Осознав нелепость

Виктор Матюк

Осознав нелепость

Осознав нелепость земного бытия, к выводу тотчас пришёл я: семья - моя крепость,
А жена тот троллейбус, на котором еду я, но куда? В богом забытые края, лишаюсь сна,
Вокруг пустота и кромешная темнота, ни травинки, ни деревца, ни куста, везде вечная мерзлота!
Баба убрала со стола остатки пищи, я же - не нищий и потому прилично на первый взгляд живу,
Не должен, слава богу, никому, деньги взаймы не беру, их от жены не прячу, отдаю ей даже сдачу,
А в придачу трое внучат неистово невдалеке кричат, махнув рукой на детский плач,
Решаю много бытовых задач! По двору разбросаны окурки, на полу следы от штукатурки,
В доме много стареньких дверей, они – не для приличных людей,
Выключатель не работает в комнате моей, свет то включается, то гаснет,
Вода капает с водосточных труб, иногда они издают неприятный звук,
Страсть совсем отбилась от натруженных рук! Что за стук на потолке?
Что-то бурлит в требухе! Старая телогрейка на мне, есть дырка на спине,
Но не холодно мне! В суете, да не в обиде, жена – моя статуя и мой идол,
Её впервые я увидел на городском пляже, и, не моргнув глазом, выругался пятиэтажным матом!
Поигрался немного с огнём, дело было днём, а потом полез напролом в место то,
Что от женской талии недалеко, но было открыто настежь окно, раздался бабий крик,
Похожий на звериный рык, баба едва не оторвала мой язык, я же от скотского обращения отвык!
Себя дураком ощущаю, ничего молодой женщине до утра не обещаю, духом нищаю,
Но ищу тропу, ведущую сквозь тьму к небесному раю! Прогибаюсь под тяжестью земною,
Телесная боль связана со спиною, чёткий след тянется за мною,
Я едва не стал изгоем! Было время непростое, я многих женщин путал с женою, и тогда она
Разговор в иную плоскость перевела, на край стола присела и заунывную песню мне спела,
Дрожало тело, стонала душа, там нет ни копия, баба хорошая, её могу сравнивать с ношею,
Я её не брошу, разговор состоялся, я на высокий холм между её ног взобрался и попытался
Дальше пройти, но нам с той бабой оказалось не по пути! Попробуй, моргни и ты уже в тени,
Твои дни будут сочтены! Она на миг приоткрыла лицо, я на палец надел ей обручальное кольцо,
Она не сказала в ответ ничего, посмотрела на портрет в деревянной рамке,
Там женщина в панамке, но она вывернута наизнанку, с виду похожа на старую цыганку!
Бабы с Таганки не пляшут под тальянку, им подавай патефон, в крайнем разе – саксофон,
А потом доводи до экстаза, но не сразу, а постепенно, спасибо властям, что они оставили нам
Хотя бы один православный храм, именно там хочу обручаться, надоело таскаться,
Пришло время с зимней стоянки сниматься! Талант не умер, ему присущ юмор!
Роль короля сама с небес сошла, тут же сняла старенький пиджак с ржавого гвоздя,
Он поржавел после проливного дождя, сглупил тогда я, набрался сраму, сам стал хамом!
Куплен маленький особняк, он никак не вписывается в мою биографию,
Если судить по старой фотографии, то с его кровли аж до самой земли дождевые струи
Медленно полдня текли, но им не удалось избежать толчеи, пришлось выпить сто граммов
Целебного напитка, чтобы с первой попытки, будучи под хмельком, дойти пешком
До излучины реки, там невдалеке когда-то жили мои, ныне усопшие старики!
После них остался дом, невдалеке старенький аэродром, нет беготни на нём,
Слава богу, что я не за рулём, на всём пути стоят полицейские посты, что-то ищут они,
А мысли мои уже оторвались от матушки-земли, распустили крылья,
Словно ангелы из иного мира, и мчатся в вышине, предоставленные сами себе!
Решётки ещё стоят на каждом окне, чёрные полосы появились на нижнем бревне,
Дверь на замке, а на реке – тишина и благодать, трудно с душой в этот миг совладать,
Нет толчеи, покосившиеся старые особняки предоставлены сами себе, вниз по воде
Летит маленький катер, он устроен на свой манер, ему ни в пример несётся белая ладья,
Её стиль постройки напоминает старинную русскую поговорку: с горки легко катиться,
Как бы на полпути не остановиться, капитан под лёгким шафе, пьяны практически все,
Да и мне грех на жизнь обижаться! В руке зажато писчее перо, его дыхание ощущает нутро,
Оно пишет странные слова, их стезя и вправду крива, о да! Заела автора нужда с раннего утра,
Гудят над головой провода, видать не судьба, до конца вытереть ему пот со лба!
О да! Мои года – моё богатство! Привычная среда, всё та же промозглая погода,
Бегут семимильными шагами годы, в шуме дня отвлекает иногда пустая болтовня!
Только шум дождя, осеняя и пьяня, наполняет думами меня, они рвутся наружу,
Вот-вот угодят в огромную лужу, то ли ещё будет, когда колокольный перезвон порок разбудит?
Никто их не осудит, они свернут в тихий проулок, у них губа – не дура,
Женская натура требует одного, чтобы никто не очернил высокую цель,
Она попала в русскую купель, отмылась от черноты, но, увы, на грязи остались её следы!
Губы в помаде, отвисшие пряди волос, и крутой откос среди сосен и белоснежных берёз,
Я вновь наг и одинок, словно выброшенный за забор, едва родившийся щенок,
Его бог на испытания обрёк, рот закрыл на увесистый замок и сразу же предостерёг,
Чтоб этот обормот не выпячивал свой живот среди толпы! Увы! Грешны все мы!
От судьбы не уйти, иссякли мысли мои! Чуть шевельнись, они покатятся тут же вниз,
Весь их смысл между небом и землёй завис, не торопись удовлетворять их каприз,
В делах мирских каждая из них – предмет погони, вот и мчатся лихие кони,
Едва прикрытые дырявой попоной по долам и горным склонам, мимо оврагов и терриконов!
Крики и стоны, усмешки и язвительные поклоны тают в шуме дождя, вот и жизнь почти прошла,
Нет ни покоя, ни сна, одна душа обнажена, словно огромная цыганская игла,
Да и та ходит до утра по лезвию обоюдоострого ножа! Вокруг пустота, тлен и маята,
Поодаль немало нераскаянного греха, боги моих давнишних муз говорят, что я живу, как туз,
Лишенный страстных любовных чувств, но без надёжных брачных пут и уз!
Грусть и тоска приходят сюда издалека, нелегка судьба у ветхого старика, не дурак и не калека,
Внешне похож на приличного человека, слава богу,
Он сам избрал свою дорогу, не был на таёжной лесосеке, куда все генсеки
Ссылали приличных людей, как можно дальше от вотчины своей, гнали взашей ум и талант,
В ответ слышали уличный мат, что ни шаг, был нужен блат, а без него тебе не поможет никто!
То-то и оно! Молодые парнишки стояли на лагерных вышках, охраняли лагерный покой,
Но поговаривали между собой, что даже именитые футболисты снимают с баб кофточки с батиста!
Заплатишь бабе гривен триста, и она почти твоя, айда в мягкую постель,
Будем до утра вместе слушать соловьиную трель, цель оправдывает средства,
Страсть досталась нам от  прадедов в наследство, пока стучит сердце в груди,
Облегчения не жди! За городом такая красота, здесь неописуемые места,
Грешная душа тащит сюда рано поседевшего мужика, его юность здесь прошла в давнишние года!
Былого груз рушит давнишнюю мечту, губит на корню всю прелесть и красоту,
В семействе трещина, мужику не верит женщина, он счастлив беспредельно,
Потому что живёт от бабы отдельно! Жил когда-то честно, не пил вино, но твердил одно и то:
Ему мало одной пещеры, не хватает Веры в божество, а где оно? Ещё никто пальцем мне указал,
Где же бог от мирских услад отдыхал? Судьба, как испорченная детская игра,
На ней огромные дыры, как на городском шпиле невдалеке от общественного сортира!
Гора с горой не сходится, а вот влюблённые сердца по воля Творца
Сидят всю ночь до утра у резного крыльца, грешат всуе, и зачастую не думают о грядущем,
А зачем? Всё – тлен, всё – мрак, от них нельзя избавиться никак!
Любовь к добру проходит у людей ближе к утру, не знаю почему, но, судя по всему,
Они в ночи не ведают про зло, отсюда всё и пошло гулять по многогрешной земле
Пешком или на коне! Осознав нелепость, вхожу в дом, как в собственную крепость,
Мы же спать хотим, на всю округу храпим и не дорожим мигом одним, никуда не деться нам,
Вот и приходится предаваться снам и плыть до утра по высоким волнам, не нам судить,
Как дальше жить? Пусть старший по службе вслух говорит, но он, как рыба молчит,
Одним словом, не мычит и не телится, по речной низине густой туман клубится и стелется,
Быть может, кое-кто недоспал своё, я же увидел сладкое житьё только на исходе тяжкого пути,
Даже люди второго сорта от моей хижины воротят кислые морды, так какого же чёрта
Их запал раньше времени иссякал? Я много лет искал свою стезю, бродил по ночному пустырю,
Пытался легко втянуться в русский быт, но голова болит, а совесть непробудно спит!
Обхватив колени, пытаюсь мысленно сбросить с души тяжкое бремя, но не время и не час,
Наседает сзади страсть! Как бы с высокого коня долу не упасть! Попытался встать во весь рост,
Но помешал какой-то мне пиндос налегке перейти старый деревянный мост,
Он своими корнями в землю врос, спрятался в речной закуток, там едва дует ветерок,
Но вряд ли он свалит прохожего с обеих ног! Невдалеке бегает сурок, прыг-скок,
Но недостижим потолок, ещё выше его голубой небосвод! Жмёт правый сапог,
Из подошвы торчит ржавый гвоздь, кажись, я до божественных высот ещё не дорос!
Это вправду и всерьёз, ну что ж в руках увесистая трость, на неё можно опереться
И пристально вдаль всмотреться, вытираясь серым подолом, помогаю пчёлам
Хилым и квёлым набраться сил, мир перед очами в миг полудённой жары застыл!
Ошалев от поступка дерзкого, вытер потное чело, но дело дальше того не пошло,
Пришлось, искать ответа точного во время отпуска бессрочного,
Прочитаны многие первоисточники, но не найдено ни одной строки,
Из которой сельские мужики что-то взять бы для себя смогли! Увы!
Все закоулки до сих пор темны, неучи мы, разум спрятался в часе ходьбы!
Нервы слабые у мужика и бабы, но в минуты те, когда радуешься темноте,
Гладишь уходящему свету вослед, то сил для громкого всплеска эмоций давно уже нет!
В них дьявольский дух проник, злость выглядывает из нутра
И не соображает кора головного мозга, по спине бесы бьют солёными розгами,
Избавляя плоть от чрезмерного стресса просто так – для интереса, а не для душевного прогресса,
Жёлтая пресса осуждает старого повесу, ему ли по ночам думать о пагубных речах,
У него баба на сносях, а он – старый мудозвон, бьёт с вечера и до утра во все колокола,
Ему соседка намедни не дала допить чащу любви до дна! Она была и красива, и умна,
Как оказалось, ещё и скромна, но кровь её холодна, а она готова жизнь с чистого листа начать,
Только бы сосед не стал ей лгать, что будет, как рыба молчать! Слова его, как пыль,
А он - худой мотыль, тянется из последних жил, тащит в дом прибыль, но бабе всё мало,
Её запросам нет ни конца, ни начала! Рыба гниет с головы, то есть изнутри, хотя извне
Она прекрасна, две морщины появились на её челе, брови вразлёт, от них наискосок
Пигментный невус, от избытка любовных чувств на лице появилась неподдельная грусть!
Зуб за зуб, око за око, вместо розней - склока, нет и намёка на тот злополучный предмет,
У которого название есть, но в нём бунтарская смесь уличного мата и женской стати,
Хотя та баба конопатая и сиськатая, но в ней все - кстати,
Другие бы на её месте деньги гребли лопатой, но она в меру скромна,
И трудолюбива, не пьёт даже пиво! Она, пожалуй, не знала того,
Что уже кое-кто делит её сокровенное добро, кому, как не ему,
Пришлось доказывать уму своему, что не каждая баба на передок слаба!
Она тоже в глаза пускает пыль, но сама трудится из последних сил, был жир, и нет его,
Всё лишнее само на нет сошло, продолговатым стало женское чело, но баба – не бревно,
С ней в кровати тепло и даже бывает очень и очень горячо! Она кричит: «Хочу ещё!»
Ну, кто прославит здесь Отечество своё, кроме неё? Ё-моё!
Муж у неё – обычное деревенское мурло, даже у неё изредка проскальзывает враньё,
Вот тогда и находит коса на камень, высекается яркий пламень, он садится нагло в чужие сани,
Но они не едут сами! Что за бред? Рядом приличных людей нет! Лишь один добрый молодец
Был народной молвой воспет, стоило с ним бабам поговорить, и растормошить его от сна,
Как пот начинал капать с высокого чела, но душа его черна, куда же девались те времена?
Ночь темна, заунывная песня на всю округу слышна, тускло светит Луна уже три ночи и два дня,
Не ожидая зова страсти, явились незваные напасти, чтобы потолковать с людьми о счастье!
Неожиданный визит одними неприятностями старику тому грозит, который по ночам не спит,
Он всю ночь дрожит, словно осенний лист, крик и свист, шум и гам, тяжко сельским мужикам,
Их плоть легко грехам перебороть, но Господь готовит им сюрприз, глаза таращатся вниз,
Зло само пришло из края степного, здесь грехов очень и очень много, выбора нет иного,
Как верить обычным людям на слово! Жизнь теряет всякий смысл, когда досужая мысль
Преподносит очередной сюрприз и одна буква выпадает из длинного слова, и вот смысл иного
Попадает в переплёт, он виден от и до, а рядом осиное гнездо и никто к нему не подходит,
Мысль за нос рано поседевшую голову исподволь водит, а та сама себе места нигде не находит!
Что де здесь происходит, господа? Закончилась лафа, менять лыжи пора! Припав к кресту,
Молюсь Христу, прижимаюсь к старинной иконе, все бабы плачут и стонут,
Но нераскаянные грехи в огне не горят и в воде не тонут, их контур не стерт,
Во всём царит разброд, болит задний проход, песни о вождях слагает народ!
Всё выдержит бумага, огромная ватага из парней и девчат по пьяному делу бузят,
Чего мужики от молодых и статных баб хотят? Ясно, как пятью пять - двадцать пять!
Зачем лишний раз себя перетруждать, что-то делить, что-то умножать,
Если можно спокойно о сути бытия в закутке поболтать и на грудь пару капель  тихо принять?
Стоишь в тени, прячешь от яркого света контуры свои, вместо того, чтобы согрешить – ни-ни,
Главное, ноги от блуда подальше унести! ****а мать, у нас все мастера бабам жизнь ломать,
Но женщина - не вещь, её нельзя взять и на кострище одним махом сжечь,
Она способна на протест, коль дорога ей совесть и честь!
Можно тот грех на корню пресечь, но над головой тотчас начинает свистеть картечь!
Грохот камней проносит мимо стези моей, лишний шум не переношу, пока живу, дышу,
Авось, к утру силы восстановлю и тогда отломлю кусок от общего пирога, не поняв вкус
И окончательно не решив для себя: кто же я? Бездарь или гений, серость или барская кость?
Уж так издавна в наших краях повелось, чуть, что не так – получи прямо в глаз или в пятак,
Чтоб знал старый мудак: куда и как? Авось в следующий раз не попадёшь впросак!
Слякоть и давка, много забот у работниц прилавка, на улице лают подзаборные шавки,
Молодой пацан без шапки бегает под дождём, ему отец машет из окна солдатским ремнём,
Клок взлохмаченных волос сдвинулся на правый бок, а хромой мужичок, здесь он - новичок,
Купил сетку груш и столько же яблок, не ест, а жрёт, пихает их в рот, словно огромный бегемот!
Итог один: был бы ты дворянин, а не городской мещанин, сердце страсть зажала бы в тиски,
В руках его авоськи и целлофановые кульки, заняты руки, свободны только зубы! Фу ты!
По кулькам рассыпались крупы, их я брал для супа, пусть теперь достопочтенная супруга
Сама решает, что и к чему? При случае ей я малость помогу, если, конечно, смогу!
Мне невмоготу, пытаюсь обмануть на ровном месте людскую молву, но не тут-то было,
Неравными оказались силы! Серость везде, опрелость появилась на малой половой губе,
Но баба – прелесть, есть что взять, такую можно любить и до утра страстно и нежно целовать!
Чем страсть сильней, тем больше думаю о ней! Свет мерцающей свечи едва виден в ночи,
Пишу стихи, вспоминаю все свои прошлые грехи – они велики, мне же защищать себя не с руки,
Боже, прости за грех, совершённый в ночи! Стезя, неведомо чья,
Проходит вблизи узкого степного ручья, рядом с ней лежит высокая колея,
А на ней лежит высокая борона, на которой сидят и орут чёрные вороны,
Ветер их стаю расшвырял во все стороны, но они собрались вдоль заросшей травой бороны
И степным орлам те чёрные вороны совсем не видны с птичьей высоты,
Там молодые птенцы прячутся до темноты, но опосля дрожит родимая земля
От мерзкого крика, но не от пенья молодого соловья! После проливного дождя
К истокам ручья не пробиться, над головой порхают синицы и прочие птицы,
Только самоубийца, а вместе с ним и три бойца ждут того мгновения,
Чтобы надежда обрела своё спасенье там, где с грехом пополам жалкая пустошь досталась нам!
Невдалеке стоит православный старинный златоглавый храм, его купола сияют в степи по ночам,
Здесь в былые времена наезженная дорога была, нынче густой травой заросла та широкая тропа,
По которой шла горемычная толпа издалека, пока на небосводе не погасла её полночная звезда!
Помнят старики, как в былые времена молодые мужики на сенокос по ней шли
И жгли прямо в степи огромные костры в ночи, нынче никому дела нет,
Что старая повозка, которая выглядела наивно, но броско сама завалилась в глубокий кювет,
Сил и средств у народа давно уже нет, чтобы вернуть стезю свою назад к степному ручью!
Ясно даже молодому воробью, что, судя по всему, жизнь не учит людей ничему!
Ни нажитому опыту, ни уму, я к тому клоню, что утешаться людям нечем, когда их быт искалечен!
Длинные уши у старого осла, над ними жужжит молодая пчела, тень легла ослу на спящие глаза,
Лишила их толики тепла, жизнь гонит животных со двора, они трудятся от темна и дотемна,
Рвётся даже гитарная струна, а душа раскалена добела! Гуляет людская молва по всей округе,
Болтаю всякое простые и лёгкие на подъём люди, они язвят с испугу, кто-то хвалит мужа,
А кто-то порицает его молодую супругу! Она внешне выглядит круто, у неё покатая грудь,
Но не в этом суть! Она в ином, старый дом вот-вот пойдёт на слом! Надо расставаться с ослом,
Опустеет бревенчатый дом и что потом? Исчезнет прошлое в сизом тумане, уйдут с земли
Бывшие мещане и канут в Лету драгоценные предметы, по которым дети изучают древний быт,
Стыд очи грешникам не застит, да и бог грехи людям до конца не простит никогда! Вот это да!
У них жизненный опыт слишком велик, но никто не хочет очи закрыть на то,
Что предвосхитило бы зло и погубило на корню добро!
Не повезло и что? Сломалось на баркасе трухлявое весло
И судно само по речной глади медленно вдоль берега поплыло!
Всё, что было, прошло, а всё, что будет, уйдёт, но продолжится живой души полёт
По необъятной вселенной, тело - тленно, а душа – бессмертна, словно народная песня,
Летящая по просторам чудесным в дни будние и воскресные! Люди грешные есть повсеместно,
Время к старости идёт, но продолжается души полёт! Борясь и побеждая, летит слава боевая
По шляхам каменистым, проносятся кавалеристы с криком и свистом, а молчаливые танкисты
Смотрят на мир сквозь прорезь амбразуры, они лезут из шкуры, чтобы доказать в натуре,
Что не зря не спят холодными ночами, у врага земля горит под ногами, а они сторожат тех,
Кто однажды взял на душу тяжкий грех и до сих пор у сибирского костра раздувает яркое пламя
С вечера и до утра и укладывает дрова на лесной просеке штабелями! Мы с ними были друзьями,
Нынче они сидят в глубокой яме, но вихри враждебные до сих пор носятся над нами,
Никто не хочет в сути бытия разобраться, вот и приходится людям по белому свету скитаться,
Чтобы в живых хотя бы остаться! Конвоиры грубы, словно подзаборные псы,
Это последствие постоянной классовой борьбы за деньги и власть,
Никто добровольно не отдаст даже её маленькую часть! Верховный знает в этом деле толк,
Он – знаток политической игры, многое позволяем ему мы, ему товарищ – брянский волк,
Но не мы! Немы мы, немы! На наши проблемы властям наплевать, нам суждено сеять и жать,
А они будут закрома свои набивать, я понимаю, что в нашем крае правит мафия блатная,
Воры и бандиты исчерпали давно уже все кредиты!
Бывшие эрудиты с мордами до крови разбитыми стучат топорами на лесосеке,
Но не слышен в столице топор дровосека, речь идёт о простом человеке, ходившего в греки,
Покорявшего моря, горы и реки! Прошли годы, он дожил до свободы,
Теперь ездит в инвалидной коляске, на лице у него - актёрская маска,
Он предал бы свои приключения всенародной огласке, но дело близится к развязке,
Хотя худой и сгорбленный старик упёрт, как столб или былинный бык, видит всемилостивый бог,
Что он сполна заплатил властям свой оброк, сам валится с ног, но надеется, что его время придёт!
Грядёт день Страшного суда и тогда беда отвалит отсюда раз и навсегда,
Оставив откушенную часть общественного пирога другим ЗеКа,
Как оказалось, он был обычным мужиком, не дорожил ни чином, ни постом,
Он ни при чём, что кто-то нарушал чужой закон! Голоден он, и обременён делами мирскими,
Он давно уже поседел, своё сполна отсидел, был смел и удачлив, но счастья не знал,
В душе он – бунтарь и потому был посажен в сырой и тёмный подвал!
Он своих взглядов никогда не скрывал, была бы баба рядом и ему больше никого не надо,
Он бы до сих пор с властями воевал, нынче он от тяжбы порядком устал! К правде не пробиться,
Пришлось в божьей истине однажды усомниться, как говорится, можно быстро жениться,
Но опосля, когда баба встанет у руля, жизнь бывшего короля будет обречена,
Душа озадачена, тяжкий исход переступил через отчий порог и вот итог:
Он вновь, как и в тот злополучный год, когда бузил простой народ,
В инвалидной коляске вернулся под иву свою, едва отыскал знакомую с детства стезю,
Заново построил семью, но не забыл судебную скамью, я же ему руку жму, стыдно самому,
Не знаю - почему? Память спрятала прошлое за семью замками,
До сих пор странные миражи и воспоминания о прошлом плавают под облаками,
Но мужик дотошный отстоял всенощную службу в местном храме!
Вспомнил отца и маму, расстрелянных за колоски, неужто и они – враги Отечества,
Кругом пошла его седая голова! Там перепутались мысли и слова,
Ему как-то не с руки брать в свои руки бразды правления, нет прежнего мироощущения,
Он берёт для сравнения разные эпохи, убирает со стола хлебные крохи, ахи, охи и вздохи
Катятся по Азии и Европе, по лесам, степям и лесным болотам, водоёмам и топям!
Эта земля исхожена вдоль и поперёк, он ещё не отжил свой срок, вылетел, как птица из клетки,
Прижился у одинокой соседки, такие случаи нередки, мне о них рассказывали мои предки!
Теперь ему ночами не спится, болит подорванная тяжкими трудами поясница,
Ему нечем гордиться, он в меру умён – не тупица, да и жена у него мастерица
На все руки - от горя и скуки! Приморили суки, приморили, погубили злые вороны жизнь мою,
До сих пор толкают в шею, навязывают бестолковые идеи, вот такие разгильдяи
Ходят при медалях, нам их за боевые заслуги не дали, мы своё на боевом посту задарма отстояли!
Нам обещали тридевятое царство, до сих пор не закончились наши мытарства,
Запах дешёвого лекарства бьёт в нос, как грехи не итожь, пройдёт по телу мимолётная дрожь,
И ты вновь на себя не похож! Рядом бредни и ложь, что было, того уже назад не вернёшь!
Его следы не смыл проливной дождь, и никто ему не ответил на давнишний вопрос:
Почему люди за Кремлёвскими стенами позволяют себе издеваться над бабами и мужиками?
Среди увесистых имён, никто от божьей кары не был ограждён! Мёртвые они или живые,
У них лица восковые, а псы цепные стерегут даже булыжные мостовые, там стоят постовые,
Им платят деньги дармовые, мы же – не такие, вот потому и служим только богу одному!
Осознав нелепость, что государство – мой дом и моя крепость, к простому выводу пришёл я,
Что никак нельзя в этой жизни доверять никому, вот потому одной надеждой до сих пор живу,
Уповаю на рок и судьбу, не хочу лукавить, но не могу себя заставить кого-то восславить,
Тут ни убавить, ни прибавить, за противодействие могут головы лишить или  череп проломить!
Трудно жить в городе и в селе, старое пальтишко на мне, а в голове хуже, чем на грешной земле!
Надоело ходить в узде, вот и ищешь краткое счастье в манде, домой приходись навеселе,
То есть под лёгким шафе! У любовницы после ночлега не выпросишь даже горсть талого снега!
Это альфа и омега нашего бытия, среди арок женского полукружья
Помалу тупится мужское оружие, прожито в ратном труде более полувека,
Никто не ценит азбучного человека, но грех не знает меры,
Есть тому неотразимые примеры, коль ты без вины виноват,
Тогда тебе тамбовский волк - товарищ и брат! Виват! Виват! Виват!
Люди живут как муравьи, на себе волоком волокут узлы свои, живут в тени,
Там же коротают ночи и дни! Мы волкам сродни, мы – одни и они – одни,
Мы убегаем от себя, и они бегут туда, где свет и заря говорят о господстве ночи, но не дня!
Мне пора, не дожидаясь утра, вновь уходить в бега, есть неотложные дела, кругом пошла голова,
На ветер брошены слова, их – океан, но их смысл непонятен для горожан и обычных селян!
Они отрешены от главных дел, кто смел, тот откусить кусок пирога всё же сумел
И при этом вконец охамел, была цель, и нет её, неужто это - всё?
Ничего подобного, что и к чему? Я всем обязан только богу одному,
И неподсуден гражданскому суду! Не задарма ем и пью, не просто так я хлеб жую,
Я - не слуга и не раб, не зануда и не остолоп, уже давно не хожу на горшок,
А вот и мой знакомый с детства порог, в поисках родного дома я сбился с ног!
Я отчий дом давно оставил, не жил, а лукавил, прошлое на произвол судьбы оставил,
Преклонялся портретам, церковь тогда была под запретом, при всём при том, ходил пешком,
Но оставался простым и доступным мужиком, не был у баб под каблуком,
Мог ответить им доходчивым языком, что и как? На пятки наседал бардак,
А непролазная тьма и всеобщий мрак не раз к бдительности призывали нас!
Знакомая река, родные берега, известный плёс среди вязов и стройных берёз,
Я здесь когда-то рос, об этом вспоминаю вскользь, как бы заново сюда вернуться не пришлось,
Знакомлюсь с жизнью вправду и всерьёз, а мир являет черты откровенной лжи и неправоты,
Как не суди и как не ряди, в Лету канули все детские мечты! Не уходи! Останься! Я в трансе!
Есть шансы или их вообще-то нет обновить свой след на почерневшем от бед речном песке,
Я выскочил из дому налегке, в одном стареньком пиджаке, зажал палку в правой руке
На всякий случай, не примечай мои недостатки, я в полном порядке и близок к разгадке
Основного  постулата мирского бытия: ты или я? Дурья башка, кажись, сошла с ума!
Ни кола, ни двора, что ни верста, на твоём пути встретится пьяная толпа, пот капает с чела,
Проблем до хрена, они тревожат моложавого старика: привет – пока! Бывай, старина!
Тебя дома ждёт жена! Без их указки жизнь сгущает краски, я же слушаю чужие сказки,
Голову, отвернув в иную сторону, но и там кричат чёрные вороны, мы много знали,
Кое-где побывали, наконец, повстречали стаю гнусных шакалов, у них нет высоких идеалов,
Они власть нахрапом брали, не воевали, нет, им всю ночь царская дочь исполняла миньет!
Друзья сходили в тень по одному, а на том берегу знакомый старик искушает свою долю и судьбу.
Он вспомнил каторжные тачки, вытащил деньги из заначки, и купил бывшей прачке не водокачку,
А шоколадку, просто так – для порядка, чтобы жизнь стала сладкой, подсунул её украдкой
Бабе той, что давно уже считалась его законной женой, он за ней, как за каменной стеной!
Там обрел семью и покой этот мужик разбитной, но, кажись, он был в доску свой
И к тому же ещё и холостой! Он не спускался в забой, изредка впадал в очередной запой,
Дабы воедино слиться с толпой, дважды герой был обязан ему, что не попал в тюрьму,
Ни о ком не сужу, от горестей не плачу, живу и изредка судачу о телевизионных трансляциях,
Позорящих всю славянскую нацию! Провокация на провокации, изменены интонации,
Неправильно поставлены ударения в каждом произведении, вместо песнопения - чёрная черта,
Там и тлен и суета и больше нет ни черта! Утро ещё не наступило,
Жена-старушка окна нараспашку открыла, пришлось выглянуть из-под пухового одеяла,
Видать по всему, судьба понукала божьего раба не оставить после себя
Ни одного заметного следа! Душа мечется, как птица в клетке, ссорятся две молоденьких соседки,
Они стоят у общественной беседки и льют грязь друг на друга, к ним подошла моя супруга,
Что-то шепнула им на ухо, и люди мирно разошлись, такова жизнь, что только держись
И не торопись делать поспешные выводы, от судьбы никуда не уйти, мне же некому подать руки!
Из села разбежались мужики, они ушли кто – куда, их следом за собой позвала полночная звезда,
Герои труда в женской ласке нуждались всегда, на дыбы встали веси и города, вот это да!
Я же самолично в своих грехах раскаивался публично, но по старой бандитской привычке
Жаждал смычки города и села, были времена, а теперь денёчки, на деревьях распускаются почки,
Долги надо возвращать без отсрочки! Уж так здесь заведено, что разденут всё равно,
И тебя отправят на самое дно, хотя здесь все живут грешно, на улице зябко и темно!
Найдись такой, кто бы в суете мирской оставил волю за своей спиной, он будет проклят толпой,
Как барыга или изгой! Кто на земле не жил и долго там не правил, о себе плохую память оставил,
Даже в некрологе посмертном могут упомянуть твои грехи несметные люди те,
Что живут до сих пор в тесноте, но они на государя не в обиде,
Их я насквозь вижу, эти твари бесстыжие нынче ходят по Лондону и Парижу,
И смотрит на обездоленный люд то сверху, то снизу, мы же идём по скользкому карнизу,
Пытаясь получить долгосрочную визу, несмотря на все бабьи капризы,
Оказываемся к греху намного ближе, чем те, кто живёт в мирской суете, но носит ризу!
Между бабьих ног вьётся тонкий дымок, значит, кто-то смог, а я – не смог проникнуть между ног,
Был от заветной цели на волосок, но насквозь продрог, и до ниточки промок, там берёзовый сок
Я пил бадьями, жил в блуде и в сраме, и не нуждался в чужой рекламе! Правда - под небесами,
А здесь – ложь и спесь! Чужих грехов не перечесть, хотя и свои грехи есть практически у всех!
Я не удивлен тому, что свой сон ценю, ночами плохо сплю, но на всю округу об этом не трублю,
Могу скинуться с мужиками в подворотне по рублю, выпью рюмку или две, сдачу верну жене!
Послушай, брат, я же совсем в том грехе не виноват, что пришлые люди повсеместно творят,
Они соблазняют статных  баб, то яма, то ухаб, а я же – божий раб, но духом и вправду ослаб,
Наполовину хохол, наполовину кацап, уже давно признал своих грехов масштаб!
Бог эти слова видать по всему неспроста вложил в мои уста, о, да, здесь чуждая среда
Не только для меня, моя судьба стоит за шторой! За которой? Рта мне открыть не дав,
Она набросилась на грешника, как питон или удав, воды, в рот набрав, на колени встав,
Прошу прощения за излишнее терпение, баба жаждет отмщения! Не стану лукавить,
Вначале решил половую жизнь совсем оставить, тут ни убавить, ни прибавить,
Страсть нутро травит, но судьба с утра мне подала едва заметный знак: проснись, чудак,
Уходит темень, страсть погружается во мрак, если что-то здесь не так, скажи, что так!
Везде бардак, все бабы ****и, но не наши, а чужие, когда-то здесь жили святые,
Прошли те годы лихие, нынче собаки борзые вышли на позиции передовые!
Наметив курс грядущим дням, осознал сам, что этим цепям, что связали нас по рукам и ногам,
Не суждено разорваться, есть выход – сдаться на милость врагу, но я так поступить не смогу!
Кляну рок и судьбу, живу в лишениях и в борьбе, то есть не даю покоя ни людям, ни себе,
Коротаю наедине дни в давнишнем шалаше, хожу по воде в сапогах и дырявом дождевике!
Нет покоя нигде грешной душе! Безмолвно мерцает стекло, на дворе стало жарко и светло,
У нас запарка, сбежали звери из соседнего зоопарка, грозовое облако над головой проплыло,
А бытие по накатанное колее медленно текло, вспотело высокое чело, что было, уже прошло!
Не повезло и что? Проходит всё, но память не забывает ничего! То-то и оно!
Баба не похожа на трухлявое и корявое бревно, в неё втыкается моё долото,
Кое-кто пытается советы давать, ****а мать, мне ли не знать: в какую щель свой член совать?
Прошу не порицать главу семейства, он знает, что творит лицедейство,
Но никто не остановит на полпути его! Не меняется суть, хотя розы наследники умело стригут
И тут же ржут, словно кони гнедые, вернуть бы годы молодые, а там, как карта ляжет,
Авось никто нам глаза белым полотнищем уже не завяжет и пару напутственных слов не скажет!
Руки связаны, многие слова недосказаны, мысль зреет в чреве стареющей не ко времени девы,
Когда же её естество угомонится? Женщина сама в постель нагло и спешно ложится,
Ей пришлось намедни услышать ложь и в мужской силе усомниться, но разочарования нет,
Простыл окаянной любви едва заметный след, её по пятам преследует миньет!
Когда страсть своим путём проследует, в голове останется только сущий бред,
Вдруг холодом потянуло, мужчина едва не рухнул долу со стула, ударил праву скулу,
Продрог самую малость на промозглом ветру, и потому стало казаться ему, что он любви не хочет,
Баба едва ноги волочит, но молчит, не мычит и не телится, ему же самому не верится,
Что баба перед ним на одном каблучке вертится, словно ветряная мельница!
Она изредка сердится на своего мужика, он - дока в деле том, но не думает о нём,
Просто входит напролом в захолустный дом, зябко стало в нём, стужа за окном!
Баба раскрыла зенки, притулилась к мебельной стенке, и стала валять дурака,
Покраснела её правая щека, а любовь на помине легка! Вот и она! Да! Да! Да!
С виду синяя, как белая лилия, а по ней розовые линии, покрытые белоснежным инеем!
А зачем она нужна, если уже есть самая преданная в мире жена? Баба та - заебись,
Хочешь, сделает миньет или покажет классный стриптиз, ну что ты так часто хрипишь?
Садишь, успокойся, высокой чести удостойся, прикоснись к бабьему челу и услышь:
«Я тебя одного люблю!» Да катись ты пропадом, с моим то - опытом можно оптом и в розницу,
Нам всё к лицу, спасибо небесному Творцу, что в эту пятницу он позволил нам
Гордиев узел разрубить, пришлось о прошлом напрочь забыть! Поговаривают языки злые,
Что Грех запросто гуляет по бескрайней России, его не чураются даже люди большие,
Им, конечно же, не впервые давать проституткам чаевые, потомки по их поступкам
Будут им честь воздавать, хотя многие любят приврать,
И говорят, что трудно русскую душу пришлым людям понять!
Стонут от бабьих прихотей местные мужики, у них навыкате белки, в тазу немытые тарелки,
Кряхтят в ванной комнате молодые девки, почти целки! Куда подевалось мужское благородство?
Его омрачило сходство с мягкотелостью, стали видны все женские прелести,
Но в этом нет их вины, на руинах обветшалой старины одни пробоины,
Но нет ни одной живой души! Не смеши честной народ, он кого хочешь, на три буквы пошлёт,
Или вокруг пальца обведёт! Мужик тот смотрит только вперёд, он с баб за любовь денег не берёт,
Маленький фаллос и огромный живот – вот и всё, что от гиганта мысли осталось!
Правда, человеческая зависть с чувствами слегка соприкасалась,
Но не пошла половая близость в радость, какая гадость,
Виной всему мимолётная мужская слабость! Я же всегда возвращаюсь домой,
Образ святой, связан своими корнями с кровной роднёй, я тоже – не безгрешный,
Изучил женщин от и до, отсюда всё зло гулять по земле неспешно пошло!
Отдайте мою шляпу и модное манто, а то проиграю в карты всё, что нажито непосильным трудом,
Останется потом груда камней и ни одного из корней, соединяющих людей простых меж собой,
Куранты бьют отбой! Сын мой, я ещё живой и вся родня гордится мной! Изнемогает плоть,
До земли отвис большой живот, сквернословит пьяный народ, но куда же простой люд бредёт?
Неужто на завод? В поле - недород, стыд горлянку жжёт, и вот наступает мой черёд идти в народ!
Нашла коса на камень, из искры возродился пламень, вспыхнул пожар, стар и мал на дыбы встал,
Но в заветной пещере наглухо закрыты неподъёмные двери, ведь  у женщины той,
Что издавна правит страной, на лобке нимб золотой, и хотя за кормой дует ветер штормовой,
Все корабли возвращаются когда-то домой с поля рати!
Волны резко раздвигая, им помогает воля святая,
Утверждают местные знатоки, что легко свернуть со знакомой с детства тропы,
Можно уйти раз и навсегда и тогда в бездну канут, сказанные накануне слова!
Кончается любовная игра, в преддверии утра в душу врывается нелепость,
Вот-вот рухнет с большим трудом выстроенная годами семейная крепость!
Сжаты кулаки, вещи собраны в кульки, а на берегу полноводной реки куролесят мужики,
Бабы им лапшу на уши ранним утром повесят, а они их завтра вновь навестят,
Пусть их жёны на всю округу голосят, но только ветер студёный, как прокаженный
Заменит зной полудённый на стужу и холод, грехи, что были снаружи, спрятались в луже,
Но там только осталась их малая часть, остальные раздвинули нимбы золотые
И вторглись в пенаты чужие! Им не впервые вести полночные торги,
Кажись, они встали не с той ноги, что хочешь, получи, только загодя плати!
Неисповедимы господние пути! Так зло с женщинами не шути, уж лучше мимо них пройти,
Чем не подать им руки! Хочешь, верь, не хочешь, не верь и на себе мои слова проверь!
Внутри тебя проснулся страшный зверь, он в сговоре с судьбой и везде ходит следом за тобой!
Есть сильное желание утроить в койке состязание, но другая сторона, то есть жена
На это не согласна, природа над чувствами не властна! Жить хорошо и страшно,
Совместная жизнь была прекрасной! Я долго до истины добирался,
Войти в чужие пенаты не раз и не два раза пытался, и едва ли в заветную щель не прорвался,
Но в очередной раз с носом остался! Счастье нет, его заменяет общественный туалет,
Успеть бы добежать, а то можно каблуки истоптать и угодить в грязь лицом, темень за окном!
Я же без страха ложусь на плаху, отброшена на пол нательная рубаха, баба лихо смотрит вперёд
И трудности моему соратнику не создаёт, он меня за гриву мощно берёт,
А вот и знакомый с детства поворот, за ним моя зазноба живёт, её любовь мне душу травит,
Пытаюсь, своё прошлое на берегу реки оставить, и не хочу зря лукавить, но как себя заставить
Отказаться от бабьих услуг, тепло знакомых рук – не похоже на пустой и угасающий звук!
И вот свершается чудо, оно вторгается в душу из ниоткуда, вряд ли другим я буду,
Авось, когда холода остудят плоть и душу навсегда,
Даже тогда с меня, как с гуся вода, потекут потоки лжи и льда,
Воспоминания о любви в памяти до сих пор ещё свежи!
Что ты им не говори, нет ничего превыше постельной любви!
Семьи и дом оставлены на потом, грех правит балом в мире земном!
Видно издали те костры, что одинокие женщины разожгли, они соблюдали посты,
Читали молитвы, но всякий час думали о грядущей битве! Их слова острее бритвы!
Непонятно, ведь даже на солнце есть тёмные пятна, я же пытаюсь пойти на попятную,
Но не могу забыть щель ту, что надела на меня свою увесистую узду, но чем ближе к утру,
Тем чаще Бога на помощь зову, без Его молитв не могу спокойно отойти ко сну! Люблю жену,
Вместе с ней сею и жну, но изредка налево хожу, сам себя стыжу, но склонность к куражу,
Страсть перешла мою заветную стезю и потому грешу, а баба в ситцевом платке
Стоит на соседней меже, она полночи мужа ждёт на сквозняке, свеча трепещется в её руке,
Я же одет налегке, в одном стареньком пиджаке, слегка поддатый,
Но не в пример бывалым солдатам, живым домой вернулся с поля рати! Ушла с небосвода звезда,
Лицо не сгорело от стыда, видать мне не судьба, переиначить душу и сердце,
Её письма до сих пор храню в стареньком конверте, поверьте, воистину её люблю,
Но что делать бывалому мужику, коль он желает жить в раю на земле? Лютая стужа на дворе,
Дома нежусь в тепле и кляну себя! Во бля, на хрена мне чужая и страшная баба нужна,
Коль под боком есть своя? На неё не потратишь ни рубля,
Она по полной программе обслужит тебя и не возьмёт ни копия,
Поддаст огня и пару, разомнёт кости старые, но всё это не то, когда ты ходишь к бабе инкогнито!
Плевать на домашний уют, хотя тебя в чужой избе не очень ждут,
Дома ты сидишь в мягком кресле, но тебе там неуютно и тесно,
А здесь тебя клюют повсеместно по будним дням и воскресным,
Впредь буду правдивым и честным, коль эти мысли воскресли из тьмы и пепла,
Хотя бы по дням воскресным! Мне самому интересно, как мужик сутулый
Справиться с низкой культурой? Не упадёт ли старый идиот с дряхлого стула?
Он одет в галифе, находится под лёгким шафе,
Но пьёт терпкий кофе, вдруг южным ветром подуло, за окном женская тень мелькнула,
Шатнулся стул, ветер пуще прежнего подул, я бы страсть свою под дых лягнул,
Но мертвецким сном до утра уснул! Успел лишь оглянуться, соседи как будто бы не смеются,
От такой жизни можно рехнуться! Печи дымят, бабы на всю округу трубят,
Что заживо изменника сгноят! Мне дорога каждая пять родимой земли,
Здесь жили когда-то предки мои, мне ни к чему женская месть,
Мне бы рядышком с женой присесть, положить ей голову на колени,
И пусть трещат до утра в печи берёзовые поленья! Прочь с дороги все сомнения,
Прошу у бабы прощение за скудость быта и пережитые унижения! Нет мне прощения,
Но я готов встать перед ней на колени, хотя из-за избытка лени, тяжкое бремя совместно бытия
Всё ниже и ниже к земле прогибает меня! В никуда ведёт та узкая и скользкая стезя!
Заела нужда, темнота мы, темнота, но совсем не та, что была с раннего утра!
Мне не хватает сквозняка, чтобы наглухо закрыть свои бесстыжие уста раз и навсегда!
Нет амбарного замка, дрожит рука у ветхого старика, он живёт от звонка и до звонка,
А страсть на помине легка! Не от великого счастья трясутся его запястья, он во власти страсти
И готов с ней вместе пережить все горести и напасти, только бы жить честь по чести
И не просить прощения у пришлой женщины!

г. Мариуполь
1 04 2016 г.
4:51