Сёмка

                СЁМКА

Двухэтажное здание в центре микрорайона и прилегающая к нему территория с характерными для этого заведения атрибутами присутствия граждан не достигших семилетнего возраста: качелями, беседками, железными  ракетами и деревянными автомобилями , обнесенное забором из выкрашенных в веселенький салатовый цвет досок, именовалось в городе детским садом номер 5


. В семье Сёмки Михельсона это место называлось просто -“садик”.
Все помещения садика  были пропитаны сладковатым  запахом рисовой каши, приготовленной на молоке. Каша, в белой тарелке с голубыми цветочками по краю, в некоторых местах была покрыта желтоватыми пятнами молочной пенки, и Сёмка старался не попадать в них ложкой. Поэтому в тарелке к концу завтрака оставались рисовые островки и воспитательница всегда заставляла их доесть.

 Он знал ,что этим кончится, но все равно каждый раз прочерчивал своей ложкой те же самые зигзаги по липкой, белой, ненавистной садиковской еде.
Сёмка был послушным мальчиком. Он старательно выполнял все, что от него требовали родители. Но папа с мамой, в его представлении, были с ним одно целое, и то, что они говорили ему делать, он бы сделал и сам. Просто, часто он не знал, что именно надо делать, и они, всего лишь, ему это подсказывали.

 А в садике он должен был подчиняться какой -то совсем другой, чужой, воле воспитательниц и нянечек, общему порядку, вместе с другими детьми, непонятными, чужими. Он очень сильно не любил это место, не любил свой шкафчик с картинкой клубники на дверце ,маленькие столики, выкрашенные голубой краской, в общем зале, общие игрушки. Все, все это пахло рисовой кашей с пенками.

Но он никому не говорил о том, что чувствовал. Он понимал : его все равно будут возить в этот садик, так же ,как и всех его знакомых детей во дворе. Всех детей возят сначала в садик, потом отдают в школу и с этим ничего нельзя поделать.
 Он усаживался в санки с неудобной спинкой из согнутой металлической трубки, закутанный в коричневую шубку, шапку- ушанку и большой шарф, которого хватало на три охвата вокруг поднятого воротника.

Всю дорогу до садика не отрываясь смотрел на папино драповое пальто в серый рубчик с хлястиком, на котором блестели две латунные пуговицы.Пока он видел это пальто, он считал себя дома и старался мысленно продлить время этого пути, которое ускользало слишком быстро. Санки неумолимо приближались ко входу в  залитый холодным светом люминисцентных ламп чужой мир, с тем сладковатым запахом, с детьми, к его удивлению, веселыми, шумными, непонятными. Может быть у них дома так же пахнет? И садик им нравится больше ,чем их семья?
 
Он не понимал этого и, когда мама или папа его раздевали,укладывая верхнюю одежду, варежки и сапожки в шкафчик с клубникой, он, в отличии от проносящихся мимо девочек и мальчиков, стоял какое-то время ,опустив голову и потом медленно  проходил к оставшемуся свободным стульчику у голубого столика .

Снег предательски скрипел под полозьями, фонари и светящиеся окна домов мерцали в темноте зимнего утра тоскливыми, враждебными отблесками.

Странным образом, на обратном пути, уже в вечерних сумерках, те же фонари и окна казались веселыми, словно украшавшими новогоднюю елку огоньками, а снег скрипел ,как папины хромовые сапоги .Сёмка мечтал о том ,что когда он вырастет, у него будут такие же.

От этих ли, скрытых ото всех переживаний, или от ненавидимой рисовой каши, однажды заболел у Сёмки живот. Он почувствовал эту боль, вначале неясную, во сне, в тихий час ,в самом его конце, когда воспитательница начала их будить. А потом боль стала такой сильной, что он заплакал и почти не мог говорить, и дышать стало тяжело, каждый вдох словно эту  боль усиливал.
Вокруг него засуетились воспитательницы и нянечки ,куда- то его понесли, а потом он увидел испуганное мамино лицо и папу, который пытался  успокоить их обоих.

Скорая помощь неслась, разрывая вечернюю улицу сиреной, и ему было бы интересно рассмотреть то, что находилось внутри этой машины, если бы так сильно не болел живот. Мама не переставая плакала, и ему вдруг стало ужасно жалко своих родителей.Он ведь, наверное, умрет, как они будут без него?

- Зря вы меня родили, от меня только одно расстройство.

Это он выговорил довольно внятно, постаравшись приспособить к этой речи свое неровное  дыхание. Он подумал ,что должен перед смертью объяснить родителям, что считает себя виноватым, и хочет извиниться, но увидел ,что сделал еще хуже, потому что теперь и папа заслонил руками глаза.

Сёмка помнил, как потом в комнате с прожектором на потолке ему на лицо  положили что -то ужасно противное, пахучее и горькое .

Мама склонилась над ним с таким испуганным видом, что Сёмка снова заплакал.
-Все, все уже все позади, тебе сделали маленькую операцию и теперь надо немножко полежать и все пройдёт.
Сёмка почувствовал, что животик болит, но как- то по -другому, не сильно, и можно свободно дышать. Он потрогал рукой под одеялом то место, где болело, и нащупал квадратный кусок марли. Мама тихонько убрала его руку и попросила не трогать повязку:
- Надо подождать несколько дней, пока все заживет.
Сёмка как -то сразу успокоился, стало понятно, что родителям не придётся горевать и он не умрет. Он уснул крепким сном, а мама как только убедилась, что опасность миновала ,от страшного напряжения этих суток и бессонной ночи упала в обморок, но  этого он уже не видел.
 Операцию Сёмке проделали зря. Неопытный врач испугался, увидев пятилетнего мальчика, корчившегося от боли, и вместо того, чтобы поставить диагноз, поторопился уложить его на операционный стол. Родителям объяснили, что как только появился разрез, стало понятно ,что операцию делать была не нужно. Сёмкин живот тут же зашили, но шрам остался напоминанием врачебной ошибки на всю  жизнь.

Через неделю его самочувствие стало вполне удовлетворительным и он с удовольствием слушал, как мама вслух читала ему сказки. Он и сам уже умел читать ,но, конечно, было в сто раз приятнее слушать маму и чувствовать ,что она рядом.

В палате кроме него было ещё пять мальчиков от пяти до десяти лет и однажды им сказали,что на следующий день их палату посетит профессор, а мама сказала, что после этого Сёмку,  наверное, выпишут.
-Что такое профессор?
Сёмка конечно слышал это слово, но что оно означало толком не знал.

-Профессор- это умный человек, который много учился, окончил академию. Профессора бывают разные, в разных науках ,тот ,который придет завтра ,профессор медицины. Он очень опытный доктор, он учит других докторов и студентов, его все уважают и к нему прислушиваются.
Вот, приблизительно так, мама ему про профессора объяснила .
-А Айболит? Он тоже профессор?
 Сёмка вспомнил картинку из книжки, на которой был нарисован, видимо, тот самый образ, который представился ему по маминому описанию.

Действительно, на следующий день врачи и сестры, весь больничный персонал,  были как-то необычно возбуждены. Сёмке казалось, что их халаты никогда не были такими белыми и такими хрустящими, он даже поделился наблюдениями с мамой:
-Слышишь, как у Тони,- так звали медсестру, которая очень с ним подружилась, -халат хрустит?
-Это от крахмала.
Мамины слова были непонятны. Что значит- хрустит от крахмала? Но было уже не до того, чтобы спрашивать о такой ерунде, все уже всерьёз волновались в ожидании профессора.
Наконец, в коридоре послышался шум голосов, топот многих ног и в палату вошли молодые врачи,  студенты медицинской академии, их было человек десять, а с ними врачи детской больницы, зав отделением и сестры.   Они подходили к лежащим на кроватях детям и задавали им разные вопросы, те отвечали. Сёмка ничего не слышал, он смотрел на того, кто был в центре этой группы.

Когда белые халаты окружили его кровать ,ему, наконец ,удалось рассмотреть всего профессора целиком. Высокий, седой дяденька, с бородкой клинышком, в очках, с чёрной папкой под мышкой.

Сёмка смотрел на него завороженным взглядом и молчал. Его, как и всех остальных ,спрашивали, как он себя чувствует? Он молчал. Спросили, болит ли у него что нибудь? Он молчал. Заволновался зав отделением, занервничал лечащий врач, сестричка взяла его за руку:
- Сёмочка, что с тобой? Тебе что- плохо?
 И тогда Сёмка разлепил губы :
-Впервые в своей жизни вижу живого профессора!
 
Все покатились со смеху, и профессор смеялся больше всех, ему даже пришлось достать платок и вытереть слезы.

Он наклонился к растерянному Сёмке, тот никак не ожидал, что его слова вызовут такую реакцию и уж, тем более, у такого важного человека.
Профессор погладил его по голове :
-Молодой человек !Я очень рад,  что к вашему богатому жизненному опыту добавится история встречи со мной, так же, как и мне, будет очень приятно вспоминать о вас, уважаемый Семён Ильич!
Сёмку выписали на следующий день. Дома, посреди гостиной, стоял грузовик размером чуть меньше его самого. Железный коричневый кузов, голубая кабина, колеса настоящие резиновые.Чудесный запах свежей краски, в которую была выкрашена эта машина, заполнял окружающее пространство. Сёмка не мог поверить своим глазам.
Этот грузовик он видел в витрине игрушечного магазина, но думал, что он не продается, а стоит как украшение для  оформления витрины. Краем глаза, он увидел, что мама снова плачет, но Сёмка уже знал, что люди плачут не только от горя. Он пошел к машине, широко расставив руки, будто боялся ,что она исчезнет.

В садик Сёмку больше не водили.

Впереди была школа.

А по радио звучали позывные первого искусственного спутника Земли.

Рига 2016