Как в школьны годы

ИЗ АРХИВА ВАЛЬПУРГИЯ ШАХМЕДУЗОВА

Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгою, с песнею.
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы.
(Евгений Долматовский)

О, если б знала бедная мамаша,
В Москве далёкой видящая сны,
Чем занимается в сиянии Луны
Её дочурка, Пыздрикова Маша!
Дочь состоятельных родителей, она
Заботою была окружена
С пелёнок. Куклы, платья и колготки,
Дублёнки, джинсы, жвачка «Баббл гам»,
Сабо, трусы французские, - все шмотки -
Из-за границы папа чемодан
За чемоданом вёз. Он был шофёром
Посла СССР в Тунисе, и,
Страдая от безделья за забором
Посольства, весь запас своей любви
Излил на дочь, которая спивалась
На классных вечеринках (на «флэтах»)
И как-то на Восьмое марта - ах! -
По пьяной лавочке с девичеством рассталась.
А дело было так: Девятый "А"
Спецшколы 20 в Вспольном переулке
День женский отмечал... Народ, сперва
В «бутылку» поиграв, а после - в жмурки,
Пил виски с содовой (то бишь, с "Ессентуками").
Под поцелуи меж мэнами и гирлами
Звучали тосты за Вселенскую любовь,
За Русь Святую, за битлов, за Штаты
Соединённые, и песни про пиратов,
Серёгу Санина, и тосты вновь и вновь...
Потом на водку перешли ребята,
А девочкам Андрюша-Самосвал
Всё рислинга в бокалы подливал
И долго после этого блевал
С балкона на фольксваген журналиста-
Международника Мэлора Стуруа.
Бедняга после Никарагуа
Спал мёртвым сном на личной секретарше,
Которая, будь чуточку постарше,
Ему б годилась в дочери. Неистов
Был натиск старца. Измотать его
Она смогла, а больше - ничего...
Но мы вернёмся к Пыздриковой Маше,
Единственной дочурке у мамаши -
Жены шофёра у посла в Тунисе.
Допивши виски с рислингом, пописать
Решила Маша - и пошла в сортир.
Сортир был занят. Там блевали двое
И путали друг с другом унитаз.
Один стонал, икая: "Миру - мир!"
Другой рыдал: "Джины мои в покое
Оставь! Блюёшь на них который раз!"
Что делать Маше? Пьяными шагами,
Ломая шпильки, в ванну побрела,
Подол юбчонки подняла, как знамя,
Трусы, слегка подмокшие, сняла,
Уселась кое-как и нассала!
Да-да, как из есенинской кобылы,
Из пьяной Маши жёлтая струя
Зловонной жидкости с журчанием забила,
В мгновенье ока ванну запрудила...
Я полагаю, целая семья
За год нассать так много не смогла бы,
Как Маша, перед тем, как стала бабой...
"Кайф!", - прошептала Маша облегчённо
И, позабывши натянуть трусы,
Упала в ванну. Плеском привлечённый,
В незапертую дверь свои усы
Просунул хулиган и второгодник -
Из молодых, да ранний, греховодник
И двоечник - Олег Кузеев. Он
Был в жопу пьян, но крайне возбуждён.
При виде пары каблуков над краем ванны,
Держась за стенку, он подумал: "Странно,
Откуда в ванне взяться каблукам
От модных туфель? Горе мудакам,
Что заперлись в сортире! Им полезно
Там посидеть подольше, потому
Я их и запер... Больше никому
Оттоль не выйти. Рваться бесполезно!
Сломаешь дверь - и всё! О, миг удачи!
Мне весело, как будто я на даче,
Где летом я рубал пирог и кашу,            
Где, встретив поутру доярку Глашу
С молочной фермы, Жека-гитарист
Тотчас срывал с себя фиговый лист
Иль "блюэ джинс", что суть одно и тоже,
Волок ее в кусты, прикрыв ей рожу
Газеткой, и хитро, не по годам,
Не пошло льнул губой к её губам,
А в карты резался, играя на гитаре
И песни англичанские поя...
Гирла балдела, словно от хъуя!
Дать, что ли, в морду Машке, нашей шкваре?
Нет, лучше помочусь... Ибёна вошь!
Машутка?! В ванне?! Сука, как живёшь?
Кайфует, падла, и не отвечает...
Такую тушу кран не раскачает!"
Кузеев жертвой вражьей пропаганды,
Культуры массовой уловом лёгким был
Для тех заокеанских заправил,
Которые, с огнём играя, банды
Науськивают сукиных сынов,
Что б те кое-какие из основ
Подтачивали наших. Грубый циник
И острослов, в свои 16 лет
Он мог уже за многое ответ
Держать; он к одноклассницам в малинник
Врывался, как медведь или кабан.
Таких бы гадов посылать на БАМ,
Как чуждых по мировоззренью нам,
Чтоб грызли землю в стужу и буран,
Чтоб, намахавшись ломом в снежной буре,
Избавились от буржуазной дури!
Наимоднейшие дискИ имел Кузеев,
Новейшей марки стереокомбайн -
Чурался он "Юпитеров" и "Дайн"! -,
Родителей - чиновных ротозеев,
Что в длительной загранкомандировке
Вполне приятно коротали век...
А в их большой квартире на Петровке
Сыночек - нехороший человек! -,
Забыв о том, что он - советский школьник,
Стал идеологический раскольник.
Олег сильнее радостей не знал,
Прогуливая школу каждый месяц,
Чем непристойно-шумная гульба
В компании сговорчивых ровесниц.
Дитя-злодей, поклонник поп-культуры,
Читатель всякой западной халтуры
Восторженный, бит-музыки знаток -
Таким бы гадам преподать урок,
Поскольку, к сожалению, в стране
Они ещё встречаются! И мне
Попался раз в безлюдном переулке
Один такой прозападный агент,
Полу-хиппарь, полу–интеллигент.
Он после пьянки совершал прогулку
До дому - видно не было такси...
Уж я ему вломил! Как ни просил
Котлы не отбирать и кейс железный,
Все просьбы гада были бесполезны!
Кузеев походил на эту суку.
Жаль, я не преподал свою науку
Ему, подлюге, вовремя! Тогда б
Он перестал словесной мишурой
Кружить-вертеть головки глупых баб,
Своих несовершеннолетних сверстниц,
Меняя их по паре каждый месяц,
Дискредитируя родной советский строй,
Хотя был сам ему обязан всем
Своим существованьем! Он совсем
Стыд потерял, зажравшийся плейбой,
Отчизну-мать за модные диски
Продавший и за красные носки!
Меня там не было! Уж я б ему заехал
Ногой по поп-культуре, ради смеха!
Добавил бы велосипедной цепью
По импортным штанам из ЮЭсЭй
И яйцам экспортным, чтобы дитя-злодей
Вмиг растерял своё великолепье
Валютное... Что, виски хлещешь, шкура
Продажная?! Заморская микстура
Тебе сучка родимого милей?!
А мы, все прочие, выходит, политуру
Должны лакать? МочУ за 5 рублей?
Не по душе низкопоклонство мне
Пред Западом гнилым, хотя вполне
Достаточно описывать нахала!
Олег взглянул на мыло и мочало,
Взгляд мутный перевёл на крем, шампунь,
На бритвенный прибор в чехле из кожи
Каймана, баночки с дезодорантом тоже,
В графинчике мужской одеколон,
Духов французских вычурный флакон,
Зубные щётки, пасту и, как лунь,
Седой, для чистки ванны польский ёжик.
В его мозгу рождалися идеи:
«Вот бы шампунем ей намылить шею!
Иль, может быть, Машутку искупать?
Иль душ включить? Иль целку поломать?
Да, вот оно! - себя по лбу он хлопнул. -
Какой я недогадливый! Ведь воплей
Её никто не сможет услыхать.
Да и навряд ли хватит сил кричать
У нашей пьяной классной королевы.
А если кто прознает, скажем - плева
Её от страха лопнула сама!»
Кузеев был вместилищем ума,
Поэтому столь мудрое решенье
Пришло в его усталый мозг. Оно,
Олегу принеся успокоенье,
Его приободрило, как вино
Плодово-ягодное, что зовут дрестухой.
Девятиклассник, отрыгнув сивухой,
Полез к себе в джины искать прибор.
Его нащупал он, но - о, позор! -
Прибор был вял, как вобла. Он болтался
В джинах, как хвост ослиный полоскался,
При тихом ветре, но не поднимался
Он ни на градус, ни на сантиметр...
Скрипя зубами от бессильной злобы,
Кузеев начал, возбудиться чтобы,
Бесчувственную Машу теребить,
Хватать её за грудь и в морду бить -
Из кожи вон лез классный петиметр!
Но, вопреки всему, мужская сила
На уд его увядший не сходила.
Вот до чего доводят пьянство и куренье,
И вот к чему распущенность ведёт!
Всяк согласится с нашей точкой зренья:
Законный брак - потенции оплот!
Из ванны Машу выудил развратник,
Порвал на ней сертификатный батник
И лифчик шоповский, хотел стянуть трусы,
Но обнаружил, что они уж сняты...
- Ну, и дела! Работают ребята! -
Присвистнул мысленно, и голую девицу
Он стал усиленно хватать за ягодицу.
(На кухне мерно тикали часы).
Машутку вырвало. Кузеев поскользнулся,
Об ванны край затылком ибанулся
И в тот же миг сознанье потерял.
Пока же он в беспамятстве лежал,
Во дверь квартирную вдруг чей-то ключ ввернулся...
То был папаша Пражникова Вити,
Что неожиданно вернулся из Тувы!
Никто не ждал хозяина, увы! -
Домой приехав, он застал всех в пьяном виде
В своей квартире, где царил разгром
Полнейший. Детки дрыхли. На потом
Решил он экзекуцию оставить,
А сам, чтоб настроение поправить,
Изрядно приложился к пузырю,
Что на столе стоял. "Горю! Горю!" -
Несчастный взвыл, хлебнув хмельного зелья,
Что намешал для пущего веселья
Из водки с конским возбудителем сынок,
Но пить которое уже никто не смог...
И вот теперь папаша им налился
И с силой жеребячьей возбудился.
Заржав пронзительно и на дыбы вскочив,
Он, даже не надев презерватив,
Стремглав помчался, буйный иноходец,
Роняя семя, через коридор,
Топча копытами испорченный ковёр.
Девятиклассник, щупленький уродец,
Случайно оказался на пути
Его, и был затоптан. "Дай пройти! -
Взревел папаша. - Я - отец семейства,
От слова "семя"! - гнусное злодейство
Кто надо мной содеял? Не могу
Я долее терпеть! В сортир бегу,
Дабы не дать свершиться святотатству,
Дабы семейны узы сохранить,
Я буду долго-долго хъуй дрочить,
Чтоб похоти звериной не предаться!"
Но туалет был занят! Коля с Валей,
До желчи доблевавшись, крепко спали
Сном праведников. Унитазный круг
Им заменил кровати и подруг.
Папаша Пражников, замнач пушного треста,
Разбив о двери туалета лоб,
Не находя себе от течки места,
Собрался уж совсем ложиться в гроб,
Как вдруг о ванной вспомнил, и туда
Метнулся. Злополучная звезда
Преследовала бедного страдальца.
Его вперёд протянутые пальцы
Запутались в кузеевских усах,
А после - в чьих-то длинных волосах.
Копытами на машкиных трусах
Он заскользил и с диким ржаньем рухнул.
Всецело ощутив себя конём,
Впился он в зад Кузеева хъуём,
Как жалом шмель, или своим кинжалом
Шамиль, и долго дёргался на нём.
Посуда в кухонном шкафу - и та дрожала,
Звенела и ходила ходуном...
Увы, сломать Кузееву целяк
Отец семейства не сумел никак.
Джинов стейтсовых прочная дерюга,
Не подведя  хозяина и друга,
Стояла насмерть, хоть трещали швы,
От спермы пражниковской размокая едкой.
Осатаневший семьянин соседкой
Олега, то есть Машей занялся.
Не дав поднять бедняжке головы,
Он и в неё, как жалом шмель, впился,
Или Шамиль - отточенным кинжалом,
Сработанным в ауле Кубачи.
Кричи, Машутка, или не кричи -
Погибла честь твоя в потоке алом!
"Что я наделал? - думал замначтреста, -
Ведь эта лярва - чья-нибудь невеста!
Теперь засудят! Верная статья!
Карьера гавкнула! Пропала жизнь моя!
Не видеть академии Внешторга
Мне, как своих ушей, и, кроме морга,
Совсем уже не светит ни хъуя!..
Ну, как узрит мой грех по воле рока
Зелёный глаз, недрёманное око...
Постой-постой! А, может быть, в Израиль
Мне лыжи навострить? Иль дёру дать
Куда подале? Ведь никто не видел,
Как эту я девчоночку обидел
И этого мальчишечку отдраил?!
В Туву! В Туву! Меня там не сыскать!"
И, зиппер застегнув, отец умчался
И более в Москве не появлялся.
Что ж было дальше? Маша оклемалась,
Приподнялась и чуть не обосралась
От ужаса. Поруганная честь
И гнев родителей ей живо представлялись.
"Кто, кто насильник? - губы прошептали, -
Ужели я найду его? Едва ли..."
Вдруг видит: вот же он, под ней лежит,
Олег Кузеев, и, как лист дрожит
Виолончельный… Взяв его за глотку
И отхлестав пребольно по щекам,
Вскричала Маша: "Ты завлёк в капкан
Меня, невинную и бедную сиротку!"
"За что? - орал Олег. - Я импотент!
Бля буду - у меня последний стэнд
Был год назад!...". Но бывшая девица
Его таки заставила жениться.
Олег сопротивлялся, как умел, но
Он принуждаем был со всех сторон.
Пред легионом сомкнутых колонн
Учителей и родственников сонмом
Он отступил, ведь был отнюдь не смел.
Тем более, что папа с мамой лично,
Нутром дипломатическим отлично
Почувствовав, что могут не у дел
Остаться из-за аморалки сына,
Сказали твёрдо: "Согрешил, скотина,
Теперь расхлёбывай! Не порть карьеру нам!
Ты уже взрослый, отдувайся сам!"
Сын выл и бился головой о стену,
Но что поделать бедный мальчик мог!?
Шофёр посла в Тунисе, брызжа пеной,
Орал: "Один кое-куда звонок -
И вам  трындец! Кобздец карьере вашей,
Коли ваш выродок не женится на Маше!
Да и пойдёт ли за такую мразь
Им обесчещенная подло дочка наша"!
Да, чтобы расхлебать всю эту кашу
И скрыть прелюбодейственную связь,
В ход были пущены знакомства и подлоги,
Наветы, взятки, анонимки и шантаж.
Весь преступлений должностных багаж
Был переворошён, и вот в итоге
Произошёл невиданный дотоле,
Тем более, в 20-й средней школе,
Но, тем не менее, реальный инцидент:
До совершеннолетия задолго,
Во исполненье нравственного долга,
С девятиклассницей расписан импотент
Районным ЗАГСом был в обход закона.
Немало было съедено котлет
Пожарских, выпито "Наполеона"
И выкурено модных сигарет...
И у жены тунисского шофёра
Рыдал отец Олега на плече.
Он сожалел о том, что не был че-
-ловеком Че Гевары, а не то бы
Он новым родственничкам враз просраться дал!
Бил по столу в припадке дикой злобы:
- Я - атташе военный в Сенегал-
-е, вашу матерь этак и разэтак!
- А я - жена тунисского посла
И всех агентов западных разведок! -
Зачем-то мама Маши соврала.
"А!" - крикнул муж, швырнув в неё объедок.-
"Раскрылась, наконец! - Бросок был меток -
По декольте как раз. – Ну, всё, п ы з д е ц!"...
И отрубился Машенькин отец.
Квартирку им отгрохали, что надо.
Устроили в престижный институт.
Плодитесь, детки!... Экая досада!
Кузеев-младший поднасрал и тут!
Упорно спать с женою на желая,
Неделями он где-то пропадал.
Потом являлся, как Адам из рая,
Раздетый догола, подолгу спал
На коврике в прихожей, срал, блевал,
Дерьмом себе зачем-то пачкал рожу,
Твердя: "Жена! Ты - гной, ты - смрад, ты - кал!"
С презреньем отвергая чай, баранки,
Хватал рукой дрожащей ржавый шприц;
Транквилизаторов в него набрав из банки,
Ширялся, на себе ловил мокриц...
Сперва Машутка драила супруга
Под душем, стригла, брила, соблазнить
Его пыталась, или суп ему сварить,
Стать для него товарищем и другом;
Прельстить в рассрочку купленной рубашкой,
Зад туалетной подтереть ему бумажкой,
Когда он, в новом синем пиджачке,
Срал, пузыри пуская, на толчке.
Набрав полцентнера консервов из "Берёзки",
Пот утирая с личика и слёзки,
Везла супругу. Он их уминал
И, в свеженький переработав кал,
На стенах им картины рисовал,
Как Оззи Осборн... Машка, не умывшись
И не накрасившись, бежала впопыхах
На лекции. Поглаживая пах,
Деликатесов разных нарубившись,
Олег цедил, пресыщенный вполне,
Вдогонку убегающей жене:
"Я, падла, отучу тебя женить
Меня насильно на себе, иль мне не жить!"
И месть его ужасной оказалась...
Однажды, воротясь к себе домой,
С пакетами, набитыми жратвой,
Машутка не на шутку испугалась:
Дверь настежь, коромыслом дым стоит,
Многоголосое дом оглашает пенье,
Из ванной непонятное сопенье
Доносится... Ну, словом - жизнь кипит!
От счастья Маша чуть не прослезилась:
"Неужто в дом веселье возвратилось?
Ужель меня Олеженька простил?!
Конечно же, узрев мои страданья,
Любовь мою, душевные терзанья,
Меня он, наконец-то возлюбил!
И вот созвал друзей на новоселье
Похвастаться квартирою и мной,
Своею верной, преданной женой!
О счастие, о радость, о веселье!"
Так размышляя, в дом она вошла
И нежным голосом давай взывать к супругу.
Вдруг кто-то хвать её за грудь упругу...
"Олег? Неужто ты?! Я так ждала!"
"А, ш-ш-шени диди модхэн! Каргис тр-р-раки!
Ти больше любишь льёжя или раки?" -
Спросил во мраке кто-то, чей акцент
Напомнил Маше прелести Пицунды.
Она не оставалась ни секунды
В объятиях грузына, и, в момент
Стряхнув его с себя, со скорбной миной
Пошла супруга блудного искать.
Заглядывает в ванну, под кровать,
В шкафы стенные - и везде грузыны!
Как коз, дерут друг-друга и подруг,
Что вьются в ресторанах привокзальных
(Вокруг командировочных печальных)
Или в "Огнях Москвы" - национальных
Крикливых старых добрых русских шлюх.
Коньяк Курой янтарною струится,
Шашлык по-карски на ковре дымится.
Всё это Машу крайне удивило -
Откуда муж манюхи столько взял?
"Товарищи, вы кто?" - она спросила,
И ей ответил мудрый аксакал:
"Сядь, дочь моя, и випей цинандали,
Потом о дэли будем говорить!
Закон кавказских гор сперва кормить
Велит гостей..."  - Я что, на карнавале? -
Взъярилась Маша. - Я - хозяйка дома!
Куда вы дели мужа моего?
- Я что, украл, ти думаешь, его? -
И старец покачал "аэродромом",
Приплюснутым, как блин, чей козырёк
По площади с футбольным полем мог
Поспорить. А другой старик, в папахе
И джинсах "Wrangler", пОдал турий рог
С вином багряным Машеньке, и в страхе
Она огромный сделала глоток.
"Ну и друзей завёл себе Олег!
Какие добрые и щедрые! Однако,
Куда он подевался сам, собака?
Или опять сбежал? Не человек -
Животное! Да полно, сколько мне
Ещё гнуть спину и терпеть его обиды?
Пускай МЕНЯ хоть раз увидит в пьяном виде -
Я этим отомщу ему вполне!"
И турий рог Машутка осушила.
В нём, видимо, таилась злая сила.
Решила Маша: истина в вине -
В сухом, плодововыгодном, креплёном,
Шампанском, полусладком, кахетинском,
Донском, азербайджанском и румынском,
В "Твиши", "Вазисубани", каберне,
В портвейне "Три семерки", в коньяке,
И в вермуте с шикарной этикеткой,
И в самогоне-перваче, ядреном,
Как спотыкач .. Со стаканОм в руке,
Опять себя почувствовав кокеткой,
Как в школьны годы, стала танцевать
ХиппОвый шейк, и юбку задирать.
Грузыны восхищённо лопотали
И по стаканам чачу разливали
Из бочки, что особый самолёт
Спецрейсом вывез из деревни горной
В Кахетии. Родной "Аэрофлот"
По назначенью этот ценный груз с рекордной
Доставил скоростью. Под тост очередной,
На старца грудь склонившись головой,
"Олеженька!", - она ему шепнула
И ловко джинсы "Wrangler" расстегнула...
До той поры Машутка лишь однажды
Вкусила гименеевых утех -
В тот час, когда квазисодомский грех
С ней совершил обезумевший Бражник-
ов старший, что свои печальны дни
В памирских пиков завершить тени
Решил... Да и в тот самый грозный час,
Смутивший сон её навеки детский,
Она противу воли отдалась
Ему, бе бо была пьяна мертвецки.
С тех пор она ни разу не имела
Соитья плотского - ведь Алик, ейный муж,
Её не дрЮчил! Уд его, как уж,
Висел от пьянства. Машенькино тело
Буквально пенилось от вожделенья случки!
С КузЕевым она дошла до ручки,
Хоть нравственные принципы мешали
Рога ему наставить, ибо ей
С младых ногтей родители внушали:
"Ты, девка, мужу изменять не смей!"
Но вот теперь представилась возможность!
Хмельное кахетинское вино
Зажгло ей в жилах пламень. Уж давно
Хотелось Машеньке забыть про осторожность...
Ну, и забыла! Дряхлый аксакал
На ней до зорьки утренней скакал.
Пока он завтракал, Реваз, его праправнук,
Шампурил Машу, а затем Арчил
В заветном месте кончик помочил
(Ей и не верилось, что это все – взаправду),
Арчила же сменил Сандро дородный,
За ним последовал красавец Теймураз,
А Илико вонзил свой детородный
Ей в жопу, как заправский ПЭДОРАЗ.
Потом пришли три брата Теймураза
И каждый вдул ей по четыре раза.
Машутка, протрезвев, белугой взвыла
И у грузын пощады запросила...
"Нэ можищь больщи? Ва! - сказал Арчил -
Тогда бэри миньет! Я надрочил"...
Перед лицом увидев близко  хъуй,
Налитый кровью, Маша "Ай!" и "Уй!"
Вскричала в страхе. - "Не хочу, не буду!"
Пришлось, однако... Этакому блуду
Развратный б позавидовал Нерон,
Когда б безвременно не сковырнулся он,
Артист великий!.. К вечеру проснувшись,
Машутка дома одного нашла
Арчила. Тот, калачиком свернувшись,
Храпел. Она его будить. "Пошьла!
Ты... здесь ещё? - сказал он встрепенувшись, -
"Тибье нэ заплатили? Как же так?!
Э, ладно - вон на стульи мой пидьжяк.
Возьми полсотни - и вали отсюда!
Я спатъ хочью! Пишьля, пишьля, паскуда!
А, пУли хЕлис чУчхия! Постой,
Вода мне прыньеси стакан пирастой,
Холодни, из-под кирана...Мучит жяжьда...
Вах, слЮщяй, где-то я видал тибья адинажьды..."
Она, при виде наглости такой,
Припомнив все вчерашние событья,
Обжорство, пьянство, мерзкие соитья,
Блаженные мучения оргазма
И чувство нарастания маразма,
Мгновенно перестав владеть собой,
В истерике напала на Арчила,
Слюною брызгала, рыдала и вопила:
"Сейчас я, сволочь, наберу "ноль-два"!
Милиция! Сюда! Держите вора!"
Арчилова моталась голова,
Как груша под ударами боксёра.
"Постой! - он рявкнул, - Я в свою квартиру
Тибья на новосэлие не звал!
Сама пришла - тибья я не прогнал,
Кормил-поил! Зачем меня ругаешь?
Ведь это неприлично, понимаешь?
Поэтому - иди отсюда с миром..."
"Да Вы в своём уме? - взорвалась Маша, -
Квартира эта новая - моя!
Моя, вы понимаете? Не Ваша!"
"Нэт, я не понимаю ни  х ю Я!, -
Ответил с возмущением Арчил. -
Я лично сам вчера её купил
За тисячу рублей у... у... Ольега
Какого-то! Он очень грязный бил...
"Без ордера? Квартиру? Издеваться
Вам, видно, вздумалось? - Тут Маше засмеяться
Пришлось. "А что, у вас в Москве нельзя?
У нас в Тбылиси, если есть друзья,
То можьно всё. Ольежек, генацвале,
Сам мне отдал ключи. Добрей едва ли
Я б друга даже в Грузии сыскал.
Всего за ТИСЯЧУ меня он прописал
В своей квартире бившей, ясно? Ва-а-а,
Вот и она, ПРОПИСЬКА!" - Он достал
Бумажку мятую из брючного кармана.
На ней рукой вихлявой наркомана
Олег КузЕев начертал: "Хочу,
Чтобы Арчила в моём доме прописали!"
И подпись. "Я бы вам по кирпичу
Пудовому повесила на шею
И с Крымского спихнула бы моста!
Что вы со мной содеяли, злодеи?
Я так была невинна и чиста!" -
Вскричала Маша, вылетая вон
На лестничную клетку. Миллион
Проклятий ей Арчил послал вдогонку...
Она помчалась к маме на Волхонку
В колготках рваных, сперме и слезах,
На всех прохожих нагоняя страх...