Злосчастная мороженка

                Из серии "Впечатления о мелочах"


          Первый месяц каждого лета – самый подходящий для прогулок по альпийским озерам. На старинном кораблике с красными, как утиные лапки, гребными колесами по бокам и под мирное дыхание парового котла здесь можно путешествовать от одного уютного городка к другому… такому же.
 
          Следуя намеченным путем, вы можете оказаться во Флюэлене. О, это богемное местечко! Заезжие знаменитости, судя по описанию туристических брошюр, толпятся там сотнями. Забавно, что я не застал это зрелище. То ли они задержались в пути, то ли по другой причине, но городок оказался тихим, спокойным и очень милым.

          Ничего приятнее, чем пешую прогулку по его узким улочкам, представить себе нельзя! Моя была именно такой и, поверьте, не предвещала больших эмоций, чем можно заполучить, пересчитывая ласточек на проводах, слушая звон церковного колокола и созерцая облака, проплывающие в синеве альпийского неба.
 
          Вернувшись на пристань, я обнаружил в запасе несколько минут до прибытия очередного парохода. Он, кстати, уже виднелся вдалеке, но никакой угрозы моему свободному времени пока не представлял.

          А вот мороженое в ближайшей лавке, которое, судя по красочной вывеске, обещало быть не только вкусным, но и вызывающе нежным, настойчиво захватило все мое внимание.

          Впрочем, привлекательность клубнично-ванильной прохлады была обязана еще и жаркому дню, хотя генеалогия ее обаяния  совершенно неинтересна. Мне просто захотелось мороженого. На удовлетворение подобных желаний, как вы понимаете,  всегда стоит тратить время.

          Вежливо улыбаясь продавцу чудес, я приобрел в безраздельную собственность большущий вафельный рожок, полный тающего во рту лакомства, вместе с манящим запахом и ягодными ароматами.
    
          – Perfekto! – воскликнула душа.

          Тем временем, упомянутый кораблик уже плескал колесами неподалеку и неумолимо приближался к пристани. Он издал протяжный, томительный зов, который в простонародье кличут пароходным гудком. Должен заметить, что звук хоть и уступал в мажорности, но искренностью своей намного превосходил крики, что мы с таким удовольствием слушаем на соревнованиях по большому теннису среди женщин.
 
          Через минуту можно было собираться на борт. Но… ужас! Мое шикарное угощение еще не лишилось и половины той горки, что возвышалась над краем вафельного стаканчика. Беда – подумал я, на самом деле не оценив ее истинных размеров.

          Швейцария – страна порядка. Мне показалось (какое безудержно фатальное ощущение!), будто на корабль не принято заходить с мороженым. Правила вежливости, по моему разумению, должны были это запрещать. По моему, повторяю, разумению.

          Эта заблудшая мысль переклинила в мозгу все шестеренки. Так бывает, когда все хорошо. Непременно ищешь (и обязательно, холера ее забери, находишь), чем все испортить! Впоследствии я отпаивал себя лишь мыслью, что не одинок в подобном сумасшествии. Поперся же Наполеон, к примеру, воевать  Москву зимой!

          Алчно вцепившись зубами в лакомство и пытаясь откусить побольше, как хомяк в стремлении запасти на зиму дюжину лишних орехов, я стал лихорадочно высматривать в толпе себе подобных.  Так нет же.  С мороженым никто не смел подняться на борт!
 
          Паника. Безудержная паника жадности овладела мной. Торопливо глотая и проворно обводя взглядом присутствующих, я осознавал свое одиночество все острее и острее.  Да яичной крошке в бороде у ирландца, как и единственному в мире Слонопотаму, которого так и не поймал Винни-Пух, эта мысль об одиночестве не могла прийти в голову более неотвратимо, чем мне в тот момент.

          А посадка заканчивалась. Душу теперь разрывали два противоречивых желания, которым не позавидовал бы и сам Шекспир: «Мороженое есть иль ехать?!» Трагедия!
 
          В итоге, желание плыть обрело союзника – нежелание остаться, и я поплелся к мусорной корзине. Вы не представляете, каково это – бросать лакомое сокровище. Муки сомнения терзали мою душу. И руку я, наверное, по самый локоть сунул в мусорку, все не решаясь отпустить…

          Восхитительный вафельный стаканчик с его приятным содержимым беззвучно канул в глубину пластикового пакета на набережной очаровательного городка, раскинувшегося в альпийских предгорьях прямо посреди Европы…

          Ну вы только представьте  истинный масштаб отчаяния!
 
          Превозмогая горечь утраты, с кислой миной прыгнув на борт аппетитно урчащего парохода,  я покинул берег последним.
 
          Пару минут спустя, освещенные солнцем живописные берега уже баюкали мой взор. Устроившись под навесом, я отрешенно наблюдал гладь озера, что мягко резала мир на две половины, отражая одну в другой, и печаль о потере стихала. Душевная рана затягивалась благодаря нежному бальзаму, который щедро дарили  красота горного пейзажа и чистый воздух.
 
          Но не долго!

          Вдруг рядом без малейшего скрипа открылась дверь салона.  Так безмолвно входит судьба, желающая преподнести очередной сюрприз.

          На палубу неспешно явился божий одуванчик в образе милой старушки (да старушенции просто, чего греха таить!) с кошелкой в одной руке и… огромным, свежим, чудесным и веселым вафельным рожком мороженого в другой (ну, насколько я вообще успел  осознать, пока разум не помутился от возмущения и не захлебнулся слюной от зависти). Остальное пронеслось, как у больного в бреду.
 
          Сюжет душевной катастрофы развивался стремительно. Старушенция присела напротив и поднесла (да быстренько так, не раздумывая) мороженое ко рту. После чего игриво причмокнула губами и небрежно сорвала костлявыми пальчиками бумажный фантик. Тот плавно пал к ее ногам. Бабушка  вцепилась в прохладное желе своими, надеюсь немногочисленными и уж во всяком случае (пожелал я сгоряча) последними зубами.

          Обида нахлынула жгучей волной. Кажется, именно в это мгновение у меня задергался левый глазик, и сделалось положительно нехорошо.

          Мир помутнел, и в теплой пелене исчезающей реальности слышался лишь оглушительный звук жующих (очень надеюсь, что вставных) челюстей бабушки, виделся надменный торжествующий взгляд ее (надеюсь, обутых в линзы самого неприличного размера) глаз и доносился хохот окружающих, раздававшийся (надеюсь) на совершенно незнакомых мне языках.

          И только один вполне справедливый, но лишний в этой ситуации вопрос, проплывая мимо, нечаянно задел краешек моего затуманенного сознания: «Где же, черт ее задери, эта бабуля прятала злосчастную мороженку, поднимаясь на борт?!»

          Переполненный восхитительными впечатлениями прекрасного дня, я потерял сознание…