Вечера с Виктором Лихоносовым

В конце восьмидесятых годов прошлого века в Краснодаре работала литературная студия, которой руководил Виктор Лихоносов. Благодаря этому нам, небольшой группе начинающих авторов, пробовавших себя в поэзии, прозе, драматургии, критике, посчастливилось непосредственно общаться с этим замечательным писателем и неординарным человеком. Собирались дважды в месяц в редакции газеты «Комсомолец Кубани» по вечерам, после работы, а кто-то после занятий, и с волнением ждали заканчивавшихся около полуночи встреч, поскольку каждая из них была открытием – распахнутой перед нами дверью в мир творчества.

Виктор Иванович, в отличие от своих предшественников, для которых работа с пишущей молодежью была очередной халтурой (никого не хочу обижать, но это слово в творческой среде было синонимом легкого дополнительного заработка), пришел в студию с благородной целью. Он мечтал найти талантливых людей, оставить после себя плеяду молодых писателей, будущее литературы Кубани. К занятиям он относился необычайно добросовестно: внимательно читал всё, что ему приносили студийцы, досконально разбирал наши наброски, вовлекал всех в обсуждение, требовал, чтобы мы вели творческие дневники и записные книжки, знакомил с интересными публикациями, которые могут быть полезны молодым авторам. Виктор Иванович был нашим руководителем, наставником и в то же время всегда подчеркивал, что он «по своей природе человек не административный и нигде не смог бы быть руководителем».

Он читал нам вступление и первые главы своего романа «Наш маленький Париж», который еще только готовился к изданию. Нам выпала честь быть его первыми слушателями в авторском исполнении. Читал и свои записные книжки (позже опубликованные).
Читал удивительно тепло и артистично. В годы далёкой юности он приехал в Москву из Новосибирска поступать в театральный институт. Приехал не один — с другом, в родном городе они вместе покоряли любительскую сцену. Друга в институт приняли, а ему отказали. Профессор, пытаясь смягчить свой отказ, убеждал расстроенного юношу отказаться от актёрской профессии. «Вы сломаете себе жизнь, если изберёте сцену», — говорил он.  Думаю, что педагог всё-таки ошибся. Актёрские способности у Лихоносова, безусловно, были. Но как хорошо, что он ошибся! Кто знает, как бы сложилась литературная судьба Виктора Ивановича, если бы осуществилась его мечта о сцене... Возможно, что мой любимый роман «Когда же мы встретимся?» никогда бы не вышел в свет. Так же как и другие произведения писателя.

«Занятие литературой, – делился с нами наш руководитель, – это постоянный процесс, от него невозможно отстраниться, он с тобой везде, мучает тебя, не может еще найти своего выражения... Но это и радость. Художник влюблен в сам процесс созидания – и вот в пору отчаяния появляется искра. Таланту дано поймать миг. Все в жизни переживают сходное, но простой смертный не замечает или не может выразить то, что дано таланту. Нужно не подражать мастерам, а учиться у них, искать свой материал, свою руду. В искусстве всегда так: кто-то открыл новую тему – и другие побежали следом».

Виктор Иванович уже тогда не терпел царившей в искусстве лжи, попыток спрятаться за выгодную в данный момент условность, отгородиться от правды жизни. «Литературу вы никогда не обманете, – повторял он не раз. – Можно обмануть всех, даже отца родного, но искусство вас выдаст с головой. В жизни нам всем мешает то, что мы боимся быть свободными друг от друга. И в обществе, и в искусстве невозможно существование единомыслия». Он учил студийцев писать о том, что они действительно знают и чувствуют, то есть о лично пережитом. Если же речь шла о публицистике и руководитель ловил студийца на том, что он самонадеянно пишет о предмете, не понимая его сущности, он становился жёстким. «Если ты не понимаешь чего-то, пиши о том, что ты этого не понимаешь, признайся в том, что ты это недостаточно знаешь».

Анализируя произведения начинающих литераторов, писатель щедро делился с нами собственным творческим опытом. Так, он был убежден, что, не имея жизненных прототипов, невозможно написать живого героя. «Не бывает так, чтобы с небес взял. Хоть по крупицам, но берешь от конкретных людей». Когда он пишет, то всегда имеет в виду определенного человека, но в то же время приписывает ему черты характера, которых нет у прототипа, но которые писатель наблюдал в жизни у других людей. Так постепенно лепится образ героя, и он начинает жить на страницах литературного произведения своей жизнью, отличной от жизни его реального предшественника. Или, например, Виктор Иванович советовал нам подходить к своим героям с разных сторон. «Сижу в архиве, все документы давно изучил, пора их сдавать, – рассказывал он. – Но вот моя мысль разворачивается, и я начинаю видеть уже известные мне факты в новом освещении».

В те годы многим краснодарцам имя Лихоносова не было знакомо. И это не случайно. Судьба писателя на Кубани складывалась непросто. На одном из занятий он рассказал нам, что его не печатали на Кубани, замалчивали в течение 15 лет. Эта блокада местного значения началась после того, как он выступил в защиту исторических памятников нашего города. В 1973 году по его настоятельной просьбе в Краснодар приезжал секретарь Союза писателей СССР Сергей Михалков. После публикации статьи «Память народа» в «Советской России» Медунов (первый секретарь крайкома партии) терроризировал редакцию, утверждая, что эта статья разрушает краевую партийную организацию. Его приспешниками была организована городская конференция, на которой собрали 500 подписей под письмом, призывающим запретить «Осень в Тамани» (позднее удостоенную, как известно, толстовской премии). «Вы не знаете моей судьбы на Кубани. Жить в Краснодаре почти в одиночестве... Вот и теперь здесь говорят, что я написал монархический роман». Его признание не было похоже на жалобу, на поиск сочувствия: он делился с нами наболевшим как с новым поколением, которое и мыслит, и чувствует иначе, чем предшествующие. Во всяком случае, он надеялся, что это именно так.

Перечитывая свои записи, сделанные на занятиях, я не перестаю удивляться точности оценок руководителя студии. Обсуждаем стихи молодого поэта, участвуют все, но каждый (и с замиранием сердца – автор) ждет оценки Лихоносова. И вот он берет заключительное слово: «Поэзия – кружение идущих из души слов, ему нельзя научить. Самое простое стихотворение должно быть твоей жизнью. Твои стихи не выстраданы, ты не жил ими долго. В первом стихотворении ты принял позу мудреца, но мудрости-то в нем и нет. Уже написано так много хороших, мудрых афоризмов, что нет необходимости писать их еще. Если чувствуешь, что не можешь сделать точный вывод, не стоит бросаться словами. Когда мысли приблизительны, то и слова такие же. Слово ”который“ отягощает стихи, оно не для поэзии».

Об одном из молодых авторов он с сожалением заметил: «Ему будет трудно печататься. Холодно пишет. О детях – и так холодно».

Легко овладевшей техникой молодой поэтессе, которая собственные мысли и чувства подменяла заимствованными из чужих стихов, Виктор Иванович пытался объяснить, что она должна научиться «дорожить собой». В её стихах настораживало стремление подражать мужской логике. «Женщина-поэт должна оставаться женщиной. Подражая мужской поэзии, она может сломаться как личность. Впечатлительная, страстная Ахматова не написала ничего такого, чего мы могли бы стыдиться. Женщина может так намекнуть на свои чувства, что это будет сильнее, чем у поэта-мужчины. Я сам не ханжа, но мы выходим на суд людей. Вашей грубости в стихах нет оправдания».

Перебирая в памяти те замечательные литературные вечера, перечитывая свои записи, невольно задумываюсь о том, почему все мы, студийцы, с нетерпением ждали этих встреч и допоздна засиживались в «Комсомольце Кубани»? Те, кто надеялся на то, что известный писатель «посодействует» их творческой карьере, быстро отсеялись, ведь он никого не проталкивал, даже на семинарах принципиально хвалил «чужих» – «не хочу, чтобы думали, что я везде тащу своих». Ценность этих вечеров заключалась в общении – с талантливым прозаиком, неординарной личностью, независимым человеком, обладающим широчайшими познаниями в области литературы, истории, культуры. Для нас, никогда не понимавших, что такое «социалистический реализм», и в то же время чуждых снобизму, было открытием живое тепло его прозы – свежесть мыслей-чувств, авторская импульсивность. Это открытие продолжалось и на занятиях, благодаря которым у нас был непредсказуемый, но всегда искренний собеседник, доброжелательный (иногда суровый) критик, наставник, заинтересованный в том, чтобы его студийцы раскрылись и состоялись.

К сожалению, в дальнейшем Виктор Иванович отказался от работы в студии. Возможно,  это решение было связано с новыми творческими замыслами после его поездки в США.