обнаружила, что  дорогу перекрыли!
     - О, Боги, что с тобой?! - появился  перед ней удивленный  Макос.
     - Мне нужно на площадь, умоляю, срочно!
     - Видно, что срочно! – махнул он  друзьям, и они пропустили деву. -  Расскажи мне!
     - Потом! - дернулась белокурая  в сторону Совета, но была остановлена.
     - Погоди-ка, там столпотворение! Сейчас! – Макос повернулся к брату. - Я провожу ее! – После он схватил послушницу  за руку и  повел,  раздвигая  плотную массу и прикрывая собой. – Посторонитесь! В сторону, господа, в сторону! Пропустите! Пропустите певца свободы! - улыбался Макос. - Теперь не расскажешь? - продолжал вести вдохновительницу молодой талант.
     Она кинула несколько  несвязанных  фраз.
     - Странно, обычно плохие новости разносятся быстро, а тут… - отозвался стихотворец.
     - Видимо, все заняты другим.
     - Собой? - продолжал распихивать толпу  поэт, но вскоре  понял, что  шутками не удастся  отвлечь  милашку от мрачных мыслей,   дело слишком серьезное. Легкая улыбка спала. - Мы тоже сейчас поможем.   
     Откуда ни возьмись,  на пути возник камень. На нем была нанесена печать-символ города. Валун был копией  того, что упал с неба недалеко отсюда. Макос переступил препятствие  и повернулся, дабы помочь  спутнице, но она уже  перескочила через преграду.
     - Ого! Вот это прыгучесть! – улыбнулся он.
     Леде было не до смеха,  в другой раз, пожалуй, но не теперь.
     - Сейчас куда? - поинтересовался провожатый, когда достигли сердца Миреи.
     Запыхавшись - давненько так не бегала - дева не ответила, лишь указала на административное здание.
     - Я отведу тебя, но… - сказал поэт.
     Послушница  рванула туда, видя его неуверенность.
     - Постой, куда же ты?! - В один прыжок  настиг певец свою музу, снова схватил ее, и без лишних реплик и комментариев  довел  упрямицу через гущу до белоснежного высоченного здания.
243
     Знать расступалась  при виде  странных человечков, дерзнувших появиться здесь, да еще и в таком виде. На них осуждающе смотрели, а тех двоих  интересовало совсем другое,   ее - Совет, его - она. 
     Глядела Леда на стражей, стоящих перед дверями - они закрывали вход длинными копьями и отнюдь не собирались никого впускать, тем более  безызвестную оборванку. Вот она, цель, к которой так отчаянно стремилась, но стоит только приблизиться хоть к нижней ступеньке, как ее схватят, и тогда точно не поможет и, возможно, больше никому!
     Ее выгонят из храма, покроют  позором - это самое малое, что  грозит. Могут погнать   из города, как нарушительницу правопорядка, а самое худшее - заключат под стражу с преступниками, где и будет находиться до тех пор, пока отцу не удастся выкупить свою неразумную дочь! За всю историю существования духовной столицы не было случая, чтоб простой гражданин ступил на порог Совета Семи, тем более вошел внутрь.  Что же  делать?!  Меж тем Леда понимала, время все идет и идет, ускользают драгоценные минуты, способные стать  для кого-то последними. Неужели зря преодолела столько трудностей, достигла, может быть, нужной цели и теперь не знает, как быть дальше?!
     - Меня не пропустят! - чуть не заплакала послушница.
     - Конечно, нет, - с тревогой глядел на нее Макос. - Об этом я и хотел сказать.
     - Стражи, - шепнула дева, теряя надежду.
     Откуда им  знать, где сановник, коль меняются частенько?  Они-то уж точно не кинутся  звать его  по просьбе голодранки!  Какие хладнокровные лица, просто каменные, такие ни за что не пойдут навстречу. Как им объяснить, что где-то может уже?..
     Айри говорила: «Только Жизнь и Любовь имеют значение, дочери мои». Воспитанница поглядела на землю, словно пытаясь там прочесть ответ. Макос не прерывал задумчивую спутницу, видя, как далеко она унеслась. Ему выговаривали  патрульные, прогоняли, но он одернул их, что-то рыкнул, отсрочив изгнание.
     Не слышала  Леда осуждающие реплики, даже не видела  никого вокруг,  эти люди значат для нее так же мало, как и она для них. Нужно быстрее, как можно быстрее что-то предпринять. Кричать? Единственное, что может сделать в сложившейся  ситуации. И пусть ее проводят потом  в лечебницу для душевнобольных, но у нее есть оправдание!
     Набрав побольше воздуха в грудь, как учили в школе произносить громкие и долгие звуки, собрала всю силу и закричала во все горло не своим голосом:
     - АГЕРОН! - вырвался наружу душераздирающий  ор.
     Удивленные горожане  уставились на сумасшедшую, позволяющую себе драть глотку на глазах миролюбивой  публики, а она устремила взор  на массивные и надежно защищенные  двери. Жадно Леда глотала кислород, набирала его в пронизываемые острой болью легкие. Дыхание стало тяжелым, дева заставила волноваться ранее относительно спокойного поэта. Муза пошатнулась, но устояла и приняла уверенную стойку прежде, чем ее успел  подхватить Макос.
     Мигом все смолкло, наступила  тишина. Осталось только ждать. Выедет или нет  вызванный господин? Что если его  здесь нет? Придется мчаться дальше? Куда? Школа, храм, стройка? Или, может быть,  имение, до которого пока дойдешь, вечер наступит?  Как долго будет Леда искать по городу одного-единственного, необходимого человека?! Это еще если ей позволят бегать, а не упекут немедленно в каталажку. 
     В  зале заседаний  первые мужи Миреи  мирно обсуждали какие-то дела, они вели вполне непринужденную беседу. Обсуждение уже  закончилось, можно было передохнуть после череды трудных переговоров. Правитель улыбался  подле важной персоны с золотым увесистым  ожерельем на груди. К ним присоединились уставшие от  долгого диспута  двое советников, остальные четверо оживленно  обменивались мнениями в стороне.
     После пары фраз глава города с приятелем повеселели,  вспомнили недавнюю забавную историю.
     - Я рад, что Гетулий, наш нынешний союзник, этот мудрый правитель, согласился
244
сотрудничать с нами! Право, это хорошая возможность поправить дела, и наладить новые торговые связи!  - сиял Тизан от радости.
     - Да, да, нам несказанно повезло, - отозвался один из советников.
     - Следует собрать  торговцев,  купцов и  ремесленников – мы преподнесем им  хорошие новости самолично, а сообщение сделаем ярким! 
     - Ярким? – переспросил  второй приближенный.
     - Да, воодушевляющим! Пусть немного оживятся и  в приподнятом настроении  ринутся налаживать контакты! Они обрадуются нововведениям - снижение налогов позволит расширять и развивать дела! Надеюсь, наши сограждане воспользуются отличной  возможностью, как  нельзя лучше!
     - Начнется…
     - И правильно! Контрактов станет больше, и тогда  казна пополнится!  Многочисленные  договора - дополнительный доход!
     - Подумал  о недовольстве среди отстающих? – протянул  Великий жрец.  - Оскудевание кошелька плохо сказывается на добродетели и  твоем авторитете, -  едва заметно  улыбнулся он.
     Тизан щепетильно относился к собственной персоне и потому задумался. 
     - Мы сейчас даем шанс увеличить состояние всем желающим. Мирейцы будут благодарны!
     - Главное, чтобы они поверили в благие намерения со стороны властей - уверь их, что тебе можно  доверять и налоги не поползут резко  вверх. - Агерон   внезапно насторожился – вопль достиг залы.   
     - Что такое? Что это  творится?! – оторопел государев наместник.
     Чиновники  замерли. Вызываемый мигом  узнал голос,  даже если бы слух подвел,  нос сработал молниеносно - человек в темных одеждах  похолодел. Леда зовет его по имени и как?! Что  произошло?!  Нечто зловещее, иначе с чего  ей   так надрываться?!  Грохочущий в тишине звук  наполнил пространство, и эхом отдавался  в каждом из присутствующих. В ушах зазвенело. Первые мужи города  застыли  и уставились на высокого гостя.
     - Кто это там?.. - негодующе развел руками Тизан, пораженный безобразием. 
     Взор друга устремился к выходу, жрец  поспешно покинул  вершителей судеб.      Уверенным шагом он мгновенно  пересек залу, оказался в длинном коридоре с колоннами. Сейчас они безумно  давили,  словно смыкались у противоположных дверей,  создавали непреодолимое препятствие, чтобы  не выпустить наружу. Холодный, темный, длинный, как тоннель, он стал жестоким, разве можно быть таким хладнокровно-бесконечным? Ему, человеку,  надо туда, к его Солнцу,  но не кончается  надоевшая дорога, по которой устал идти!
     Ноги сами  заспешили, чтоб скорее  покинуть мрачное место, где  свет едва пробивается через узкие окна наверху, что  под самым потолком!  Произнеси, что хочешь, и тебе ответит лишь бездушное  эхо, здесь кроме него никого!  Отчего в груди все так сжалось? А стены все надвигались,  мечтали ограничить  движения. Вот уже нельзя сделать и шагу ни влево, ни  вправо, только вперед, лишь бы успеть до закрытия портала, не то  будет поздно! 
     Приближаясь к цели,  ускорил шаг, он едва не перерос в бег. Агерон  подлетел к тяжелой двери  и со всей силы оттолкнул от себя массивные створки - яркие цветные лучи  пронзили сумрак и развеяли его. Темнота отступила,  на пороге уже встречал Арка.    
     Священнослужитель вышел на залитое солнцем  крыльцо -  дева шагнула вперед, но ей преградили путь блюстители порядка. 
     При  взгляде на нее покровитель  оторопел -  перед ним  стояла все такая же милая Леда, но ее вид… Вздымающиеся вверх из-за дуновений ветра взъерошенные волосы, перепачканные руки, одежда, лицо и кудри - все в крови! В чьей?! Присмотревшись, разглядел на ней глубокие царапины, полученные от чего-то  острого.  Разноцветные пятна на рваном платье, в том числе и красные, заставили  онеметь.  На этой огромной, 
245
наполненной людьми площади, худенькая Леда казалась еще более хрупкой, чем обычно, тонюсенькой и  беззащитной. Агерону было боязно дотронуться до нее. Вдруг рассыпится?
     В девичьих  глазах  отразилось его лицо, в мужских  - она.   
     - Ч-ч-что такое?.. - Сановник жестом остановил стража, который хотел выпроводить  нарушительницу общественного порядка и вмиг слетел вниз по лестнице.
     - Рынок, - шепнула дева.
     - Там передавило… - начал было Макос.
     Тут  жрец  заметил его  и  окинул  ледяным  взглядом. Поэта словно  горной  водой окатило.
       - Сообщите Тизану и скорей подмогу! За мной! – кинул на ходу начальнику охраны    повелитель, а сам  направился прямиком  к торговой площади. - Откуда они только берутся? -  буркнул под нос  ревнивец.
     Ну, что за бестия - ни на минуту нельзя оставить, тут же вороны слетаются! А она?  Хоть из дому не выпускай! Только вышла -  и сразу с головой в  переплет! Что за Сифлода?!

     Это сказание Агерон помнил с детства. Тогда мать  предупреждала его: «Будешь обижать слабых, вести себя недостойно - достанется  Сифлода».  Надо сказать в  раннем детстве   мальчик  был  сорванцом и задирой - темное пятно давно минувшего прошлого.  Это после он был отдан в школу жрецов, и уже там усилилась  тяга к неизведанному. А в младенчестве,  до семи лет, устраивал с младшим братом ребяческие драки, вводя в замешательство  родителей. Разница в возрасте с братцем составляла минут двадцать, однако  матушка считала второго маленьким, за менее плотное телосложение, и чтобы хоть как-то  остепенить неугомонного старшенького  рассказала историю.
     На краю Ойкумены в одном городе жил красивый юноша. Он был настолько богат и самолюбив, что не считался с традициями, человеческими законами, пренебрегал обычаями, вел праздный образ жизни.
     Однажды он отправился на охоту, свое любимое развлечение, слишком нравилось ему одерживать победы. Красавец одевал всегда самые крепкие доспехи, при нем было лучшее оружие, изготовленное  известными  мастеровитыми  кузнецами. Надежные со сверкающими  на свету лезвиями ножи, мечи да острые  копья валили наповал  кабана с одного удара, проникая глубоко под толстый покров.
     Как-то шел  молодец по роще, а навстречу ему  немощный.
     - Ох, сынок, помоги старику. Обессилил я, плохо вижу, да и руки не те - не могу из  колодца воды набрать, - указал седовласый человек на вырытое близ мирта  в земле углубление, обложенное камнями.
     - Ты, старый, что такое говоришь? Не пристало мне подавать нищему!
     - Не вежлив ты, сын мой,  возле красоты стоишь, глянь,  как цветет и благоухает побелевший от цветов  куст, но произносишь  грубость и чернишь красоту.
     - Нечего мне с голытьбой разговаривать. Пора  дальше идти. Пусть  тебе  оборванки вроде тебя подают!
     - Что ж, иди, а мне, и правда, бедная подаст. Только и ты о пощаде молить будешь, но услышит ли? Охотиться тебе, не наохотиться!
     Махнул  пожилой  незнакомец  рукой, расступились ветви мирта, и вышла оттуда  девушка  красоты неземной с распущенными  длинными до пояса волнистыми волосами. Одетая в обычные одежды  простолюдинка,  набрала полный сосуд и подала старцу - он отпил глоток и исчез. А  парень  так и  застыл,  все не сводил глаз с прелестницы,  но она, как ни в чем ни бывало, вздохнула. 
     Выбежал тут дикий кабан, и помчался на черноокую - вмиг  сразил ловкий юноша  опасное животное, что вспарывает  врага  острыми клыками, а спасенная дева лишь плечами пожала и пошла прочь.   Долго-долго следовал за ней по пятам молодой да ладный, к отцу на поклон ходил, а тот все твердил, мол, как  дочь решит, так и будет.  А она  и знать парня  не
246
хотела. 
     Остановил  ее как-то раз молодец,  взмолился о пощаде.
     - Разве внимаешь  мольбам? Так и я останусь глуха к речам твоим, - отвечала Сифлода.
     - О, жестокая, украду! Все равно моей будешь! - ринулся к красавице юноша.
     - Излови сперва, уж после посмотрим!
     - Я один из лучших охотников со всей округе,  не уйти тебе!
     Но девушка рассмеялась, обернулась  крохотной пташкой с черным хохолком,  покружила над  головой юноши и  упорхнула. С тех пор бродит красавец за  птичкой-невеличкой, охраняет от врагов, зверей  хищных да змей ядовитых. А она знай себе щебечет и  поддразнивает неостывшего.
     - А я не женюсь, матушка, - шмыгнул носом   чернявый   мальчик.
     - Глупенький, - мать чмокнула  сына в лоб, - хорошая жена счастливым сделает.
     Как родительница была права насчет Сифлоды! Неужели он настолько плохо себя вел?
   
     Быстрым  шагом Великий жрец шел по направлению к торговой площади. Леда, забыв про все на свете, ринулась вдогонку, но мужские шаги  были шире ее маленьких и семенящих. Для того чтоб хоть как-то приблизиться к убегающему  прочь, о том чтоб поравняться не было и речи, побежала.  А он ни разу не обернулся поглядеть, где она. Ее  опередили воины-наемники, охраняющие покой мирных жителей, через минуту к торопящимся  присоединились братья-поэты  и их друзья, которые также обладали большей скоростью. Музыканты  и певцы побросали свои инструменты и, как истинные воспеватели жизни и свободы,  желали быть полезными не на словах.   
     На ходу Леде что-то кинул Вириан, но она не разобрала что именно, слишком громко стало вокруг. Вслед за  немногими устремился поток любопытных. Как только послушница достигла района   бедствия,  за ней выросло оцепление, преградившее дорогу посторонним - во избежание ненужной толкотни, священнослужитель  распорядился никого, кроме крепких мужчин и сведущих в медицине не впускать. 
     - Эй, вам нужно уйти,  приказ господина! – махнул  деве  патрульный.
     - Я знаю, как перевязывать и обрабатывать ссадины! Поверьте,  могу оказаться полезной! – уверила  она, тот одобрительно кивнул.
     Зевак с других рядов уже успели выпроводить, кто-то сам покинул жуткую трагедию, а в эпицентре драмы копошилась уйма людей. Одни поднимали тяжелые балки, упавшие навесы, другие вытаскивали из-под завалов и обрушений пострадавших, третьи относили спасенных  в безопасное место,  где орудовали доктор с учениками, аптекарь и еще двое каких-то незнакомцев.
     В гуще  стоял Агерон  и  руководил  процессом. Он  отдавал распоряжения и, указывая на раненых, сообщал во всеуслышание их недуги - медики внимательно выслушивали его и принимали меры в соответствии с диагнозом всевидящего.
     - Сломана кость  бедра  и повреждены  крупные сосуды. - Далее он взглянул на следующего. - Здесь  разорваны жилы и повреждена ключица. – После он указал на третьего. -  Внутренности захлебываются кровью - кость уперлась в легкие, оттого и кашляет краснотой! 
     Не все  ранения  были видны простому глазу, и требовалось затратить время на их распознание. Опытный  ученик курия чрезвычайно облегчил задачу  и увеличил шансы на благополучный исход. Безошибочно определяя, что да как, он успевал давать советы  докторам  и  распоряжения спасателям.
     Онемевшая Леда глядела на бурлящее действо и не знала, куда ей  примкнуть.  На первый взгляд центральная фигура хаотично  размахивала руками, но то было неверным мнением. Дева растерялась от обилия страшного выбора. Подойдя поближе, она слышала  каждое слово вызванного  таким странным способом господина. Улыбнулась - не зря.
     - Осторожно! - дернулся зрячий сквозь, увидав молодую женщину.  - Она понесла, но
247
теряет плод!
     Незнакомка разразилась рыданиями.
     - Ты мешаешь! – рыкнул Агерон.
     Беременная, которая только что узнала об этом,  смолкла, а жрец прислушался.
     - Он будет жить!
     Врач  выслушал  рекомендации по сохранению зародыша.
     Пока повелитель  говорил, к нему на носилках поднесли смельчака, что  бросился под копыта взбесившейся кобыле, и поставили носилки  наземь. На некоторое время про него совсем  забыли,  считая  уже безнадежным.
     Дочь Даана  склонилась над ним.
     - Я видела, как он рисковал собой. Если бы не он… - подняла она глаза на стоящего подле, следя за всяким его  жестом.
     - Его двигали - это плохо. - Лицо дальновидного стало  мрачным.
     Послушница  приготовилась услышать приговор.
     - Помоги мне! – опустился Агерон  на колени совсем рядом, изумляя воспитанницу.
     - Я? Чем?! - не поверила она своим ушам. Она же не видит через  время и преграды, отнюдь  не читает мысли, хотя это вряд ли сейчас может пригодиться. Чем способна помочь?
     - Дай, - потянул к ней  ладонь целитель, желая заполучить девичью. - Я все верну, обещаю. Поверь, - поглядел он в бездонные  очи.
     Нерешительно Леда  протянула  кисть, жрец  поднес свою и что-то шепнул - из женской  вышло свечение и перетекло в мужскую. Как зачарованная дочь Даана  смотрела   на то, что происходит  здесь и сейчас. Никогда  такого  не видала - глядя на собственную ладошку, как на некое чудо,  предположила, что спит.
     Меж тем чародей подозвал к себе двоих мужчин,  велел им  держать ноги и одну  руку несчастного с противоположной от себя  стороны, а сам зафиксировал  вторую конечность.  Страх за незнакомца поверг в отчаяние, слишком уж непоправимым казалось дело.
     - Вовремя - еще есть возможность, - поглядел священнослужитель на напуганную воспитанницу. - Держи  крепко голову.   
     Трудно было поверить Леде, что эти слова говорятся ей - какой от нее толк, коль трясется, как осиновый лист на ветру? Но подчинилась требованию.
     - Расступись! – взревел громогласный господин, да так, что сидевшая рядышком дочь Даана подскочила, и едва не умчалась  прочь. Ее затрясло больше прежнего.
     Толпа, окружившая их, отшатнулась и притихла.
     - Я не тебе, - осадил Агерон  пугливую деву, которая вновь подчинилась. - Слушай меня, - медленно и четко проговаривал он ей  каждое слово, чтоб быть услышанным, - будешь с ним разговаривать.
     - О ч-ч-чем? – шепнула Леда, боясь  произнести  что-либо вслух.
     - О чем угодно, хоть песни пой.
     От удивления дева оторопела – господин просит ее петь, сейчас?! В такой момент она должна услаждать слух занятых спасением людей? Хотела Леда было задать вопрос, но повелитель уже обращался к изувеченному незнакомцу:
     - Слушай ее голос. Ты будешь слушать  ее голос, только ее голос, голос, голос… -  зашептал после Агерон.
     Молодец лежал, словно уснул или... Зачем же держать и без того бездвижного? 
     - Приготовьтесь! Начинай! – велел целитель и потер ладони.
     Дрожащим голосом воспитанница завела первую пришедшую на ум песню:
Вторят небу облака,
Накинув шелковые ткани.
Мне печаль твоя видна -
Судьба не за горами.
     При последних словах скривилась, почему выбрала ее?!  И начала петь одну за другой
248
милые детские песенки, которые помнила еще с младенчества. Она то пропускала от волнения строчки, то повторяла их по два-три раза, после исправлялась либо  начинала сначала.  Ей казалось, будто  не поет, а едва шепчет, дабы не нарушать заказанной тишины, но Агерон подал знак выполнять просьбу громче, и она старалась, не сводя с него глаз.   
     Впервые Леда стала свидетельницей обряда вызволения из межмирья. Матушка говорила, что не всех можно спасти.  Ксали, к примеру, так и ушла, но, видимо, этому незнакомцу рановато прощаться с родными, и целителю  дали разрешение помочь.
     Этот, пожалуй, самый трудный на сегодня пациент из всех присутствующих, его положение требовало первоочередного вмешательства. Здесь и Айри, и доктор  бессильны, а при участии господина есть шанс? Одна крошечная капля, нить надежды, за нее-то и цепляется тот, кто подле и вытаскивает, вытаскивает, тянет своими могучими руками. Они то возводились к небу, то очерчивали странные фигуры в воздухе, их и захочешь не повторишь, для того нужна  подготовка. Вот они, эти самые  спасительницы,  пролетели над телом. Вслед за ними  произносились заклинания на непонятном языке, доселе Леда не слышала такого. Одна престранная  фраза сменялась другой. Агерон произносил их настолько тихо, что  едва  могла  расслышать и дева. Лишь  крошечные обрывки  замысловатых магических формул доносились до девичьего слуха, но ни одна пытка не заставит их воспроизвести.
     Леде  рассказывали о тайном языке жрецов, что передается из уст в уста. Поговаривают, есть и книги, но где они хранятся, известно лишь наставникам. Сверхсекретные заклинания, способные навлечь масштабные бедствия в случае неправильного применения, известны избранным, высшим посвященным. Этот из их числа? Почему-то раньше дева представляла таких людей несколько иначе. В детстве думала, они седы, одеты в белые либо серые одежды, носят длинные волосы, ведь они  играют важную роль в жизни магов. Одни отращивают бороды и бреют голову, другие предпочитают шевелюру   и пышность на лице, третьи не борются за растительность вовсе. В храме попадалась на глаза книга с прическами и вариантами бород для  священников. Только у египтян их насчитывалось более десятка.   
     Маги некоторых народов считают обрезание кос осквернением святыни, предписывая    им  функцию приема Высшей информации, и уверяют о  влиянии тех на память и другую деятельность мозга.  Древним евреям предписывалось отпускать гривы, никогда не лишать себя их, у египтян же и буддистов брились исключительно посвященные жрецы, воспринимавшие земную жизнь как бремя. Обычный египетский служитель считал себя властелином тела и стригся ради сохранения чистоты. Но иерофанты, высшие адепты, учителя и толкователи носили длинные прически.
     Некогда Айри поведала любимице о людях, живущих в пещерах Индии и называющих себя йогами. Они крайне  пренебрегают телесной красотой,  не пользуются услугами ножниц и живут подолгу, болезни их не берут.  Жрецы мудрых индусов и некие брамины оставляют только  один-единственный  пучок на макушке,  исключение  составляют лишь   несколько каст. Спартанцы отрезание бороды производят лишь рабам, по ее отсутствию судят о принадлежности к  хозяину. В Византии и на острове Родос бритье запрещалось законом.    Роль покрова  в повседневной жизни велика, но  многие и не догадываются. Вейко говорила, что жизнь животных напрямую связанна с длинной шерсти, так остриженная кошка погибает в большинстве случаев. И собака дольше живет, если ворс остался цел.      
     Вот перед Ледой человек, чья густая чуть вьющаяся шевелюра  вовсе не длинна. Кроме того, есть усики, переходящие в бородку, такие аккуратные, скорее всего, знакомые с лезвием. Вероятно, господин применяет прибор для бритья, удаляет лишнее, а  четкие контуры  лицевой растительности только подтверждают это. Насколько дева помнит, он  посвященный, но степеней посвящения существует предостаточно. К какой же  принадлежит?   Хотя, какая разница? Достичь его уровня способен   далеко не всякий.
     Ходуном заходили руки Агерона, лицо стало напряженней, взгляд рассеялся, словно его дух  покинул оболочку, оставляя на время без наполнения, и вот она сама по себе существует и пытается найти убежище и защиту!  Деве, к которой целитель был ближе всего, показалось,
249
от могучих ладоней исходит свечение, едва уловимое, но свечение!
     Она еле дышала, приходилось - нужно было петь - и если бы не  ответственное поручение, умерла б на месте. С замиранием сердца глядела дочь Даана на движения человека в темных одеждах, здесь, на грязной брусчатке! Не побрезговал испачкаться? Всегда опрятный, подтянутый, на нем никогда не увидишь и  пятнышка, чего  не скажешь про нее. И вдруг - на тебе!  Ах, да, слова матушки… 
     Мужские ладони поползли в разные стороны, достигли головы и колен и тут - о чудо! - тело умирающего начало растягиваться по велению мага! Оно заметно вытянулось, кости захрустели, задребезжали и начали скрипеть, внутренности громко пульсировали, и будто взвыли - гул вылетел из утробы смельчака.
     От страшных звуков Леда на секунду остановилась, но тотчас опомнилась, и продолжила заунывную колыбельную, чередуя слова со всхлипываниями.
     На минуту лекарь и пациент замерли. Прозвучало несколько громких звуков - это отголоски фраз, что доносились из нутра  чародея,  они били невидимой волной тех, кто рядом. И снова  спасительницы-руки  вернулись  к солнечному сплетению. 
     Плоть незнакомца вновь поддалась -  как иначе? - поползла обратно,  на этот раз медленнее. Молодой человек принимал  привычные  формы и вскоре вернулся к первоначальному росту.
     Руки Агерона сплелись и застыли  чуть выше чрева - он сконцентрировал силу над так называемой третьей чакрой и резко «ударил»  по ней. Храбрец подпрыгнул, словно в него  что-то с  усилием  вбили. Его пробила мелкая дрожь, затем она начала усиливаться, еще и еще, после  переросла в неудержимую тряску. Тогда-то Леда и поняла, зачем нужно было  держать невезучего молодца. 
     Она побоялась выпустить вверенную ей часть и схватилась за нее крепче, даже молодые и сильные мужи не могли удерживать разъяренное тело. Они подскакивали вместе с подопечным. Но несколько слов мудреца - и «пляска» прекратилась.
     В ход вновь пошли спасительные заклинания. После двух-трех предложений  из кармана Агерон достал мешочек из грубой плотной ткани,  извлек оттуда серый порошок и посыпал  на лицо бесстрашного незнакомца. Его дыхание стало судорожным, прерывистым, оно быстро превратилось в учащенное, затем выровнялось вовсе – он открыл глаза!   
     Обрадованный  возглас вырвался из девичьего горла. На послушницу снизу вверх смотрел  целехонький горожанин. Увидев милую незнакомку, он  улыбнулся.
     - Хвала Великой Матери! - просияла она.
     Целитель тяжело  вздохнул.
     Воспитанница  перевела взгляд  на благодетеля. Как  поразило его упорство и старание в борьбе  с трудностями, стоило подивиться выдержке и самообладанию. Он не лечил, но играл на сложном  инструменте под названием человеческое тело, как будто выполнял эту процедуру ежедневно. Леда знала, что каждое произнесенное им слово несет глубокий  смысл. А как отработаны движения, как плавны, как грациозны, они сродни пластике хищника!
     Ей не раз приходилось  слышать о  невообразимых  способностях господина, но  увидеть воочию - это совершенно другое. Одно дело где-то там, далеко, происходят страшные события, которые тебя вроде не касаются  и совсем другое, когда окунаешься с головой в гущу ужасных моментов жизни, сам становишься участником бедствий. Когда перед взором разворачивается трагедия, чувствуешь собственное бессилие против надвигающейся массы, что обрушивается на бренное, когда  нет прежнего, а ранее оно  казалось  вечным. Но отнюдь   ничто  не вечно, кроме самой Вечности.
     Во время действа  признанный повелитель казался Леде нереальным, слишком неземным, сошедшим вниз, ненадолго. По окончании дел он вернется Обратно? Может, всем только чудится, что он живой, а в действительности?..  Разные слухи ходят о нем, противоречивые. Пусть так, но лишь бы задержался,  чуть-чуть, пока необходима помощь здесь. Жаль, что
250
чрезвычайно часто она нужна людям.
     Отчего-то захотелось, чтоб он  жил до скончания века и достиг  всего,  чего желает,  к чему стремится. Все еще держа голову пациента, послушница смотрела на человека, спасшего другого, с неприкрытым интересом. Надо же,  а у него действительно родинка…
     - Можно отпускать, - приподнял уголок рта  покровитель, как раз со стороны маленького открытия.
     Леда послушалась.      
     Молодой смельчак встал, как ни в чем не бывало. Поразительно, на нем нет ни единой царапинки, синяка, ушиба,  лишь перепачканные и рваные одежды говорили о  прошлом.    Наблюдатели, стоящие поодаль, начали перешептываться - еще мгновение назад они сохраняли завидную тишину, нарушаемую лишь пением и едва слышимым гудением священнослужителя. Редкие шорохи, издаваемые  медиками, нисколько не мешали.
     Некоторых раненых  успели унести, другие самостоятельно направились домой, кто-то в лечебницу для дальнейшего обследования и излечения.
     Вовремя подоспели жрецы, вызванные из храма Великих Родителей, они оказали неоценимую услугу ряду живых.
     - Благодарю, - с достоинством кивнул сановнику  незнакомец. - Теперь я ваш должник!
     - Ты мне ничего не должен. Другим помоги, - поднялся  с земли, отряхивая одежды, Агерон.
     - Щедрость господина  не знает границ. Кому нужен простолюдин?
     - Не скуп на похвалу, - важный слушатель кивнул в сторону девы. Его позвали к «тяжелым»,  с которыми  не  справлялись доктора.
     И белокурой досталась благодарность,  от коей зарделись щеки. Когда короткий монолог незнакомца закончился, он отправился выполнять свой долг. А к ней  подошел Великий жрец, но дева не заметила как. Его  выдало лишь глубокое  дыхание, иначе б не обернулась.
     Ни слова не говоря, Агерон взял ее руку, провел по ней своей горячей ладонью от плеча к кисти, затем обратно и отпустил. Все произошло настолько быстро, что Леда не успела ничего сообразить и тем более начать протестовать. Сообщи господин о намерениях,  может и настояла бы на своем. Зачем занят ею, коль вокруг столько раненных? Ему надо туда, в гущу, ведь у кого-то  внешние раны скрывают внутренние, доставляют массу неудобств и причиняют нестерпимую боль. Были и такие люди, что  теряли сознание и не могли прийти в себя. Им в  первую очередь требовалась помощь.
     Когда Леда увидела, как на глазах  затягиваются ее ссадины, ахнула.  Пока рассматривала освобожденную руку, целитель проделал то же со второй. Закончив с ними, любезный господин перешел к телу. На  удивление послушницы  и бок оказался  истерзан, потому и  болит,  раньше того  не чувствовала. Одно касание - и ужасная царапина начала  медленно  зарастать.
     Пользуясь тем, что подопечная зазевалась, глядя на окровавленное место,   чародей зажал милое  личико меж ладонями и приподнял его - дева-то и забыла, что  кожа  над переносицей тоже рассечена. Полагая, что сейчас будет новое  прикосновение,  Леда  выжидала,  но слишком странный взгляд насторожил. И прежде чем до нее дошло, что сейчас  повелитель собирается  сделать, он  взял и без зазрения  совести  поцеловал  ее в лоб! 
     - Я вернул долг! – произнес целователь.
     Леда  только  подумала, что надо  опротестовать  вольные действия, но он, как  ни в чем не бывало, отправился  прочь!          
     - К-к-какой еще… - оторопела дочь Даана, а господин, знай себе, занялся прочими, словно ничего не сотворил!
     Так бы она и приходила в себя, если бы не ребенок, зовущий на помощь. Бедняжку закрыло от посторонних глаз прилавком. И стучал он,  и плакал, но его трудно  было услышать в издаваемом  людьми шуме, пока немного не  наладилось вокруг.
     - Там ребенок! - закричала Леда осипшим голосом, указала на зловещее место.
251
     Туда  мигом ринулись мужчины, среди которых был и Гаром. Они  аккуратно, дабы не допустить обвала, вытаскивали один  за другим обломки досок, балки, откидывали в сторону черепки и коробки. Вскоре  образовалась узкая щель.
     - Дальше нельзя – все рухнет! - остановил страж.
     - Как же  его вызволить? – выглядывал пути спасения Макос.
     - Он может выбраться сам! Иначе придется долго ждать – гору до конца сейчас не разобрать!  Смотри, - показал наемник на  груду,  - одно неосторожное движение - и конец!
     - Малыш, - позвал поэт, - ползи к нам! – он наклонился  и заглянул внутрь.
     Там, поджав под себя коленки,  свернулся клубочком шестилетний  мальчуган и дрожал от страха. Парень просидел довольно долго и боялся двинуться с места.
     - Дайте я! - растолкала Леда сильных мужей  и опустилась на колени перед отверстием.
     На нее огромными испуганными глазенками смотрел простой мальчишка с исцарапанным личиком. Его руки были по самые локти испачканы в крови, он отчаянно  пытался  выбраться, но не сумел.  Сейчас  настолько оробел, что не мог и говорить.
     - Я не пролезу, дай мне руку! - приблизилась дева к лазу  насколько смогла, и протянула  свою  ладонь.
     Мальчик  не мог и шевелиться, конструкция пошатнулась.
     - Давай же, скорей, наверно, тебя ищут! – сказала дева.
     Парнишка едва разжал пальцы и медленно-медленно вытянул  перепачканную руку.
     - Вот молодец! Теперь встань на коленки и ползи ко мне!
     Мальчишка замялся. Мужи начали волноваться, что в любую минуту постройка может обрушиться  и тогда жертв будет больше.
     - Госпожа, быстрее! - запаниковал Гаром, когда дернулась балка, на которую опирались прочие. - Скорее! - И схватил деревяшку.
     - Держи крепче, болван! - подоспел на помощь певец свободы.
     - Малыш, поторопись! Мы пойдем искать родителей! - пыталась протиснуться дочь Даана дальше, дабы ухватить заточенного ребенка.
     Едва он выполнил требование, как Леда схватила мертвой хваткой детское запястье и в ту же минуту двоих вытащили из  плена. Бледного мальчика послушница  прижала   к себе, а  нагромождение затряслось, и палки по очереди   попадали, пока не провалились до низу самые тяжелые.
     - Хвала Богам, - выдохнул Макос, за ним повторили и прочие.
     - Молодец, малыш. Пойдем-ка, - поставила его  на ноги Леда. - Покажи мне, с кем ты пришел сюда, - повела она  еле двигающегося, но не желающего сидеть на руках сорванца - он отказался от помощи слуги и обещал дойти  до своего  жилища  сам.
     - Госпожа, может, его родители?.. - окликнул послушницу Гаром, но тут же напоролся на  гневный взгляд.
     - Он покажет, где его дом! Покажешь ведь? – спросила дева.
     Парнишка   судорожно  затряс головой, и  взору открылась рана на затылке.
     - Сейчас мы пойдем к врачу, у него лекарства, а потом тебя отведут или  я отведу.
     Доведя мальчика до лекарей, дочь Даана  обратилась за помощью. Любезный аптекарь тут же  предоставил на выбор ряд препаратов.
     - Уф, я не знаю, какое из них взять? - глядела спасительница на ящичек, принесенный из самого сердца аптечной лавки - лучшие и редкие лекарства в ее распоряжении.
     Старый знакомый выбрал самое подходящее и преподнес его милашке. Пока она смазывала ссадины, мальчуган вздрагивал при всяком касании, но ни разу не пикнул.
     - О, храбрец, настоящий муж! - подбодрил его певучий голосок.  Затем Леда взяла у  медиков, накладывающих шины  и останавливающих кровотечения,  бинты  и перевязала  детскую головку. - Ну вот, скоро будешь здоров!
     - У вас хорошо получается, - похвалил Темий.
     - Дайте-ка я проверю не пострадал ли  мозг, - склонился над ребенком один из жрецов,
252
который долго наблюдал,  как самостоятельно справляется  незнакомка из  храма Акаты.
     Невысокий, но  вполне крепкий и подтянутый, видимо, то присуще всем выходцам из школы Великих Родителей, вполне добродушный, темноволосый, без бороды, средних лет служитель решил помочь малоопытной послушнице.  Аптекарь же был  излишне  скромен, порой невероятно застенчив, но храбро выполнял свой долг. Светловолосый, молодой, худощавый, тоже крепкий, приятной наружности человек нравился женщинам. На него заглядывалась добрая половина незамужних  горожанок всех сословий. 
     - Он терял сознание? – спросил подошедший жрец, глядя на мальчика.
     - Я не знаю, он просидел взаперти довольно долго, - ответила дочь Даана.
     - У него не было рвоты,  одежда чистая,  зрачки на свет реагируют хорошо. Значит, все в порядке, - успокоил торговец здоровьем, - я бы увидел.
     - У него может быть расстроено сознание и потеря памяти, -  не отступал храмовник.
     - Он помнит о родителях,  мы разговаривали с ним, - уверила Леда. – У малыша медлительность из-за пережитого.
     Темий довольно сложил руки на груди.
     - Сильный испуг, что ж, его можно отвести в лечебницу, - предложил незнакомый жрец. 
     - Не думаю, без родных  испугается еще больше и тогда…    Лучше  доставить его домой.
     - Может, вы и правы, - согласился служитель, - я плохо разбираюсь в детях.
     - И в медицине тоже, - буркнул под нос аптекарь.
     - Простите, что вы сказали?
     Темий развел руками, не удостоив оппонента  ответом. Тот продолжал осмотр.
     - Сейчас посмотрю, какой  преобладает гумор.
     Белокурая  припомнила, что речь идет о телесной жидкости. По представлениям  греков от них, гуморов,  зависит характер и здоровье человека. Возможно, эти полезные сведения эллины  переняли у других народов. Их, телесных жидкостей,  насчитывают всего четыре:  кровь, мокрота или слизь, желтая и черная желчи - преобладание одной из них, как раз и формирует характер. По симптомам болезни и прочим показателям определялось, какой из гуморов превосходит, а какой ослаблен.
     - Нет-нет, малыш здоров - они в равновесии, - поручилась Леда.      
     - Похоже на то. Я скажу слуге, и ребенка проводят. Поможете нам? - указал на своих   приятелей жрец, среди которых был и их глава.
     - Пожалуй,  помогу лекарям. С  вами  и так ценный помощник, - взяла дева  дрожащего ребенка  за руку  и повела к оцеплению - родителей среди присутствующих не было.
     Возле выхода битый час со стражником ругалась простолюдинка, доказывая, что ей  необходимо срочно попасть на рынок, но тот никак не хотел ее впускать.
     - Там мой сын! - вскричала она севшим голосом.
     - Не велено! - неизменно  повторял наемник. - Убирайся прочь!
     - Ах ты, злодей! - накинулась на него с кулаками обезумевшая мать, но тут же получила отпор.
     К ней подскочили другие  воины и  оттащили. Она выкрикивала ругательные слова, стучала кулаками  по доспехам, причиняя боль себе.
     - Уберите от меня  эту ненормальную! – толкнул страж несчастную  нищенку в сторону.
     Она упала на колени и зарыдала.
     - О, люди, мне не позволяют увидеть сына! Может, мой мальчик погиб, но даже не отдадут его маленькое худенькое тельце, чтоб могла похоронить!
     - Тронулась, - шепнул один страж  другому.
     - Кто опознает его, кроме меня?! Дайте хотя бы  посмотреть, где он!
     Охрана расступилась, чтобы выпустить очередную партию раненых. Кого-то уносили на носилках, кого-то вели под руки. Появился  узкий  коридор. Улучив момент, простолюдинка юркнула  под приспособления.
     - Ах ты, гадюка!  - настиг ее разозленный страж. - Решила нас подвергнуть наказанию?!
253
- отшвырнул назад и замахнулся  он на упавшую женщину.
     - Мама, мама! - увидел издалека ребенок матушку, оторвался от сопроводительницы и помчался к родной со всех ног.
     Она  подскочила, сбила с ног наемника и понеслась навстречу сыну.
     В ответ крохе мать неразборчиво кричала ласковые слова, наверное, ими называют драгоценных отпрысков, обливалась слезами радости, все  клялась, что больше никогда  не выпустит его из рук. А мальчик  прижался к родительнице, схватил за шею, что-то лепетал и просил прощение за непослушание. Обрадованная мать вдыхала запах выглядывающих из-под повязки коротеньких курчавых волос, целовала, куда ни попадя. После  общупала  с головы до ног сына и, убедившись, что все на месте, подхватила его и закружилась. 
     У Леды  сами собой увлажнились глаза - чтобы делала  на ее месте?  Сошла б с ума, убитая горем, или  же кидалась бы на копья врагов, что отбирают сына? На что способна  любящая мать, когда в опасности ее крошки? Почему  не страшится грозного войска, когда за спиной они?  Будь у нее дети, поступила бы  также?  Каким бы не был он, ребенок,  сумасбродным и непослухой, редкая мать покинет свое дитя. Какая самая страшная пытка? Беспомощно смотреть, как страдают самые  дорогие?
     Даже страшно подумать, не говоря уже о том,  чтобы   представить, что может  погибнуть кто-нибудь из племянников или  отец, братья, невестки – по телу Леды  пробежали мурашки. Она отдаст  жизнь за любого из них, если понадобится и сделает это с радостью.
     Тут женщина поцеловала в лоб спасенного сынишку, но не простым бездушным поцелуем, то был поцелуй бескрайней любви матери к  бесценному чаду - их лица засияли, словно фонарики, плывущие на маленьких символичных лодочках, пускаемых людьми во время любимого народного празднества Зелы, Всемирной Надежды.
     Оно проходит весной и собирает множество народа на широких улицах городов и деревень, объединяет горожан, разгоняет скуку, напоминает о счастье, что приносит любовь. Люди покупают, а кто не имеет возможности купить, делает сам из бумаги и веточек крохотные триеры, помещают на них светильники. Празднующие надевают нарядные одежды и при наступлении темноты  выходят  из домов, чтоб присоединиться   к процессии, идущей от фонтана, что на центральной площади, к реке с песнями и плясками. 
     Впереди шествуют танцовщицы в развевающихся на ветру платьях. В их волосы вплетены широкие ленты с узлами, они символизируют крепкие узы между родными и близкими. Босые ноги прелестниц неустанно описывают  различные фигуры. На девушек зачарованно глядят, ими восторгаются. Красавицы  ударяют в тимпаны и кимвалы,  отгоняя прочь громкими звуками  все беды и несчастья.
     Головы путников всех сословий - богатые по правилам идут впереди - венчают  разноцветные венки из весенних  цветов. В руках у каждого кораблик, его-то хозяин и  опускает  на воду и загадывает сокровенные  желания.
     В этот момент наступает  тишина, всякий думает о своем. Никто не нарушает священного покоя, пока последняя лодочка не уплывет подальше от моста, перекинутого  через поток, что окрашен в желто-красные светящиеся краски. Люди смотрят вслед отдаляющимся мечтам, молят, чтоб  где-то Там их услышали и отозвались. Любого пленяет редкое, но столь примечательное зрелище, как маленькие фонарики на широкой реке. Затем участники торжественного шествия с новыми надеждами и без участия вина расходятся по домам.
     Эта традиция существовала  в Пелихории  с незапамятных времен,  еще до прихода в страну  культа Великих Родителей, что прочно укрепился на долгие сотни лет. Помимо религиозных праздников, есть масса общественных и  государственных, но они  не спорят, а мирно сосуществуют, радуют жителей большого государства.   




254
Возвращение Леды с рынка
     Сияние. Двое людей сияют, как сияет Идан, когда видит жену и сына, как старшая невестка, глядя на детей и мужа, отец, в присутствии внуков - вот как видят любовь? Человек светится изнутри? Таким предстал Великий жрец  перед Теей  и матушкой, которые, не слыша слов признания,  прекрасно знали скрываемую ото всех правду?
     Но светятся, когда счастливы - с чего ему быть таковым, ведь нарушился привычный ход событий, жизненный уклад, пошатнулись принципы? Для Леды эта странная привязанность, как была грузом, так и остается.
     Мать мальчугана всхлипнула.
     - Неужели не понимаешь, как я боюсь за тебя? – говорила она сыну, уже выйдя за оцепление.
     Мальчик всплакнул.
     - Я так испугался и звал тебя, но меня толкнули и упал! Под лавку!  - отвечал он. - А потом...         
     Дева обернулась назад - там тоже чьи-то дети,  взрослые и нет, чьи-то родители, любимые. Развернулась и, не дожидаясь слов  благодарности, зашагала  обратно.
     Между торговыми рядами все еще трудились над истекающими кровью спасатели. Леда пересчитала жрецов - всего-то трое, нуждающихся гораздо больше. Не внушающих опасение пациентов священнослужители передавали в руки лекаря, его учеников и аптекаря.  И хоть операции  храмовники  не проводят,  но с ними  чудо-целитель.   
     Примкнув к простым смертным, Леда помогала омывать раны, накладывать шины. Хорошо получались перевязки, лучше, чем вышивка. Мужчины закончили извлекать из-под обломков горожан, после стали  подносили воду, бинты, носилки и прочее необходимое - рынок постепенно  пустел.
     Тревожные родственники, окруженные зеваками, высматривали  из числа  оставшихся своих, а, не обнаружив, уходили на поиски в лечебницу.       
     Послышался грохот. Кто-то оперся о ненадежную опору-нагромождение, и груда повалилась, прихватив с собой легкомысленного человека.
     - Макос! – первой прибыла на место  послушница.
     Он лежал на земле приваленный кочанами капусты, поверх широкой доски.
     - Досталось же ей! - улыбаясь, убирала дева  один за другим агрессивный овощ, который любили сладить и подавать как десерт то ли римляне, то ли греки.
     - Засмотрелся, вот и пострадал, но не жалею - ты меня спасаешь! – выглянул  певец свободы  из-под деревяшки.
     - Позвольте мы! - подоспели его друзья.
     - Вот так всегда - только что-нибудь хорошее со мной произойдет, вы тут как тут! - раздался хохот снизу.
     - А вам там, и правда, весело, - заглянула к Макосу Леда. - Может, лучше  оставаться  здесь - мало ли, что еще может произойти  наверху?
     - Один? Не хочу!
    - Сожалею, но не могу составить вам компанию. - Откатила очередной кочан худая ручонка.
     Стихотворец тут же выдал:
Лучше я умру с почетом,
Чем в бесславье сгину!
А она твердит в ответ:
«Все равно тебя покину!»
     Но тотчас посерьезнел и произнес:
     - Сдается мне, если я не замолчу, останусь здесь навсегда, - мотнул он  головой  куда-то в сторону.
     Леда обернулась - к ним шел сановник и нес в руках темную тряпицу.
255
     - Что ж, вам повезло, можно не вставать, - выпрямилась послушница и приготовилась обороняться.
     Но Великий жрец  остановился  поодаль и  жестом позвал ее.
     - Жаль, что не могу помочь, - попытался приподняться Макос. - Удачи тебе, о, Муза!
     - Благодарю, -  вздохнула  она и пошла на призыв.
     - Возьми, холодно, - протянул ей  чужой плащ Агерон. - Возвращайся к своим, без тебя закончим!
     - Но он… темный, -  приняла Леда престранное  подношение, и откуда эта вещица у господина?
     - Лучше такой, чем без него, -  указал он на грязное и разорванное платье.
     - А жертвы? Я не купила  дары!
     -  Какие жертвы?! На себя посмотри! Сама-то хоть дойдешь или носильщиков нанять?
     Воспитанница тряхнула кудрями.
     - Отведи ее! - махнул жрец  Гарому.
     - А?..
     - Принесут твой лонид! И… можешь мыться, как раньше! - повернул обратно Агерон - ему сообщили о  прибытии правителя.
     - Как же жертвы?! – простонала дева,  ответа не последовало.
     Окинув недоверчивым взглядом плащ, она надела  непривычной расцветки покров. Он, и правда, выглядел приличнее, чем ее собственная одежда. В нем на нее не будут оборачиваться люди и согреется. Оказалось, уже наступил вечер, небо затянулось серыми тучами, и подул прохладный ветер, что  принес  мелкий  дождь.
     - Пойдемте, госпожа, пойдемте, - поторопил Гаром. - Скоро погода совсем  испортится.
     К нему подбежал страж и предал серебряный поднос.
     - Повезло ему,  совсем не пострадал, - оглядел его слуга. - Я  понесу.
     - Ничего, отдай, - потянула к лониду руки послушница.
     - Может, лучше все-таки я? – посмотрел на нее невольник.  - Вы, верно, устали?
     - Твои речи звучат подозрительно, - прищурилась Леда. - Что не так?
     Гаром пожал плечами.
     Двое торопились в имение. Слуга едва поспевал за худой спутницей, дивясь ее энергичности - весь день металась по рынку и теперь никак не успокоится. А она, в свою очередь, придумывала оправдания и  корила себя за  впервые  невыполненное  поручение.
     Слишком быстро пролетел день, но хвала Великой Матери не унес ничьей жизни. Промчался, словно один миг - раз и нет его, как не бывало. Но никогда  не обвинит себя Леда в том, что он прожит  зря. Очень жаль упущенного времени, слишком быстро бегут его Священные воды - не пропустить бы  важного, ради чего живет.   
     По мере приближения к дому послушница волновалась все больше. Она готовила  речь для настоятельницы. Когда она проходила по центральной аллее, навстречу ей выбежала  тревожная Айри в сопровождении эскорта.
     - О, Великая Матерь! Где ты была?! Что с тобой такое?! – схватила она  воспитанницу за плечи.
     Их окружили подруги. 
     - Мы послали слугу, но он толком ничего так и не сказал, кроме нескольких бессвязных слов о столпотворении на  рынке, но  туда его  не впустили!
     - Что на тебе? А платье?.. - Тея  потеряла дар речи.
     -  Что случилось, ты вся в крови?! - увидела  перепачканные руки  Ралмина.
     - Оставьте нас,  засыпали вопросами,  она еще на мой не ответила! – кинула им Айри.
     - Плащ дал господин и раны залечил, так что со мной все в порядке. Только на лбу осталась, - вздохнула Леда.
     - У тебя там  ничего нет, - пролепетала Тея, ее напугало престранное  зрелище.
     - Как нет? -  Переносицы коснулась худенькая ручонка - и правда ничего!
256
     Леда знала, конечно, что Великий жрец лечит руками, но вот поцелуями, это что-то  ново! У него методика такая? Но это звучало неправдоподобно - как же  он тогда будет  оказывать помощь  мужам?  Вряд ли господин имеет склонность к распутству.   
     - Пойдем, я тебя осмотрю, - Айри повела подопечную в дом. 
     - Матушка, я не принесла жертв, - покаялась Леда. - Там, на рынке,  все  вверх  дном!
     Очевидица рассказывала об увиденном. Сзади тихонько плелись остальные, дабы  не прерывать повествования, а она как можно скромнее  делилась воспоминаниями. Но  и этого было достаточно, чтобы ввергнуть в ужас слушательниц.
     К волнению акатий добавилась и бледность,  на их лицах отразились переживания,  самых чувствительных исказила гримаса боли.
     - Сколь же всего?..  - всхлипнула  Ралмина, ее оборвали подруги.
     - Я не считала и, полагаю,  никто не стал вдаваться в такие подобности.
     - Скоро узнаешь, - строго посмотрела на скромницу Тея.  - Имей терпение! 
     - Плохие новости быстро распространяются, - шепнула Вейко. - Какие-нибудь день-два - и услышишь множество версий, включая самые невероятные. Поверь.
     - Самое главное нет погибших - хвала Великой Матери, господин постарался, - прошептала белокурая.
     На нее кинули беглый взгляд две женщины.
     - Еще доктор и аптекарь - они молодцы! Такая самоотверженность! – воскликнула Леда.
     Постоялицы удалились, а  Гарома обступили слуги, которые битый час ждали приятеля, чтобы выслушать его рассказ. Рабы наперебой выспрашивали, озвучили ряд причин жуткой трагедии. Поднялся галдешь. Телохранитель закрыл уши и зажмурился.
     - Тихо! - не выдержал он гомона. - Я буду говорить,  если будет тишина! 
     - Ну, скорее рассказывай! - потребовал Цилий. - Когда будет господин? Что стряслось?
     - Небось, брехать сейчас будешь? - прищурился Креос.
     - Может, сначала я задам свои вопросы?! - грозно осадил  всех слуг Виром, они притихли. Управляющий окинул подчиненных строгим взглядом и повернулся к Гарому. - Чего ждешь?! Давай скорей!
     В звенящем безмолвии телохранитель  набрал побольше воздуха в грудь и начал длинный монолог, не забывая представить на суд  людской свое героическое  вмешательство, и спасение сначала госпожи, затем смельчака, тем, что преградил путь взбешенной  кобыле. Не побоялся добавить, что кроме него вряд ли бы нашелся еще один такой самоотверженный человек  и подставил бы свою грудь под сокрушительный удар. 
     Речь грозилась затянуться, но спаситель слишком устал при выполнении долга, и поторопился  закончить повествование  историей  о том, как вынес на собственных  руках из кромешного ада вверенную ему акатию. 
     Слушатели громко аплодировали герою, женщины утирали слезы, а мужчины гордились знакомством с ним. Под грохот  оваций  Гаром отправился отдыхать.
     Довольная Леда погрузилась в горячо любимую купальню с ароматной водой, что так любезно приготовила обрадованная  служанка.  Теперь  ей не придется вымывать полы и беспокоиться о соседке снизу, а госпожа не замерзнет и не будет чихать, тогда и ей не достанется от хозяина, сетующего на то, что слуги  плохо заботятся о драгоценной гостье.
     Горячая влага окутала полусонную послушницу. Долго она отмокала. Вскоре  подействовали  успокаивающие масла.  Рядом сидела Айри и оттирала высохшие красные пятна с белой кожи: намыливала и смывала, смывала и намыливала снова.
     - Придется еще раз помыться,  слишком  ты перепачкалась, - сказала она.
     - Госпожа, платье не починить и стирать не имеет смысла, - держала в руках страшную тряпку Тикавия.
     - Выброси ты его! -  скомандовала наставница. - Бедняжка, как же ты меня напугала! – И взялась распутывать кудрявые волосы, в которых было  полным-полно  колтунов.
     - Да уж, зрелище то еще! - всколыхнулась прощенная господином воспитанница.
257
     Проходя мимо зеркала, она увидала свое отражение  и, пораженная, прильнула к нему. Вся безобразно перепачканная, в рваных одеждах, с веточками фенхеля и петрушки, что застряли  в  черепаховом  гребне  на темени – ужас! Леда оторопела.    
     - Так кого угодно отпугнуть недолго! - вытиралась она.
     - По-моему, вы ошибаетесь. - Тикавия накинула на мокрые волосы госпожи покрывало.
     - Ну да, слегка.
     Дева и  служанка  улыбнулись.
     Тика и Айри  уложили смелую послушницу в кровать.   
     - А ты молодец - надо же,   сообразила    позвать господина. Да еще  как! - Наставница поцеловала Леду. - Какой отчаянный поступок!
     Прислужница отправилась за питьевой водой и служительницы остались одни.
     - Вы не считаете меня м-м-м… неправой? – застенчиво спросила дочь Даана.
     - Разумеется, нет, почему должна думать  о тебе плохо? – Айри  присела на край ложа. -  Ты ведь ради других старалась. В твоем поступке нет места корысти или эгоизму.   
     - Матушка,  какому  наказанию подвергается провинившаяся жрица?
     Старшая  насторожилась.
     - В разных религиях по-разному. В одних - это сечение розгами или плетьми, бывает, нарушительницу обнажают и, едва прикрыв наготу материей, одаривают ударами. Существуют прилюдные расправы, кого-то садят на цепь, закрывают в подвалах, других предлагают первым пришедшим в храм мужам для услады, иных закапывают живьем за потерю девства, выгоняют из обители и прочее. Что натворила? - прищурилась Айри.
     Помявшись, воспитанница призналась в совершенном.
     - Ох, дорогая, - вздохнула матушка, - поспи-ка, а то завтра будешь сонной весь день.
     - И… не будете ругать и злиться?
     - Если господин не злится, то  куда уж мне-то? 
     Трудно было представить Айри, как  разъяренный Агерон срывает  одежду с прелестницы и хлещет розгами  нежную кожу, избивает виновную  до полусмерти. Вряд ли он, испытывая тягу к ней,  покроет  ее  многочисленными глубокими и  кровавыми ранами. А вот выругать, пожалуй, есть за что.
     Настоятельница ушла.  Леда  уже начала засыпать, но тут  дверь тихонько приоткрылась, и в щель просунула голову Ралмина.
     - Ты спишь?
     - Заходи, - позвала ее дочь Даана и  уселась на кровати, откинувшись на подушки.
     Вслед за гостьей вошла вереница дев  и окружила смелую подругу.
     - О, как неожиданно, - подивилась она.
     - Неужели ты могла подумать, что  забудем о тебе? - подсела к ней  Тея.
     - Мы так  волновались  - слуга принес тревожные известия, а тебя все нет и нет! - лепетала Ралмина.
     - Теперь поделишься с нами? - попросила Вейко.
     - Я уже все рассказала, - пожала плечиками белокурая.
     - Какая ты смелая - я бы ни за что не смогла б смотреть на лужи…   Не то, что уж помогать! - не унималась скромница.
     - Ну, какая же я смелая? И ты бы точно также поступила, будь  у тебя возможность.
     - Вряд ли, но как ты смогла?..
     - Я не думала о том, что боюсь  или что меня что-то  страшит, всего-навсего  делала необходимое. Как-то не было времени  жалеть себя.
     - Надо же!
     - Когда человек  стоит на грани, он может многое - ему открывается доселе  неизвестное и он  творит то, на что ранее не был способен,  - пояснила Вейко.   
     - Верно, - поддержала старшая жрица. - К примеру, на войне люди забывают об опасности,  а чувство страха и боль   притупляется, но возникает  после, иногда через много
258
лет. Тогда смельчак  может впадать в обоснованную панику из-за  воспоминаний давно минувших дней.
     - А ты была на грани? - посмотрела в серо-голубые глаза Ралмина, даже при приглушенном свете можно было разглядеть ее заплаканное лицо.
     -  Не знаю, не поняла. Но почему ты  плакала? – подивилась Леда.
     - Думала тебя уже…
     - Можно к вам? – заглянула  в комнату  Салмия.
     Дочь Даана разрешила войти, но пожалела о маленьких размерах своего жилища.
     - Давай, рассказывай! - разместилась болтушка рядышком.
     - Спрашивайте, - приготовилась белокурая. 
     Подруги засыпали вопросами, а она  отвечала на все, что доносились до ее уха. О чем только не шла речь, порой о самых невероятных вещах, кажущихся совершенно отдаленными и не имеющими никакого отношения к сегодняшним событиям, но  терпеливо держала ответ на всякий. 
     - Глядя на них, вспомнились уроки истории и медицины - по одну сторону жрецы, по другую  - доктора, - продолжала послушница. - Как в древней Месопотамии ашипу и асу. Служители брали на себя самых сложных, чьи недуги были скрыты от простых глаз, врачевали, и опасность отступала. Они  использовали заклинания и производили странные движения, а лекари, как и асу, применяли бинты, палки-шины, снадобья и порошки, пилюли из трав и…
     - Ага, например, помета птиц и мочи, слышала, - вздохнула Ралмина, очень скептически относящаяся  к данной  методике.
     - Это в Египте. У наших врачей немного другое… сырье.
     Служительницы рассмеялись, а рассказчица, просмеявшись, продолжала:
     - Лекари накладывали повязки со специальной мазью-смесью для заживления ран, что изготовил аптекарь  из соков растений и жира, то ли  свиного, то ли ослиного. Еще Темий советовал мне добавлять туда мед, тогда точно никакого заражения не произойдет! Совсем как египетские суну – эти врачи тоже добавляли его и  защищали раны от инфекций. Только  сегодня доктора делали шины из веточек и палок, а те  из коры деревьев. Некогда было к деревьями бежать, подручными материалами пользовались,  досками разными, прутами.
     - Далеко не все могли лечиться у суну, слишком дорогое было удовольствие, - вспомнила Вейко. - Мирейские  врачеватели  доступнее.
     - Что верно, то верно, и такие же уважаемые люди, состоятельные, совсем как месопотамские. И они одни из первых людей в Мирее. Кроме того наши, подобно   египетским,  делают операции на глаза, лечат зубы.
     - Вы забыли,   месопотамским  отрезали руки?! Бр-р-р! – скривилась Ралмина.
     - Это за неудачную практику. Конечно, ведь услуги медика стоили дорого - кому хочется, чтоб сложная операция, стоимостью в большой дом,  покалечила пациента или закончилась летальным исходом?
     - Ну, самые  уважаемые-то господа  в нашем городе - Великий жрец, Тизан и члены  Совета Семи, а уж потом… - поправила Тея.
     - Официально - да, а вот для простого недужного и бедного люда, полагаю, лекарь значит больше, нежели власть имущие, - предположила дочь Даана.
     - Как же  вместе  «работали»  ученые и жрецы? - Озадаченная Ралмина, соседка по храмовой комнате,  подперла подбородок ладонями.
     - У них получился замечательный союз! Настолько хорошо и слаженно работали оба фронта, что лучше и придумать нельзя! Пока одни ставили диагноз, правильный и своевременный,  это уже полпути к выздоровлению,   тут же врачевали, - поводила руками  в воздухе Леда, - вторые  выполняли заключительную, не менее сложную работу. Кстати, священнослужители тоже использовали странные средства и инструменты, но свои. Какие-то похожи на хирургические, какие-то – нет. Но, в общем, они прекрасно знают анатомию,
259
ничем не уступают врачам. Мне показалось, их знания превосходят общепринятые. Они лечат и тело, и душу не только инструментами и  средствами, но и  энергией, мощью,  силой слова.
     - Они же маги, -  вставила Тея, - ничего удивительного.
     - Но разные,  не все могут как…
     - Великий?
     - Да, и его подчиненные не могли за ним угнаться. Это особый дар? – спросила Леда.
     - Матушка говорит у всякого он свой, чудесный дар,  у господина - этот.
     - А как они лечили? – перебила удивленная  Салмия.
     - Боюсь,  не повторю, но если хочешь, постараюсь кое-что припомнить - пеняй на себя! – Леда судорожно замахала  руками. Она то растопыривала пальцы, то собирала  их вместе, издавала странные звуки, подражая интонации повелителя.
     Тея улыбнулась.
     -  Прекрати! - отпрянула в сторону Салмия.
     - Что-то сегодня у меня  не очень-то получается. Вероятно, солнечная  активность мешает, - рассмеялась  Леда, ее поддержали подруги. -  Если хочешь, уточни  у господина,  как он это делает.
     - Ага, жаль  он в городе,  пожалуй, пока  беспокоить не буду. Но завтра, с утра, обязательно! – выпалила Салмия, кивая головой.
     - Зачем же ждать так долго? Он уже вернулся, - вошла хмурая  Айри. - Что вы тут делаете? Ну-ка все по комнатам! Дайте ей отдохнуть!
     Девы тут же подскочили и направились к выходу.
     - Тебя что-то беспокоит? - шепнула красавица Тея Леде.
     - Как сказать… - замялась младшая.
     - Лучше как есть.
     - Даже не знаю,  в общем, он,   м-м-м… поцеловал  мой лоб, - насупилась ответчица.
     - Ах, вот оно что.  Видишь ли,  господин поцеловал не лоб, а тебя в лоб.
     - Какая разница?
     - Хм. Разница, - чмокнула  деву туда же Тея и вышла за всеми.
     - Спи! - раздалась команда настоятельницы.
     Но сон  более не приходил – в голове возникали одна за другой мысли и не давали уснуть. Воспоминания были разными и тяжелыми, и полезными, и забавными. Стоит только вспомнить поэта, заваленного капустными кочанами.
     У греков существует предание, согласно которому в капусту обернулись слезы Ликурга,  фракийского царя. Он  напал на бога Диониса, которого недолюбливал, когда тот прогуливался со своей свитой. Утверждают, будто при этом погибли вакханки, сопровождающие божество.  Тогда-то и  разгневался Дионис, наказал государя - приказал его избить виноградной лозой. Плакал владыка, а  слезы его превращались в овощ размером с голову. По-гречески  голова - «каптум». У эллинов  капуста считается символом трезвости, она не растет рядом с виноградом. «Съешь капусту перед питьем - не опьянеешь, съешь после - разгонишь хмель», - говорят греки.
     Бытует мнение, что  Александр Македонский кормил своих воинов капустными листами для сохранения бодрости и преодоления страха перед боем.
     По капусте гадают, ее используют  в свадебных обрядах жители  разных стран, она является символом плодородия пелихориев. Получается, певца свободы ждет многочисленное потомство? Хм. Хорошо же он засмотрелся. И кто настолько привлек внимание свободного поэта, что он, забыв обо всем на свете, готов обзавестись детишками?
     Леда спросонья улыбнулась и на этой веселой ноте попрощалась с бодрствованием.          
     Придя домой за полночь, Агерон  совершил  обычные  вечерние процедуры  и рухнул  в постель. Вокруг все еще суетился Цилий, расставляя по местам предметы, принесенные хозяином,  готовил чистые одежды на завтра и что-то бормотал про себя.
260
     - Гаром отдыхает? – прервал владелец думы слуги.
     - Да, господин.
     - Возьми монеты и отдай ему, - показал благодетель  на столик близ ложа.
     Цилий  взял и  непонимающе  посмотрел на них.
     - Скажи, что завтра у него выходной.
     - Прошу прощения, господин, но у него уже был выходной, позавчера - управляющий отпускал его… - Приближенный под  пристальным взглядом осекся.
     - С годами ты становишься невыносимее, - приподнял уголок рта Агерон. - Спроси еще,  зачем ему  деньги.
     - Прошу прощения, господин,  - побледнел напуганный слуга, сгорая от любопытства.
     - Оставь меня. Да, чуть не забыл - передай Айри, чтоб к полудню явилась  дочь Даана.
     Раб едва удержался от громкого вздоха - снова идти к этим девкам, что морочат головы местным мужам. Чего стоит одна только жгучая смуглянка, приглянувшаяся ему в первый же день, а  высокая красавица, сводящая с ума управляющего и половину слуг-мужчин?
     Со временем он стал воспринимать их иначе, забывая о том, что такое ненависть к прелестницам из-за хозяйского гнева, уж  больно те хороши. А главная-то тоже не отстает, хоть и лета уже не те, но…  Ух! Будь он помоложе,  показал бы всем юнцам, кто такой Цилий! Совсем не то, что нынешняя молодежь - слабаки! Ни девку закадрить, ни приголубить ее - одним словом молодо-зелено. Куда им до закаленной в боях старой кавалерии?! Да, они тогда воевали не только с чужеземцами - сколько дев загублено, сколько вольниц взято! 
     Цилию шел двадцатый год, когда впервые оказался на поле брани. Тогда свои бились, как дикие звери - силы врага превосходили, их численность превышала почти вдвое родное племя. Но великий полководец произнес воодушевляющую речь, запретил отступать. Были и такие, что пасовали и пытались удрать, но надзиратели, идущие следом, били плетьми и принуждали вернуться в фалангу. 
    Тогда, впрочем как и сейчас, выбор не слишком  велик - либо свои, либо чужаки тебя прикончат.  Несколько лет везло бравому воину, ходил в  любимчиках  сотника, тот считал Цилия  правой рукой за проявленную доблесть в самых страшных  битвах. Он не дрожал, как остальные, не прятался за спины приятелей. Женщины всех возрастов крутились вокруг него, одаривая своими прелестями. Страсть, как любил их молодец! Не то, что хозяин - живет бобылем, и не видит красоты неземной  распрекрасных гостий, что в доме.
     А какой конь у него был красавец, жаль пал раньше, чем они успели одержать победу над серьезным противником. Осиротел тогда бравый Цилий без друга-то преданного. Понял  цену победы, когда поле, обагренное кровью, покрылось телами человеческими, и  опомнился. Впервые задумался о нужности войн - на кой они сдались, коль мрут живые, словно мухи жужжащие, да кровососущие комары малярийные, что близ болот водятся? Что ему-то от  жестоких, откуда калеками возвращаются? Брат потерял ногу и правый глаз, отец остался без рук, а через всю шею его пролегает  бордовый шрам, что оставил неприятель.
     Грамотный,  пышущий некогда здоровьем и  горячий Цилий, вернулся с походов   через семь лет, постарел, побледнел, покрылся сединами. Это в свои-то годы?! Смотрел на  отражение в зеркале и не видел себя  прежнего. Испугался, что лета проносятся мимо, пошел по тавернам, да развлекательным  домам, красоток окручивал, женился. После, вновь в бою  оказался, а оттуда в плен и в рабство вместе с женой. За мгновение осознал, как провел жизнь, и что оставил после себя - лишь когда свободу  и будущее отняли,  понял, как мог бы быть счастлив. Помогла ученость, хозяевам пригождался, оттого и был, так сказать, обласкан, а нынешний  господин ценит преданных людей.  Но вот девы совсем выбили его из колеи!    
     Видя, как прочие откладывают работу, смотрят на молодушек, и сам стал заглядываться и порой испытывать маленькую ревность, когда с ними кто-либо заговаривает. А с  каким  же воодушевлением рассказывал Креос об одной из них, из-за которой чуть не всхлопотал от
261
повелителя. От них надо держаться подальше, не то получится, как с Малышом - отправит еще господин куда-нибудь далеко, на тяжелые работы, там и сгинет - здоровье ведь совсем не молодецкое. Дурачки-то желторотые не прячутся, а нужно - осерчает благодетель, что разглядывают жриц, на которых запрещено глаза бесстыжие поднимать и тогда…
     А друг его, старший в походе,  говорил о спутнице небылицы разные,  мол, та с птицами разговаривает и их, рабов,  в дорогой гостинице поселила.  Ага, делать ей нечего, дай только с невольниками да пернатыми повозиться! Так  и поверил выдумщику! Да он скорее  примет за истину  слова Гарома, что его дед принадлежал  к знатному роду и был  полководцем. Где ж это видано, чтоб с птахами беседы вели и прислужникам разрешали ночевать на позолоченном полу? Может, Креос на привале какой травы  запретной понюхал?  Гадать-то на птицах  оно и понятно, можно, справа  летит - к удаче и счастью, слева - горе постигнет. Можно по голосам узнать благоволят ли Боги, но подарки им, птицам,  дарить? Это ново!
     Что-то Цилий не замечал прежде в приятеле тяги к вину и к растениям, что туманят сознание, вроде дурмана. Его еще господин применяет и то не для вымыслов. А Креос предивные  сказочные вещи за реалии выдает – стареет, вот и ослаб умом бедняга.
     Наверно, плохо понюхал, мало приврал. Мог бы еще набрехать, что девица летала вместе с вороном. Почему нет? Один раз и сам, был грех, попробовал порошок. Так плохо было – чудилось,  что земли нет, но стоит он на большой-большой черепахе, правда,  вместо ног у него щупальца. А вокруг страсти одни:  химеры прыгают  и ослов с перепелиными головами кличут. Так обрадовался, когда очнулся!
     Седовласый ворчун Цилий направился  к служанке Айри, пытаясь припомнить,  кто   такая дочь Даана -  и откуда владыка  знает, кто чья  дочурка? Вот это память!         
     Наутро настоятельница сообщила высокое распоряжение  своей любимице.
     - Матушка, может, слуга ошибся, и зовут не меня? - опустились обессиленные руки белокурой.   
     - Нет, дорогая, он не ошибся.
     - А он точно мое имя назвал?
     - Не твое, а отеческое - насколько мне известно, у твоего отца лишь одна дочка. 
     Леда впервые пожалела, что у нее нет сестер. Она представила себя  на  редкостном драгоценном   персидском ковре рядом с… и похолодела.
     - Не может быть, снова.
     - Что на этот раз натворила? И когда успела, коль ночью спала, как утверждаешь?
     - Клянусь, ничего дурного  не делала. Всю ночь провела у себя  в кровати.
     Айри полегчало. 
     - Что если господин желает справиться о твоем самочувствии? -  прищурилась она. - Хотя нет. Постарайся припомнить, что и кому говорила, делала или не делала, за что можно получить серьезное наказание.
     Леда  пожала плечиками.
     - Ох, и беспокойно мне за тебя! – выплеснула Айри.
     - Куда надо явиться? – замерла воспитанница в ожидании.
     - В кабинет, - начала  готовиться к служению настоятельница, -  не забудь!
     - О, Великая Матерь, - прошептала Леда, ничего хорошего ждать не приходиться - там всегда получала выговор. 
     Правитель явился на место происшествия, как и ожидал сановник со свитой, уж очень  тот любит напыщенность. Когда опасность миновала, религиозный лидер уделил внимание Тизану.
     Вокруг еще  суетились  помощники, доктор с учениками и служители, в чьих руках   оказались последние пациенты, слуги  убирали мусор. 
     - Давненько  не было  у нас такого! – Градоначальника  повергло в ужас увиденное. - Не припомню подобных бедствий!
     - Ну как же? - отвечал Агерон.  - Вспомни пожар, поразивший Мирею.
262
     - Да, да, а сегодня здесь  народа слишком много было! Паника, давка, вот и покалечило стольких! Мне сказали, от кобылы пострадало всего несколько человек. Тогда враги подожгли город, но  здесь и сейчас, в мирное время, вот так…
     - Оно и тогда казалось  мирным,  но  ошиблись и получили за доверие удар в спину, - напомнил серьезный господин о торговцах, выдававших себя за друзей. Они  прибыли  по реке на своих  судах.

     Как впоследствии выяснилось, они разжигали классовую ненависть в городах страны. Хотели подогреть борьбу между местными правителями, их сторонниками и сильными противниками, способными нанести серьезный вред законным представителям власти, чтобы ослабить государство изнутри и упростить задачу  врагам.
     Так как держава являлась мощным  соперником, долгое время не находилось храбрецов, желающих рискнуть. Но со временем недруги  разработали хитроумный план по развалу  соседки - пока политики делят власть и существуют распри, заходи и бери, что хочешь.  Иноземными царями  были запущены под видом мирных торговцев, купцов и ремесленников лазутчики и диверсанты. После их вычислила разведка, надо сказать, сработала неплохо. Отина III остался доволен ее работой - достойные умы   успели   справиться   с заданием в сжатые сроки.
     Со всей Пелихории поступали тревожные сигналы и молодой, но мудрый  государь велел динорам немедленно  разобраться.  Денно   и нощно   выслеживали  неприятеля лучшие ищейки, были задействованы самые преданные и талантливые стратеги внутренней и внешней секретной службы. Они нашли хорошее применение своему завидному багажу знаний и премудростей в те далекие дни. 
     В  то время в Мирее поселился со своими дочерями  богатый торговец-коровник, как его прозвали за торговлю крупным рогатым скотом. Их, дочерей, как и прочих лазутчиц выдавали замуж за первых влиятельных лиц государства и, возлежа на ложах с ними, мужья выполняли невинные прихоти красавиц-супруг,  на редкость хитрых и умных женщин.  Так пошел разлад с прежними единомышленниками, возрастало недовольство правлением со стороны народа, начались распри и прочее, что повлекло ряд изменений в былом укладе жизни миролюбивых граждан.
     Государь отдал приказ не церемониться и беспощадно расправляться с виновниками.  Обнаруженный  предатель, принимаемый за лучшего друга правителя, предшественника Тизана, бежал, а градоначальник  пожелал  разделить участь  с любимой женой  и был  казнен с нею.  Купец  вместе  с остальными злодеями покидал Пелихорию, но прежде  поджег духовную столицу. Его успели схватить  на границе и убили  на месте.  Всякий житель вышел на ликвидацию пламени, не досчитались тогда  жены мужей и детей своих после пожарища, но уцелела Мирея и процветает пуще прежнего.
     Детей, родившихся от браков с бабами-диверсантками - такое прозвище чужеземки получили в народе - по всей стране умертвили  вместе с матерями и предоставили прах  ветру - он украсил  собой вершины Даркийских гор.  Свезенные из разных городов в Дастис иноземки с отпрысками  были преданы  огню – огромный жар  на  берегу у  кромки воды вздымался  ввысь к самому небу для устрашения неприятеля. Его видели издалека многие граждане и сохраняли тяжелое молчание до полного исчезновения зарева.
     В школе акатий тогда оплакивали невинных крох  алчно-тщеславных родителей, носили десятидневный траур по ним, как по погибшим младенцам-пелихориям.

     - Да, уж, хвала Богам, не повторилось былое! - вспотели ладони от нахлынувших чувств у главы Совета - Тизан хорошо помнил эту историю, и знал,  какова цена борьбы за власть. - Мы должны в кратчайшие сроки ликвидировать последствия!
     - Разумеется, - согласился Агерон. 
     - Так, восстановить  лавки недолго. Важнее, что нет смертей, и состояние жителей радует!
263
Как хорошо! Где этот?..  - покраснел Тизан, зная, что государь будет недоволен местной властью - то храм, то рынок! - Четвертовать его, слугу нелхи!
     - О, Боги, не поминай нечистого, - нахмурился жрец. -  Хочешь наказать виновного - их больше одного. Накажи тогда и причину: торговца, кобылу, жителей, что топтали друг друга,   зодчих, за узкие проходы, патруль, не следивший за порядком.  Пересади и казни полгорода - это справедливее.
     - Но виноват…
     - В день здесь проходят десятки телег, по улицам движутся колесницы и повозки - все они потенциальная опасность. Запрети въезд на рынок и лишишь возможности  наносить  увечья. Тебя похвалят за справедливость, будут приводить в пример. А вот наказать возницу все-таки стоит.
     - Заключить в тюрьму?
     - Он  перепутал ряды  -  его вина есть.
     - Пусть посидит пару месяцев и тот зоф… - выругался Тизан, - что бросил злосчастную палку!
     - С крюком, - косясь на государева наместника, указал Агерон на орудие пытки.
     - Тем более! И о чем он только думал?! Мог  расшибить голову, кому угодно! - негодовал правитель. - Еще раз благодарю за племянника, друг мой! - снова заключил он старинного приятеля в объятья.
     - Достаточно, я уже принял благодарности, - насилу целитель вырвался  из цепких рук слишком благодарного дядюшки.
     - Кто та прелестница, что звала тебя? Мой Савир сказал, она  была  здесь, с тобой.
     - Эта  отчаянная одна из послушниц  и также  помогала сегодня.
     - Но где она? - огляделся  Тизан.
     - Отправил к акатиям, - отозвался человек в темных одеждах.
     - Жаль не успел поблагодарить.
     - Неужели ты думаешь, я мог оставить служительницу ночевать на развалинах? - ухмыльнулся Агерон.
     - Да, да…   Громогласная!
     Мужчины рассмеялись.
     - Да уж, не отнять, - сдержал улыбку сановник.
     Тизан  прослезился от смеха.
     - Мы устроим празднества по случаю благополучного исхода! И  наградим отличившихся! Да, я решил! Даруем титул почетных граждан Миреи спасителям!
     - И кого планируешь призвать на  ликтии? – прищурился догадливый жрец.
     - Полагаю, мы оба знаем тех, кто поднимется на трибуны, но ты будешь первым.            
     - Думаю, эта новость повергнет ее в изумление.
     - Тебе  не все ли равно?
     - Я обязан думать о своих подчиненных.
     - Я всегда говорил, что ты  чересчур много уделяешь внимания акатиям. Хотя ты прав - женщины, пусть и жрицы, не могут без мужской власти над ними. Куда им без нас? Мы можем совершать добродетельные поступки на благо отечества, а слабый пол лишь следует за нами, - гордо вскинул голову Тизан.
     - Это говорит многодетный отец, у которого  дочерей полон дом?
     - Они тоже подчиняются своим мужьям. Жены быстро теряют красоту, и становятся увядшими. Не стоит  оказывать им  больше уважения, чем следует.
     - Но природа наделяет их могуществом, той самою красотою, что по-твоему быстро увядает. Я же вижу за этим лишь внешние проявления - суть остается нетронутой годами. - Агерон задумался и  почувствовал себя скверно:  было время - он думал также. Тут вспомнил перепачканное личико кудрявой девы  и посерьезнел.
     - Друг мой, не пытайся переубедить меня - я был женат и больше не намерен. Позволь
264
акатии прибыть для принятия почестей. Прошу, окажи милость, яви деву народу, - попросил Тизан, сановник  одобрительно  кивнул. - И ни к чему так печься о ней.
     После неудачного раннего брака градоначальник действительно и думать не хотел о том, что может состояться и второй.         
     - Ты смотришь глазами и  не всегда своими, - молвил Агерон, следя за работой слуг.
     - О, Боги, я же не святой, чтоб смотреть на что-то еще, кроме видимого! То ли дело вы, жрецы, а с нас-то и спрос  другой.
     Священнослужитель взглянул на правителя. Как сказать человеку о важности чего-то нематериального, коль тот не готов слушать? Разве он поймет, насколько велика роль женщины в жизни мужчины? Когда-то и у Агерона  была мать, которую он до сих пор помнит. Как ее можно забыть? Нежная, ласковая, вкусно пахла  хлебом. Она часто пекла его и вообще любила готовить. Гладила заботливой  рукой по голове задиру и шалунишку-сына, обнимала, когда тот ранился, лечила от болезней - от нее перенял тягу к целительству.   
    Он помнит сестру, ушедшую Обратно в младенческом возрасте - тогда еще не умел врачевать  в силу малых лет. Вся семья оплакивала девчушку с вьющимися  волосенками и темненькими блестящими, будто бусинки,  глазками. Потому-то он так  плохо и переносит неудачи. 
     Леда же думала, что когда мужчина уходит в себя, ищет,  познает, следует за неизведанным, он покидает мирское. В то время как женщина всегда рядом с нуждающимися, как мать подле  своего  дитя, потому что вынашивает его.  Просветленные жены живут в соседстве со страдающим  народом, не оставляют его,  жертвуют собой, своим спасением от страданий, отказываются от рая ради смертных.
     Потому-то она и решила служить в храме, а не отправилась в монастырь вести затворнический образ жизни. В то время, как мужи способны покинуть семьи  и придать забвению построенное, созерцать Безмолвие в полном уединении. Дамы реже кардинально меняют сложившиеся устои, они более миролюбивы, открыты.
     Агерон полагал, что она, женщина, существо по натуре  осторожное, с большей заботой относится ко всему живому, к любому, даже  самому малому проявлению Природы,   потому  и воспеваема ваятелями и художниками. Недаром  лучшие произведения творятся только любящими, а самые чарующие получаются у влюбленных мужей.  Это  по себе знает – его коллекция статуэток пополнилась и лучшие из них, как две капли воды, похожи на кудрявую нарушительницу его покоя. Они, конечно, уступают оригиналу: Творцов не повторить, но все-таки…
     Прекрасные девушки, созданные его руками, глядят открытым взором на мир, склоняются с кувшином  к источнику, танцуют с чашами или  покрывалом, держа его  над головой худыми  ручонками. Мастер приподнял бровь – что если  попытаться откормить натуру, пока есть возможность?
     Можно считаться и быть самым лучшим и талантливым художником, архитектором,  скульптором, выбирать лучших натурщиц, но, не вложив душу в творение,  ничего прекрасного не выйдет - вещь, здание, что угодно будет красиво, выполнено мастерски, но не наполнено божественным, от чего нельзя оторвать глаз, не шедевром. 
     Тизан не готов сейчас  слушать, потому как не может  любить женщину. Дальновидный  жрец улыбнулся – до поры до времени.      








265
Сообщение о награде. Разговор с матушкой
     Жрец  топтался из угла в угол, ожидая прихода гостьи,  и готовил речь - для прочих слова складывались быстро, здесь же приходилось ломать голову. Маленькая, едва по плечо, хрупкая, но твердая  внутри, придающая сил даже ему,  выбивает из колеи.      
     Вчера он взял частичку ее и отдал взамен свою, разумеется, она не догадывается об этом. При поцелуе вдохнул цветочно-фруктовый аромат,  почувствовал на губах девичий привкус, до сих пор сохранившийся. Хотелось бы взглянуть, как она спит в своей кровати, а еще больше, как  не в своей. Холодно ей было или нет? Что снилось? Как часто бродит по саду в темноте?
     Через секунду застыл - к двери направлялись двое,  одно дыхание узнал сразу.
     - Госпожа, отчего вы так печальны? - щебетала Тикавия, сопровождающая постоялицу до места встречи. Ее до глубины души тронул вчерашний  рассказ,  и теперь темноволоска гордилась не только тем, что служит сановнику, но и что  заботится об этой худенькой служительнице, к которой успела  привязаться. – Вы словно на пытку идете. 
     - Для меня так и есть. Верно, господин будет ругать, что кричала  вовсю мочь под окнами Совета при скоплении народа – срам какой! – посерьезнела Леда.
     - Не думаю, причины были серьезные.
     - Я всего-то  подумала, что для некоторых пострадавших господин - последняя надежда и не ошиблась. Меня поразила его отдача.
     - Да, он внимателен и заботлив, поверьте. К тому же подумал о том, что вы замерзли... - загадочно протянула болтушка Тика.
     - С чего ты взяла?
     - Вы вернулись в другом плаще.
     - Плащ мог предложить и любой другой человек, - отрезала дева.
     - Разумеется, но все-таки…   От накидки исходит запах его благовоний,  он касался вещи.
     - Давай не будем об этом, прошу, - недовольно тряхнула Леда кудрями.
     - Как скажете, но отрицаете...
     - Послушай, - оборвала говорушку Тику дева, - владелец этого дома - Великий жрец, это для тебя не новость. Но вот то, что он обязан отрицать желания, возможно, тебя удивит. С принятием сана он круто перечеркнул прежнюю жизнь. Его не должны интересовать человеческие пристрастия, потому как  обязан оставить страсти за Пределами,  а не идти у них на поводу!
     - Я, конечно, толком не поняла, что вы сказали, но господин еще не Великий жрец, точнее, не совсем. Но даже когда станет им, разве  это  помешает  ему…
     - Хватит, - взмолилась белокурая, - я не хочу продолжать этот разговор!
     - Все-таки  зря боитесь - ничего дурного он еще никому не сделал и пытать не собирается.
     - Как сказать, - почесала Леда  целованный лоб.
     Что б сказала служанка, если б узнала о том, что любезный и щедрый благодетель один из первых нарушителей строгого устава? Да и она сама тоже…  Вот это парочка - два  нарушителя! Простонала дева - откуда у нее  такие мысли?!
     - Куда идешь? - подскочила к подруге веселенькая Ралмина. -  Почему грустна?
     - Задумчива, - поправила  ее дочь Даана. - Господин зовет.
     - Я  говорю госпоже, что опасности нет, - покачала головой Тикавия, - а она...
     - Какая опасность? Где? - насторожилась скромница.
     - Тика, не пугай служительниц недомолвками - иду на поругание к господину, -  вздохнула Леда.
     - Поругание?
     - Хорошо, я согласна, слово неудачно подобрала – будет строгой выговор, скорее всего.
     - По-моему, ты преувеличиваешь, - зашептала на ухо Леде Ралмина.
     Служанка шла впереди и прислушивалась, но ни словечка не разобрала. Скромница тихо продолжала:
266
     - После того, как господин оставил Тею, я начала думать, что  нарушил устав неспроста и  не так уж сердит  и мрачен, как считала ранее. Пойти против устоев ради какой-то акатии  не всякий рискнет.
     - По большому счету господин ни с чем не идет вразрез, - шептала белокурая в ответ. - Лаканы предписывают блюсти обет - жрица его не нарушала, но другие посягнули на чужое - и взяли вину на себя. 
     - Все равно господин мог отправить ее восвояси. Кого будет интересовать, виновата Тея или нет? Могут сказать, будто спровоцировала нападение и все тут.
     - Убедили - у него широкая душа, - кивнула Леда. - Но облегчения нет!
     - Не волнуйтесь вы так, - отозвалась Тикавия.
     - Пойми, мило побеседовать господин не позовет. Отсюда вывод - что-то не так!  Ох, чую, плохо дело. 
     - Почему  нехорошо  думаете о господине?
     - Ошибаешься, я ему многим обязана и чрезвычайно благодарна. Скорее не понимаю зачем этому человеку понадобилось… Понадобилось.  Даже не знаю, как себя вести в его присутствии.   
     - Я бы вообще упала в обморок, введи меня туда, - судорожно вздохнула Ралмина. - Страсти-то какие!
     - Да уж. – Леде вспомнились две половинки инжира, что сунул в руки  нарядный покровитель, когда не хотела брать - зачем ей чужое  сердце?
     - Ну вот и добрались, - отстранила Ралмину Тикавия  и приглашающим жестом показала госпоже на дверь. Затем постучала и получила разрешение войти.
     - Может,  лучше  не стоит? – замялась Леда.
     - Идите, - шепнула служанка.
     - Мне как-то спокойнее, когда кто-нибудь рядом.
     - Ждет. - Тика показала пальцем на щель, что открывала  взору кабинет.
     Неуверенно шагнув внутрь, будущая акатия сразу опустила глаза  в пол,  пути отхода  закрылись. Подготовительный этап был пройден, пришел черед второго - монолога владельца дома. Но дева уже мечтала о третьем - оказаться в западном крыле. Надежда на то, что встреча пройдет быстро до входа в кабинет еще присутствовала, но когда Леда увидала его хозяина,  поняла,  как ошибалась.
     Агерон стоял подле ложа, сложив руки на груди, и озабоченно смотрел на гостью, что   нервно теребила пальцы. 
     - Все еще злишься на меня за то, что я… - начал было священнослужитель без тени сожаления, но его прервал девичий кашель. - Прости, не удержался.
     От излишней откровенности Леда потеряла дар речи.
     - Видишь ли, я не могу так красноречиво, как  поэт, выражать, что чувствую. Потому делаю это иными, вербальными и нет, средствами, коль не дано, как этому, заваленному  кочанами да кочерыжками.
     - Макосу, - напомнила, краснея, дева.
     - Ну, да. Разумеется, знаешь, как  зовут того любителя капусты.
     - Вы так говорите, будто…
     - Возможно немного, но не об этом. Присядь, - указал на ложе Агерон.
     Но подопечная еще хорошо помнила правила приличия, не позволяющие сидеть в присутствии высокопоставленных господ, когда те стоят, и потому отказалась.
     Сановник  походил,  помычал, оперся о стол и повернулся к ней.
     -  Должен сказать тебе, что  молодой человек, бросившийся под копыта кобылы - родной племянник правителя и единственный его наследник.
     Девичья крошечная  надежда  на скорое освобождение сдалась окончательно.
     Савир являлся ближайшим родственником Тизана, который собирался оставить все свое  состояние племяннику за неимением собственного сына и внука. Дочери правителя одарили 
267
его исключительно внучками и отец, дабы не отошло нажитое в неизвестность, дрожал над молодцом. Но молодой и горячий Савир не скрывал своего нежелания занять кресло дядюшки. Он любил простоту, свободу и не намеревался идти по стопам  умершего родителя  и становиться политиком, напротив, решил заниматься мирным земледелием. Он владел приличными наделами,  унаследовав их от отца. 
     Савир нанял крестьян и взял в аренду невольников, которые возделывали поля близ Миреи. Для выхода в город он всегда одевался просто, в скромные, вроде Канция, одежды, не желая выделяться.
     Он уже успел жениться, обзавестись детьми, и потому очень трепетно относился к семье – видя, как несется на людей обезумевшее животное, не смог остаться в стороне и совершил благородный поступок по предотвращению еще больших потерь.
     Дядюшка,  привыкший к выходкам  племянника, и тот был потрясен его храбростью.
     - Помимо этого, - продолжал Агерон, - среди пострадавших оказалась тяжелая, как   выяснилось,  молодая супруга одного из советников. И носит она  сына. Так что счастливый отец горит желанием отблагодарить спасителей.
     - Эта та молодая горожанка, что едва не потеряла дитя? - все еще не понимая, к чему клонит повествователь, спросила Леда.
     Благодетель утвердительно кивнул.
     - Простите,  зачем мне это знать? – подивилась она.
     Жрец многозначительно посмотрел на нее и даже чуть улыбнулся.
     - Они знают, кому обязаны, - произнес глубокий голос.
     - Не возьму в толк, при чем тут я? Всего лишь позвала, а все остальное сделали другие.
     - Позвала, да, но и своевременность  чрезвычайно важна. Суть в том, что тебя наградят званием почетной гражданки города вместе с прочими отличившимися.
     У похолодевшей девы подкосились ноги - она пошатнулась, напугав своим состоянием покровителя, но вскоре взяла себя в руки. Чтоб не упасть, прошла к ложу и бухнулась на него, в нарушение всякого устава.
     - Говорил же присядь, - зашевелился  Агерон, прежде стоявший неподвижно.
     - Не понимаю, почему? За какие такие заслуги? Вся тяжелая работа досталась вам и лекарям - это вы извлекали людей из мира боли, а не я!
     - Тизан желает наградить и тебя. Я не буду ему препятствовать, считая, что получишь вполне заслуженную награду.
     - Невероятно. – Худенькие ручки закрыли личико. - Неужели нельзя ничего придумать… чтобы обойти незаслуженных, сомнительных, на мой взгляд, наград? - умоляюще взглянули  серо-голубые глаза на могущественного господина.
     - Ничего дурного в почетном звании нет, скорее, наоборот, будешь уважаема, - немного успокоился Агерон - послушнице  не грозила потеря сознания.
     - Публичность не для меня. Я должна буду стоять подле правителя? На огромной площади? Да мне вчера с лихвой хватило, - вздохнула Леда - не подвело чутье,  предчувствовала ведь, что  нечего ждать  хорошего от посещения кабинета. - А если бы это был не племянник нашего правителя, стал бы он  меня награждать?
     - Может быть,  слишком много было людей,  - присел напротив девы сановник.
     Она сжалась, почти что рядом оказалось мужское лицо. Тотчас Леда отпрянула. 
     - Умеешь врачевать и должна знать, как важен правильный  диагноз, причем вовремя. Не позови ты меня, умер бы Савир, случилась потеря плода, погибли бы от скрытой  кровопотери и другие люди. И, кстати, благодарю за помощь.
     Леда удивленно поглядела на господина. Он пояснил:
     - Да, да, именно, помощь - я одолжил  твою силу.
     - О, Великая Матерь, и без меня справлялись!
     - Хм. Думаешь? Сложно вернуть душу, когда она, почти что оставила сильно поврежденное тело – требуется мощная атака. Не удалось же с Ксали, правда, тогда было
268
другое, - послышался глубокий приглушенный вздох сановника. - Я так устал быть сильным, что хочется побыть немного слабым - мало кто догадывается, что мне тоже может понадобиться  помощь и защита, - глядя на деву, Агерон   улыбнулся. - Не веришь?
     - Не очень, - задумчиво протянула она, но догадывалась, что  господин говорит правду. Кто бы мог подумать, что и такому магу, как Великий жрец, когда-нибудь может понадобиться поддержка, впрочем, как и любому другому живому существу на земле. - И все-таки, я хочу пояснить причину своего поведения – мне  пришлось кричать, ведь никто бы не вызвал вас из Совета! До сих пор стыдно за этот ужасный ор, но другого выхода не нашла!  Разумеется, это не лучший поступок в моей жизни… Ох, срам какой,  простите, что задето ваше имя!
     - И повторила бы все снова, - теплая улыбка коснулась темных глаз – светлые были удивлены. – Мое имя слишком часто где-либо  фигурирует и уже привык.
     Леда  покраснела - еще бы, это же  она  воспользовалась громким званием благодетеля  для поселения в гостиницу, и, по всей вероятности, его обладатель  знает о злоупотреблении.
     - Есть шанс избежать награды?
     - Боюсь, что нет, - отозвался Агерон.
     - А отказаться?
     - Вот взойдешь на ликтии и откажешься.
     Поверженная дева закрыла  лицо ладонями,  лучше бы господин выругал ее, чем стоять перед толпой и градоначальником на трибунах, когда на тебя глядят сотни, а то и тысячи пар глаз требовательной  публики - это выше ее сил!
     - Понимаю, но против решения Тизана не пойду, ни к чему. Воды? – предложил Агерон.
     - Не поможет, - шепнула Леда в ответ.
     Жрец подавил смешок.
     - Простите! – воскликнула послушница. -  Благодарю! Не надо!
     - В таком случае и  я обречен, меня тоже наградят.  Есть разные награды, а такой нет. Так что будешь не одинока. Рядом буду я, доктор, аптекарь - целый список, как видишь. Внимание горожан  не тебе одной достанется.  И еще… поедешь со мной.
     - Клянусь, сама могу дойти! - подскочила Леда.
     Перспектива оказаться рядом в одной колеснице, где практически упираешься в соседа коленками, никак не прельщала - только этого ей не хватало!
     - Я буду себя хорошо вести, обещаю, - поднялся следом за пугливой чаровницей Агерон.
     - А другие варианты есть?
     - Без вариантов, - покачал  головой  сановник.
     Леда хотела было возразить, но  поняла, что  вынуждена будет  подчиниться приказу.
     - Я должен быть уверен, что ты будешь на ликтиях  в полдень назначенного дня. Ступай, тебя проводят обратно.
     Когда  «приговоренная» послушница вышла из кабинета, то действительно обнаружила служанку, хорошо знающую  дорогу в западное крыло. Она добродушно, с присущей ей веселостью, улыбалась, как ни в чем не бывало.
     - Я же говорила, зря боитесь, живы и здоровы.  – Тика поманила хозяйку к выходу.
     - Права оказалась я - ничего хорошего, - буркнула  себе под  нос будущая акатия и поплелась за прислужницей. 
     Они шли в полном безмолвии. Говорить и обсуждать последние новости ни с кем не хотелось. Негодование сменялось страхом, затем, наоборот. Леда никак не могла успокоиться. Невероятное везение настигло ее, ничего не скажешь - говорила же ей  матушка, что молчание - добродетель! Подумаешь, позвала, что ж теперь засыпать почестями и наградами? А господин? Кто дал ему  право распоряжаться ею, будто она игрушка?!      Если он зовется Великим, это еще не значит, что может делать с  нею все, что вздумается! Его власть в ином - следить за порядком в религиозных учреждениях, школах, за выполнением правил и соблюдением уставов, но никак не злоупотреблять служебным
269
положением, оборачивая его в свою пользу! Зачем пользуется тем, что я обязана подчиняться? Это, по крайней мере, нечестно! Да как он смеет поступать с нею, как с собственностью? Прав был тогда тот сибарит - она не принадлежит  ему, жрецу, и не собирается принадлежать и в будущем!  Споткнувшись от ярости, обуявшей ее, Леда не смогла подобрать слов, какими можно обозначить мужские  поступки.
     - Мы пришли, - сообщила Тика. - Ваша дверь.
     - Лучше пройдусь! - резко развернулась дочь Даана  и помчалась вниз по лестнице.
     - О, Великая Матерь, чем ты так возмущена? – отозвалась Айри, которую воспитанница едва не сбила с ног.
     - Матушка, - кинулась Леда ей на шею.
     - Говори скорее! Ты меня пугаешь!
     - Меня решили… наградить!  К чему представление?!
     - Успокойся, успокойся, дорогая, - погладила Айри любимицу по волосам. - Слава настигла тебя - принимай лавры.
     - Едва ли у меня хватит сил ступить на трибуны. От страха рухну, и толпа станет свидетельницей моего падения. С чего баловать какую-то  безызвестную послушницу?
     - Сочувствую, - рассмеялась главная акатия, - но придется предстать перед важными господами, и стать благодаря их милости одной из самых уважаемых жен за всю историю города.
     - В том-то и дело, я не искала почестей и известности. Зачем они мне? Лишнее! Предпочитаю покой!
     - Ни за что бы ни подумала, что ты мечтаешь о покое, - промолвила Айри.
     - Точнее не покой, я лишь не желаю быть выставленной  напоказ вроде редкостной зверушки, - обронила Леда.
     - Тогда рядом с тобой окажутся еще несколько «зверушек», в том числе и господин.
     - Не говорите мне, пожалуйста о…
     - О нем? Отчего?
     - Зачем он назвал мое имя правителю?
     - О, дорогая, тебя слышало много народа. Какая тут тайна? Или ты предпочла бы ложь? Предлагаешь обмануть Тизана?
     - Конечно, нет, ложь - не выход. Я не вправе искать еще и здесь… его помощи, - погрустнела дочь торговца. - Господин обмолвился о наградах, полученных ранее. За что?
     - Полагаю, их достаточно: титул, сан, знак посвящения в мистерии, к ним прибавь   воинские награды, вроде как за храбрость и мужество.
     - Титул?
     По мере углубления в родословную Агерона,  слушательница все больше и больше хмурилась. Оказалось, что господин, приютивший бездомных акатий, принадлежит к старинному роду Регидиев, берущему начало в глубине веков, и что фамилия снискала доверие и обрела расположение нынешней династии государей, восседающей на троне вот уже двадцать поколений, еще пару сотен лет назад. Этот род был основан далеким предком покровителя в период роста Пелихории, когда велись непрекращающиеся воины.  Благодаря уму и способностям, он сумел достичь высот, сколотить состояние, а отпрыскам  оставалось   преумножать  и беречь его наследие.
     Как поговаривают, неустанного труда и прозорливости не понадобилось - рудники приносили завидный доход. Со временем господами были учреждены мастерские, работавшие на добытом сырье, и дело пошло в гору семимильными шагами. Если верить слухам, то основатель могучего племени был человеком непростым, но с поразительными способностями - достаточно взглянуть на его  потомка, чтоб убедиться, что это могло быть правдой. Так вот он однажды взобрался на высокую-высокую гору и  сообщался с Богами, а когда спустился вниз, на грешную землю, ударил по скале своим посохом, с которым путешествовал по миру, и  та раскололась. Взору  открылись залежи серебра, ударил второй
270
– сверкающего золота. Так и разбогател искатель.
     Но это семейство  не ограничилось только металлургией - оно взрастило ряд выдающихся деятелей, чьи имена гремели на всю страну. Среди них есть и великие ученые, их труды изучают до сих пор, и знаменитый зодчий, принимающий участие в строительстве столицы, живописцы и ваятели, вот в кого пошел жрец, и многие другие, но Айри  больше  не помнила.   
     - У него, наверное, много родных, коль семья берет  начало издревле? - спросила Леда.
     - Насколько я  знаю, родных не осталось.
     - Как так?
     - Вся его семья погибла, а другие, уходя в жречество, не оставили потомства.
     - Регидии… Мой род тоже богат, но не столь знатен, скромнее что ли, - улыбнулась  Леда и задумалась. Ей показалось,  потомок  великих предков должен соединить свою судьбу с достойной его фамилией, что-то вроде царской – уж если  ему так понадобилось жениться, почему бы не взять в жены одну из царевен, говорят, они красивы? Снова она ничего не понимает - зачем ему дочка какого-то малоизвестного, хоть и богатого купца-торговца, когда может породниться с владыкой? Тем более что и корни позволяют. Поправит дела, взлетит на  вершину материального блага - не верх ли блаженства для большинства смертных? – Странно, - протянула Леда.
     - О чем  задумалась?
     - Как трудно, порой,  понять другого, пока сам не окажешься на его месте.
     - Чрезвычайно.
     - Умей я читать мысли, так и то, думаю, не смогла б понять и половины узнанного - нужно мыслить, чувствовать, как этот человек, а осудить и принять за ненормального проще всего. Что движет людьми?
     - Разное. Кем-то жажда власти, алчность, самолюбие, кем-то доброта и отзывчивость, но нет идеальных,  все  совершают ошибки. Некоторые их исправляют, на протяжении жизни работают над собой, другие не желают меняться, но ждут перемен. Правда, вода в перекрытом  ручье не бежит.
     - Заливает берега.
     - Не в намеченном  русле продолжает путь.
     Это сказание Леда услышала от настоятельницы года два назад.

     Жила-была  в одном селении  молодая, но бедная вдова  и была она красива, словно прекрасный цветок. Однажды проезжал мимо богатый купец верхом на лошади, одетый в роскошные одежды, довольный собой. Видит женщина красоты, какой свет не видывал, на поле работает, спины не разгибает.
     Позвал он ее в дом свой, а она отказалась - не понравилось ей, что богач презрительно к земле-кормилице относится, как хвалится деньгами своими, да все обещаниями осыпает, чтоб во власть его отдалась.
     - Не пойду за тебя, - повторилась вдова.
     - Неужели  хочешь так всю свою  жизнь над грязью склоняться? Понимаешь хоть, кому отказываешь?
     - Ступай, богатый человек, мне с тобой не быть. Не серчай, а к себе брать надо тех, кто ровня.  Меня же за равную вовек не посчитаешь - за служанку, что в ноги кланяться должна, принимаешь.
     Разозлился тогда купец, и осыпал словами грубыми да бранными вдовицу.
     - Глупая баба, крестьянка поганая, куплю тебя с твоими грядками, бороздами да овощами!
     - Не купить тебе меня. На деньги твои не все можно приобрести, - отвернулась красавица и вновь склонилась над матушкой-землей.
     - Не смей отворачиваться от меня, нищенка! Как можешь ты перечить купцу богатому?! -      Замахнулся он кнутом и ударил ее со всей силы - упала замертво распрекрасная вдова.
271
     Загремел тут гром, разыгралась  буря, сверкнула молния, ударила наездника  в самое темя и сразила наповал.
     Превратился купец в ручей бурный, побежал, куда глаза глядят, но на пути преграда возникла - валун огромный. Не смог пробиться поток, принялся разливаться, увлажняя собою почву вокруг. А глыба все шептала воде, что не все  купить можно. Заскорбел  ручей, покаялся в злодеянии. Омывал и оплакивал свою жертву поток, прощенья просил, вину искупить желал. Но камень так и остался  непреклонным, пока земля вдоль русла не стала щедрые  плоды приносить на радость крестьянам.

     - Сдается мне, ты не совсем так восприняла сказание, - вернула Айри к разговору воспитанницу.
     - Отчего?
     - Не все надо понимать буквально. Если бы господину нужна была ровня…
     - Ох, нет, я вовсе… - запротестовала Леда.
     - По тому, как  печется,  не скажешь, что он «купец».
     - Матушка, почему он относится ко мне, словно я вещь безвольная? Если бы вы знали…
     - Что? Что господин мог коснуться тебя? - улыбнулась Айри.
     - Почему он пользуется своей властью, зная, что я обязана подчиняться ему? - возмущенная будущая акатия скрестила ручки на груди. - Отчего должна ехать с ним, коль не хочу? Я благодарна, признательна, считаю  великим целителем, но все равно не могу безропотно сносить вызывающие  поступки с его стороны!  А если он излишне самоуверенно полагает, что…
     Наставница внимательно слушала пылающую недовольством  премилую воспитанницу, что забавно потряхивала кудрями при  всяком новом слове, и  не  скрывала умиления. Оттого как девица злилась и что говорила о благодетеле, добросердечная жрица сделала один-единственный вывод.
     - Дорогая, он тебе нравится, - улыбнулась она.
     - Нет же! Нет!
     - Именно так и даже больше, чем ты думаешь.
     - Я… я не думала об этом.
     - Самое время задуматься, пока оно у тебя есть, до возведения. Мы должны смиренно принимать любое решение господина, неважно какое. Мы ведем себя сдержанно,  даже когда не все по душе, делаем, что нам велят. Воля Великого жреца - воля Богов, а у тебя она вызывает негодование.
     - О, Великая Матерь, он целует меня и это воля Всевышних?!
    - Но поцеловал же не как служитель, а как мужчина, влюбленный. Хм. В конечном счете, он добился своего: ты о нем думаешь. Что плохого в том, что любят?
     - Первый  человек, который призван блюсти честь, сам же и нарушает предписания! Кто ему дал право?..
     - Полагаю, он сам себе разрешил. Ничего не поделаешь, это случилось. Будь Агерон равнодушен, не стал бы целовать, спасать от злодеев, отдал бы распоряжение о награде через меня, а вместо этого  самолично повезет тебя к Тизану.
     - Это-то меня и беспокоит. Что у меня ног нет, что ли? Считаю лишней такую заботу. Для чего ехать с ним?
     - Вызов, только кому? С такой страстью рассказываешь о человеке, а после сообщаешь, будто он безразличен.
     - О чем вы? Не понимаю?
     - Сначала тебе придется понять себя, дитя мое, а уж после всех остальных. Смотри, слушай, наблюдай.
     Опустив взор в пол, Леда  все думала о невыполнимости поручения - не заметила же она, как сверкнули глаза у целителя перед запретным действом, как глядел на нее с огнем с самой
272
первой встречи, как сейчас смотрит, и уж о чем думает, тем более. Господин пустил  в ход свое могущественное оружие - власть, мудрость, ум и силу,  решил  добиваться желаемого во что бы то ни стало. Приглядывает за ней, знает, что она беседует с ветром, что танцует под ночным дождем в саду, знает, где застревает! Вновь деве стало стыдно. Она ведь уже  говорила господину, что предана Великой Матери, что не покинет храм, и не будет принадлежать ни одному мужу, даже такому как он!  Но не была услышана.  Что он о себе возомнил? С чего вдруг решил, что пойдет с ним? Чем отличается от прочих? Разве не  такой как все? Неужели?..  Нет, жрец всегда был таким, только теперь смотрит на него  иначе. Леда похолодела.
     - Он не должен любить смертную, - после долгого молчания прошептала она.
     - Кажется,  я уже это где-то слышала. Агерон изменился, я вижу. Мы знакомы много лет, для него дева - чудо,  которое уже есть и никуда от этого не деться,  а ты  все еще в смятении.
     - Почему меня толкают  на такой шаг? Вопреки  моему желанию хотят?..
     - Ни я, ни Тея не толкаем тебя, а просим  хорошенько подумать, чтобы не жалеть  всю оставшуюся жизнь. Кому сделаешь хуже, коль пойдешь против себя, упрямица? Кому принесешь пользу? Дитя, слушай свое сердце, а мы примем любое твое решение.
     - Не могу, не смею, покинуть обитель. Для меня это значит оставить часть себя.
     - Дорогая, служить Богам можно и вне пределов святилища. Мы - жрицы, наша жизнь проходит в стенах обители. Акатии связаны по рукам и ногам правилами, а Леда легко  справляется с ними. Ты  действуешь в согласии с собой, с совестью, с честью, выполняешь долг перед всем Сущим. Не дала же погибнуть несчастной старушке, помогла упавшему всаднику.  Ты поступаешь так, как считаешь нужным, во благо, несмотря ни на что.
     - Вы и про него  знаете.
     - Конечно, господин пришел на следующий же день, и я догадалась, кому  он благодарен.
     - Значит, Канций не нарушил обещание, а я-то думала…
     - Дитя мое, ты должна понимать - CUIQUE SUUM, каждому свое. Коль поступишь так, как от тебя того ждут, будешь ли  счастлива? Стоит ли? Моя самая непослушная послушница несет добро. Подумай, сколько еще сможешь сделать, служа человечеству.
     - Я и так служу, и  акатии служат, содержат приют и…
     - Тебя возведут в жрицы, и ты будешь выходить за ворота раз в год, на Праздник Сомы, - погладила кудрявые волосы Айри. – Разумеется, жизнь вне стен святилища другая, но и наша сложна. Тем не менее, еще раз говорю,  подумай хорошенько. Я не хочу смотреть, как твоя душа терзается - ты должна быть полностью с нами, чтоб служить в Доме. В противном случае, мы  будем наблюдать, как ты высматриваешь в шелку, что там,  на улице? – рассмеялась Айри. - Твое сердце создано любить все - дождь, ветер, солнце, людей…   Любить - это дар, великий дар, когда его нет, человек гибнет. Мы учимся любить  и прощать всю жизнь, у тебя же, похоже, это дарование врожденное. Оно дает тебе силу и  власть.
     - Власть?
     - Чтобы завоевать сердце Великого жреца, требуется огромная власть, - улыбнулась наставница. - Ты притягиваешь  к себе прочих, будто  под действием  магнитных сил.
     - Я никого не хочу притягивать, - проронила Леда, отводя взор.
     - И все-таки притягиваешь.
     - Вовсе я не такая уж  хорошая. Как быть с приступами  хандры или паники?
     - Любой может бояться, но нужно учиться преодолевать боязнь - это есть высшее искусство самообладания.  Сейчас я вижу в тебе страх и не чего-нибудь, а страх полюбить мужчину. Любовь - безусловная радость в жизни. Она не диктует условий,  не говорит «но», не выстраивает преград, напротив, помогает их преодолевать. Когда сердце живет, нет чувства пустоты, если человек  влюблен, он умеет радоваться, силы черпаются изнутри. Видела ли ты когда-нибудь любящую пару?
     Конечно, Леда видела, видела, как Идан смотрит на свою Салис - глаза блестят, сердце учащенно стучит, так, что слышно издалека, улыбается, шутит, веселится. Он очень
273
отличается от братца-тунеядца, как зовет отец Геаркона, что женился против своей воли, и теперь считает себя… несчастным. Оттого не находит себе места и прыгает, как выражается Даан, по лесам да рощам в поисках злоключений, вроде дикого кабана. И хоть у него  двое детей и прелестница жена, завидного счастья не наблюдается. Сестрица предположила, что братец все-таки любит отпрысков, но как-то сдержанно, будто что-то мешает открыться. Может, отсутствие чего-то?
     - Теперь понимаешь? – шепнула матушка.
     Поджав губы, Леда закрыла  глаза.
     - Вижу, что да. Я довольна своей жизнью, дитя. Мне не надо никуда бежать в поисках себя, а тебе и целого мира мало, - погладила Айри маленькое  плечико. - Не спеши  со своими решениями - FESTINA LENTE, помни, что торопиться надо медленно. Подумай хорошенько.         
      - Меня как будто гонят, - опечалилась Леда. - А если бы не жрец  выбрал…  вы бы мне то же самое  говорили?   
     - Я говорю так не потому, что симпатизирую ему и толкаю тебя в мужские объятья, а потому как ты мне небезразлична.