IV

                VII


             С верхушки горы, на которой располагался городок Цфат, извилистые улочки сбегали с 900 метровой высоты, в разные стороны, петляя между домов  в одну сторону к морю в другую к проходившему мимо шоссе.... Казалось, будто кто-то набросал на гору хламиду и она со временем проросла остроконечными кипарисами и лавровыми деревьями.
              В прорехах  выцветшей  рухляди были разбросаны дома преимущественно двухэтажные. Крыши домов в виде террас как во всех южных широтах использовались  для отдыха и молитв. Обнесенные каменными заборами дворы утопали в зелени и там, среди ветвей скрывался от полуденного солнца дуван- место трапезы под открытым небом. Правда кошерная пища в дуване не вкушалась, так как требовала более тщательного и последовательного приготовления, а вот перекусить в течение дня можно было без проблем.
           Будто памятуя о предписании месяца Торы, месяца отчета о значении и проявлении души, народу на улицах было мало.
          Неприметный дом в конце улицы из желтого песчаника  ничем не отличался от других домов небольшого старинного города. Даже своим месторасположением был мало  примечателен. Прилепленный  к самой крутой, восточной части горы он имел обычную плоскую кровлю, на которой были видны следы от стульев, стола и опор балдахина. Пришел сезон ветров и на крышах уже никто не вечерял, отчего все, что могло улететь с крыш, убиралось.
          Над домом вместо соседнего строения нависал уступ скалы с редкой растительностью, чудом закрепившейся в расщелинах камней.

          Опираясь на ручной работы посох человек в черном одеянии и черной круглой шляпе прошел через входную дверь, затем через коридор направо, в дальнюю комнату. Откинув ковер, висевший на стене он, с трудом  нагнувшись, ступил в прохладный сумрак прохода. Освещать путь ему было без надобности за шестьдесят, с небольшим лет, он так часто здесь бывал, что казалось, мог пройти  весь путь, от входной двери до зала Стола с закрытыми глазами. Перехватив рукой трость, раби Буе Хошем, ухватился за поручни, выполненные из узловатой древесины кизилового кустарника и осторожно переставляя ноги, стал спускаться по каменной лестнице винтообразно уходящей вниз. Возраст брал свое, отчего торопливость являлась, верхом непредусмотрительности. Да и вообще в его возрасте торопливость ни к чему хорошему не приводит, как он  любил повторять: "Кто торопится, тот опаздывает". Ступени от многовекового использования полу истерлись и уже были не такие ровные как прежде.
          Нога попала в раковину щербины на ступени, раби покачнулся и лишь крепче ухватился за поручень еще не потерявшей цепкости рукой. Постоял, подождал немного, затем двинулся дальше, вниз по лестнице.

        Мы много в этой жизни суетимся. Эта суетливость проистекает от наличия у людей большого количества желаний, но и от отсутствия возможностей удовлетворить эти желания. Для того, чтобы желания не перехлестывали через край и не очень преобладали над возможностями человечество придумало разного рода ограничения. Придумало, положим, не человечество, а определенная ее часть понимающая, что человек идя за своими желаниями иной раз, создает невыносимые условия для жизни других.
         Пройдя  мимо находящихся по обе  стороны дверей,  Буе Хошем подошел к месту, где линия коридора, по которой  он шел, пересекала другая линия такого же коридора. Повернув налево, он двинулся по коридору,  который полого спускался вниз. Постукивая палкой по каменному полу,  раби чуть слышно читал молитву, изредка трогая висящие на шее четки. Вот уже сколько лет он углубляясь в чрево горы подходя к этому месту испытывал благоговение и трепет не истирающийся с годами, и для того, что бы успокоить биение сердца читал вслух одну и ту же молитву.
        Наконец он остановился перед массивной дверью, сделанной из ливанского кедра, обитой позеленевшими пластинами меди. Взяв за кольцо рукой, он  с усилием открыл её. И она,  переняв его усилие при открывании, натужено заскрипела петлями.

      "Вот никак не дойдут руки, смазать надо"- который уж раз за последние десять лет повторил он одну и ту же фразу.

        Раби Буе Хошем вступил в помещение, в котором стены лишь угадывались, а с потолка благодаря системе отражающих поверхностей падал рассеянный дневной свет, казавшийся серым, от смешения с темными углами.

        "Будь благословен, незабвенный  Раби Иосиф, за труды твои законов наших выполненных  "лошен кодешам" (священным языком). Да воздаст тебе за это Всевышний через тебя пославший "Шахун-арух", что Стол, накрытый для возжелавшего вкусить в смихутэ (доме) его, великими благами во все времена" произнеся эту фразу, старик подошел к чернеющему бюро и немного повозившись, зажег масляную плошку.

         На дворе шел двадцать первый век, а здесь на глубине в десять метров все еще было прошлое- средневековье. Проводить сюда электричество никто не собирался, свечей и стеклянных ламп не использовали, лишь по краям бюро зажигались две масляные плошки, которые чадили и мало давали света. И если бы не отсвет с  потолка разобрать что - либо в таких условиях не представлялось  бы возможным.

      На кафедре, стоявшей перед бюро, лежала раскрытая книга. Фолиант был примерно восемьдесят сантиметров в длину, и каждая страница была почти вполовину длинны книги. В закрытом виде ее вряд ли можно было переносить без особого труда. Обшитая буйволинной кожей с серебряными углами и с такой же, но уже сломанной застежкой она весила не меньше тридцати килограмм. Да и толщина ее была внушительной, почти половина ширины. Книга была открыта почти на последней странице, после нее оставалось всего две или три  из них.
      На открытых полках бюро выполненных в виде ячеек находились свитки, их острые наверти,  торчали из ячеек. На крышке бюро справа стояла массивная чернильница из панциря черепахи, а в медном стаканчике виднелся пучок заостренных палочек для письма. Правда, рави  давно  уже  сам ничего не переписывал, это делали  его помощники, Но те старались все делать наверху при нормальном освещении. Он же не противился, зачем мучиться, если есть более удобный способ возобновлять свитки, для передачи их в общины и в синагоги.
      Помимо того, что Буе Хошем был хранителем  первоисточников иудейской мудрости он еще был и исследователем и реставратором одновременно. Да это и понятно нельзя реставрировать то, что не понимаешь. Он прекрасно разбирался в кабалистическом символизме и по своему почину основательно изучил астрологию. Без знания астрологии ему вряд ли бы удалось прочитать заключенные в книге, лежавшей на кафедре, знаки. Прочитать то  он их, может быть, и смог, но вот понять о чем идет речь, у него вряд ли бы получилось.
        То, что стало ему известно в последние месяцы несколько обескуражило его, более того насторожило. Будучи вполне трезвым человеком раби понимал, что ортодоксальность в вероучениях есть всего лишь способ защиты этого учения. Защиты от времени от всевозможных веяний и привнесенных техническим прогрессом умонастроений. Понимал он и то, что ничего в этой жизни само по себе не происходит и если чего-то необходимо добиться, для этого нужно приложить усилия. Порою эти усилия приходится прикладывать не один год, а главное не всегда они дают соответствующий результат,  отчего иной раз приходится все начинать заново, но в этом и состоит смысл в сохранении                определенного объединяющего целый народ мировоззрения в независимости от того  где проживают его представители. Ежедневный из года в год труд с одной лишь целью не дать общей материи расползтись на отдельные куски.
        До сего дня усилиями разных групп, обществ отдельных подвижников удавалось сохранять целостность еврейского народа. Пусть и не всегда благими методами, где подкупом, где уговорами увещеванием, где просто вселением страха. Частым условиям сохранения своей самобытности и неприкасаемости были искусственно возбуждаемые события  в среде других народов, целых государств, но это была вынужденная мера, а не самоцель о которой можно было услышать из уст досужих журналистов. По крайней мере, раби Буе Хошем не опускался до того, что бы своими проповедями и беседами стравливать людей, чтобы за счет одних давать другим возможность выжить. Он знал, что подобные действия всегда имеют оборотную сторону: "Никогда не надо забывать о том, что палка имеет два конца"- любил повторять он.
        Этот мудрый старец часто использовал всевозможные поговорки, и прибегал к мудрости старинных притч. Что  делало его не только уважаемым в глазах его соотечественников, но и выдвинуло в разряд  мировых судей, которые уже не в соответствии со старинным законом по которому избирались на определенный срок,  а негласно выдвигались из народа, своей способностью примирять всевозможные мнения. А тем более Буе Хошем слыл еще и мудрецом не только благодаря своему почтенному возрасту, но и тому багажу знаний, которые он крупица за крупицей собирал в течение всей своей жизни.
           Вот и теперь невидящими глазами он уставился на лежащую книгу, оборотя взгляд во - внутрь себя. Он думал о том, как ему почтенному Учителю донести до посвященных, то, что стало известно ему. Уже целый месяц он читает и перечитывает строки на открытой странице, возвращается, назад пытаясь найти ошибку в своих расшифровках. Но не находит их, все, как бы он не переворачивал, выводит его на то, что в скором времени Земля обретет Хранителя.
         Общество которое раз в сорок дней собирается в зале Стола именуемое "Абер -хор" имеет в своей идеологии недопущение прихода Мессии. Историю второго пришествия Христа все знают вдоль и поперек, но согласно постулату общества подобного не должно случиться. Нельзя этого допустить. Христос не может появиться вновь, не должен потому -что он нарушает сложившийся порядок вещей, Того, что так долго и упорно внедряли в сознание человечества.  Люди перестанут верить не только в наличие Добра и Зла, но и в самого Христа, так как живой не есть мертвый, а стало быть, не может быть образом. Пусть умрет, и тогда они будут верить в него, но главное не дать изменить порядок вещей.
         Вот и стоял старец в смущении от того, что ему придется сообщить, что идет не Христос с его все прощающей любовью и непротивлением злу, идет Хранитель  огнем и мечом владеющий. Способный, и  более жаждущий перемен. Как при этом повернутся события или кровью земля умоется, или великие гонения наступят, а хуже того, что необузданное, веками сдерживаемое, вырвется наружу и как малые дети человеки себе сами вредить будут. Не имея ограничений, не  имея власти над собой, пустятся во все тяжкие. Если до сего дня роптали и лишь словами проявляли недовольство, то нынче грядет время действий. Сила, коих не всегда направлена в нужную сторону и вырвавшаяся на волю может все человечество погубить. Будет нарушен закон сдерживания и направления, отрицание устоев низвергнет землю в хаос и бедствия.
      И стало известно Буе Хошему, что Хранитель не из племени Сима, а из иного племени. Того племени, которое вот уже пятьсот лет стремятся обуздать все тайные иудейские общества, да и не только иудейские, католичество во сне и наяву грезит о низвержении этого племени в Тартар. Но так как оно само, по их мнению, вышло из этих самых тартар,  не логично было отправлять его в родные палестины. В человеческом обществе вообще как-то не наблюдалось ничего логичного, будто все, что делал человек, имело не просто противоположный смысл, но и направленно было не на созидание, а на разрушение. Но это был говоря языком философов управляемый Хаос, даже теория такая имела место быть, но раби плохо что-либо понимал в этом нагромождении слов и понятий и более того считал, что все что усложняет понятия рано или поздно начинает использоваться не по назначению и во вред первоначальному смыслу. Но доказывать свою правоту кому-либо, а тем более бороться с тенденциями он не считал для себя возможным. И в данном случае не его  это дело принимать решения, сам он для себя решение уже принял. Его дело сообщить, а решение будет принимать Кагал и он подчинится ему, даже если оно будет противоречить его мыслям и желаниям. Сегодня как никогда необходимо единство и сплоченность в действиях и даже мыслях.
        "Да будет так"- произнес раби, " не имея возможности сказать, что все, что ни делается  к лучшему скажи, да будет воля  Твоя"- закончил он стряхивая щеточкой пыль со страницы.
        Необходимо было одолеть еще три страницы, на которых как он понимал, имеются свидетельства последствий  появления Хранителя. Внутренне напрягаясь от возможного  содержания,  несущего определенную  информацию он сдвинул две лампады на кафедре и принялся читать.
         Даже уже привыкнув довольно быстро разбирать символы и буквицы, которые были написаны только гласными буквами, необходимо было для  убедительности неоднократно переписывать текст, сообразуя значение букв-символов с ритмикой произнесения.
        В традиции написания древнего текста отсутствовали знаки препинания,  буквы складывались в слова, а те в предложения без остановки. И лишь дыхание определяло не только конец фразы, но и ритм передачи смысла. Чтение вслух напоминало пение. Фраза начиналась с мягкого звука и в конце фразы этот звук как бы твердел. То же самое происходило и на уровне отдельных слов.
      Старец уже давно знал, что таким образом писалось санскритское письмо и письмо древних русов. Что и  сегодня  чтение в православных церквах соблюдает традицию древнерусского правописания. Впрочем, его мало занимало, кто и когда писал данные тексты, его интересовало, то, что несли в себе, какую информацию скрывали эти начертанные много веков назад знаки. А то, что данная книга имела очень долгую историю он не сомневался, так как почти бОльшая  половина информации из нее касалась народа, его раби народа. И ни разу в его прочтении и в уже прошедших событиях не было разногласия. Все сходилось вплоть до года, обозначенного в астрологических графиках. Вставали звезды, происходило событие, вставшие звезды говорили о последующих событиях. Так и вели эти письмена раби  Буе Хошема по жизни в течение уже сорока лет, пока не привели к этим последним, оставшимся не прочитанными, страницам.
        "Эйнбрера" (выбора нет)- хотелось ему сказать, но сказал он вслух лишь, "Бог дал день, даст и пищу".
         Время безучастно взирает с небес, обволакивая своим саваном все живое и неживое во Вселенной, проникая во все уголки и оставаясь безучастным само, будоражит сознание человечества, стремящегося все делать одновременно и сразу, подгоняемое провокационной фразой: "Время уходит, можно не успеть"…
         
        …Пришел день, когда Сергету нужно было отправляться в путь. В путь это слабо сказано, в дальний перелет. Правда сам он этого перелета испытать  не сможет,  так как  будет находиться в  анабиозе, необходимом для преодоления перегрузок. Что-что, а становиться  космонавтом ни даже летчиком он никогда не мечтал. Ну, просто не было у него жизненных примеров перед глазами. Все больше моряком и пешим путешественником, покорителем пустынь и морских просторов. В день отлета, вечером пошел дождь, весьма редкое явление для ноября, но не для тех мест, где он жил. Обняв Таньшу, он постоял под навесом крыльца, как-то незаметно и в какой-то неопределенности прошли эти  дни с момента знакомства с Учителем. Покидать дом и жену не хотелось, но жизнь не всегда согласует с нами свои планы. Мы предполагаем одно, а она распоряжается нами по-своему. И много мы теряем сил и энергии, пытаясь вырваться из ее опекунских объятий. Жизнь как понял почти в пятьдесят лет Сергет это бурная река, по которой мы сплавляемся вниз к своему концу. И необходимо не только иметь решимость преодолевать ее бурлящие пороги, но и умение использовать ее силу в своих целях. Ему это удавалось как-то с трудом.
            "Все, пора!- произнес он, отстраняя Таньшу от себя. Лучше бы он не произносил это слово "Все", наполненное такой безысходность и неотвратимостью, отчего на глазах у жены навернулись слезы и она тихо поскуливая, заплакала.
            "Слушай мать"- стараясь как можно  жестче, произнес Сергет, на улице и так дождь, а ты тут еще сырость разводишь".
            "Дождь при расставании это хорошо" стараясь улыбнуться сквозь слезы, ответила  Таньша.
            "Вот и ладно"- произнес Сергет и, не оборачиваясь, пошел в середину сада. По дороге он обернулся и махнул жене рукой, что бы уходила с дождя и дождавшись пока она скроется в доме, встал в середину участка и направив взор в небо,  вызвал звездолет.
             Сколько прошло времени, Сергет не знал, но ему показалось, долго. "Где его черт носит"- чертыхнулся он, не предполагая, что последний мог находиться и на другой стороне земли. Но нет ведь Учитель сказал, что звездолет в этот день и в это время будет именно над его страной, и поэтому ждать его особо не придется.
          Над головой появилась фиолетовая точка: "Не прошло и часа"- буркнул Сергет и постарался побыстрее убраться с дождя во - внутрь корабля. С последнего его посещения здесь ничего не изменилось разве, что кресло стало немного поменьше, но пока еще не впору, теперь рядом можно было посадить всего одного, а не как раньше двух, человека.
         Сев в кресло тулла Сергет откинулся на спинку и, прикрыв глаза, застыл. Необходимо было проиграть в голове порядок необходимых действий. Перво - наперво надо было подумать, что делать с одеждой, эта впрочем, вообще больше ему не пригодится, и от нее нужно было избавиться. Далее необходимо было лечь в раковину находящуюся рядом с той, в которой находилось тело инопланетянина. А затем, настроив себя на полет отдать мысленную команду и бортовое обеспечение все выполнит последующие действия без его участия. Конечный путь звездолета заложен в программе корабля, и необходимая коррекция производится автоматически.
          Выполнив все это, Сергет опять почувствовал, что под ним начинает собираться какая-то жидкость. И пока она не закрыла его с головой он в последний раз, находясь на земле, подумал с иронией: "Может, киношку какую-нибудь посмотрим, чтобы не так скучно было медовые ванны принимать. Что-нибудь эдакое, из истории".
         Он произнес последние слова, которые, если ему не изменяет память, говорили все советские и русские космонавты, отправлявшиеся в космическое путешествие: "Поехали", и  второй раз за последнее вовремя провалился в теплое светящееся облако.

                VIII

          Сергет очнулся от того, что почувствовал, что кто-то внимательно сморит на него. Еле открыв глаза,  увидел стоящих перед его "саркофагом" двух существ ростом и внешностью напоминающих Учителя. Он уже знал, что прибыл к месту своего следования, и что сейчас произойдет его знакомство с новой неведомой ему (а может и никому из землян) цивилизацией. Как-то подъема от такой перспективы он не испытал как впрочем и простого энтузиазма. Двое подняли прозрачную крышку "саркофага" и один что - то нажав в нижней его стенке, произнес фразу, состоящую из щелканий и причмокивания, но Сергет понял.
         "Какие у  Вас чувства?"- спросил он. Сергет не отвечая, скривил лицо. Двое переглянулись. Обратив внимание на этот жест, Сергет  не успел и  подумать, что хоть что-то их роднит  с землянами, как в мозгу ясно и четко зазвучали слова:  "В скором времени Вы убедитесь, что и не только это". Сергет резко перевел взгляд на второго субъекта и встретился с его спокойным изучающим взглядом.
           Пока они так переглядывались внутри "саркофага" стало сухо, Сергет попытался встать. Это получилось у него  не с первого раза. Встречающие наблюдали за его попытками безучастно.
           Немного посидев на краю, он встал и, подняв  руки вверх, с усилием потянулся. Пришельцы, не смотря на то, что были выше Сергета, настороженно отпрянули.
        "Что ребята утренняя зарядка вам не знакома"  объяснил сам себе их поведении Сергет, и для пущей убедительности своих слов сделала несколько наклонов в стороны вперед и назад. А когда он присел, двое наблюдающие за ним не меняя выражения лиц, наклонились, сведя головы над Сергетом. От чего когда он поднялся, то чуть было не столкнулся с ними лбами.
          "Все в порядке, братаны" съехидничал Сергет " не бойся, солдат ребенка не обидит".  Хотя понимал при этом, что еще неизвестно кто кого обидит, случись столкнуться: "Может у них бошки  чугунные!"
         "Головы у нас нормальные, как и у тебя, только меньше болтают"- выдал ему тот, кто внимательно на него смотрел.
           Это был, как уже рассмотрел Сергет, житель планеты (что, безусловно) выше него ростом. Не имевший на лице, ни какой растительности. Цвет кожи напоминал женские колготки с люрексом: несколько серое и с блеском. Лицо овальное, без скул и надбровных дуг.
         "Просто биллиардный шар" подумал Сергет и осекся, вспомнив, что встречающие без труда слышат его мысли, но потом расслабился, подумав, что может им неизвестно, что такое биллиард.
         "Игра, в которой посредством палок гоняют шары, стараясь загнать их в дырки. Кто больше загонит, тот больше пьет пиво"- ошарашил его тирадой другой пришелец. Сергету стало неудобно.
          "Зови нас «жители», и тебе будет привычнее и точнее для определения, так как пришелец это ты. Меня зовут Камер, моего спутника Рун. Он осмотрит твой вейтуман.
          "Вот как это называется" пронеслось в голове Сергета.
           "Так называют не боевые корабли. А что бы тебе было понятно, то многие слова тебе уже известны и, так или иначе, употребляются на земле. Но вы порою не знаете их правильное значение, хотя произносите верно. Названием малого корабля состоит из несколько их понятий, как впрочем, и все, что нас окружает. При этом  Ве - знать, ведать; и -верх, главенство; ту-дух, туман; ма - мне, ну а ан- это отрицание, т.е."нет". Если все это знать мы получим: Мне не знать главенство духа. По-вашему это будет звучать как " Я быстрее духа", проще  ракета. Можешь называть корабль".
          Камер произнеся эти слова, направился вниз по коридору,  мысленно приглашая  Сергета следовать за ним. Рун остался в корабле.
        "Мудрено как-то!...
         "Еще неизвестно,  что тебя здесь ждет "- подумал Сергет, устремляясь вслед за Камером, который  был приставлен Советом к Сергету на весь срок пребывания его на этой планете. Ведь, наверное, у нее есть название, не успел задать вопрос он мысленный вопрос, как тот час же получил ответ: "Верно! Вы называете ее Ниберу, мы же зовем ее Анзига". Она больше Земли и вращается медленнее, отчего  наш рост и вес больше вашего. При этом вы кажетесь более массивными, но это всего лишь строение оболочки. Все существа во Вселенной состоят из оболочки заключенной в нее энергии. Взаимодействие окружающей среды и реакция на это взаимодействие оболочки и энергий формирует особую,  только для данной конкретной планеты форму жизни. То есть существа, которых вы привыкли называть людьми или человек, мы называем ДушаЯ."
         "Вы также наделяете человека душой, но не понимаете, что душа это не часть человека это есть сам человек, что и в названии "душая" явно слышится, где: ду - ограда, оболочка, ша - энергия космоса,  я- есть. Получается, что разумное существо это есть энергия космоса в оболочке"
         "Как тут у Вас все запущенно " вслух сказал Сергет, "неужели все так замудривать надо? Неужели нельзя просто  так -  точка, точка, запятая вышла рожица кривая, палка, палка огурчик, вот и вышел человечек".
          "Это на первый взгляд сложно,  в дальнейшем все будет понятно"- не отреагировав на шутку, так же вслух ответил Камер.
            Звук его голоса был несколько иной, чем у Учителя, мягче и более растянутый. "Видно практики мало" - пронеслось в голове у Сергета, когда они уже вышли на круг в середине зала нижней палубы корабля.
            "И то верно"- услышал он голос Камера и платформа, на которую они встали вдвоем, пошла вниз.
             Первое на что обратил внимание Сергет, попав на твердую почву, что последняя была желтоватого цвета, что наш песок, только консистенции на первый взгляд идентичная нашему чернозему. Он даже попытался нагнуться, чтобы потрогать ее, но его остановил голос: "Это искусственное покрытие, поверхность под ней. Не будет покрытия, она быстро теряет влагу и высыхает. Если не укрыть, через некоторое время кругом будет сплошная пустыня"
           "Мда!" только и произнес в ответ Сергет. Оглядевшись вокруг, он увидел лишь холмы желтоватого цвета  без растительности, и где-то там за холмами светлой аркой обозначилось солнце. Камер предупредил его вопрос: " Да, это солнце!".
            "Оно вроде какое-то красноватое"- с  полу вопросом, полу утверждением произнес Сергет.
             "Это от слоев атмосферы. Наша атмосфера плотнее и оттого небо как бы висит ниже, чем у Вас"
             "А как насчет синтеза" подумал Сергет: "откуда берется кислород?"
              "В вашем понятии кислорода у нас нет, и так называемый синтез у нас происходит несколько по-другому. В нашей атмосфере больше углекислого газа. Ты же во время перелета был так сказать, несколько перенастроен. Но выдержать в таком режиме ты сможешь не более  сорока суток  Анзиги, отчего твое пребывание у нас закончится через тридцать земных  дней.
              "Нет, у нас нет ярко выраженной ночи и дня, единственным показателем является наличие солнца на небе. Солнце проходит не по кругу, как бы над головой, а по кругу как бы вокруг нас. Появляется и пропадает в одной стороне, отчего день длится не 12 часов как у вас, а по 18  и столько же длится ночь, утро и вечер, как и у вас у нас длится по два часа. Разница лишь в минутах. В нашем часе всего сорок пять минут.
            "Ну, тебе школьный урок"- съехидничал Сергет. Его не очень заинтересовала временная составляющая планеты, более интересно было, что там за холмами.
             Камер подвел Сергета к чуть возвышающемуся над землей округлому сооружению, в   середине которого находились  кресты, выставленные в круг.  Встав  к кресту Камер, ждал, когда то же  самое сделает и Сергет. Тот в свою очередь  вступил в круг. И как только его руки коснулись поперечных перекладин креста, окружность без видимых толчков взмыла в воздух. От неожиданности Сергет чуть не выпустил из рук перекладину, отчего неизвестно где бы он был.  Оказавшаяся летательным аппаратом, окружность, за долю секунды набрала довольно большую высоту. Холмы, окружавшие летное поле остались внизу....

        …Серый день был похож на старое солдатское одеяло, Давно неопределенного цвета и лохматое от количества дыр. В эти дыры моросил занудный мелкий дождь. В такие дни не возникал вопрос жить или не жить, но о смысле и никчемности нашей жизни мысли посещают.
             Непролазная грязь на дороге сдерживала от  быстрого передвижения, и чтобы сделать следующий шаг, необходимо было подумать, куда  и как поставить ногу. Удавалась не всегда. Так раскачиваясь на ходу, скользя и спотыкаясь, брел Сергет по дороге, ведущей от железнодорожной станции вглубь леса. Он знал, что где-то там, в глубине, примерно километров за пятнадцать находится заброшенный поселок конечная точка его пути. Он знал об этом поселке, хотя никогда в нем не был и, судя по тому, что дорога в лесу еле обозначалась из-под поросшей травы, в этом направлении давно никто не ходил и тем более не ездил. На обочине было суше, но идти по ней было невозможно, так как старые деревья и сухие ветки, упавшие с деревьев образовали непроходимый бурелом, и стараться перебраться через него означало только одно, окончание пути, только ступив на него. Сюда к проходной станции по одноколейному пути Сергет добирался два месяца, с тех пор как ушел из дому, не взяв даже документов. Да и что есть документы, какая теперь для него в них необходимость. Он знал, что и без документов он пройдет туда, куда ему будет необходимо. Он просто шел, а цель сама выбирала его. Ну а если подумать хорошенько он шел сюда, в этот всеми забытый край всю свою сознательную жизнь. Этот сон,  уже который год, незванным,  наведывался в его сознание, будоража воображение и порождая вопросы. Но понять, кто и что этим хотел сказать Сергет не мог, со временем и задумываться перестал.
          Сознательной жизнью началась для  Сергета  с  того момента, когда сопливым мальчишкой  он был оставлен матерью в детском доме. В дошкольном детском доме в  городе Иркутске.
         Его род по материнской линии начинался именно здесь в Иркутской области называемой Даурия. Края издревле заселенные казаками, не двести-триста лет как трактует официальная история, а издревле. Ибо через эти места от восточного предгорья Урала проходил  путь в Древнее царство Чарджоу или Русколань (кому как хочется), первое оформленное государство планеты Земля. Вот и теперь, через столько лет начав осознанную жизнь в Иркутске, он через  юг страны, через космическое  пространство,  через столько лет вернулся в места, где желторотым птенцом, учеником  второго класса спец интерната для малолетних правонарушителей  осваивал  "взрослую" жизнь, внося свой посильный вклад в решение общегосударственной задачи: строительство Байкало-Амурской магистрали нареченной в простонародье БАМ. Где в компании таких же, как он, пацанов работал по четыре часа в день в качестве собирателей и сжигателей срубленных веток. Проще говоря, мусора сборщиком. А по ночам, лежа укрывшись с головой в постели, у окна с разбитым стеклом, через которое к утру на его одеяло наметало приличный сугроб, думал  о том, как убежит из этого интерната к своим младшим братьям и далеко живущей матери. Которая, по его мнению, не знала, что происходит с ее сыном и в какое положение он попал...

         …От видений его отвлек голос Камера: " Вот здесь мы будем находиться несколько дней". Сергет поймал себя на мысли, что при всем своем любопытстве как-то отвлекся на воспоминания, от чего совсем не смотрел по сторонам, ничего не увидел за все время пути. "Надеюсь, время у меня будет, и я познакомлюсь с планетой поближе".
          "Нет, на это у нас нет времени. Все, что ты увидишь, во время пребывания здесь не имеет значения  для того, что ты будешь делать у себя на Земле. Все, что тебе нужно будет знать, ты непременно узнаешь".
            Из этих слов Сергет не очень понял, то ли его планово познакомят со всем, то ли ему придется самому осматриваться в тех  промежутках, которые будут отпущены для "поглощения " какой-то информации". "Поживем, увидим" - буркнул он, что впрочем, вполне соответствовало его дальнейшим возможностям.