Выход в тумане

Стакан был наполовину полон, когда я сокрушенно сказал:
– Сивуха, черт бы её побрал.
Мухи, жужжавшие в комнате, нагло садились на стол, распложенный посередине комнаты, прямо под лампочкой. Они, в непрекращающемся поиске, шустро работали хоботками и сновали туда-сюда по газете, которая служила нам скатертью.
Саня оторвал мутный взгляд от бутылки и заплетающимся языком пробормотал:
– А, плевать.
И ему действительно было плевать. Не только на сивушный виски, но и, как мне кажется, на мух, и даже на странную музыку группы Acid Mothers Temple, которая доносилась из кассетного магнитофона, стоявшего в углу, на старом табурете. Эти японцы умели выпускать в пространство таинственные вибрации Вселенной, но в данный момент это не играло никакой роли.
Саня затянулся папиросой «Беломорканал», которые мы курили ввиду отсутствия денег, и заявил:
– Скоро они нас захватят.
– Кто? - с удивлением я поглядел на него и махнул рукой, отгоняя очередную муху, усевшуюся на мой стакан.
– Японцы, кто ещё. Впрочем, они уже нас захватили. Уже проникли в наш разум, через свою музыку. Думаешь это правильно?
Я пожал плечами.
– Не знаешь или не задумываешься? – допытывал Саня, дымя папиросой и щуря на меня левый глаз.
– Не задумываюсь.
– И зря.
Саня сплюнул табачную крошку и затушил окурок. Посмотрев на свой стакан, пустой наполовину, он допил его содержимое и с громким стуком поставил на стол так, что сразу три крылатых гостьи впопыхах взлетели, закружив по комнате.
Тусклый свет лампочки, покрытой приличным слоем пыли, освещал скудную комнатушку, где мы предавались размышлениям. Ничего примечательного: старые обои, книжный шкаф у стены, раскладушка под окном, собственно стол за которым мы сидели, и пара стульев на которых мы восседали, да плюс бюст  Иосипа Броз Тито, выпадавший из общей картины, хотя, сам он этого, конечно не осознавал. Луна, не стесняясь, заглядывала в окно, и казалось, что её интересует именно это. Бюст человека, жизни которого она была свидетельницей, отчётливо помнила все его взлёты и падения, его нрав и принципы. Но это дела давно минувших дней. Сейчас Луна просто вспоминала былое.
– А этот тебе зачем? – указал я на Тито.
– Да так. Давно ещё притащил, откуда не помню. Пускай стоит, не мешает.
Бюст и правда, не мешал. Суровыми глазами он взирал на нас, следя за каждым движением. Не будь голова заполнена алкогольным туманом, я ощущал бы себя неуютно под этим мёртвым взглядом.
Музыка замолчала, кассетная плёнка прошла свой путь и остановилась.
– Стоп, – буркнул Саня, будто озвучив вердикт замолчавшему магнитофону, – Что я хотел сказать?
– Представления не имею.
Он помотал головой. Мухи по-прежнему, то продолжали садиться на стол, то взлетать.
– Да-а…Вспомнил. Собственно, вопрос в чем? Вопрос в том, что считать реальностью и выходом из неё.
Я опасливо покосился на него. Кажется, сивуха принесла свои плоды. Или так и должно быть и именно сейчас, в этой комнате, данные слова произносились как нельзя кстати?
– В каком смысле? – осторожно поинтересовался я.
– В самом, что ни на есть, прямом. Что считать реальностью и выходом из неё?
– Может, если отталкиваться от субъективного восприятия, реальность – это то, что нас окружает и наполняет как снаружи, так и внутри?
Саня закурил ещё одну папиросу.
– Хорошо. А что, если это только видимость. Некая массовая галлюцинация? Что, если этого, как утверждали многие философы, не существует? И мозг, наслушавшись всякой ерунды, покорно подчиняется установкам? Почему, собственно, я не могу, как во сне проткнуть стену рукой или полететь?
– Так физика же, – попытался я вразумить.
– Физика-то физикой. Но вот сон, в таком случае, приятней, нежели реальный мир. Там и стену проткнёшь, и полетаешь. Благодать, а?
– Согласен.
– Ещё бы. Сам понимаешь, насколько приятней быть творцом собственного мира, чем подчиняться условностям, которые придумали до тебя, и тебя же при этом не спросив! Каково, а?
Я кивнул и залпом выпил оставшиеся полстакана.
– Хорошо. С реальностью, худо-бедно разобрались. Теперь скажи, что есть выход из неё?
– Выход? Пожалуй, либо сумасшествие, либо смерть.
– Верно. Но ты уверен, что смерть – действительно выход? А может вход? Это, конечно, банально, но всё же.
– Может и вход, – поддакнул я.
Пока Саня рассуждал, папироса успела потухнуть. Он бросил её в пепельницу.
– И я не знаю, что, в сущности, логично. Вроде и хочешь съесть пирожок, продающийся на улице, да велика вероятность, что отравишься. Но придёт время и узнаем.
Он вдруг встал и вышел из комнаты в коридор. Я даже не успел сообразить, что произошло, а он уже вернулся обратно, держа в руках книгу.
– Вот, держи, почитаешь потом. Гурджиев «Рассказы Вельзевула своему внуку». Я его не люблю, но для разнообразия пойдёт.
С этими словами он протянул мне книгу, завёрнутую в какой-то плакат, через стол. Я развернул его и посмотрел. Оказалось, что это изображение картины «Зимняя ночь» Альфонсо Мухи.  Завернув книгу обратно, бросил её на подоконник, чтобы забрать утром.
Нахмурив брови, я задумался, но не стал развивать тему. Меня начинало клонить в сон от алкоголя. Саня, видимо, тоже потихоньку терял бодрость.
– Пошли спать, утром, если будем в состоянии, продолжим этот разговор, – сказал он и, поднявшись из-за стола, пошел в соседнюю комнату. Я остался спать здесь же, на раскладушке.
Проснувшись утром, я зашел в комнату, где спал Саня и увидел, что он повесился. Одна из мух уже начинала обживаться на новом месте, ползая по его лицу
 Может от шока, может потому что так и надо, я не расстроился. Пошарив в кармане и достав несколько монет, я положил их на тумбочку возле кровати, чтобы Сане было чем заплатить Харону, который наверняка уже подплывал за ним. Пожелав удачи и попрощавшись, я вернулся за книгой, вышел в коридор, надел ботинки и куртку, достал из стоявшего здесь шкафа свой дорожный рюкзак, закинул его на плечо и шагнул за дверь.