Чья вышивка, того и торговля из кн. Лица страстей

                ВЫШИВКА
Вышивать картины – занятие утомительное и увлекательное. Когда Алевтина поняла, что увлеклась, она удивилась и зауважала себя. Тем более, что не была прежде подвержена страстям. Тем более, что и своего законного футболиста она любила слегка, иногда почти с облегчением позволяя ему блуждать с командой по другим городам и весям. В ее жизни был один мужчина – сынок. Она готовила для него, укладывала его, меняла  все, что положено по мере его роста, а потом принималась отдыхать под ручку со скукой. Если, конечно, не занимала ее мысли какая-нибудь детская болезнь. Работать ей не было необходимости и служба где-нибудь, то есть где угодно, не попадала даже в малый перечень  житейских потребностей. Алевтины.

И вдруг – страсть, страсть вышивать картины, которая мелькнула в Алевтининой голове в эпоху тоски, а потом сместила эту эпоху и стала лидером их маленькой творческой ячейки. Нет, она не водила своего мастера по лесам, они сначала рылись в книгах по вышивке, посещали кружок, полный таких же домохозяек и старушек, а затем путешествовали по видам с открыток и полям  интернета. Зато каков результат! В конце концов, из- под руки Алевтины появились шитые гладью миниатюрные ели, подкрашенные розовым сладострастием восхода, романтичные березки в игривых солнечных пятнах, дерзкие рябины в кричащих кудрях, заснеженные поля, чья фиолетовая и голубая роскошь играла с воображением. Мастерство родилось нелегко, стоило сутуловатой спины, плохого зрения, исколотых пальцев, но это было именно мастерство и оно составило Алевтининой страсти вполне достойную пару.

Потом, словно невзначай, незаметно, сынок вырос, и твердо решил работать за валюту или никак, то есть никак, а футбольная карьера мужа полетела долго искать другие ворота, пухлые денежные запасы семьи начали худеть, и Алевтина вспомнила о хлебе насущном. Картин было много, их можно было продать. С этой мысли началось запоздалое коммерческое взросление художницы – вышивальщицы.
Алевтина приобрела вторую страсть. Она, эта новая страсть, требовала деловых человеческих контактов, дружб, всякого рода рекламных уловок, просьб, одолжений и взяток малыми картинами.

Пройдя через эти несусветные хлопоты, Алевтина обнаружила, что ее первая, творческая страсть похудела и перекрасилась. Вышивать картины долго, легче рисовать красками на шелке всяких там котиков и собачек и продавать их любителям живности и молодым матерям. Решено – сделано! Кстати, картины – те, бывшие, лучше всего продать за границу – дороже выйдет. Еще нужны выставки, еще нужны журналисты. Особенно один. Он оказался настолько нужен, что муж – футболист решил подать на развод. Решено – сделано! На роль подруги Алевтина также выбрала журналистку, но перевод ее в закадычные, а потому помогающие обильно произошел не сразу.

В период этих усилий Алевтине стало казаться, что служители прессы вообще предмет ее любви, не встреченный раньше. Журналист, правда, с женой не разошелся, но был нежен и уступчив, а журналистка после доверительных бесед на женскую тему не раз уже публиковала о  творчестве вышивальщицы Алевтины Макаровой восторженные статьи. Алевтина считала – она это заслужила.

Она требовала от них, своих новых близких, все больше и больше, получала денег все больше и больше и как-то не заметила, что сама отказывает им, им обоим, в любых, даже самых мелких просьбах. Она была Мастером. Об этом говорили ее гонорары, об этом кричала в ней ее вторая страсть, и именно это было важным. Только это. Она задыхалась от волнения, когда за валюту продавались ее сосны, ее березки, рябинки и снега, она никогда ничего не дарила своим литературным вассалам, даже на новый год, даже на день рожденья. И они устали…Да, они, похоже, устали, они предали Мастера! Они покинули Алевтину, сначала он, а потом и она.

Ну, ничего, ничего, она, Алевтина, уже « раскрутилась», ее многие знают. И у нее есть страсть, ее особая страсть…И она, в конце концов, уже в состоянии платить за рекламу….И содержать сына. Это ведь легче, чем воспитывать. Иногда….

Вера Андровская