Свет танцующей луны или Град Полотекс

                П.Корвилл







                Свет  танцующей луны,

                или Град  Полотекс
















                «И приплыли вдруг варяги…»






                1

Туман расплылся над землёю. Больше его конечно никто не видел. Не до этого было людям, которые пахали землю, ловили рыбу, занимались повседневными делами. Туман поднимался от реки, которую потом назвали Западной Двиной, а теперь она была просто рекой, да и град был огорожен довольно примитивно, частоколом из свежевытесанных брёвен. На такой залезть не составляло никакого труда. Хотя и был обведён валом и рвом град-паперть. Посреди реки, напротив большой горы, которая потом прозвалась Верхним замком, находился остров, весь поросший кустами и мелколесьем. На возвышенности, ближе к речке Полоте, но подале от Двины и был детинец, где и находился княжеский терем. Ну, терем, не терем, но полоцкие князья жили в нём всегда, испокон веку!
Вот и сейчас сидел в нём князь Болеслав, наследник полоцких кривичей. Боялся князь тех людишек, что устроили ватагу на острове супротив горы, да укрылись в камышах на противолеглом берегу. Боялся он их, но жаловал! И мехами, и златом, и сребром! А что ему горемыке ещё делать? Супротив люду не попрёшь!
Да и куда ему деваться! В случае чего попрут и слова не дадут сказать! Боязно и страшно. Давно уже кресло под ним шаталось, но пока не трогал никто, но ежели ковырнут, мало не покажется. Вот и сидел тот князь, прямо сказать на тряпках, да на своей казне. Хош не большой, но злато ещё хватало. Бери и беги! Да не досуг, упустить княжество вещь не малая. Тут тебе и слава и почёт, а на чужбине что? Коль деньги кончатся, скитайся по городкам, да милостыню проси. И весь тебе совет!
Град с каждым годом разрастался и ширился. Ведь недаром по реке проплывали много торговых ладей (и не только торговых!), здесь и был один из путей «варяг в греки». Да и вверх по реке поднимались полоцкие купцы на вёслах, до поселения Витебск, а потом всё по реке, и перетягивали ладьи и струги, а там по реке Ловать и через Ильмень-озеро, доходили аж до Великого Новгорода. И грабили купчиков на этом длинном пути всякие лихие люди и разбойнички с кистенями! А что делать, не наторгуешь, не проживёшь. А в граде Великом Новгороде торговля знатная, здесь и русские купцы и заморские, и торг хороший. Вот только охрану княжич полотекский не мог обеспечить своим купцам, да и откуда её взять?
Сам сидит за частоколом, и боится всего на свете, да и дружина у него неважная, пришлая, а из каких земель неведомо, на славянском едва только стали, говорить. А так всё больше мёд бражный пили, да брюхо едой набивали. Правда было с десяток дружинников из Полотекса, да воевода из русичей по имени Ратмир (защитник мира), а с ним появились знатные воины, на которых он только и мог положиться. Высокий, белокурый Яромир (солнечный мир), приземистый, мускулистый Ратибор (защитник) и широкий в плечах Мечислав (прославленный мечом). Только они со всей княжеской дружины и были настоящими воинами, которые и в сече были хороши, и в обороне духом не упадут. Князь не содержал младшей дружины («отроков»), он и старшей дружине то, платил через раз, поэтому и не надеялся ни на кого.
У княжича Болеслава, тоскливо было на душе, а думы были такие, что просто вой. Сидел он в кресле с высокой спинкой, подперев подбородок кулаком и уперев локтем руку в колено.
Да, не получался из него грозный князь, а звали его, как и допречь княжич. Было в этом что-то мелкое и унизительное. Да и сам он выглядел низеньким, худым и сутулым, почему за глаза и прозывали его княжич Ворон (значит от тёмной силы), либо Кощей (худой костлявый). Хотя тёмным он не был и русым тоже, а был каким-то рыжим, с худой будто, выщипанной бородёнкой. Да вид получался вовсе не молодецкий, а даже напротив…Не вышел из него славный князь!
Но теперь не внешность тревожила княжича, а то, что город разрастался. На Заполотье, другом берегу реки, вырастал неукреплённый окольничий город. Правда и ближе к княжеской паперти, також селились люди, но этих он хоть трошки оборонить мог от разбою, а вот за Полотой трудно. Да и боялся княжич наезжать туда. Мост начали стоить через Полоту, да пожадничал он на то деньги, вот и стоит он недостроенный. Только на лодках туда и переправишься, а где ж их столько взять, чтоб дружину посадить? Нету! У рыбарей что ли отбирать, не поймёт люд. А там на посаде в Заполотье больше ремесленники обитают, вот и повадились лихие людишки, по ночам их грабить, да убивать. Пахарь, да охотник, да рыбарь тоже могут оборониться. Но не их это дело воевать! Как же они тогда себе на пропитание добывать будут, коль возьмут в руки мечи и копья.
Вот высказался простой люд на вече (а их уж тысячи четыре будет!), мол ежели княжич их оборонить не сможет, то призовём в Полотекс другого, хош из заморских земель.
Вот и сидел у себя в тереме Болеслав, трясся и боялся, как бы «не отправили его в путь» полочане. Однако хоть и боялся ничего не предпринимал.
И было 12 липеня, лета 6458 от сотворения мира.
В гридницу без стука и без спроса зашёл воевода Ратмир, в кальчуге из металлических колец и шлеме, скрывающим его лицо, кроме окладистой седоватой бороды. Подпоясан он был мечом, а в руке держал булаву, оружие дошедшее с востока, уже и до Полотеска. За ним следовал Яромир, тоже вооружённый, с копьём и овальным щитом, раскрашенный жёлтой и красной краской.
Княжич Болеслав побелел от страха, по его лицу заструился холодный пот, а в груди наоборот заныло и она загорелась огнём.
«Ну вот и конец, толи вышвырнут из Полотеска, толи вовсе убьют. Что делать!? Что делать?!» - лихорадочно думал княжич.
-Что будем делать, княжич? – тоже сквозь бороду и усы, хрипло спросил воевода.
«Что они от меня хотят? – думал Болеслав. – Моей погибели? Моего позора? Моей мольбы о пощаде?»
-А что надо делать? – трясущимися губами прошептал он.
-Ты князь тебе и решать! Приплыли к нам гости, видать от варягов…
-Какие гости? – облегчённо вздохнул он.
-А те, княжич, - сурово молвил Ратмир, - о коих и не уразумеешь за раз: толи торговать будут, толь грабить!
-С чего ты это взял, Ратмир?
-А поставил я дозорных округ детинца…Малоль чего! Времечко ныне беспокойное, а одного к реке направил насупротив острова.
-И что?
-А то, что воротился он впопыхах, начал мне рассказывать про агромадные ладьи, со щитами…нелепицу ведает, решил я сам пойти, поглядеть. Только к реке не стал спущаться, а поднялся на гору, глаз у меня ещё зорок.
-Чего ж ты побачил? – уже заинтересовался княжич.
-Всё побачил! – кивнул головой воевода. – Дозорный их издалеча завидел и ко  мне побёг, да и я не мешкотил, а поспешал…
-Так поведай, Ратмир, что случилось на реке?
-Пожаловали к варяги на двух кораблях, они их кличут «драккарами» на нашем это как на вроде – ладья дракона. И то верно, у них на носу змеинна голова стоит, а по бортам щиты навешаны, да парус на мачте большой, только на сей раз они парус сняли, а коль так, значит приплыли на место. Я такие ладьи варяжские ужо повидал, только те были помельче. А здесь и насчитал до 30 вёсел, да с другого борту тако ж.
-Что ж такого тут Ратмир, - усмехнулся Болеслав, - раздохнут и поплывут далее…к грекам. Сколь уж мимо нас тех ладей с купцами проплывало?
-То не купцы, княжич! И чует моё сердце не с добром они к нам пожаловали. На кажном драккаре до ста воинов, а то и поболе. Вот и уразумей!
-Сохрани их Сварог! – рассмеялся Болеслав. – Да ведь нас втрое поболе…
-Ты, княжич, не ведаешь варягов! – рассердился воевода. – Берсерк, один супротив нас троих горло перегрызёт, а от твоей дружины и десяток не застанется. Я их уж повидал…ничего не страшатся, така их судьбина сгинуть в сече, а путь их к богу Одину, пировать на небесах серёд героев. Так они глаголют! Смерть в битве- счастье, смерть в постели бесчестье! Они твою дружину враз разметут!
-Что ж робить, Ратмир? – снова запричитал Болеслав.
-Оборонять град Полотекс!
-А может откупиться?
-И тем выказать слабость! Я вой, а не купчик, ползать, аки ужака по земле не сподобился…Тебе, княжич, решать!
-Может с ними сговориться и пущай плывут себе далее?
-Что ж, сговорись?
-Яз??
-А то кто ж? Как покажут белый щит, так и иди сговаривайся.
-Един??
-Я в таки дела не вхож! Да и мои молодцы не веруют чузеземцам, запроста голову сложить спроста… Поспробуй княжич!
-А я то почём? – подобрал ноги с кресла Болеслав. – ни почём един не пойду…
-Эко, тебя напужали властелин! – рассмеялся Ратмир. – Ажно дух у пятки сковырнул. А коль идти не хош, так оборону крепи, люд способный сзывай…
-Они ж меня и придушат здесь!
-Тьфу! На тебя. Загибайся здесь, а мы Полотекс запросто не здадим.
Воевода развернулся и вышел из полатей.
Сказал Яромиру:
-Созывай вече и люд! Будем гутарить, как свою землицу спасати и оберегати, да ворога гнать от ворот.

                2
На острове перед Полотексом стояли два драккара викингов. На носу одного из кораблей сидели ярл Рёнгвальд и его брат Тур. Беседа их была неприязненной, но чтобы не слышали воины, они говорили в полголоса.
-Что будем делать, брат Тур? – спросил Рёнгвальд.
-Я предлагаю плыть далее, на юг к грекам, чтобы воевать их!
-А чем тебе этот град не мил? Смотри, какая красота.
-Только эту красоту не просто взять. Вишь стены, вишь град, его воевать и воевать…
-Так ведь не впервой!
-Оно так, но можно набежать на деревеньку. Там и проще и добычи будет поболе.
-А мне сей град по нраву! Тут и хочу осесть!
-Как желаешь брат, а я думаю плыть далее…
-Вот возьмём городок, а там и плыви. Я тебе один драккар дам, и воинов, кто с тобой пойти захочет. А мне и здесь хорошо!
-Значит сговорились?
-Конечно!
Ночь медленно опускалась на землю. Июльские ночи на полочине светлы и тихи. Где-то на севере видны зарницы северного сияния, сейчас время уже не то, и их не увидишь, а в те достославные времена, вся земля была одной планетой, и чтобы не делалось на ней, было всем известно.
Викинги переплыли реку практически беззвучно, а оказавшись на берегу, словно змеи, полезли на берег, добираясь до детинца. Народ на страже тоже не дремал, но что могли сделать горожане против викингов, обученных годами убивать и грабить.
«Кошки» с длинными верёвками взлетели на стены и берсерки первыми поднялись на стену. В такой тесноте можно было только орудовать только либо мечами, топорами либо саксами (длинными ножами с односторонней заточкой).
Рёнгвальд, залезая на стену, держал в одной руке меч, а в зубах зажал нож скрамасакс. И надо было ему нарваться на Рамира. Два воина сошлись в равном бою, да только варяг был похитрее, да и сражений было у него побольше. Крутанулся, выбил меч у воеводы и сказал: «Склони колени, пощажу!»
-Да ты кто, что б меня щадить?
-Я! Ярл Рёнгвальд. Не желаю тебе зла. А коль пришёл сюда, хочу княжить. Княжич ваш худой, под ним княжество не станет. А народ полоцкий я не забижу, буду судить по справедливости…
-Ай! Не врёшь?
-Сам суди! Коль стану княжить, зачем мне свой народ забижать!
-И то верно! А на шеи наши не сядешь?
-Я что враг себе! Вы ж меня враз побьёте, если взбеленюсь!
-Твоя правда! А как с людом будешь, с дружиной?
-Как было, так и останется! А княжич ваш видать сбёг?
-Видать! Но не о нём разговор. Ты что мыслишь?
-Я тебе уже всё сказал! Коль хочешь оставайся, коль хочешь уходи, препоны никому ставить не буду…
-Добро, я застанусь, только гляди…
-Я по два раза твердить не буду!
-Как ты сказал тебя князь зовут…Рогволод?
-Да пусть хоть так, перечить не стану.
-Тогда говори своим воинам, чтоб прекратили сечу. Вече будем созывать. Тебя люд полоцкий должон выбрать на княжение, без этого никуда…
-Это я понимаю! Созывай вече!
Через день князь Рогволод уже сидел в княжеском терему. Воевода Ратмир, с Яромиром, Ратибором и Мечиславом остались в Полотексе, а пришлая дружина убралась со двора. С князем осталось до тридцати воинов, да из них лучшие Бьёрн, Агиор, Ивар, Сигурд, Харальд. Тур, как и говорил через день поплыл дальше на своём драккаре. Князь велел Ратмиру набрать малую дружину и обучать их. «Свои лучше бьются за землю, на которой живут и на которой жили их продки!» - сказал Рогволод. Ратмир удовлетворённо крякнул и разгладил усы.
И полилось повседневное сиденье.
Только однажды пришёл к Рогволоду его вещун Ульви (волк) сел на пол в гриднице и заговорил:
-Ярл, ты хочешь княжить здесь?
-А ты как думаешь, мой Ульви?
-Думаю, хочешь! Тогда ты поступаешь неразумно…
-Чем?
-А то, что ты должен стать своим, этим людям, ты должен породниться с ними, чтобы они в тебя поверили.
-И что я должен сделать?
-Взять себе жену и родить потомство…
-Ты в своём уме?! Чтобы ярл брал в жёны чужеземку?
-Так ведь это теперь твоя земля, твоя вотчина!
-Ну, не знаю…
-А я к тебе князь пришлю женщину, по ихнему сваха прозывается, вот ты с ней и потолкуй…
Рогволод целый день провёл в задумчивости, бродя по палатам теребя бороду, да и ночью ему не спалось, хотя и выпил он изрядно, хмельного мёда. А всё лежал и смотрел в бревенчатый, тёсанный потолок.
Но утром всё уже было решено. Викингу не пристало быть в долгом раздумье и нерешительности. А коль решение было принято, значит надо предпринять всё, чтобы достигнуть результата.
Наутро в гридницу к Рогволоду опять заявился Ульви, но пришёл он не один. За ним тяжело ступая двигалась старая женщина, до невозможности седая, словно снег, с коричневым морщинистым лицом, на котором ярко выделялись хитрые, голубые глаза. Одета она была чисто, скромно, но не понятно во что. Толи это была юбка с кофтой, большим платом, который покрывал голову и спускался почти до пят, толи это был сарафан с какой-то накидкой, обёрнутой вокруг туловища. Во всяком случае из этого вороха одежды было видно только лицо, ни рук, ни ног. Рогволоду не нравилось, когда от него прятали руки. Что могло быть в этих руках: нож, склянка с ядом, или колдовские предметы для заклятья? Всё, что угодно! Но не ему же, бывшему ярлу викингов, а ныне князю града Полотекс выказывать своё неудовольствие, а тем более страх.
-Ну, что вещун сказывай! – грозно сказал Рогволод, сидя в кресле, что стояло на возвышенности, у дальней глухой стены гридницы. – Кого это ты ко мне приволок, чёрт рогатый? Говори не мешкай!
Князь говорил на смеси старославянского (который начал понемногу понимать) и норвежского языка.
-Князь Рёгнвальд! – бухнулся на колени Ульви, забыв, что князя зовут теперь по другому, и пополз к нему. – Эта та местная ведунья, - зашептал он жарко, - что всё знает и жонок к мужьям определяет. А кличут её Веденея, что и значит – всё ведает, не утаишь!
-А предупредить не мог волк лохматый? – тихо сказал Рогволод. – Ладно подведи её! А сам посиди в сторонке да поглядывай…
-За чем? – удивился вещун.
-Не хочу, чтобы она на меня заклятье наложила, али порчу навела, а ты и сам колдун, как увидишь, что она ворожит, так и бей её ножом в чёрное сердце!
-Не должно то быть, - засомневался Ульви, - она баба добрая…
-Видишь и тебя уже приворожила. Ступай, делай, как я сказал, а не то знаешь, что будет…
-Как пожелает славный князь!
Ульви поднялся с колен и подойдя к женщине, что-то быстро начал говорить ей, а та только кивала головой. Князь мало что слышал, а те слова, что долетали до него, были порой и вовсе непонятны. Наконец они вдвоём приблизились к Рогволоду.
-Что ты хочешь…женщина? – князь чуть было не сказал «старуха», но посмотрев в её молодые, озорные глаза, вовремя спохватился.
-Э, не княже! – голос её, был тоже молодой и звонкий. – Мне от тебя ничога не трэба, а вось я для тебя сгожуся!
-Это чем? – усмехнулся князь.
-Ай, ты не ведаешь? – хитро взглянула Веденея на него.
-Ты, Ульви, накаркал ей? – грозно спросил Рогволод
-Клянусь, Великим Одином! – засуетился вещун. – Ни слова не вымолвил. Сказал, что её князь к себе требует.
-Так, было, женщина?
-Так, княже.
-Тогда откуда ты знаешь, что ты мне нужна?
-Княже! Тут и дитяти всё зразумее, раз звал столо быть патрэбна.
-А для чего звал, знаешь?
-А как же! Я ж ведунья, мне многое ведомо, чего другим не уразуметь. Со мною и Перун говорит, и наша Макоша.
-Это кто такие?
-Боги наши.
-Не верю я очень-то в твоих богов…
-Не веришь – так не верь. Абы они в тебя уверовали, да на помочь пришли. А сердце твоё бачу мается…
-Это от чего же? Уж не от любовных ли мук и тоски? – рассмеялся князь.
-Не то говоришь, княже! Кики ж любовны муки, кой тебе пока и приголубить некого, нету у тебя пока ни жонки, ни рабыни. Один ты, аки перст. А гложет тебя другое…брать себе в терем княгиню, аль не брать. А ежели брать то какую, здешнюю, аль бо заморских крывей!
-Ишь ты, и впрямь ведунья, - пробормотал князь.
-А я так разумею, княже, коль желаешь меня послухать…
-Говори женщина! – кашлянул Рогволод. – Иной раз бабий трёп и послухать не вред…забавно. А вот решать, что мне делать буду я! Заруби это у себя на носу, да чар не напускай на меня, не сдолешь, а сама сгинешь!
-Что ты батюшка! – замахала руками Веденея, вытянув руки из-под накидки, а руки у неё оказались гладкими и белыми. – Помоги тебе Перун и твоей дружине, да охорони Смаргл твои посевы! Не хочешь слушать глупую бабу, не слухай, я ить тебе только добра желаю…
-Ну, вот закудахтала…Сказал ведь говори, значит добро дал. Не томи!
-Я так разумею, княже1 Брать себе княгиню из заморья страмно, чего там есть хорошего, то никто не ведает. Каку ведьму заморскую привезут, она тебя и изведёт. Да и не привык люд полоцкий к чужеземцам, всё больш своих чествуют…
-А как же я?
-Ты друго дело! Ты князь! Тебя вече на стол посадило и люд с тем смирился. А жонку  ежели из заморских сам приведёшь, как бы тут смуты не было, что мол сярод своих никога не знайшоу.
-То разумно, князь, - вставил слово Ульви.
Рогволод только зыркнул на него и он тут же затих, съёжился.
-Значит ты говоришь… - задумался Рогволод.
-Сярод своих шукать трэба, - зашептала Веденея, - тогда и покой буде и тебе слава.
-Мне что ж, - рассердился князь, - по граду ходить высматривать, али по домам невесту выискивать?
-Вот гэтага не трэба! На то я и сваха, чтоб кому надо подмочь, кто не ведая указать, а кто соромится от его имени и сосватать.
-Без меня? – удивился князь. – А вдруг не по сердцу придётся? Как потом с ней жить? Хоть посмотреть то я могу, кого беру в жёны?
-Это я тебе княже устрою, но сватать должны сваты, не твоё это дело. Кого сватами назначишь?
-Сам пока не знаю…Может воеводу Ратмира, да моего старого дружка Харальда…
-Я тебе княже, найду среди бояр, несколько известных людей. Вот и хватит. Завтра и пойдём сватать. Верасень не за горами…
-Постой женщина! – изумился Рогволод. – Скажи хоть кого сватать будешь, кто она такая? И показать сбиралась…
-Покажу княже, ныне покажу. Как будет солнце над головой, выезжай на реку, где ладьи стоят, да загружаются товаром, там я тебе её и укажу.
-А  кто она?
-Младшая дочь отца Сиволапа, так его здесь кличут. Он из торгового люду, с артелью во Псков, да Велик Новгород ладьи водит. Меха возит, кожу, мёд, пеньку, да мало ли чего. Дочке его только шестнадцать вёсен минуло, и красавица, как есть. А Сиволап богатенький, изба что твой терем, на посаде стоит, да и ладей у него с десяток. Вот! А дочь меньшую кличут Святослава, что по нашему навродь святая.
-Как же ты мне её укажешь, Веденея?
-Так вот она, кажин день носит к реке обед отцу и братьям. У них в семье всяк работать должон.
-Больно молода! – вздохнул Рогволод. – Захочет ли идти за меня, я ведь уже не мальчик и даже не вьюнош.
-Ха, ха, ха! – рассмеялась Веденея. – Да кто ж девку соспрашать будет! А окромя того, не за мужика отдают, а за князя! Тут никто не пошуткует…а ещё княже, весточку мне принесли. Видала тебя Святослава в граде, да на вече и призналася дружкам, запала на тя.
-Как это так?
-Экий ты право княже…Почём я знаю как? А только приглянулся ты ей! Так что с её стороны препону не будет. А с отцом сваты перетолкуют, а и то кому не захочется, чтоб дочь, да в княгинях жила. Кому? Я тут загадала на Хорса, всё сбудется, только бы Велес нам не напортил, этот могёт.
-Что за Велес?
-Навродь нечистого духа, злыдень божеский, всем пакости строит. Ну а мы его задобрим, а коль нет… (и шёпотом) тады подманем, и не прознае ничога! Что княже, сватаем девку?
-А-а! – махнул рукой князь, мол давай.
-Вот и добре!

                3

Этим же днём, Рогволод велел седлать коня и со своим стременным, да викингами Харальдом и Иваром, выехали из детинца на посад. Князю нравилось, что сколько бы он не появлялся на посаде никто не глазел на него, а тем более не бегали толпы народа и не кричали ему приветствия. Все занимались своими делами, как и должно быть. Но всё равно он знал, ч то каждый мимо кого он проезжал украдкой посматривал на него, а коли оказывался вплотную, обязательно кланялся князю.
Град Полотекс жил своей незаметной жизнью. Близился верасень, или как его в народе ещё прозывали дождезвон, либо хмурень и пахари спешили убрать с небольших полей и огородов, урожай, выращенный за лето. Уже начали заготавливать на зиму всевозможные соленья и варенья, а потому над многими домами вился сизый дым от очагов. Рыбари уже тащили от реки выловленный ими улов, часть из которого можно было продать на торжище, часть засолить, либо завялить, а частью просто накормить семью. Примитивные неводы уже были натянуты на воткнутых в землю кольях и сушились на берегу. В нескольких кузнях шёл перестук молотков, где выковывали серпы, ножи, а подчас и оружие в виде наконечников копий и стрел и даже мечи. Из леса показалась повозка, запряжённая старой клячей, а возле неё пару чумазых угольщиков, которые больше месяца жили в лесу и выжигали уголь в огромных закрытых ямах, и вот теперь развозили свой товар по кузням. Где-то на краю посада, а ещё из Заполотья доносился перестук топоров. Видно там готовили брёвна под сруб. Поздненько! Успеть бы поставить дома, до белых мух, а то не ровён час, опять зимовать придётся им в землянках. Добротных домов в граде становилось всё больше, и теперь в землянках жили только самые бедные крестьяне, да и ютились они на отшибе, поближе к своим земельным наделам.
По улице стайкой пробежали ребятишки лет 8-10 с лукошками полными ягод и грибов. А из-за реки на двух чёлнах-долбёнках приплыли ловчие и охотники, и теперь поднимались от воды на крутой берег. Двое несли на длинном шесте нанизанные шкуры лисы, волка, зайца бобра, белки и соболей. За ними ещё двое, таким же манером, тащили на толстой жерди, здоровенную тушу сохатого. Последним вприпрыжку бежал мальчонка, нёсший в двух руках дичь: держал за шеи уток, селезней и несколько тетеревов. Перья птиц яркими красками играли на солнце.
Князь был рад тому, что видел. И не только потому что часть этого урожая с полей и огородов, из леса грибов и ягод, меха и дичи принесут тиуну в княжеский терем, а и тому, что люд добывает себе пропитание, делает запасы и в короткие зимние дни ему не придётся голодать и обдирать кору с деревьев, чтобы варить непонятное варево, как это случалось в неурожайные годы.
Удовлетворённый князь двинул коня к реке. Ещё издалека, с высокого берега, он увидел на реке шесть ладей с высокими загнутыми носами, с мачтой посередине в виде креста, без парусов. Они были спущены на мелководье и колыхались на воде, удерживаемые толстыми канатами, которые на берегу были привязаны к забитым в землю толстым брёвнам.
На берегу, возле самой кромки воды лежала груда товаров в тюках, мешках, бочках и кадках. Мореходы хватали их, взваливали на плечи и брели по воде к кораблям. Вода поднималась по грудь, когда они возле борта передавали свой груз тем, кто на судне принимал его и тщательно укладывал на палубе. Здесь грузчиков не было, товары грузили те, кто потом налегал на вёсла и управлялся с парусом и рулём.
Рогволод начал спускаться по откосу к самой реке и тут же увидел, что на поваленном дереве у воды сидит Веденея, в своей непонятной накидке, и оглянувшись на него, кивнула головой князю, куда-то в бок.
Оглянувшись, он увидел, как по тропинке к реке, весело сбегает девушка в белой рубахе с голубым орнаментом, поверх которой одета синяя с красным юбка-понёва, на голове обруч, который не скрывает русые волосы и длинную косу, закинутую за спину. Её босые ноги , не страшась, ступали на камушки и колючие травы. В руках она держала большой узелок, который прижимала к груди.
Завидев всадников, она словно замерла на бегу, но потом опомнилась и пошла дальше, только теперь уже шагом. Невдалеке от князя, она посмотрела на него, лукаво, своими большими изумрудными глазами. Кроме этих глаз, Рогволод уже не видел ничего, ни густых чёрных бровей, ни вздёрнутого носика, ни алых губ, за которыми блестели перламутром белоснежные зубы, ни высокую грудь, вздымающуюся от бега, ни стройный стан. Было в этих глазах что-то завораживающее, они лучились светом и цвет их менялся от ярко-зелёного травянистого, до чисто изумрудного, либо вовсе бирюзового с голубизной. Князь немало повидал женщин в набегах на деревни и селенья, но такой ему видеть ещё не доводилось.
Она посмотрела на него открыто, но потом смутилась, вздохнула, пелена грусти покрыла её глаза, и поклонившись она побежала дальше.
От увиденного, у князя ком подкатился к горлу, в груди натужно забилось сердце, а на глазах навернулись слёзы. Давно он не плакал, наверное сколько себя помнил. Но это было совсем другое, это были слёзы умиления, а не боли, горечи или обиды. Необходимо было это всё обдумать, хотя он, в душе, уже принял решение. Посмотрев, на Веденею он кивнул ей головой и, развернув коня, галопом полетел в детинец.

Княжеский терем бурлил. Такого шума и гама Рогволод не слышал никогда. А теперь…
Было 14 верасня, Сёмин день, начало свадебных недель, как говорят в народе. Этот день выбрала сама Веденея, считая его самым счастливым для свадебного пира. Князь ей теперь ни в чём не перечил. В трапезной, на самом видном месте, в красном углу, сидели в креслах с высокими спинками князь Рогволод и княгиня Святослава. Оба одетые в княжеские наряды. Князь в синей рубахе тонкого полотна с белой и красной узорчатой вышивкой, в тёмно-синем кафтане, расшитом серебром и драгоценными каменьями, в высоких сафьяновых сапогах. Святослава сидящая рядом с ним, напротив была одета во всё красное. На том настоял её отец Сиволап, заявив, что его дочь девственница и по обычаю предков это все должны знать и видеть. На ней была одета алая рубаха , расшитая бисером, красный кафтан вышитый золотой нитью. Волосы закрыты повойником, в виде шёлковой сетки с вплетёнными в неё серебряными нитями и жемчугом, на голову была одета шапка, отороченная мехом куницы. Такая же круглая шапка с меховым околышем из соболя и княжеской короной была одета на Рогволода.
Княгиня сидела, сложив руки на коленях и потупив взор, князь же наоборот, упёрся руками в бёдра и подняв голову осматривал пирующий зал. Для него все дни, до этого свадебного пира, прошли словно в тумане, его никто не трогал. А он ни с кем не разговаривал, даже о делах домашних , государственных, либо военных. Он выгнал тиуна, который заявился к нему с какой-то жалобой на посадский люд, к боярам он не вышел и вовсе, когда те пришли к нему в терем.
Всё происходило без него. И сватовство, которое всполошило весь Полотекс, смотрины, рукобитие, вытие и аж до самого свадебного выезда. И то вместо него за невестой поехали дружки  воевода Ратмир и викинг Харальд. Как сказала Веденея, что не дело князю ехать за невестой, вот если бы он хотел её украсть, тогда другое дело. Веденея оказалась не старой женщиной, лет тридцати, просто в тот раз она сделала себе на лице маску, чтобы состарить себя, дабы внушить князю свой житейский опыт и знания.
Рогволод был рад увидеть её в новом обличье и в строгой, красивой одежде, горчишного цвета, с небольшим серебряным оберегом на шее, и велел остаться жить в его хоромах, при будущей княгине Святославе. И похоже Веденея была не против.
Когда невесту привезли в княжеский терем и посадили её рядом с ним, он уже больше ничего не видел и не слышал. Исподтишка поглядывая на Святославу, он видел её низко склонённую голову, раскрасневшуюся щёку и длинные чёрные ресницы над вздёрнутым носиком.
Сначала пир начался тихо и скромно. Говорили сваты, дружки, родитель невесты, провозглашали здравницы. Стол ломился от еды и питья, а с кухни, да с нижней клети подносили всё новые блюда и хмельные напитки.
Князь с княгиней ни к питью, ни к еде не притрагивались. Время на свадебном пиру для Рогволода тянулось медленно и он уже стал уставать и несколько раз поворачивался в кресле. Пирующие, за длинным столом, постепенно пьянели от хмельного мёда, вина и наливок; языки их развязывались и говор становился громче, пока не перерос в неясный шум, где каждый говорил сам по себе, не обращая внимания, слушает его собеседник, аль нет. Здесь уже заиграли музыки, ложкари дудочники и цимбалисты. Выскочили шуты и скоморохи, пытаясь развеселить гостей, но те мало обращали внимания, на их прыжки, ужимки и шутки. Потом вышли жонглёры, привезённые с Унгрии, но и те не привлекли внимания пирующих.
За окнами стало темнеть и зарядил долгий дождь. Говорят дождь на свадьбу к счастью молодых! Свадьба уже подходила к тому, когда кроме простых разговоров и споров, начинается обычное мордобитие, как последний аргумент своих доводов. Наверное князю было интересно посмотреть за схватками, которые уже начали возникать между семейством невесты и княжескими людьми, но умная Веденея заявила, во всеуслышание, что молодых пора вести почивать. Это временно охладило драчунов, со всех сторон послышались шутки, усмешки , намёки, даже стал раздаваться хохот, а когда один из гостей позволил себе скабрезные слова, князь так глянул на него, что тот попятился назад и грохнулся на зад, вызвав у всех неудержимый хохот.
Князь под руку с Святославой, и в сопровождении Веденеи, поднялся в сам терем по узкой лестнице, где и была устроена для них ложница (одрина).
Комната была просторная, но с покатым потолком, зато здесь были слюдяные окончины, не то что внизу окна были затянуты бычьим пузырём. Возле ложа на небольшом столике стояло несколько глиняных мисок, на которых лежали кулебяка с рыбой, курник с курицей и несколько других пирогов, здесь же пристроился целый верчёный журавль, в золотистой корочке, лежали заедки, орехи и ягоды лесные, вареные в меду. Стояло два жбана и кубки. Веденея, завидев, что молодые уселись на ложе, тут же незаметно исчезла, плотно притворив за собой дверь.
Есть Рогволоду вовсе не хотелось, но горло пересохло, першило и он взял со стола жбан. В нём был хмельной мёд на пряностях, во втором оказалось фряжское вино, которое было ему более по душе. Он налил себе в кубок вина, а потом подумав налил во второй мёду и протянул его Святославе.
-Благодарствую! – сказала она, потупя взгляд, но кубок взяла.
Князь, не глядя на неё, стал пить вино большими глотками. Когда он опрокинул кубок до дна, Святослава свой сумела только пригубить.
-Есть хочешь? – спросил он.
-Не…
-Ты меня не боись, любушка моя!
-Я и не боюся, - сказала Святослава, грустно взглянув на князя.
Этот кроткий взгляд и тихий голос, словно морозом ожёг его сердце. Захотелось взять её на руки и носить по ложнице, баюкая, словно дитё малое.
Однако Святослава сняла с себя шапку, навойник и кафтан с широкими рукавами. Более Рогволод не смог себя сдерживать. В походах было у него немало женщин, и бесстыдных, и те, кого приходилось брать силой, но с ней он был словно мальчишка, ничего ещё не познавший.
Когда всё случилось, он, приподнявшись на локте стал смотреть на её лицо, на котором играла счастливая улыбка. В это время дождь уже кончился, ветер разогнал тучи, и в окошко заглянула луна. Казалось она светила так ярко, что затмевала свет двух больших сальных свечей в железных подсвечниках. Этот лунный свет падал на лицо Святославы и заглянув в её глаза князь увидел в зелёных зрачках жены рогатый серп луны. Глаза наполнились благодарными слезами, и ему показалось, что луна в зрачках танцует , извиваясь, словно те восточные танцовщицы, которых он видел во Фракии во время набегов. «Свет танцующей луны» - почему-то пришло ему на ум и с этой мыслью он заснул, прислонившись головой к плечу княгини.

                4

Через год у князя Рогволода родился сын, которого по настоянию Святославы нарекли Богодаром (одарённый богами). Князь для вида посопротивлялся, но потом сказал, что второго сына он назовёт в честь своего соратника и друга, который его никогда не оставит и не предаст.
Так оно и случилось. Через полтора года княгиня родила второго мальчика и этого уже князь нарёк Горальдом ( в честь своего друга Харальда).
Когда старшему сыну Богодару исполнилось 8 лет, а младшему Горальду 6 лет, в семье князя Рогволода опять случилось прибавление.
На сей раз родилась девочка, которую назвали Рогнеда. Князя на то время не было в Полотеске, он с дружиной стоял под небольшим поселением Меньск на берегу Свислочи. Здешний люд забунтовал против власти полоцкого князя, а более того, что стали их притеснять дреговичи с юга, да доходили сюда разрозненные отряды с града Киева.
Князь побил пришлых людишек, кои посмеяли налететь на Меньск с юга, рассеял их посреди пустоши, а изловив главаря и отрубив ему голову, с сей головой въехал в Меньск и водрузил её на лобном месте. Простой люд воспел ему здравницу, а богатеи не посмели оскоромиться и також прославляли князя. Мол сберёг он землицу нашу неприкаянную, так пущай и по сей день будет беречи, а мы в сём подмогнём.
Воротился князь, в ставший ему уже родным град Полотекс, а там горе, горючее.
Никто не смог выйти ему на встречу, кроме Веденеи. Она поклонилась ему в пояс, но на колени не стала:
-Сохрани тебя Хорса, князь. Даруй тебе славу Перун, но от Мокоши тебе уж не уйти, всё на твоём челе писано. Нету с нами более княгинюшки твоей Святославы. Родила тебе дочь и отошла вчерась. Только, только в белое обрядили. Тебя ждали, что бы попрощаться…
Закусил Рогволод рукав у кафтана, а слёзы все ж прочеркнули почерневшие от солнца щёки. Ничего не сказал. Поднялся в горницу, где лежала его жена, на крытом полотенцами столе, вся в белом с тихим, умиротворённым ликом, словно заснувшая. Сутки просидел Рогволод у тела жены, не вставая. Никто не посмел его тревожить.
Потом поднялся и велел готовить ладью. Людишки княжеские уже давно соорудили краду – костёр из сухих липовых брёвен и хвороста, чтобы с почестью отправить княгиню к богу Сварге, но теперь перечить князю не стали.
Вечерело. Тело Святославы уложили на помост ко дну ладьи, подложив под низ брёвна и хворост, а вокруг блюда с едой, одежды, даже прялку поместили в ногах. Князь снял перстень со своей руки и одел на большой палец Святославы, клянясь, что больше не будет у него жены. Кликуши стали рыдать и голосить, но их никто не слушал, все смотрели на князя и его двух сыновей. Но вот ладью оттолкнули от берега, и тогда Рогволод дал лук с горящей стрелой старшему сыну Богодару. Тот выстрелил и стрела перелетев ладью, зашипев, погрузилась в реку. Пустил стрелу младший Горальд – стрела не долетела. Взял в руки лук Рогволод и послал стрелу, к качающейся на речных волнах ладье. Вспыхнул огонь, и тут же подхватила ладью речная волна и повлекла её на закат, к небу, внезапно окрасившемуся алым цветом среди тёмно-синих туч. Огонь разгорался всё больше, уже и самой ладьи не было видно. Люд на берегу шептал, что мол принял Сварог душу княгини в своё царство, вот мол какой огонь горит, не всяк и на берегу такой разведёт, а дым так тот и вовсе под небеса вьётся. Один лишь князь, да люди его дружины, просили Одина, бога всех богов, принять эту душу в свои объятья.
Долго стоял на берегу князь, глядя как теряется за поворотом реки, пылающая ладья, унося с собой его единственную, вечную любовь.
Целый месяц князь сидел в своём тереме, не появляясь никому на глаза. Веденея шипела на него и ругалась, но всё было бесполезно. Казалось, он сам хочет уйти из жизни и отправиться за своей молодой женой, но это было неправильно, даже по языческим законам. Рогволод похудел, щёки его опали. Ещё бы не пить и не есть целый месяц.
Как то ночью, проснувшись, прикорнув на лавке у стола, он встал и отправился вниз в светёлку, где спала его дочь. К ней сразу же взяли кормилицу из посада, а тётка Веденея не спускала с неё своих глаз.
Князь, скрипнув дверью вошёл в светёлку. Чуть треща горела лучина, а сквозь бычий пузырь светила полная луна. Рогволод подошёл к дочери, которая так и не спала, лежала на спине и смотрела своими глазёнками в потолок. Князь наклонился над ней, а она вдруг улыбнулась и ухватилась рукой за его бороду. Пришлось ему взять её на руки. В наивных, младенческих глазах, в сине-зелёной глубине, вдруг вспыхнул огонь полной луны и затрепетал, танцуя, словно в тот самый день. Князь зарыдал.
На следующий день Рогволод повелел, чтобы детская колыбель дочери отсель должна стоять в его ложнице. Веденея всплакнула чуду, но тут же потащила кровать наверх, в хоромы. Более князь с дочерью не разлучался, до самой своей смерти.
Рогнеда росла строптивой девчушкой. Нередко притоптывала ножкой, когда ей не давали чего она хотела, и правда отец никогда не запрещал ей ничего, а братья хоть и давали ей подзатыльник, когда она требовала недозволенного, на вроде как пострелять из лука, либо побиться на мечах, но никогда не выдавали её родителю, а она никогда ему не жаловалась, как бы больно ей не было. За то её и любили.
А уж Веденея и души в ней не чаяла. Князь о те времена брал земли для полоцкого княжества. Окромя Меньска ходил он и на Витебск с Усвячи, а тако ж на Лукомлю, Рша и Друтекс, да и подале к Киев-граду ко Борисову.
Задумал князь Рогволод весь путь по рекам от «варяг в греки» прибрать к себе, дабы другим неповадно было. Сиди себе, княжь, а денежки то сыпятся в кошель, дармовые!
А Рогнеда тем временем произрастала. Ей уже годков до восьми, пора и наукам кой-каким прознаться. Хорошо, что в граде объявился пришлый грек Феофан, а то пришлось бы родителю, чаду учителей иншоземных выписывать, а то более, в другие страны на учение её отправлять. Только на то вряд ли князь согласился бы. Теперь он без дочери и дня прожить не мог, коль не увидит её, или не поговорит.
Вот и выучил её тот Феофан многим языкам: и латыни, и греческому и многим другим, а тако ж обучил географии о разных странах, о звёздах и их времени на небе, о солнце и луне, как они влияют на судьбы человечьи, а ещё много рассказов про то, что видел сам и про то, что слышал от других.
Так к осьмнадцати лет стала княгиньюшка весьма образованной девицей, не чета другим. Помогала батюшке в чём только могла, а он нарадоваться ею не мог.
В 977 году большая смута по земле русской пошла. После гибели князя Святославича и по его завещанию разделили его удел сыновья. Ярополку досталось княжение в Киеве, Владимиру в Новом-Граде, а Олегу суждено было стать князем древлянским. В этом же году и пришлось схватиться двум дружинам Олега, да Ярополка под Обручем. В том поединке разбили войско Олега на голову киевские полки, а сам он убегая в Обруч, был раздавлен в крепостном рву. Скорбел о той погибели брата, Ярополк, не желал он ему погибели. А вот Владимир бежал из Новгорода, убоявшись, что и его может постигнуть судьба Олега. Только Ярополк не желал с ним воевать, и зря Владимир целый год пробыл у скандинавов, а потом ещё привёл с собой целую армию варягов. Теперь Ярополка он не боялся. Но ведь варягам платить надо было за их службу, а люд новгородский деньги считать умел и на прихоти князя тратить не собирался. Легче было прогнать его взашей, да другого на княжение позвать, а вот хоть Рогволода полоцкого. Такие слухи витали в северных землях у Ильмень-моря.
Как-то на заутрене протрубили рога близ града –детинца Полотекс. Князь велел воеводе Ратмиру разузнать в чём дело. Скоро вернулся тот и доложил:
-Послы от князя Ярополка киевского. Да не только послы, а можно сказать сваты прибыли…намекнули.
-Что ж, зови их, Ратмир! Князь киевский знатный зять, да Рогнеду кликни, это и её касается.
В гридницу поднялось человек десять, все в праздничных одеждах.
-Садитесь гости киевские! – приветствовал их Рогволод. – Здрав ли князь ваш, Ярополк, сопутствует ли ему удача в делах дневных и воинских?
-Слав и ты буде, князь полоцкий! – встал с лавки седой старик и поклонился в пояс. – В Киев-граде всё добра, да и князь наш здрав. Шлёт тебе гостинцы и сию грамоту, а остальное велел нам на словах передать…
Старец хлопнул в ладоши и в гридницу стали заносить сундуки, да короба. Рогнеда, сидевшая рядом с отцом, только шею вытягивала, но встать не посмела. Не так была научена. А послы всё с неё глаз не сводили. Краса! Только посмеивались в усы, да переглядывались меж собой, ай да княгиньюшка будет в Киеве, не кому не чета, только б дело сладилось.
Поначалу, как и водится завели разговор о погоде, об урожае, потом о делах иншоземных…
Рогволод уже давно, до князя киевского встречался с послами иных земель, не обходили они стороной полоцкое княжество, понимали сколь выгодное положение занимают сеи земли. Не доезжая до Киева побывали здесь и люди германского императора Оттона II, а также нунций от папы римского. Все они беседовали с Рогволодом и предлагали свои услуги, да призывали к своей вере, но не прост был князь. С чем-то соглашался, на другое говорил уклончиво, а на третье и вовсе мог промолчать. Так и уезжали послы ни с чем, не поняв толи будет их союз, толи не возникнет никогда. Ах, не прост был Рогволод!
Так и говорили сейчас с ним о делах первостепенных киевские бояре. Этот союз был выгоден князю, но ещё более выгоден был брачный союз, объединявший оба княжества. Это уже была бы сила, которую трудно было сокрушить в одночасье.
Наконец послы заговорили словно сваты!
-Есть у тебя князь куличек, а у нас охотник…
Тут уж все дела стали ясны. Прикатили бочку мёда, да на стол выставили лебедей и другого кушанья, чтобы у сватов язык не шкрябал, а лоснился от жира да сладостей. Поднесли княгинюшке Рогнеде парсуну, писанную с князя Ярополка. Та только взглянула, да отцу кивнула, мол приглянулся ей киевский князь. Вот то радость прошла и меж Рогволода, а тако ж и меж сватов киевских. На радостях все и перепились в сей день, а гонца князь немедля послал в Киев-град, дабы знал Ярополк, что сватовство его прошло успешно.
Вот только неугомонен был Владимир Святославович, не возжелал он связи брата своего Ярополка с полоцкой княжной и послал своих сватов в град Полотекс. Более чёрных людей не знали ещё на Руси. Как князь Владимир, да его дядька Добрыня. Злодей ещё тот! Говорят с него писан богатырь Добрыня Никитич, а я так думаю грехи свои он тем замаливал, прокляли его все на этом свете, да позабыли. Иуда земли русской!
Не успели отъехать послы земли киевской, как вновь затрубили рога у ворот града Полотекс. То пожаловали сваты новгородские. Рогволоду это уже было не в честь. А принимать должно! Сам Добрыня, воевода светлого князя Владимира Святославича, пожаловал с новгородской знатью.
Рогволод встретил их приветливо. Не гнать же сватов вон! Да только всё уже было сговорено с Киевом, это не чета какому-то там Новгороду, да и лицо своё терять князю не пристало. Добрыня видать знал о послах киевских, а потому сразу завёл речь:
-Ты не чурайся, племяша моего, князя Владимира, он ещё сядет на киевский стол. Ярополк и не князь вовсе…так одна видимость!
Рогволод охолонил его взглядом.
-А не ты ли, со своим князьком, бегал от него за море, у моих братьёв цельный годок отсиживался, да от страху, чуть в порты не напустил?
Добрыня губу закусил, но промолчал. А Рогволод продолжал, не глядя на него вовсе.
-Не я то решаю. Сама девица пусть скажет.
-У тебя князь, такие дела девка решает, - усмехнулся Добрыня.
-Это у твоей жонки, девки по лавкам, сопли размазуют, - проскрипел Рогволод, - а у меня дочь, полоцкая княгиня Рогнеда! Как скажет так и будет! Позовите Рогнеду!
Когда пришла Рогнеда Рогволод ей сказал:
-Вот прислал новгородский князь Владимир, сватов. Что скажешь?
Рогнеда ни минуты не колеблясь заговорила:
-Не желаю сына рабыни разувать! А кроме того я ведь, отец, уже просватана за Ярополка. Его и хочу в мужья, а более никого. Дай послам мёду на долгую дорогу.
Долго ещё над рекой стоял густой туман и солнце садилось в тучи, окрашивая край неба в багровые тона. Люди говорили, пришла беда на наши берега, толи князь окаянный, толи дочь его ведьма. Да только недолго жить нам здесь придётся, изведут нас всех. Словно накаркали! К чему теперь эти страхи. И дым над водой тлел не стихая, и тишь повисла над градом Полотекс, да и от града более ничего не осталось, одна видимость, да головешки. Но сколь не губи полочан, всё ж живы будут. Нет в мире той силы, которая сломит души сии. Коль уж любить так за красу, коль помирать, так за правду.

                5

Рогнеда лежала на полатях в новом, едва срубленном тереме, в городке Изяславль, названный так в честь её сына, который и остался при ней. Шёл 1000 год от рождества Христова. Нездоровилось княгине, ныло у неё в груди и сердце трепетало. Хоть годков было ей немного, но всякого пришлось повидать на своём пути. Вот и теперь вспоминала она, с чего накатились на неё эти проклятья. Закрыла устало глаза, а всё возникло, как наяву.
В тот проклятый 978 год, подступил к граду Полотексу князь новгородский Владимир Святославович с дружиной из варягов, чудей, кривичей, да новгородцев. А кому не хочется пограбить богатый град? Да всем!
Князь Рогволод перечить не стал, вышел со своею дружиной в поле, да принял сечу. Только видно не судьба ему была. Врагов было поболее, да и ярились они, как волки шелудивые. У князя дружина не для набегов, для обороны и все юнцы. Полегли на поле викинги, из тех, что пришли с ним, а другие напужавшись бежали. Вот и пришлось князю укрыться в граде. А ворог сперва пожёг посад, да Заполотье, а потом подступил к осаде самого детинца. Недолго это длилось, словно вешние воды смели вороги стены и захватили всех.
Тут уж потешился Добрыня. Не простил свою обиду.
-Ты уж племянничек потешься, пред князем с его княгиньюшкой, пущай поглядит родитель, чего своей дщери накаркал!
Какой же он после этого князь, возведённый в лик святых – нехристь и насильник! Его не прославлять, его гнобить надо, чтобы и памяти о нём в веках не осталось!
Вздыхала Рогнеда, как горело её родовое гнездо. Владимир подошёл к ней и заглянул в глаза:
-Буду звать тебя Горислава!
-Зови, как хочешь! Только смерти отца и братьев тебе не прощу! Ты тако ж смертен, а умрёшь смертью горькую, неминучую…
Толкнул Владимир Рогнеду на воз, но сказать ничего не посмел.
Всё было смутно в её голове, как ехала в Киев, как и где жила. Только потом узнала, что жених её наречённый Ярополк бежал из Киева, подговоренный воеводою Блудом. Был он в городе Родень, что на реке Рось, а потом пришёл к брату Владимиру на разговоры, да подняли его варяги на мечи.
Cтрашнее этой нечисти, пожалуй на Руси был только Святополк Окаянный, который убил двух своих братьев Бориса и Глеба. Более никого не припомню. Каким извращенцем был князь Владимир нам ведомо, но всё ж залез на киевский стол и стал править. Шесть жён имел, а чего их не иметь, язычник хренов!
Только вот Рогнеда не была такова. Своевольничала. Вот и отправил её князь на житие в деревеньку Предславино, что находится близ Киева на реке Лыбеди.
Там и обитала она со своим сыном Изяславом, пока наконец не вздумал пожаловать к ней князь Владимир. Тошно было ему с другими жёнами, подвластны, покорны…а не то!
Стал на колени и расплакался:
-Прости меня, Гореслава!
-Не так меня зовут…
-А я и звать не буду.
-Не боишься! Ведь убить могу!
-И пусть…
-Я ведь не люба твоя!
-И не надо. Будь со мной, а я постараюсь…прощаешь?
-Не знаю.
-Забудь. Прижмись к груди…
-Всё равно…
-Ладно!
Тогда и потекли года. Странно, что не любя мужа она прожила с ним наверное более пяти лет. Это видно по тому, как рождались у неё дети.
Сначала Ярослав Владимирович, прозванный в последствии Мудрым, Великий князь киевский, потом Всеволод, будущий князь владимирский, Предслава стала женой польского короля Болеслава Храброго, Премислава супруга и герцогиня Венгрии, повелителя Ласло Лысого, а Мстислава была одно время наложницей польского короля Болеслава I Храброго, потом сведения о ней теряются.
Летописцы очень весело придумали сказочку о покушении Рогнеды на князя Владимира, после того, как она родила ему столько детей. Кто ж в это поверит?! Да никто! Да она была своенравна, властолюбива, но воткнуть кинжал в мужа своих детей?! Это святотатство!
Тяготило её конечно смерть отца и любимых братьев, такое не всегда можно простить. Вот и пришла она к Владимиру, не кланяясь и заявила:
-Хочу жить на своих исконных землях, что отец мой воевал!
Ничего не ответил князь. Пошёл к боярам. Встал старшой и так сказал:
-Не гневи никого князь! Немало мы набедокурили в полоцком княжестве, до сих пор горит эта земля славянская. Пора её ослобонить. Отпусти свою жену Гориславу на её родимые земли, построй ей град, да назови его своим первенцем. Почёт да слава будет тебе.
-Ладно, бояре! – молвил Владимир. – Как приказали, так тому и быть.
Более никого не пустил он в земли полоцкие, только сына Изяслава. А потом уехал в Византию, принял там в 988 году крещение и взял за собой царевну Анну. А воротясь назад послал письмо Рогнеде: «Нет мол у меня более жён, акромя одной, венчаной по-христиански, а ты можешь выбрать себе мужа серёд моих бояр, какого пожелаешь!».
Зло ответила Рогнеда: « Коль уж ты окрестился, то и я могу  стать ближе к господу, ежели пожелаю. Но не тебе мне теперь указ чинить!».
На сём и разошлись их пути-дороги.
Княжий сын Изяслав, только приехал от града Полотекс, где он решил отстроить город и вернуться на родину своих предков. Прежде всего, он перенёс детинец на более высокое место, в устье реки Полота и сразу стал укреплять стены града. Более полугода провёл он там и вот наконец прибыл к матери, видя как идёт строительство, как собирается народ из близлежащих селений, как собираются жить люди на том месте.
Приехав, он бросился к ногам матери, и прижался к ним:
-Матулечка, я возвратился…
-Рада я…- прошептала Рогнеда. – Уж думала не застану!
-Что ты! Я летел аки ветер. Кожен миг считал…
-Хорошо! Не гоношись родимый, мы с тобой ещё поговорим…
-Конечно, родная! Я больше тебя не оставлю…никогда!
-Не говори так, сын! Тебя ждут большие дела, я ведаю!
-Нет, матулечка, я более тебя не оставлю!
-Не тронь моё сердце, не тревожь…Я своё уже отжила, мой отец и твой дед уже давно меня заждался…
-Не говори так, не надо! Прошу тебя…
-Что вещать попусту, на всё воля богов. Ты должен занять полоцкий стол и править там. То будет лучшее, о чём я прознаю. Сделай так, как говорю. Сыны твои Всеслав и Брячислав, слава богу произрастают, да и жена тебе под стать…всё сбудется. А меня схорони тихо, близ деревеньки Черница, помнишь там ещё две берёзки стоят на холме, вот там и хочу упокоиться…
-Матуленька, что ты говоришь!
-Не плачь, сынуля, понапрасну! Это хорошо, когда дети хоронят родителей, плохо, как пришлось мне, хоронить своих братьев и отца, да и могилы я их не знаю…
Рогнеда замолчала. Взяла двумя руками сына за голову и поцеловала в лоб. Более она не сказала ни слова. Только лежала и смотрела в потолок. Не ела и не пила.
Так и пролетали перед её глазами годы прожитые в радости, и годы прожитые в тревоги  и тоске. Не знала она, каких сыновей и дочерей  земли русской родила на свет и чем прославят её потомки.
Изяслав каждый день, по нескольку раз поднимался в терем к матери, но более она не сказала ни слова.
Только днесь, пришёл он к ней ввечеру, а она уже отходила. Стало белым лицо, смертный пот покрыл лоб. Зарыдал Изяслав, но отважился посмотреть в зелёные глаза матери. А в них плясал свет танцующей луны. Потом зрачки заволокло поволокой, и луна остановилась.
Зашла жизнь этой великой женщины.
Но если когда-нибудь, вы увидите в женских, зелёных глазах свет танцующей луны – знайте, княгиня Рогнеда вернулась на нашу родную землю!


                Конец

                г.Полоцк, 2016 год.