Заноза

        Лина проснулась с ощущением лёгкости: то ли весна так действовала на неё, то ли ожидание встречи с друзьями, то ли ещё что-то, о чём она не знала. Девушка вспомнила, как вчера в институте её однокурсница Мила заявила, что можно договориться с кем угодно, если захотеть.
- А с Провидением? – спросил Иван.
- И с ним тоже, - улыбнулась Мила.
- А ты хоть знаешь, что означает это слово? – вмешалась Лина, глядя на первую красавицу института.
- Это не важно, - улыбнулась она.
- Важно, потому что это сама Судьба. Ты хоть наблюдала когда-нибудь причудливые знаки Судьбы? – спросила Лина.
- О чём ты спрашиваешь у неё? – возмутился Иван. – Она думает, что всё можно купить на папины деньги и знаки тоже, какими бы причудливыми они не были. Ты думаешь, она будет наблюдать, анализировать, искать и познавать? Это не для неё.
- Конечно. Это удел неудачниц, таких, как наша Лина. Ну и имя тебе родители дали. Капитолина. У нас домработницу так зовут. Сама заурядность. Отсутствие вкуса при минимуме потребностей. Ни семьи, ни детей, ни денег, ни крыши над головой к тридцати пяти годам. Смиренно принимает удары судьбы и всё ждёт, что случится чудо. Чудеса не сваливаются с неба, их надо создавать.
- Ага, - усмехнулся Иван, - на папины деньги.
- А хотя бы и так, - с вызовом произнесла Мила.
- Мне тебя жаль, - сказала Лина.
- Себя пожалей, ты же пучеглазое нечто, с паклей на голове. Гимнастёрки только не хватает. Идейный комиссар. А толку? Что ты со своей идейностью делать будешь? - засмеялась Мила и пошла, размахивая сумкой, которую ей привезли из-за границы друзья матери.
Лина пожала плечами. Ей казалось, что слова красавицы не задели её. Тогда почему она сегодня вспомнила об этом разговоре? Сегодня, когда надо было идти в гости к Стасу. Она подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрела довольно симпатичная девушка с большими голубыми глазами, с короткой стрижкой.
- И никакая у меня не пакля на голове. Золотистый ёжик. Очень милый. Или это мне только так кажется? Нет. Главное, что у меня под этим ёжиком и в душе. Волосы не зубы, отрастут, - она улыбнулась.
Стас обычно всех девушек, что приходили к нему в гости на День Друзей, одаривал цветами. Этот праздник Лина, Стас и Зоя, бывшие одноклассники, придумали в выпускном классе, в середине мая. Они решили ввести традицию: встречаться в этот день каждый год у Стаса. Правда, на второй год Стас пригласил двоих своих однокурсников, а в этом году должны быть несколько человек с его курса. Стас не стал объяснять Лине, почему он пригласил их, а она не стала спрашивать. Зоя обещала подойти позже, у неё были неотложные дела.
Стас провёл Лину в комнату, где уже сидели на диване две девушки и нагловатый парень.
- Вовка, Галина и Ниночка, - произнёс Стас. – А это Лина, моя бывшая одноклассница.
И он протянул Лине маленький букетик ландышей. Перед девушками на столе лежало по красной гвоздике.
- Спасибо, - она прижала букетик к груди и слегка прикрыла глаза. – Этот аромат погрузил меня а прошлое. Я сделала для себя открытие, что со временем запахи, которые поразили меня в детстве, не исчезли в настоящем. Они словно каждый раз пробуждаются с новой силой, вытаскивают воспоминания, которые кричат в голос и наскакивают друг на друга, отчего внутри что-то сжимается. Может, душа тоскует по дням минувшим, - улыбнулась Лина. – У меня кружится голова от запаха цветущих лип после дождя, от аромата ландышей. Промокшая сирень пахнет по-особому…
«Весьма восторженная девица, витающая в облаках. Откуда только её Стас раскопал? Ну, да, одноклассница. И как он её терпит? Я бы уже через пять минут сбежала от этого заморыша», - услышала Лиина мысли Галины.
«Дитятко блаженное, замутишь с такой, а потом будешь слушать излияния про звёзды и берёзки», - мелькнуло в голове Вовки.
«С какой планеты это неземное создание прибыло к нам? А может, она вообще из прошлого века явилась? Или проблемы с восприятием окружающей действительности? Чего раскудахталась? Кому интересны её открытия?» - усмехнулась мысленно Ниночка.
Лина чуть не поперхнулась от «прозвучавших» в её голове оценок, сидящей на диване троицы. При этом они мило улыбались, изображая заинтересованность.   
- Ты только доктору не говори о том, чего ты нюхаешь, - засмеялся Вовка, - токсикоманов он не жалует.
  Она и впрямь казалась восторженной десятиклассницей, которую всего на часок отпустили родители, а не студенткой второго курса психфака.
«Чего вылезла со своими откровениями? И вообще, чего я здесь делаю?» – подумала Лина.
- Дурак, - со слезами на глазах произнесла Лина, - хоть и будущий инженер. Думать не пробовал, прежде чем рот открывать? - зачем-то добавила она и вышла в коридор.
Она хотела уйти, но кто-то взял её за плечи сзади и прошептал в самое ухо:
- Не бери в голову. Не стоило говорить о сокровенном. Не мечите бисер…
- Хуже. Не то время и место. А я не ощутила этого. Эмоции, - она посмотрела на говорившего. - Ты кто?
- В глобальном смысле – человек. Я Антон – сосед хозяина квартиры.
- Ты знаешь гостей Стасика? Ты с ними общаешься? А доктор кто?
- Доктор – это я. В медицинском на последнем курсе учусь. Не переношу тех, кто употребляет что-то, отчего сознание замутняется. Трезвенник. Вовка, Нина и Стас в курсе, отсюда и насмешливо-ироничное прозвище «Доктор». Вместе в поход ходили на байдарках в том году.
- Я хочу уйти, - объявила Лина. – Мне неуютно здесь. У вас своя компания. Я не вписываюсь в неё. А со Стасом я могу пообщаться в другое время.
- Хорошо. Ты свободна. Только я провожу тебя. На улице темно, мало ли что…
- Я в соседнем подъезде живу, - улыбнулась она. – Странно, что мы никогда не пересекались даже. И у нас тоже консьержка сидит… 
- Тем более…
- Что?
- Это не составит труда. Зато я буду спокоен, что с тобой всё в порядке.
Антон проводил Лину до соседнего подъезда, дождался, когда за ней закроется дверь, а на обратном пути вдруг замер возле цветущей черёмухи. С каждым вдохом он ощущал, как нарастает некий трепет внутри него. Словно открывалась со скрипом старая дверь, за которой хранилось невысказанное, неосуществлённое, ушедшее, потерянное, но очень важное и доброе. Прошлое, которое молчало, рвалось наружу, теребило и дёргало.
 «Память есть не забывание всех явлений и существ, с которыми сталкивается человек, - подумал Антон. – Хотя у людей проблемы с логикой: они порой усиленно стремятся забыть что-то, а когда это им удаётся, страдают».
Возникло ощущение, что ещё немного, и он вспомнит что-то давно забытое, нечто светлое и ласковое и одновременно пугающее, что может нарушить его спокойствие, его размеренный ритм жизни, к которому он привык. Это было нечто глубинное, возможно, и не из этой жизни. Но Антон не хотел, чтобы «это» прорвалось наружу. И вдруг резко повернулся и пошёл прочь.
«А девушка была права, - вздохнул он. – Запахи способны пробудить воспоминания, от которых пытаешься убежать».
Лина переступила порог квартиры, услышала голоса бабушки с дедом, смех отца, возмущение матери. И недавняя ситуация стала не такой острой, к тому же она умела смеяться над собой.
«Сольный номер не удался. Ну, да из меня вокалист ещё тот. Мне можно петь в лесу, если поблизости грибников нет. А я решила у Стаса на сцену выйти с оригинальным жанром. Рот открыла и затянула, как  последний раз в жизни про воспоминания из детства, которые оживают от определённых запахов. На меня же этот Вовка смотрел, как Тарас Бульба на своего сына. И было ощущение, что угрозу он обязательно исполнит, хотя я никого не предавала. Но главное другое. Я опять стала слышать мысли других людей. И меня впервые это не испугало».
Едва она переоделась, как сразу же ей позвонил Ванька. Он решил попробовать себя в качестве писателя: сочинял что-то из жизни студентов. А в качестве подработки писал статьи в газеты и журналы. Правда, его периодически посещали сомнения, которыми он донимал Лину.
- Уже дома? – спросил он очевидное. – Это хорошо, – утверждение спорное, но Лина не стала возражать. - Я на красивые образы, незамыленные фразы, а порой и на слова, пойманные словно из чудесного озера, смотрю с опасением, - сообщил он сразу же после приветствия, словно боялся, что Лина бросит трубку, не дослушав его.
- Почему? – спросила она, чтобы поддержать разговор.
- Мне кажется, что это уже где-то говорилось или писалось, и вдруг они звучат из уст кого-то как откровение. А меня разрывают сомнения, а может, это и не им придуманное, а он себе приписывает. Да что там, я и на свой счёт сомневаюсь. Иногда напишу, а потом несколько раз прочитаю и сижу, словно в ступоре: где-то я уже слышал нечто подобное. То ли своё собственное, прочитанное несколько раз уже становится узнаваемым, то ли, действительно, всплыли в памяти из каких-то глубин когда-то поразившие меня слова. Хотя я допускаю, что на самом деле может быть всё иначе. Слова-бабочки летали над цветущим лугом, их видели все, радовались, и вдруг кому-то взбрело в голову записать порхающее нечто. Стал ли он собственником? Ведь смотрел на этот луг он не один. Значит, есть вероятность, что ещё кто-то напишет об этом. 
- И что? – она не поняла Ванькиных терзаний.
- А то, что я считаю себя автором, новатором, сделавшим открытие, а раз ещё кто-то об этом пишет, то я обманываюсь на свой счёт.
- Боже! Сотни лет писатели пишут о Любви, описывают природу. Смотрят в одну сторону, но видят разное. Если уж на то пошло, то в этом мире всё давно уже открыто, известно и описано, но каждый открывает для себя всё заново. Это твоё откровение, это тебя в какой-то момент поразила божья коровка, ползущая по травинке. Это ты восхитился каплями росы на цветке или снегопадом, как из небесного ведра, высыпанного нам на головы, когда в одночасье вся деревня или город обеляются, когда провода от застывшего снежного пуха становятся не похожими на самих себя. Когда скамейки на детской площадке, укутанные снегом, кажутся рыхлыми. Или весной идёшь мимо зелёного газона, а утром с удивлением обнаруживаешь, что он стал весь в жёлтых кругляшах одуванчиков, которые разглядывают тебя, словно спрашивают: «Откуда ты взялся, дорогой?» И что? Мы все жители и одновременно пленники планеты, мы часть этого мира. Возможно, не лучшая, но что делать? И если я вычитала где-то какую-то фразу, и она стала моей, это же здорово. Значит, она вошла в меня. Автор смог до меня достучаться. Самое смешное, что я могу и не вспомнить, где я прочитала её: в газете, на плакате, в книге или журнале. Для меня не важно.
- А для автора важно.
- Да пойми, тебе ничего не принадлежит…
- Это как не принадлежит? – вдруг возмутился Ванька. – Я лепил-лепил, сочинял-сочинял, решал-решал, разрабатывал-разрабатывал, открывал-открывал, а авторство припишут Пронькину какому-то, а не мне?
- Глупый. Тебе нравится писать?
- Нравится.
- У тебя душа поёт при этом?
- Поёт.
- Ты ищешь себя через написание?
- Ищу.
- А для кого ты пишешь?
Он задумался.
- В первую очередь для себя. Это мне нужно. А если нужно мне, то и другие найдут в моих статьях что-то для себя. А раньше мне казалось, что я пишу для других. Именно поэтому бегал по редакциям, но, увы, там всё оказалось «схвачено». А теперь я написанное отпускаю на волю или в большое плавание… Интернет – великая вещь. Я верю, что мои откровения долетят и доплывут до тех, кому нужно услышать, что я говорю, до тех, кто мучается теми же вопросами…
- Судьба не только у людей, но и у книг, скульптур, картин…
- Верно.
- Тогда что тебя мучает?
- Плагиат.
- Но опыт показывает, что любая копия хуже оригинала.  И потом если колодец один и все из него черпают воду, неужели ты думаешь, что кто-то будет черпать оттуда шампанское или нефть.
- Ладно. Я просто хандрю. Когда воруются сюжеты…
- Внешнее. Форма. Слова могут быть одни и те же, но твою суть, твою глубину, тот свет, что стоит за строчками, за каждым словом, твои вибрации. Уровень, в конце концов, никто не сможет украсть. Важно, что ты несёшь. А остальное – всё под Богом. Каждый защищён в этом плане. Есть Судьба. Отпускай. Пиши и получай удовольствие. Пусть твои герои ищут Любовь, радость, свет и находят. И пусть преодолевают тернистый путь… Да, я где-то прочитала, что самые великие проходят свой путь неузнанными. Если, конечно, тебя успокоит это.
- Спасибо.
- Пожалуйста. Я рада, если хоть немного помогла рассеять твои сомнения. Хотя говорят, если желаешь что-то, представь, что это у тебя уже есть. А вдруг оно тебе не так нужно?
- Я не буду заниматься ерундой. Я и без этого успокоился.
Она положила трубку и подумала, что сама была не прочь пожаловаться Ваньке. Но когда человек жалуется тебе, жаловаться в ответ на свою судьбу не уместно, что ли.
«Справлюсь. Это мелочи».
Она вышла в гостиную, села на диван и услышала признание деда:
 - В тиши ночей, что с годами стали, словно бесконечными, предавался размышлениям и печали. И вдруг сделал открытие. Всю жизнь торопился, куда-то бежал, что-то делал, а что было на самом деле, так и не увидел, не понял, не разобрался, не нащупал главного, всё больше на мелочи разменивался, может, поэтому и мудрости за прожитые годы не накопил? Как думаешь? – он вопросительно посмотрел на внучку.
- Только человек, не лишённый мудрости способен увидеть собственные метания, - Лина погладила деда по плечу и улыбнулась.
А потом отец решил рассказать о своих терзаниях:
- У нас вчера был запланированный, так называемый, культурный поход. Вылазка в свет. Это наш профсоюз позаботился о нас. Субботний вечер в кругу сотрудников. Чтоб мы к искусству приобщились. Всё же научные сотрудники. Я сидел в удобном кресле в зале консерватории, тупо смотрел на сцену, и всё пытался определить это я идиот или музыка вся из заусенцев написана идиотом. Посмотрел исподтишка на соседа, сидит скукоженный, глаза закрыл то ли от страха, что музыка внутрь него просочится, то ли от страдания за тех, кто вынужден был рвать мелодию в клочья и сшивать чёрными нитками по бордовому полотну. Кромсание и сшивание, кромсание и сшивание. А я всё сидел и ждал окончания этого процесса. А когда прозвучал последний аккорд, я встал и с великой радостью, облегчением, в состоянии, близком к экстазу, аплодировал оркестру. И даже крикнул: «Браво!» Я был так рад, что окончились мои мучения, что готов был выбежать на сцену и расцеловать бедных музыкантов. Я смотрел на других зрителей, они улыбались и тоже кричали: «Браво!» Но если б кто-нибудь из них узнал истинную причину моего ликования, как бы они отнеслись ко мне? А может, они такие же лицемеры? Или просто боятся показать, что ничего не поняли? А вдруг это гениально? Прорыв в музыке? Новое направление? Вот так и живём. Боимся показаться глупцами, превозносим то, что не стоило бы превозносить, и молчим там, где необходимо орать во весь голос. Ребёнку, крикнувшему королю, что он голый, было всё равно, что о нём подумают другие. Он озвучил то, что было на самом деле. А я разучился, - вздохнул отец Лины.
Мать с нескрываемым восторгом посмотрела на мужа. Его признание было для неё откровением. Константин всегда боялся, что кто-нибудь узнает о его некомпетентности.   
- Нечто подобное и я испытал, в том году. Ты не одинок, - вдруг признался дед Василий.
- А с чего это ты вдруг в консерваторию попёрся на концерт симфонического оркестра? Тебя ж ничего, кроме игры соседа Кости на гармони и исполнения революционных песен не интересовало никогда? И то в состоянии лёгкого подпития по поводу этого самого революционного праздника. И почему я не в курсе оказалась твоего похода? – спросила его жена Катерина.
- Так это нас с Генкой премировали за отличную работу. Он свой билет дочери сосватал. А мне некому, оказалось: вы ж на даче сидели безвылазно. Дарить кому-то не решился. Дай, - думаю, - схожу. Ведь люди деньги платят, а здесь бесплатно предоставили. Вот и решил развлечь себя. Костюм, галстук. Как белый человек. Театр показался мне храмом. Места чуть ли не в первом ряду. Радуюсь. И вдруг понимаю преждевременность моего восторга, когда зазвучал оркестр. То громыхание, то скрежет, то обрыв проводов, то замыкание, то странное ликование на ровном месте, то скрип среди какофонии звуков. Хаос с потерянной мелодией. Сижу и думаю, почему никто не убегает? Да и сам сижу с умным видом. Деньги заплатили, жалко? Или ждут, а вдруг сейчас всё изменится и зазвучит, польётся ручейком или бурной рекой мелодия… Так нет же, чуда не свершилось. Хотя вру. Свершилось, в самом конце: грохот умолк, скрипка пискнула и тоже замолчала. Уж как я был рад этому. Конечно, я допускаю, что что-то не понимаю, может, это мой консерватизм, но я люблю классику. Современные композиторы, не все, сразу оговариваюсь, увлекаются формой, ищут ходы витиеватые, но за этим увлечением теряют основное – смысл. Но вернёмся к концерту. Я всё же довольный ушёл домой: остался жив, не оглох. К тому же в антракте собрался в буфет заглянуть, посмотреть, чем наша интеллигенция питается?
- Ну? – спросила бабка Катя.
- Что «ну»?
- Посмотрел?
- То-то и оно, что посмотрел, - улыбнулся дед Вася. – Цены не то, что в нашей заводской столовой. Да там пустой чай, как экзотический напиток стоит.
- Так ничего и не попробовал? – спросила Лина.
- Бутерброд взял, а потом никак в себя прийти не мог. Может, музыканты после такого буфета тоже ошалели. И им вместо нот цифры мерещились? Хотя они до буфета скреблись и рвались куда-то…
- По крайней мере, - улыбнулась бабушка Катя, - на людей посмотрел, себя показал, не уснул…
- Да кто ж под такую музыку спать будет? – возмутился дед.
- Видишь, ещё один плюс отыскал, весь зал в едином порыве бдел… - хмыкнула его дочь Лара, мать Лины, а потом задумалась, отчего преобразилась её внешность.
А Лина подумала, что тоже не видит себя со стороны в моменты погружения в себя.
 «Я знаю, а может, мне только кажется, что знаю свой внутренний мир, но люди видят нечто другое. Получается несоответствие. Мой образ кто-то создал для меня в расчёте, что именно эта оболочка сможет пробудить моё сознание. Я пленница этого образа. Я притворяюсь и боюсь, что окружающие узнают правду обо мне. Иногда я благодарю судьбу, что не красавица. Красивая внешность – это не я. А любое любование собой – угроза потеряться в зеркалах. Я где-то прочитала, что «имеет значение только то, куда ты идёшь дальше». События, происходящие с нами, учат нас. Значит, любой шаг приближает нас к выбранной цели. Не отдаляет, как кажется порой, а именно приближает. Хотя если жизнь – это сон, то какие шаги могут быть во сне? Единственный путь – проснуться. И следующий вопрос на засыпку: «Как?»
Но ответ не приходил. А после выходных в коридоре института она столкнулась с Иваном и очень обрадовалась:
- Привет, дружище! – воскликнула она.
- Что-то случилось. Здравствуй. Рассказывай, - предложил Иван.
- Я не знаю, как поведать о тех мыслях, что разрывали меня изнутри. Нужно какое-то вступление, что ли, - Лина вздохнула.
- В холодную воду лучше прыгать сразу.
- Ладно. Я никогда не задумывалась раньше, как наши эмоции влияют на тех, кто находится рядом с нами.
- Конечно, мы все связаны невидимыми нитями, мы взаимодействуем на неком уровне, о котором ничего или почти ничего не знаем.
- Я размышляла, почему вчерашний вечер превратился в вечер воспоминаний, связанный с разочарованиями? Уж не моё ли разочарование тому виной? Может, это я каким-то образом неосознанно протранслировала его? И мои милые родственники оказались в его плену. И на волне, что я создала, прозвучали их откровения?
- Мне надо будет подумать. Я не могу вот так сразу ответить на твои вопросы, - признался Иван.
- А потом мысли сделали немыслимый вираж, - сказала Лина. - Есть грань, разделяющая два мира: тот, откуда мы прибыли, и этот, где мы сейчас находимся. Грань невидимая. Существует соблазн заглянуть за неё. А потом тоска по Нездешнему наваливается на плечи. Мне кажется, что я вижу в такие моменты гримасы собственной судьбы. Я зажмуриваюсь в надежде, что, когда я открою глаза, всё изменится: мир станет иным, добрее, что ли. Но нет. Хоть обморгайся, ничего не меняется. Тогда невольно обращаешь свой взгляд в прошлое. И вдруг высвечивается некое событие, как при вспышке молнии. А потом тоска сжимает сердце: приходит осознание, что ты здесь всего лишь гость, а дом твой где-то там, за той гранью, за которую ты не в состоянии заглянуть. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что происходит со временем в наших мыслях?
- А что с ним не так? – удивился Иван.
- Его нет.
- Приехали.
- Нет. Конечно, оно есть. Но мысли словно пронзают время.
Иван пожал руку Лине, потом слегка обнял.
- Только не обольщайся. Это всего лишь дружеский жест. Я зануда, знаю, - вдруг разоткровенничался Иван. – Но ты тоже не подарок. Я, однако, понимаю, что ты такая, какая есть. И вряд ли станешь другой в ближайшее время. Но, я должен признаться: ты – настоящая. А это главное. И не благодари, это правда. И, тем не менее… - он замялся.
Лина улыбнулась.
  - Два парусника могут достаточно длительное время плыть рядом, но порты, в которые они направляются, точки их прибытия, могут находиться в разных местах и, следовательно, их пути всё равно разойдутся. Но не стоит жалеть об этом. То время, что они были рядом в океане, останется в их памяти. А со временем они могут увидеть, что это было не худшее время в их жизни.
- Образно. Но достаточно точно, - улыбнулся Иван. – Я не потерявший рассудок от любви тайный поклонник. Я и, правда, никогда, извини, не рассматривал нас, как пару. Но ты мой лучший друг.
- Спасибо, - произнесла Лина. – Ты тоже мне дорог, хотя порой раздражаешь ужасно.
Мила увидела своих однокурсников возле аудитории и не смогла пройти молча.
- Голубки на обшарпанном подоконнике нашли друг друга? – произнесла она с ехидной улыбкой.
- Дорогое создание, неужели зависть проснулась? Доверительные отношения не купишь, - сказал Иван.
- Чему завидовать? У вас же ни гроша за душой, - хмыкнула Мила.
- А как оно в золотой клетке? Не страшно? – спросил Иван.
- Болван. Страшно, когда её нет…
- О, как всё запущено. Без вариантов… последняя стадия отупения. В твоём мире всё покупается и продаётся. Но это дорога к пропасти.
- Пошёл ты! – крикнула Мила. – Достал.
- Но ты же хотела, чтобы я попытался сорвать с тебя маску. А вдруг там ещё жив трепетный птенец, который со временем может расправить крылья и полететь… вопреки всему…
Щёки девушки заалели, и что-то беззащитное прорвалось наружу в выражении её глаз.
- О! – улыбнулся Иван. - А ты, между прочим, ты не такая стерва, какой пытаешься себя преподнести.
- Заткнись! – крикнула Мила, испугавшись. – Отстань, заноза.
- Это она меня занозой назвала? – возмутился Иван. – Ты это слышала? Заноза. Кто бы говорил. Как часто люди приписывают собственные качества другим. Напишу рассказ и назову его «Заноза». Может, это поможет мне лучше разобраться в том, что делает нормальных людей сволочами. И как не скатиться до грани…
- Ванька, ты чего прицепился к ней? – спросила Лина.
- Я увидел её настоящее лицо… под маской. И знаешь, она плачет. У неё есть шанс.
- Я думаю, что шанс должен быть у всех… - произнесла Лина и спрыгнула с подоконника, на котором сидела всё это время.
Иван улыбнулся.
- Можно поинтересоваться?
- Ты хочешь спросить про Доктора? Зачем?
- Не знаю. Мне показалось, что вы чем-то похожи.
- С чего это ты взял? Ты же вообще никогда не видел его, не общался с ним? – спросила Лина.
- Я вижу тебя, я общаюсь с тобой. И мне кажется, что ощущаю не только внешнее. И через тебя мне становится понятней он.
- Кто? Доктор? Мы разные. Даже очень, - растерялась Лина.
Она не ожидала, что в их общении произойдёт такой поворот.
- Он уверен в себе, независим. Нет, всё не то. Это внешнее. Я ощутила боль, которая сидит в нём. Но он, как бы это не показалось странным, по каким-то причинам не хочет с ней расставаться. Он бережёт некое болезненное воспоминание…
Лина повернулась к Ивану, и он увидел растерянность у неё на лице.
- Он любит её до сих пор, - неожиданно выдохнула она.
- Кого?
- Не знаю. Я даже не понимаю, с чего это я так решила…
- А Стас знает что-нибудь о его прошлом? – поинтересовался Иван.
Лина пожала плечами.
  - У нас не было повода обсуждать его друзей.
- Зачем обсуждать? Доктор в их компании достаточно колоритная личность. Можно просто спросить.
- Наверное. Но это не мой метод.
- И как ты выяснишь, что его терзает?
Лина вновь пожала плечами и промолчала. А через неделю после этого разговора она случайно столкнулась с Антоном на остановке, хотя у неё возникло подозрение, что эту «случайность» устроил сам Антон.
- Ты домой? – спросил он.
- Да. Тебе нужна психологическая помощь, и ты не знаешь, как сказать об этом? – спросила Лина. - Говорят, что пока не закроешь одну дверь, вряд ли откроется другая. Может, стоит оглядеться? Вдруг что-то не так в твоей жизни?
- Я и без этого знаю. Я одинок. Рядом со мной нет её, той, что где-то заблудилась, а должна была бы выйти на ту же дорогу, по которой я иду. Столкновения не произошло. Неужели мне по судьбе прописано одиночество? Я где-то читал, что наиболее просвещённые люди одиноки. Не потому, что стремились к этому. Может, они просто не могли встретить человека противоположного пола такого же уровня, как они сами? А иногда я думаю, что, может, я уже пересёкся где-то со своей единственной и не заметил этого, прошёл мимо. Предоставит ли судьба нам ещё одну встречу?
- Если бы она оказалась в твоём пространстве, ты бы узнал её, мне так кажется, - сказала Лина.
- Ощущение, будто я мотылёк в люстре, светло, а лететь некуда. Я прикладывал усилия, чтоб увидеть собственное будущее, а видел лишь мелькание теней. Запахи, действительно, вытаскивают наши воспоминания из прошлого. Я хочу рассказать тебе довольно-таки странную историю. Я до сих пор не знаю, как к ней относиться. Я впервые увидел её во сне. Нет, это не было сном. Это было видение. Я находился в полудрёме. Я увидел девочку. Она сидела за роялем, такая хрупкая, воздушная в голубом платье, в косах – белые банты. Она не замечала меня. Я смотрел в открытое окно их загородного дома. Я был года на три старше её. Вначале меня привлекла музыка. Я услышал её звучание из открытого настежь окна. Я осторожно открыл калитку и подошёл поближе. Мне захотелось увидеть пианиста. Я подставил деревянный ящик, залез на него, облокотился на подоконник, чуть не свалив цветок, и увидел её. Моё сердце было готово выпрыгнуть из груди. А потом я услышал шум подъезжающей к дому машины и поспешил к калитке. Оказавшись за забором, я увидел, как захлопнулось окно в доме. А из подъехавшего, очень своеобразного автомобиля (потому что я никогда не видел ничего подобного), вышел солидный джентльмен, он помог даме, по-видимому, жене и дочке выйти. Я чуть не закричал. Передо мной стояла та же самая девочка, которая только что играла на рояле. Я подумал, что у неё есть сестра-близнец. Из соседнего дома для обслуги выбежал сторож и его жена, что убиралась в доме и готовила. Они вносили вещи в дом, что-то радостно восклицали. Я поднял упавшую из рук сторожа газету. Она была за 1906 год.  Позже, я спросил у их сына про хозяев загородного дома. И был поражён, когда он сказал, что никакой сестры у их дочери никогда не было. Я вздрогнул. Видение исчезло. Я осознавал, что лежу в кровати, что увидел, эпизод из моей прошлой жизни. Я не знал, что это был за город, я и своего дома не видел. Но я ощущал такую любовь к этой девочке, что мне стало страшно. Я любил ту, которой в этой жизни могло и не быть. А через два дня мои мучения стали нестерпимы. Я почему-то должен быть знать, что там произошло. Откуда у меня внутри некая безнадёжность и боль потери. И я увидел. Это случилось весной. Возле их дома цвела черёмуха. Они покидали наш город навсегда. Их дочь, которой к тому времени было пятнадцать лет, прослушал именитый профессор и пригласил для продолжения обучения в консерваторию. Об этом её мать сказала соседке, а я услышал. Я не знаю, встречались ли мы с этой девочкой или я тайно воздыхал, так и не признавшись ей в любви. Она уезжала. Мир рушился. Запах цветущей черёмухи смешался в моём сознании с потерей той единственной, которую я любил. Я вновь очнулся здесь, но у меня было ощущение, что я всего лишь мгновение назад вдыхал запах цветущей черёмухи, видел её. Я ощущал нестерпимую боль в груди. Я знал, что мы так и не встретились больше. Что там произошло, одному Богу известно. Первая мировая война, революция? Я даже не знал, не эмигрировали ли они за границу, что стало с их домом, да и выжили ли они в это смутное время там, куда они отправились жить. Возможно, у них в городе была квартира, но это всего лишь мои домыслы. Но я не только там любил её. Каким-то невероятным образом я продолжал и здесь любить ту, которая затерялась во времени. Я постепенно смог загнать память о той девушке, боль от расставания с ней так далеко, что успокоился. И вдруг… - Антон замолчал.
- Ты вспомнил… - Лина опустила голову. – Я не стала выдающейся пианисткой, как мечтали родители, я слишком рано ушла из жизни там. Я откуда-то это знаю. Я здесь не искала тебя, не ожидала встречи. Для меня тот эпизод был чудом, которое невозможно объяснить. Мне в первую нашу встречу стало очень тревожно рядом с тобой. И если бы ты не рассказал сегодня… тот мальчик, слушающий мою игру, с восторгом смотрящий на меня, так и остался бы мальчиком из другого мира, сказкой, которая случилась со мной однажды. Я до сих пор не знаю, как оказалась в том доме. Может, я и психологом решила стать, чтоб разобраться. Это не было сном. Я реально оказалась в другом времени, в другом месте. Но это была я. Мне было семь лет. Я проснулась в незнакомом доме. Это было солнечное утро. На мне было голубое платье, а в косах огромные белые банты. Я увидела рояль в гостиной, распахнула окно, села за инструмент и стала играть то, что должна была исполнять здесь на экзамене в музыкальной школе. Я ощущала некий внутренний восторг от игры. Краем глаза я увидела мальчишку, что залез на подоконник. Он смотрел на меня с восхищением, а я всё играла и играла. А потом я вновь оказалась в своей комнате. Было раннее утро, на стуле висело голубое платье, которое мне сшили специально для выступления на экзамене. Я закрыла лицо руками и расплакалась. Мать никак не могла успокоить меня, а я не могла ничего объяснить. А потом пришла бабушка и сказала одну только фразу:
- Всё пройдёт.
А потом добавила:
- И всё ещё впереди…
Мне показалось, что бабушка сама была удивлена не меньше моего. Мать хотела спросить, о чём это бабушка вещает, но, увидев улыбку на моём лице, сочла за благо промолчать. Я прекрасно сыграла на экзамене. Я окончила музыкальную школу. Мне иногда казалось, что я уже играла когда-то те произведения, которые мне задавали. В пятом классе я объявила родителям, что музыка никогда не станет моей профессией. Музыка – для души. Я откуда-то знала, что это правильно. Родители смирились с моим решением. Я не узнала в тебе того мальчишку, с которым столкнулась в семь лет и не могла узнать, ты взрослый. 
Она ощутила осторожное объятие, словно она была хрустальной вазой, а он боялся её разбить.
- Может нам в этой жизни будет дан шанс, - прошептал он. – Шанс, который мы не вправе упустить.
- Я не знаю, - сказала Лина. – Мне спокойно рядом с тобой. А можно ли думать обо всём сразу и ни о чём конкретно?
- Не пробовал.
- А у меня это само получается, - вдруг призналась она.
- Мог ли я мечтать там, в прошлом, перед самой мировой войной, что в другой жизни найду ту девочку?
- Это не ты нашёл. Это судьба нас вновь свела.
- Мне страшно, - вдруг признался Антон.
- Дивная заря надежды – красивый образ, не правда ли? – вдруг произнесла Лина. -   Ты когда-нибудь видел, чтоб дождь шёл снизу вверх, стремясь в свинцовую тучу, а не из неё? Во всём порядок должен быть. А в нашем случае произошло какое-то нарушение. Я иногда думаю, почему лучшие мгновения нашей жизни почти не оставляют следа?
- Я не размышлял об этом. Я никак не могу совместить тебя сегодняшнюю с той девчонкой из прошлой жизни.
- А может, и не надо совмещать? Когда я слышу стук дождя по крыше, как свистит ветер за окном, когда вижу, как деревья, раскачиваясь, тянутся к небу, меня посещают мысли о бессмертии. Но я здесь, и должна исходить из того, что мне дано в этой жизни, искать скрытый смысл и радоваться, что мы есть.
Он вдруг увидел перед собой девочку, которая взрослела на его глазах, но она была всё той же, любимой и желанной. Антон поцеловал Лину, и вдруг всё встало на свои места.
А Иван вышел из института, увидел Милу, стоящую возле двери и растерялся.
- Птичка из золотой клетки? – спросил он, потом увидел машину и телохранителей. – Не за тобой ли двое из ларца одинаковых с лица?
- Заткнись, заноза, - прошипела Мила. – Мне хреново. Ну, кто тебя просил? Что я теперь с проснувшейся совестью делать буду? Ты подумал? Как мне жить, заноза?
- Честно.
- Меня ж, как клопа раздавят, если вякать буду.
- А ты не вякай. Ты думай и молчи.
- Может, мне в монастырь сбежать?
- По убеждению монашкой хочешь стать?
- Да в том-то и дело, что не хочу. Заноза, женись на мне. Отец сказал, что лишит наследства, если я выйду замуж за героя не моего романа.
- И как ты себе это представляешь? У нас с матерью однокомнатная квартира в спальном районе. Я подрабатываю на литературном поприще.
- Я согласна голодать. Дверцу открыл в моей клетке? Так хоть направление укажи, куда лететь-то?
- Эти амбалы так и будут за нами топать?
- Ага.
- А ты их отправить куда-нибудь не можешь? Они каждый день тебя встречают?
- Нет. Отец приказал. Смотрины сегодня. Сына его компаньона должны привезти к нам в гости.
- А он жаждет на тебе жениться?
- Насмешил, - произнесла Мила. – Он меня не видел даже.
- Прекрасно. Побрейся наголо, раскрась лицо, коси под сумасшедшую…
- Ага, чтоб там и провести остаток жизни. Ещё идеи есть? – спросила Мила.
- Да. Поехали, представишь меня отцу, как своего избранника.
Она рассмеялась.
- Ты серьёзно?
- Ну, да. Разве он не желает  счастья своей дочери?
- Слушай, заноза, может, и выгорит. А потом что? Ты женишься на мне?
- Мы убежим на необитаемый остров…
- Мы можем улететь туда. Отец купил для меня… и дом там построил.
- Мне надо подумать, - сказал Иван.
- У тебя двадцать минут на размышление…
- Согласен, - серьёзно произнёс Иван.
- Заноза, я пошутила. Это не меня пасут амбалы, а вон того хмыря с первого курса. У меня отец директор завода. Мы живём в трёшке, оставшейся от бабушки. Квартира хоть и в центре, но похвастаться нечем. Я не из тех, -  она кивнула на парня и идущих за ним телохранителей.
- А чего цирк устраиваешь? – спросил Иван.
- Развлекаюсь. А отец у меня правильный мужик. На тебя похож. Ты, заноза, прости меня. Поехали, я тебя и вправду с отцом познакомлю. Он тебе понравится. А я вам ужин приготовлю. Мать сбежала, когда мне и года не было. За границей живёт. Шмотки присылает, с друзьями передаёт. Она меня к себе звала. Так я её послала, не резко, но весьма убедительно. Я своих не предаю, да и родину бросать не имею права, потому как люблю, заноза. И тебя тоже, - улыбнулась она. – Вот так.
- Тебе в театральный надо было поступать…
- У меня мать актриса. Это гены. Они во мне иногда просыпаются, заноза.
Парень, идущий за ними, наконец, сел в машину. Телохранители облегчённо вздохнули, скрылись внутри машины, которая тут же растворилась, будто её никогда и не было здесь.
- А?
- Это гипноз, заноза. Не было машины, не было охранников и парня не было. Я с детства умею морок наводить, глаза отводить… Это у меня от бабки.
- Нельзя шутить с тем, чего не знаешь.
- А я и не шучу. Оно само происходит. Но я уже думала, что власть затягивает, как и деньги. Сегодня заключительное представление, обещаю.
- А как же остров?
- Заноза! Какой остров? У нас денег на приличную мебель нет. Я тебе только об этом  сказала. Потому что…
- Мила, сколько же хлама у тебя в голове?
Она пожала плечами.
- Иди сюда, - Иван обнял её и вдруг рассмеялся: - Всех провела! Заноза - ты, а не я.
- Смотри, - она показала на облака. – Они в птицу превращаются. Она из клетки вылетела. Правда, не золотой, а самой что ни на есть железной, - произнесла Мила и поцеловала Ивана в щёку.
- Ты великий иллюзионист, Милка.
- Лина сильнее меня. Она твоя девушка?
- Нет. Мы друзья.
- Это хорошо. Это просто здорово! – заулыбалась Мила. – Кстати, у неё такая сила, что она сквозь пространства может проходить. Она необычная. Я знаю, о чём говорю. Мне бы хотелось быть на неё похожей.
- Зачем? Будь сама собой.
Иван обнял девушку и прошептал:
- Я тоже… люблю тебя. Только не зови меня занозой. Это не правда.
Мила обняла его и со смехом проговорила:
- Но один из нас точно заноза. Ты же не будешь отрицать очевидный факт? Держи, - и она протянула ему ветку цветущей черёмухи. – Только не спрашивай, откуда я её взяла, ладно?

Январь 2016 года