Туловище. Глава 43. Неправильные пчелы

Два каната, по которым должен был спускаться Зорро, протянули от будки киномеханика к сцене.

– Тут, штоль троллейбус ходит? – приложив к уху свернутые трубочкой пальцы, спросил дедок, увидев провода,– пятнадцатый, до рынка?

– Нет,– ответил в трубу старшина,– трамвай. До кладбища.

Ирина Степановна волновалась. Лицо покрылось пятнами, руки вспотели. Она завидовала спокойствию старлея Пети. Приклонив голову к женскому плечу, он по-детски пускал слюни. В речи старшины напротив часто слышалось слово «буфет». Его дрожащие пальцы барабанили по ручке кресла.

– Может, хватит уже? – Сидельников исходил паром, как вскипевший чайник,– мочевой пузырь на глаза давит.

– Всё, Семен Аркадич, последний номер,– надеясь увидеть любимого, упрашивала спутника Ира. Ей было совестно, что она отнимала столько времени у интересных и нравившихся ей мужчин.
 
Когда поднялся занавес легкий шок вновь пробежал по натянутым нервам горожан. Пали стены импровизированного домика. На свет божий явилась страшная картина. В клетке над лежавшей девочкой бесновалось существо, больше похожее на снежного человечка. Горящие глаза, покрытое белым подшерстком тело.

Орало оно настолько реалистично, что у большинства смотревших на него людей волосы вставали дыбом. Каждый в душе верил: заплывшее лицо людоеда жаждало крови. Обмазав Ивасика медом, изваляв его исстрадавшееся тело в перьях, директор не учел одного.

Рядом с ДК проходила выставка пасечников. Сотня специалистов бортников привезли в город пчелиные семьи на смотр. Ульев, как городских новостроек, становилось на площади с каждым часом всё больше.

Каких пород тут только не было! Среднерусская зимостойкая злобливая. Горная кавказская с длинным горбатым хоботком. Украинская степная, склонная к пчелиному воровству и высасывающая нектар даже из сала. Итальянская чистоплотная. Очищающая от мусора и моли не только свои гнезда, но и хозяйские.

Искусанных любопытных отправляли в больницы группами по пять человек. Дежурный врач отсчитывал пострадавших. Вой сирен затухал, за горизонтом исчезали кареты.

Обнаружив медонос, дружная кавказская семья, шевеля горбатыми хоботками, черным роем слизывала с потного тела Ивасика мёд. Перья с Кукиша летели как с дравшихся петухов в курятнике. Покрасневшие от страха, боли и щекотки глаза горели так ярко и долго, что водитель КАМАЗа всех успокоил:
– Светофор сломался. Сейчас поедем.

Мешочек с клюквой, засунутый людоеду в рот не вовремя порвался и по облепленному пухом и пчелами телу лились алые ручьи. Красавица Лариса забилась от ужаса в угол клетки и кричала не своим голосом. Липкое платье, покрытое прилипшими  перьями, напоминало китайский пуховик. Толпа бесновалась вместе со страдальцами в клетке.

– Жри её! – кричал очкарик.– Только куртку не трогай.

Видя, что Красавица не в состоянии дать сигнал спасителю, директор закричал. Львиный рык остудил толпу. Закрутили головы задние ряды. Из дыры киномеханика появился человек во всем черном.

– Я спасу тебя! – воскликнул незнакомец и, схватившись за торчавшую перекладину, понесся по тросам к манежу.