Туловище. Глава 39. Киргизия

Получив подзатыльник пьяница исчез. Возмущению толпы не было предела. Из плотного потока слов чаще всего повторялись водка, кубик Рубика, джинсы и мужские сапоги «Казаки».

– Ну что ж,– нагло улыбался проходимец,– Альпинист так Альпинист! 
 
И принялся отплясывать что-то среднее между «яблочком» и лезгинкой. Пару раз с ноги сваливалась галоша, один раз танцор упал.

– Время тянет, сволочь,– рассудительно заметил, проснувшийся Сидельников.
Когда из шляпы показалась антенна, артист, под бурные аплодисменты вытянул из дупла радиоприемник.

– Альпинист 407.– громко заявил он,– как заказывали.

– Московское время девятнадцать часов тридцать одна минута с половиной,– сказали из ящика.

– Пик, пик, пик,– добавил кто-то из-за кулис.

Ползала подвела часы.

Крики, свист, шум: лицо трюкача казалось невозмутимым. Огромная люстра в зале опасно позвякивала.

– А теперь последнее желание.

Народ взревел. Путешествуя по многим городам СССР, работая номер, актер слышал множество пожеланий, но камышане переплюнули всех. «Слона, страуса, мебельный гарнитур Хельга, производства ГДР; путевку на Алтай для семьи из пятнадцати человек, японско-узбекский разговорник, волосатого ежа, трех мужей, братика или хотя бы аиста…».

Когда на сцену-манеж подвели одну из лежавших в проходе подслеповатых старух, зал притих. Ощупывая сплющенными пальцами голову гнома, она спросила: – Эт што у ниво, башка штоль?

Разобравшись с габаритами незнакомца, карга что-то шепнула ему на ухо.

– Избавившись от липких конечностей Яги Ивасик, словно выкрикивая выигранный в лотерею автомобиль, гаркнул:

– Стиральная машина Ки-и-и-ргизия-я-я-я!

Орда онемела. Каждый из присутствующих мысленно представил бочку диаметром метр. Плюс рычаг с двумя барабанами для ручного отжима. Привстав, еще раз внимательно осмотрев шляпу, очкарик уверенно заявил:

– Не пролезет.

– Вытаскивай! – послышался наглый голос внучка,– Бабка хоть постирает перед смертью.

Сотрясая остов Дома культуры, с новой силой загремел оркестр. Дирижер, часто вертя головой, ждал условного знака директора. Не попадал в ноты, боязливо посматривающий на жабу под потолком трубач.

Растягивая томящую паузу, измывался над зрителями фокусник. Дабы поторопить кудесника с выполнением обещания, зал сначала потихоньку, а затем громче скандировал:

– Кир-ги-зия! Кир-ги-зия! Кир-ги-зия!

Вскочили со своих мест два азиата, у которых Кузьмин взял для следующего антре ишака. Вбежав на сцену, чабаны заняли центральное место в бесноватой пляске трюкача. Стуча в бубен, киргизы пели о своем.

Смолкли духовые, облегченно вздохнул трубач, скосила выпуклые глаза царевна-лягушка, нежно тронул сломанные ребра рабочий сцены.

– То-о-овсь,– дал отмашку хозяин труппы,– тащи!