Солнце, Марс и Доброта

На фото: таежные дали

От Источника до Источника. Ч.7   

Беда бывалых людей.
 Говорят, по лесу бес водит. Что под этим можно понять? Вполне возможно, энергетика местности, сбивающая у человека осознание сторон света. Вполне возможно,  складки местности, которые могут увести в сторону даже при ясной погоде. Вполне возможно, что меняются ориентиры. Матонин всегда говорил, что места зарастают, поэтому он их не узнает. Разумеется, вырубки зарастают быстро – таковы ощущения, когда редко бываешь в данном месте. Да и зарастают обычно быстрорастущими кустарниками и березняком. Но чаще это – самонадеянность человека, не умеющего сомневаться. Со времени тех событий прошло восемь с лишним лет. Теперь понимаю, что бес сидит в людях, он управляет ими. Бес – это характер человека. Любимая шутка сына была: «Кто сказал бес?». Не знаю, откуда он это взял. Просто шутка. Их у него было много. В эти места мы еще сходим с Матониным не раз. Замечательные места. В целом, местность называется Олхинский треугольник. С одной стороны, она ограничена Транссибирской железной дорогой - участком Иркутск-Слюдянка; основание треугольника – Кругобайкальская железная дорога, которая как аппендикс Транссиба, обрывается в месте исхода Ангары; с другой стороны – берег Иркутского водохранилища. Вершина треугольника – Иркутск. Здесь не только изобилие лекарственных трав, грибов и ягод, но и много красивых мест. Школьники обязательно посетят скальники, самый посещаемый из которых – Витязь, нависающий над рекой Олха. Он удобен тем, что пять километров от остановочного пункта Орленок можно пройти по дороге или напрямую по тропе. Интересны и названия скальников: Зеркала, Старуха, где я бывал. Есть с такими названиями: Старая крепость, Старуха Изергиль, Ворона, Фараон, Клеопатра. На картах скальники обозначаются как останцы.

Однажды, когда коллективный поход (с подполковником) стал забываться, мы возвращались с Матониным от его балагана на хребет – тем путём, который я нарисовал на схеме, и который мы многократно проходили. Небо было закрыто сплошной пеленой. Местность была настолько изучена, что, казалось, никаких ориентиров и видеть не надо. Кстати, можно было пройти по тропке, ведущей к тому же переходу через речку. Но Матонин упорно не хотел по ней идти, хотя логики в таком поведении нет, так как любая тропка ведет к ближайшему выходу. Это – закон.  Нужно было пройти от тропки двести-триста метров. Мы шли только по хребту. С этим условием я ходил с Матониным, чтобы исключить его рысканья. Хребет с места не свернешь. Мы повернули влево с тропы в обычном месте, пошли перпендикулярно – как всегда.  Но солнца не было, не было тени, как ориентира движения. Матонин сваливал от меня куда-то вправо от направления к хребту. Зная его своенравный характер, я сказал:
- Володя, давай будем пересвистываться – на всякий случай.
Матонин фыркнул:
 - Вот еще! Идем же, чего свистеть.

Ладно, я двинул прямо, как и шел, надеясь, что он идет параллельно. Так как он уже отклонился вправо, то я решил слегка скорректировать движение влево. Минут через пять решил его свистнуть – свисток у меня всегда был с собой, висел на шее. За свою жизнь я так и не научился свистеть с пальцем. На звук свистка Матонин откликался редко, считая, видимо, каким-то позором для себя. Но сейчас я не только свистнул, но и окрикнул по имени. В ответ была тишина. Прошел дальше. Затем понял, что попал в точку, где ни разу не бывал. Ориентиров вокруг не было, небо было все так же закрыто сплошной пеленой.
Пришлось применить метод выхода из неизвестной точки. Сделал несколько веерных выходов. Запоминаешь место, идешь прямо метров пятьдесят, возвращаешься. Повторяешь так четыре раза. В каждой равноудаленной точке осматриваешься. Ведь прошло немного времени – далеко не мог уйти. Самое смешное в том, что заблудиться здесь было нельзя: прямо – хребет, слева – склон и справа – хребет со склонами. Но я нигде не спускался. Вот это и удивляло. Ничего знакомого. Зато обнаружился хороший взгорок. Решил  позвонить сестре в Волгоград. Связь на высоком месте была. Таня, как только узнала мое положение, выяснила номер МЧС в Иркутске, передала, чтобы позвонил. В МЧС, разумеется, звонить не стал. Сверху заметил хребет, похожий на выход к переправе. Перешел туда через лощину. Да, вид похож, только много поваленных сосен, такого не видел.

Спустился пониже. В низине виднелось русло речки, следовательно, это была Олха. Уже хорошо. Только надо понять, с какой стороны нахожусь – выше или ниже нужного места. На той стороне поймы Олхи заметил сидящего на валежине медведя. Был сентябрь, первая половина. От медведя шел свет, струился в пространство, он светился, как маленькое солнышко, хотя и темное. На небе была толстая пелена, сквозь которую не могло пробиться солнце. Медвежий свет не был отблеском солнца. Это был лоск, мех лоснился от упитанности, можно сказать, жир вытекал из меха. Так мне потом объясняли местные жители. Я был выше уровня медведя, поэтому он не обращал внимания. Он сидел так же, как на обложке конфеты «Мишка на Севере». Вновь поднялся по этому склону. Теперь, надев очки, поглядел на мишку. Он сиял, как солнышко. Прозвучал мобильник – пришло сообщение от сестры. Нашла молитву для выхода из трудного положения. Решил, в виде эксперимента, выходить, читая молитву. Расслабившись, полузакрыв глаза, делал шаг, потом, не торопясь, следующий. Вышел в низину. Прошел вдоль.

Вдруг ёкнуло сердце: что-то знакомое. Прошел дальше. Вот же она – наша тропка к переходу через ручей. Что же случилось? Без ориентиров фактически развернулся, прошел над склоном назад и оказался от тропки в обратном направлении метрах  в трехстах. По тропке редко ходят – проскочил. Совсем немного пройти и – картина видна совсем иная.
Свистнул Матонина у спуска от хребта. В ответ – тишина. Пришлось выходить одному. Решил, что он вышел. Но на платформе Источника Матонина не было. Опросил людей. Никто не видел, хотя все сочувствовали. На звонки мои он не откликался. Потом оказалось, что заплутал и опоздал даже на вторую электричку. Он заблудился конкретно: ушел за свой балаган, где встретился со знакомыми парнями, основавшими это место (и балаган тоже). Они подсказали, как выходить. Вот что такое повышенная самооценка. Пришлось ему ехать в Слюдянку, благо была позже электричка в сторону Байкала, переночевать на вокзале в комнате для пассажиров, чтобы утром отправиться в обратный путь – сразу на работу. Ночевать на Источнике негде, если нет палатки. В единственном двухквартирном доме живут люди, но не проситься же к ним на постой.

Беда бывалых людей – Матонина и Александра - в том, что они ни разу не удосужились остановиться и осмотреться, найти весомые ориентиры, которые невозможно потерять и забыть. Зная ориентиры, никогда не обманешься, даже при отсутствии пространственного воображения. Почему мы с Анатолием увидели надежный ориентир, а они ни разу за десятки лет не обратили на него внимания? Ведь оба – взрослые люди, мужики, многие годы бывали здесь. В первый поход Матонин рассказывал, как водил сюда свою дочь. Она уже никуда не шла, села и плакала. Он воспитывал ее характер. Говорил ей, что осталось сто метров – надо идти. Теперь-то знаю, что у него сто метров могут оказаться километром, а в тайге, да без тропки, по ямам, буреломам, по утопающему мху да еще теряя надежду выбраться, идти очень сложно. Я пошел за Александром с познавательной целью, согласовав это с Анатолием. Ему тоже важна была истина. Истину мы нашли. Местность фактически изучили. Это стоило нам лишних усилий, потери времени, но каждый из нас приобрел нечто более важное. Дело даже не в знании этой местности. Скажу о себе. Во-первых, я нашел надежного человека, а такие - как показывает реальная жизнь - редкость. Правда, потерял ненадежного. Во-вторых, я понял, что в трудную минуту, когда помощи ждать неоткуда, нельзя терять надежду. Если ты – человек праведный, достойный, а значит, имеющий ангелов-хранителей, то обязательно случится то, что называют божьей помощью. Это из категории непознанного, но это случается, не зря много людей в это верит.

Говоря о Матонине, не могу сказать, что это – ограниченный человек. Он – хороший специалист, разбирается в приборах, постоянно имеет дело с электричеством, знает понятие безопасность, но полное отсутствие логики меня поразило. Вполне возможно, он решил, что Александр отдыхал, а мы гуляли вдоль речки. Но почему, в таком случае, он не подошел? В электричке он скажет, что торопился, но ведь знал, что и мы шли на эту же электричку, его же напарнику и соседу – Анатолию - нужно было попасть вовремя. Разбирать конкретные двигатели его мыслей и эмоций нет смысла. Думаю, любой человек в этой ситуации подошел бы поближе и крикнул бы голосом. Он свистел, что было нам непонятно – мы не знали, кто свистит. Такое поведение можно назвать странным. Бросать людей в лесу – это ненормально.

Какой-нибудь критик заметит обязательно, что это не рассказ, не повесть, а растекание мыслью по древу. Критики любят упоминать словечки из литературных источников, что говорит об их осведомленности и подкованности. То, что я написал, не годится для критиков. Это написано для людей, интересующихся понятиями: дружба, верность, долг. У нас, если есть долг, то – перед родиной или перед родителями. Я говорю о другом долге: если ты идешь с кем-то в горы, то ты уже должен. Перечислять? Тот, кто ходит в горы, знает, что он должен быть рядом с товарищем в трудной ситуации, хотя каждый, понятно, самостоятелен. Но горы есть горы. В понятие «горы» я вкладываю все экстремальное, что у нас есть в жизни. Авария на дороге, поход в лес, на рыбалку. Даже если посторонний человек страдает или гибнет, надо помогать. Это и есть проявление человечности. Если вы помогали однажды в подобной ситуации, товарищу ли, незнакомцу ли, неважно, то о вас я могу отозваться, вы – человек. Тот, кто находится рядом и делает вид, что не понимает, не видит ваши страдания, затем уходит, бросая вас на произвол судьбы, это – животное. Животное в образе человека. Животное думает только о себе, оно руководствуется инстинктами. Их много рядом, таких животных по образу и подобию нашему, думающих о своем теле, о халяве, о домашнем уюте, но я уверен, что людей больше, надеюсь, что гораздо больше. Разумеется, те, кто любит домашний уют, не любит экстрим, это нормальные люди. Говорю только о тех, кто в пути, вдалеке от жилья, при малейшей трудности может бросить товарища.

В Матонине я разобрался не сразу, но стало ясно, что он искренне заблуждался, что он страдает забывчивостью – качества, которые можно отнести к странностям характера; что зарастает с годами тайга – это тоже верно; то же самое с Александром. Но мы с Баскаковым дождались Александра. Матонин, вышедший позже к переходу через Олху, увидел нас. Мы были рядом с тропой. Он свистел с островка, где переход, но не подошел и не объяснил, где тропа. Матонин вновь нас не понял, так как видел, что мы гуляем, находясь рядом с тропой. Потом он говорил, что удивлялся: мол, что они там гуляют, хотя надо идти на выход. Но ждать-то он не стал, хотя знал, что Александр тихо идет. Мы сами этого не видели, мы еще до тропы не дошли – искали ее. На самом деле и мне не надо было их ждать, а идти до перехода. Тогда бы я встретился с Матониным и ускорил выход группы. Но у меня была обуза: Рома. Его-то я никак не мог бросить.

Дойдя до пригорка, где - по рассказу Матонина – медведь свежевал лося, я сел на землю и стянул с плеч лямки рюкзака. Следом подошли Анатолий и Рома. Подполковник согласился пару минут отдохнуть. Я побежал вниз, к болоту. Мы уже останавливались здесь с Матониным, поэтому место было знакомо. На кочках алели бусинки клюквы. Забросив в рот несколько штук, отошел в сторону от ягодного места. Из кишечника струей выливалась вода, тянущаяся боль в области заднего прохода сигнализировала о необходимости экстренной помощи. С собой был только чай из трав. Обезвоживание продолжалось, но слабости или других негативных симптомов не ощущалось. Мы продолжили путь. Тропа шла вдоль болота, виляя и врезавшись глубоко в почву. С грузом за спиной приходилось прикладывать больше усилий, чтобы обходить неудобные места - лужи и толстые корневища, на которые было нежелательно наступать, чтобы не скользнула нога. Вот прошли пять огромных муравейников, здесь тропа поднялась в горку. Три муравейника выстроились прямо на тропке. Обычно я ложу на вершину главного муравейника несколько спелых ягод, как дар. Впоследствии это перешло в традицию. В ладони было несколько брусничек, сорванных с нависших у тропы веточек. Положив ягодки и заметив, как муравьи стали суетиться вокруг них, попытался догнать подполковника. Создалось впечатление, что они с Ромой ускорили ход. Пришлось делать перебежки. На мой вопрос, не пора ли перекурить, Анатолий ответил коротко:
- Рано!

Крылатая фраза об отдыхе.
Понятно, что подполковник боялся опоздать на электричку. Выбрав удобный момент, я обогнал его по параллельной тропке – не люблю идти в хвосте процессии, тем более, они были ведомыми. Тропку знал только я. Минут пятнадцать я шел в быстром темпе, пока не понял, что дальше идти не смогу. Сильная боль в правой области живота и внезапная слабость, как приступ, встали на пути. Отдых был необходим. Снять рюкзак я не мог, поэтому, присев, повалился спиной в глубокий мох. На склоне получилось, как кресло. Подполковник остановился передо мной, но услышав, что дальше не могу идти без отдыха, повторил фразу, что ему необходимо идти, чтобы не опоздать. Он пошел дальше. Следом за ним появился Рома и остановился в нерешительности. Ему я сказал такую фразу: «Я дальше не смогу идти, Рома, совсем плохо, не знаю, дойду ли вообще». Секунд десять Рома постоял возле меня, затем сказал незабываемую фразу: «Я не могу долго отдыхать».

Мне тогда было не до оценки слов. Рома сказал эту фразу, взглянув мне в глаза, этот взгляд мне запомнился. Это был прямой взгляд. Вообще оценивать мимику не в моих правилах, я сужу о людях по их поступкам. А вот сын Ванёк любил оценивать людей по цвету глаз, по состоянию ладони, по типу улыбки. Жизнь показала, что увлечение подобными методами может привести к неправильной оценке. Легко ошибиться. Человек – это его поступки. Не слова, не ухмылки, не кивки, не мимика, не клятвы-обещания, не угрозы – только поступки. Иногда слова бывают больше, чем поступок. Иногда слово становится поступком, потому что слово тоже несет в себе как добро, так и зло. В слове таится опасность, но все же последнее действие - материальное. И Рома сделал этот шаг, доказавший, что слово его и поступок равноценны. Он повернулся и пошел дальше по тропе. До описанного момента этот человек был моим родственником, племянником, сыном старшего брата. Теперь надежды на помощь не оставалось. Помощь в такой момент достаточна уже в одном – не бросать человека, побыть с ним, помочь психологически, если у самого руки и спина заняты. Ванёк поступил бы с любым человеком, не только с родственником, однозначно – остался бы рядом и решал проблему на месте. Скорее всего, переносил бы поочередно свои и чужие вещи по направлению движения. Но такие люди не живут долго.

Шли минуты одиночества. Теперь помощи ждать было неоткуда. Я продолжал молиться. Молитва оптимизирует организм, расслабляет гладкую мускулатуру. Для меня это было важно, чтобы снять болевой синдром. Молитва проста: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как и на небе; хлеб твой насущный дай нам днесь, и прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь!». Я заметил, что при мысленном даже произнесении молитвы идет облегчение в сложившейся ситуации. Здесь не обязательно именно верить, можно носить молитву с собой, как амулет, и использовать при необходимости. Можно придумать свою молитву, допустим, ангелу-хранителю, можно просто обращаться к себе. Это называют настрой. Особенно хороша молитва при негативном воздействии извне, но в данном случае нужна была помощь организму, страдающему от неизвестной болезни. В дальнейшем я определил с помощью справочников, что у меня были симптомы острого колита.

Я утопал во мху, не в силах подняться, и просто молился, чтобы стало легче: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как и на небе. Хлеб твой насущный дай нам днесь…». Через пять минут что-то изменилось. Вначале ко мне подбежала крупная собака. Она встала рядом, слегка помахивая хвостом, и поглядела мне в глаза. Потом прилегла так, что я мог до нее дотронуться рукой. Я только спросил: «Ты откуда?». Она мне помахала хвостом, словно извиняясь, что не может говорить. Через минуту появился мужчина с круглым лицом, на котором сияла улыбка. Он не переставал улыбаться до последней минуты. Так изображают солнце в русских сказках. Еще через минуту появился мужчина с ружьем за плечами, в маскировочной форме. Они поняли по моим ответам, что я нуждаюсь в помощи, и чего-то ждали. Через какое-то время появилась молодая женщина. Чистое лицо ее излучало доброту и милосердие. Она уточнила, чем я страдаю. Тут же достала небольшие таблетки. Сказала одну выпить сразу. Другую дала с собой – выпить, если через час не будет улучшения. Дала запить воды. Дала сухарей. Подала целую упаковку, я отказывался, заставила взять два сухаря. Мы беседовали минут пять. Женщина сказала название таблеток: лоперамид. Собака продолжала лежать возле моих ног. Наконец мужчины что-то негромко сказали женщине. Она извинилась, сказав, что им нужно успеть на электричку. Собака встала, поглядывая на хозяев.

- Вы сможете идти? – спросила женщина.
Мне реально стало легче. Дело было не в таблетке. Таблетка явно не успела бы действовать.
- Да, смогу, - ответил я. Я не мог сказать иначе. Во взрослой жизни у меня почти не было такой ситуации: я – беспомощный, и мне помогают. Один раз, лет двадцать назад, в Аршане, просто отлежался в палатке сутки, а потом всей семьёй- с двумя маленькими детьми - пошли в горы. Был случай, когда «Скорая» увезла в больницу с приступом люмбаго – перегрузил поясницу. Дома, понятно, всегда была забота мамы, даже когда уже вырос и работал. Когда появилась семья, то забота была от мамы и сестер, потому что в своей семье только я заботился о других. Ответной заботы не было. От детей еще рано было этого ждать. Жене было все равно, что происходит со мной – ни разу чашку чая не подала. Поэтому, видно, и легче стало от материнского тепла, идущего от неизвестной женщины в новом маскировочном костюме. Меня не оставили, и помощь, казалось, пришла сверху. У меня было ощущение, что на помощь пришли Солнце (свет надежды), Марс (защита) и Милосердие (лечение и сочувствие), прислав себя в образе людей. Милосердие или Доброта – такой планеты нет, а жаль.

Группа двинулась, пожелав мне здоровья. Собака, оглянувшись на меня, помчалась вперед них. Они шли на ту же электричку, что и другие, но не оставили меня без помощи. Я сумел встать с тяжелым рюкзаком и, не торопясь, пошел за ними. Метров через двести-триста я услышал голоса. Выйдя на лужайку, увидел ожидавших меня спасителей. Они спросили: все ли нормально? Убедившись, что могу двигаться, троица быстро направилась в путь. Больше я их не видел. Никогда. Пытался узнавать у разных людей. Кто-то говорил, что в нашем городе живет бывший егерь Сергей, он подходил под описание. Но, к сожалению, встретиться ни с кем не удалось.

Однажды Матонин встречал в этих местах людей, отравившихся грибами. Один был ещё живой, он и поведал, что поели грибов. Второй уже не шевелился.  Мне тоже было очень плохо, не мог идти от боли в животе, локализованной в точке аппендикса, с правой стороны. Сейчас думаю, это были колики в желчном пузыре. Кроме этого, у меня была слабость и обезвоживание организма. Видно, я заработал себе катар желудка, старое название колита – выпив холодной воды. Но, разгоряченный, не сразу разобрался в причине. Идти оставалось 7-8 километров. Следующая электричка была в девять часов. Рома это прекрасно знал, тем не менее, покинул меня, не интересуясь, смогу ли я дойти или нет, ему это было безразлично. Когда я сказал, что не знаю, смогу ли дальше идти, племянник ответил: «Я не могу долго отдыхать». Эта фраза жила во мне всю дорогу. Фраза племянника для меня стала такой же крылатой, как известная фраза: «Караул устал», когда коммунисты разгоняли Учредительное собрание. Затем родной человек  молча удалился, пройдя мимо меня. Его я увидел в пути еще раз, когда он стоял на развилке троп, не зная, куда идти. Увидев, что я повернул в его сторону, он выдал себя, сказав: «Тут тропа разошлась». Ему нужна была моя помощь! Я-то знал, что здесь путаница с тропками. Узнав направление пути, он исчез впереди. До железной дороги было еще километров пять. Тропа лесная, извилистая, неровная, с неудобными подъемами и спусками, переходами через болотистость. Но тяжесть дороги стала понятна мне только на обратном пути, когда сил идти не было.

В дороге я еще два раза отдыхал. Силы исчезли, когда надо было спуститься с последней горы. Пришлось с резкой болью упасть на обочину – здесь тропа перешла в дорогу. Спуск с четверть километра заканчивался у железнодорожной линии, потом оставалось пройти метров сорок до посадочной платформы. Ноги не двигались. Я думал: «Мне Бог помогал в дороге и, если это так, то он поможет мне до конца». Звуки, доносящиеся с железной дороги, были хорошо слышны. Заходящее солнце еще чуть грело. Вот прошла электричка. Было семь часов. Я не знал, во сколько конкретно она подойдет. Я думал, что ровно в семь. Только звуки - деревья заслоняли вид поездов. Я безразлично думал: «Значит, опоздал». И вот тут случилось второе чудо. Прошло восемь с половиной лет. Я думал, что никогда не забуду этот момент. Теперь не могу твердо сказать: мимо меня прошла женщина или показалось? Я молился и думал о маме. Всегда в тяжелые моменты жизни я думал о маме. Мама думала обо мне всегда. Год назад погиб сын. Мама так же страдала от потери любимого внука и переживала за меня. Я жил по инерции, потому что сказали: надо жить для дочерей.

Весь год меня сопровождали странные явления, поэтому иногда я даже не обращал особенного внимания на необычность, думая про себя: «Ванёк шутит». Здесь мимо меня прошла женщина. Вернее, она встала на дороге и смотрела на меня. Мне показалось, что это была мама. За ней садилось солнце. Быть может, это была тень от дерева. И вдруг я понял, что полон сил. Встав с рюкзаком, не заметив его веса, не ощущая боли, я помчался вниз по дороге, поддерживая руками рюкзак снизу. Мне стало ясно, что электричка не ушла, я слышал свист и приближающийся шум с востока, характерный для электрички. Я и сейчас помню, как дорога вильнула влево, я вбежал в сосновый лесок, затем тропа выскочила на лужайку, залитую светом заходящего солнца, в высокую траву, а с лужайки круто устремилась вниз. Я выскочил на обочину железнодорожной линии. Электричка медленно останавливалась у платформы. Рома стоял среди народа, возвышаясь над ним. Голова его была повернута в мою сторону, потом он отвернулся, устремляясь к подошедшему первому вагону. Когда я дошел до поезда, на платформе было пусто. Я залез во второй вагон, чтобы не встретиться с человеком, переставшим быть для меня родным. Вагон был полон таежного люда. Не успел скинуть рюкзак, как раздался свист и вагон задрожал от движения. Я присел на рюкзак с мыслью, что всё-таки успел.

О вымысле и фактах.
Подполковник из Чистых Ключей, Анатолий, находился рядом с Александром и Матониным на платформе остановочного пункта Источник, когда появился Рома. Он тут же задал вопрос:
- А где твой дядя?
- А я его кинул, - ответил Рома. Все есть у Ромы: молодость, сила, выносливость. Только отказался он от родного человека, ведь родных людей не кидают. Вообще нормальные люди не «кидают» других людей. То есть, не оставляют в трудном положении. Совершенно так же «кинули» Ваню в трудную минуту. Вани нет. Я бы выполз из этого леса, потому что не боюсь леса, люблю находиться среди природы с шелестящей листвой, с цветущими травами, но особенно нравится быть в осеннем лесу, когда первые заморозки убирают надоедливую мошку и украшают лес желтизной и багрянцем. Только ночи холодны в сибирском лесу, поэтому, «кинув» человека вечером, нужно знать, что он может застудиться. Много лет подряд мне приходилось ходить в лес одному, так как не было спутников в выходные дни. Бархатов, мастер спорта по дзюдо, с кем я тогда дружил, заходил в наш общий балаган возле Старухи в будничные дни – тренировал своих воспитанников-дзюдоистов. Делали мы с ним и ночные вылазки.

Иногда рядом со мной оказывался хозяин леса – медведь. Чувствуя его, я старался шуметь, чтобы он заранее знал о приближении человека. Но больше всего опасностей исходит от клеща. Клеща тоже не надо бояться: вовремя делать профилактику, обрабатываться репеллентом, осматривать одежду. То есть, лес не страшен, если к нему относиться с добрым сердцем, понимать его. Не зря Ваня любил лес, в нем он отдыхал душой. Однако ночью нужно быть в палатке или в зимовье. Можно быть в компании возле костра, потому что огонь необходимо поддерживать. Такие опасности подстерегают человека в лесу. Сын всегда оценивал степень опасности. Оказалось, что  наибольшая опасность исходит от человека. И даже не от уголовников или бомжей, встречающихся в лесу, а от тех, на кого надеешься. Ты думаешь, что рядом с тобой есть люди, потому, что разговариваешь с ними, обмениваешься шуткой, кажется, живешь общей лесной жизнью, но вдруг с тобой случилось нечто из ряда вон выходящее, как и произошло со мной – и что же? Нет никого, кто мог бы протянуть руку помощи. Просто убежали. Разумеется, это был случайный коллектив, к которому не может быть требований. Но случайных людей я понимаю – у них свои проблемы. Вопрос только в тех людях, которых мы называем родными. Сын погиб от друга. После его гибели слово «друг» стало для меня синонимом предательства. Там, где друг, жди предательство. То есть, это две вещи неразрывные, как ян и инь у китайцев. Пусть так. Но слово «родной» тоже оказалось под сомнением  – в моих глазах. Хотя ни на секунду не забываю сестру, которая переживала за меня в Волгограде и делала все возможное, чтобы спасти заблудившегося брата. Так на кого надеяться? На святых, на ангелов-хранителей?
 
 В  художественной литературе много вымысла. Жизнь лучше всяких художников нарисует картину, а факты я могу интерпретировать только со своей точки зрения. Любой автор субъективен. Для верного отображения истории важны факты. Именно этим я занят: привожу факты. Нет смысла говорить о мыслях Ромы или Анатолия, или Матонина  – их поступки есть отражение собственного нравственного стержня. Человек – это его поступки. Сын мой Ванёк не сможет объяснить, почему друг повел себя именно так в критическую минуту – тот человек, на которого он надеялся. Но факт-то остается фактом: друг не помог, более того, не дал другому человеку спасти утопающего, и сам слишком поздно прозрел или сделал вид, что догадался. Никто не узнает подоплёки. Но есть поступок. Друг завлек на глубокое место, ударил ногой в висок и не дал спасти, сказав человеку, бросившемуся на помощь, что Ваня шутит. Когда спаситель все же кинулся к сыну, то было уже поздно: не смог достать.
Видите ли, в чем дело: я жив, следовательно, объяснить могу. Не обвинить, а объяснить. А если я мертв? Слава богу, моих спасителей никто не смог задержать, а сделать это Роме было не под силу. Помощь была надежная, с охраной, с ружьем и собакой. Иногда думаю, что спасителей прислал мне сын, переживающий обо мне после жизни. Всегда я переживал о сыне, когда его не было дома. В духовном плане мы составляли единое, словно были половинками одного целого. Теперь, видимо, он думает обо мне и помогает в трудную минуту.

 Что же теперь делать: не ходить с людьми в горы, в тайгу, не надеяться ни на кого, запереться в своей клетке? Раньше я любил повторять выражение Салтыкова-Щедрина о премудром «пискаре»: «Жил - дрожал и умирал - дрожал» - всегда был противником такой жизни. Таким же был мой сын. Возможно, поэтому сына не стало. Студенты, друзья сына, настоящие друзья, так и сказали: «Он прожил яркую жизнь, такую, какую другие не смогут прожить за целый век». Согласен, это лучше, чем жить, предавая или думая о халяве. Сын думал о науке, о творчестве, о друзьях – только помогал, творил и любил. Отдавал всего себя этому и отдал полностью.

Никогда не говори никогда – любимое выражение сына. После первого похода я решил, что никогда с Матониным не пойду в лес. Так и записал в дневнике. Но каждый последующий год мы ходили с Матониным в то место за Большой Олхой, а потом и в черничные места. Старый друг лучше новых двух. Начал привыкать к причудам его характера. В одном из наших  походов Матонин оказался причиной открытия нового вида курильского чая. Я собирал дазифору с куста и объяснял ему, что растение называется дазифорой пятилепестковой или пятилопастником  кустарниковым. Он же – курильский чай. В доказательство срываю веточку и считаю лепестки. Что такое? Оказалось шесть лепестков. Я срываю другую веточку. Исследую весь куст. Потом проверяю другие кусты. Один куст в определенном месте, в пойме Большой (правой) Олхи, стал эндемиком. Эндемик – это биологический вид, существующий только в одном конкретном месте. С чем связано, не знаю. Куст я назвал дазифорой Матонина. Жаль, биологи этого не знают!

Что интересно, спасительный для меня в памятный поход лоперамид в других странах проявил себя очень неважно: в Пакистане гибли дети младшего возраста, это было четверть века назад. Американские корпорации испытывали свою продукцию в азиатских странах. Теперь открыли новый рынок сбыта - Россию, где ограничено употребление лоперамида  только детям младше одного года. Лоперамид (другое название Имодиум) – химическое вещество неизменного состава, это не вытяжка из трав, почему же у нас его можно употреблять практически всем, а в других странах только с 12 лет? Видимо, наша медицина считает, что русские люди все выдержат. Мне помогла одна таблетка; вторую я хранил бережно в походной аптечке рюкзака много лет, как память о помощи, пришедшей вовремя. Если бы не мои спасители, которых мысленно называю «святая Троица», то пришлось бы, подобно заплутавшему Матонину, ехать в обратную сторону и ночевать на вокзале в Слюдянке.
От Источника до Источника. Ч. 1: http://www.proza.ru/2016/03/08/1138
От Источника до Источника. Ч. 2: http://www.proza.ru/2016/03/09/1611
От Источника до Источника. Ч. 3: http://www.proza.ru/2016/03/12/1661
От Источника до Источника. Ч. 4: http://www.proza.ru/2016/03/13/679
От Источника до Источника. Ч. 5: http://www.proza.ru/2016/03/14/1215
От Источника до Источника. Ч. 6: http://www.proza.ru/2016/03/15/1399