Она в банкротство- там, обулась!

Любил за чистоту и свежесть.
Пока Любовь- один- Наум.
Не научил хитрить- сквозь, шум.
И выгоду- как травы, резать.

Блаженный мой дружок сказал;
-"Концы теперь руби скорее.
  Она давно в руках еврея.
  Её зовёт другой вокзал.

Она  тебе же не жена.
И перходит словно знамя.
От выгоды в иное пламя.
Богатствами развращена."

Её взметнулся самолёт.
Но через год она вернулась.
Она в банкротство там обулась.
Никто -и за муж- не берёт.

Осталась будка у неё.
В садах заброщенных почти что.
И растолстела так уж вышло.
И астма знать себя, даёт!

Зато у плача у стены.
Она бывала я то знаю.
А я туда и не летаю.
У храмов мы стоять должны.

Наум же пенсионный фонд.
Открыл свой частный и жирует.
Умерших много не ворует.
Всё в накопления идёт.

Так свежесть быстро отцвела.
И так корысть её увяла.
Три сотки в далях от вокзала.
Вот всё что взять она смогла.


Любил за чистоту и свежесть.
Пока Любовь- один- Наум.
Не научил хитрить- сквозь, шум.
И выгоду- как травы, резать.