Зима слишком длинная. Музыкальная повесть

            О том, как мать лепила из единственной дочери своё подобие, и как дочери удалось сохранить свою индивидуальность, чистоту и правдивость помыслов своих, и стать востребованным жизнью человеком.

4 февраля 2014 год.


Зима слишком длинная. Музыкальная повесть.



Глава первая



            Холодно. За окном минус двадцать четыре. Пасмурно. Все пластиковые, стеклянные, металлические предметы и поверхности в помещении холодные. Присутствие холода и себя в нём постоянное. Повсюду! Женские с тоской глаза блуждают по офису. От стола к столу. От лица к лицу. В помещение негромко звучат слова песни с тридцатилетним стажем.
            — Такого снегопада
            — Такого снегопада
            — Давно не помнят здешние места
            — А снег кружил и падал
            — А снег кружил и падал
            — Земля была прекрасна
            — Прекрасна и чиста…
            Проникновенные слова песни посредством холодного уха проникли в женскую душу и скрутили её мягким жгутом, как качественное махровое полотенце.
            — Что с тобой? —
            — Зима слишком длинная. —
            — Нет такого понятия. Три месяца зимы. Три месяца осень. Три месяца лета и вечная весна.—
            Женский голос пропел последние два слова.
Женщина, перечислявшая природные явления сладко и со вкусом потянулась. Она сидела прямо на столе и возвышалась над своей коллегой сидевшей на стуле. Открылись постороннему взору подмышки. Платье в этих местах влажное. Пахнуло невкусным. Женщина, сидевшая за этим же столом на стуле и сетовавшая на зиму, затаила дыхание и вместе с ним великое удивление. Разве можно потеть так откровенно в холодном помещении!
            — Ты сидишь на холодной столешнице. Простынешь. —
            Сделала замечание сидящей на столе коллеге замёрзшая женщина на стуле и зябко передёрнула плечами.
            — Ни за что. —
            Задорно ответили сверху.
            — Мне приятно. Остываю снизу даже. Никакой работоспособности из-за этого. —
            — Тебе не холодно в ажурных чулочках? —
            Спросила замёрзшая женщина на стуле.
Две пары женских глаз рассматривают чёрный ажур чулок обтягивающих округлые колени невкусно пахнущей женщины.
            — Не чувствую. Ноги на морозе немеют. Главное красиво дойти до машины, ведь из неё Петечка на меня смотрит. —
            Невкусно пахнущая женщина переводит взгляд на обтянутые серыми гамашами колени замерзшей сотрудницы. Шершавые, неприглядные катышки на трикотаже явно просматриваются глазом.
            — А тебе не жарко в гамашах? Хотя, что я спрашиваю! У тебя нос синий и руки синие. Похоже, ты умерла и не знаешь об этом. —
            — Я о себе, думаю и беспокоюсь. —
            — А ты перестань. Подумай о других. Какой они тебя видят, интересно им быть рядом с тобой. —
            Мирный и доброжелательный голос невкусно пахнущей женщины бил пощёчинами, по лицу сидящей на стуле женщину. Холодная кровь у той пульсировала в висках.
 — А мне не хорошо рядом с тобой. У тебя подмышки мокрые и…. —
 — Дурра ты троекратная…. —
Невкусно пахнущая женщина старательно себя обнюхала.
            — То дух бабий. Заводной дух. Петечка его обожает. Потом он пополам с дезиком. —
            Женщина на стуле в гамашах молчит. На неё с тёплой грустью смотрит сотрудница с высоты столешницы.
            — Эхо-хо-нюшки…. Завести тебя не кому…. —
            Качает головой, спускается со стола и уходит. Оборачивается на ходу.
            — Без обид? — Спрашивает.
             Женщина в тёплых гамашах кивает головой в знак согласия, украдкой трогает столешницу в том месте, где только что сидела сотрудница. Тёплое.

            Ей тридцать девять. Рост метр восемьдесят. Сутулая. Размер ноги тридцать девять. Замёрзшая женщина разглядывает свои ноги. Обувь на них зимняя, на сплошной подошве. Ноги это проблема всей её жизни. Нижняя часть тела, как у негроидных женщин была неестественно на её взгляд крупной и тяжёлой. Вскидывает голову, быстро оглядывает ладненькую, правильно скроенную фигурку сотрудницы удаляющейся к своему рабочему столу. Хорошенькая!
Сами по себе ледяные руки невозможно положить на стол. Сквозь трикотаж проступает в женский организм ледяное его спокойствие. А что столу может быть надо в этакий холод? Например, что бы округлый, горячий, женский зад сел на него и погрел. Стол не чувствует запахи и может это вынести. Рассуждая о столе человек, явно нес, ахинею. Но именно она заставила женщину смело поставить локти на холодный стол, косточки заломили. Включила компьютер, набрала уже запомнившийся сайт знакомств, открыла почту и нашла в ней вопросы относительно себя на бланках, которые необходимо заполнить. ФИО, дата и год рождения, образование – эти строки заполнила чётко и бегло. Шатенка, брюнетка, блондинка? Холодные руки выхватывают из сумки складное зеркальце. Она шатенка. Цвет глаз? В зеркальце отразилось лицо пожилой женщины, об этом красноречиво говорили гусиные лапки от уголков глаз к вискам. Зеркальце маленькое и отразило только глаза да брови под свисающей отросшей чёлкой неопределённого цвета волос. И тут женщина понимает, что доподлинно не помнит цвет своих глаз. Знает, что карие глаза. Общепринятое слово. Шоколад тоже карий, а сколько оттенков. И молочный он, и горький, и чёрный и в крапинку, если с орехами. Женщина хочет шоколаду. Рот наполняется слюной и шоколадным вкусом, кажется, сейчас капнет прямо на холодную столешницу и застынет тёмным пятнышком от холода. Женщина сглатывает непроизвольно, да видимо громко.
            — Ты не завтракала сегодня, наверное, потому и мёрзнешь. —
            Сотрудница со странным именем Павлина снова обратила своё внимание на снегурочку за соседним столом. Кивнула головой в сторону комнатного градусника.
            — На градуснике двадцать пять. Комфортная для офиса температура. —
            Лариса, так зовут снегурочку в гамашах, встала и потрогала градусник. Он показывал озвученную цифру.
            — Градусы комфортные, а градусник холодный. —
            — Естественно. Температура человека тридцать шесть и шесть, разница есть. —
            — Мне шоколаду хочется. —
            Сама не ожидая того Лариса выдохнула из себя желаемое и представила, как бы она сейчас с лёгким хрустом откусила от шоколадной плитки и сгрызла.
            — Нестерпимо. —
            Прошелестели обречённо её губы.
Павлина посмотрела на синие губы коллеги, желающие шоколада, и поверила.
            — Петечка! Павлина хочет шоколада. Оченно…. —
            Вспомнила редкое слово, только что произнесённое синими губами напротив, Павлина включила его в свой лексикон и проговорила в телефон:
            — Нестерпимо. —
            С придыханием, губами касаясь телефона. Лицом и телом показывая невидимому Петичке, якобы возникшее неудержимое желание шоколада. Стул под Павлиной скрипнул. Женщина вошла во вкус и тоже уже чувствовала во рту, как плавится кусок тёплого шоколада от горячей слюны.

            Через полчаса небольшая комната на четыре клерских стола с компьютерами наполнилась ароматом чая и мелиссы. Минут через двадцать в офисе появился Петечка. Мужчина принёс шоколад.
            — Мне некогда моя радость. Приятного всем аппетита. —
            Петечка источал холод зимы одеждой. Голосом и глазами мужскую любовь. Руки выдавали мужские желания.
            — Ух, я тебя вечером то…. Да после шоколада…. —
            Помечтал вслух мужчина.
Павлина не большого роста. Её не стало видно за фигурой Петички. Шевельнулись полы дублёнки ниже пояса Петички, это шаловливые ручки Павлины ухватились за мужской ремень и как можно крепче прижали себя к любимому.
            — Чего такой грустный Ларчик? —
            Загремел голосом Петечка в сторону Ларисы над головой любимой женщины.
            — Зима слишком длинная. —
            Не голос, а холодное дыхание зимы услышал в ответ мужчина. Придавил теснее подбородком голову любимой женщины к своей груди, та мило пискнула в знак признательности в теплоте мужского тела. Мужчина о чём-то размышлял. Плавно покачиваясь из стороны сторону.
            — Павлуша! Пригласи в гости к нам Ларису. Я друга позову. —
            — Зачем? —
            Колыхнулась заиндевевшая ветка у зимнего окна.
            — Просто так. —
            — Не хочу просто так. —
            — Как у вас хочу, что бы тепло было. —
            Скорее всего, сказанное вырвалось нечаянно, так велико было женское возмущение от созерцания двух прижимающихся друг другу разнополых тел.
            — Так кто ж против! Дерзай! Всё в твоих руках. —
            Ответил мужчина. Сел на стул. Посадил на колени Павлину. Он знал Ларису, даже больше и дольше, чем свою нынешнюю возлюбленную. Знал её мать, отца, бабушек, слышал о дедушках. Отец не жил с матерью почти с рождения дочери. Мать до сих пор одна. Заведующая детским садом. До занимаемой должности шла тернистым путём. Понимать можно как угодно, но цель достигнута и удерживается двадцать с лишним лет. Городок маленький, молодёжь подрастает быстро и смещает пенсионеров с их должностей. Пенсионерка в лице Ларисиной мамы, была холодной гранитной скалой. Столько нацарапано кляуз на холодной гранитной скале, а ничегошеньки не видно. Стоит себе и стоит на своём посту, исправно исполняя свои обязанности, источая красивым лицом, холодное спокойствие и довольство собственным положением. К дочери и матери исправно забегала каждый Божий день после работы или во время рабочего дня с баночками, наполненными поварами пищеблока детского сада. Откроет дверь родительского дома, увидит старость в рваном халате и младость рядом за неё державшуюся, постоит у порога взвинчиваясь изнутри пониманием собственной неправильности поведения, изольёт гнев на якобы обличающих её в этом самых близких и родных людей и уйдёт в свой дом, как в неприкасаемый бункер, вход в который стерегут глаза хозяйки. Не дай Бог, кто зайдёт и оставит там свой след! Его немедленно сотрут половой тряпкой и ручку дверную вытрут и половичёк подъездный пропылесосят. Последующее проветривание обязательно.
            — Ты меня слышишь? Всё в твоих руках. —
            Повторился мужчина.
            — У неё руки холодные. —
            Пискнула на тёплой мужской груди Павлина. Мужчина заглушил её высказывание полой уже согревшейся дублёнки.
            — Буд-то у меня дел дома нет. —
            Ответила Лариса и отвернула, бледное от злости лицо к зимнему окну.
Мужчина и женщина ещё повозятся в дублёнке, и она его отпустит. Он уйдёт размашисто и шумно. Она повернётся к Ларисе восторженным лицом.
            — Чего мужикам перечишь? Нельзя мужикам перечить, одна польза от этого. —
            — Я как ты не могу. —
            — А как я? —
            — У тю-тю, у тю-тю! —
            Лариса изображает голосом якобы елейное поведение Павлины перед мужчиной. И тут же вспоминает величавость походки Павлины, всегда высоко поднятый подбородок, вздёрнутый и совсем не курносый носик.
            — Через «у тю-тю» ты получила желаемый шоколад, не выходя на мороз. —
            — Это ты получила. —
            — Для тебя. —
            — Хватит вам. —
            Зашуршал фольгой от шоколада сотрудник, занимающий самый дальний стол у стены рядом с колером. Молодой человек имел внешность пуделя, или Макаревича в юности. Жилетки его конёк и слабость. Столько их у него, что и сам не знает. Под глаза, под ботинок, под клетчатую кепку, для весны и осени, для выхода в светское общество.
            — Где сейчас можно найти светское общество и, какое оно. —
            — Тебе всё расскажи! —
            — А нам интересно с Ларисой. Да, Лариса? —
            Лариса смотрит оттаявшим взглядом мокрого снега на шоколад в руках пуделя. Это совсем другой шоколад, не тот, что принёс Петечка.
            — Это тебе. Держи. —
            С лёгкой задоринкой в голосе произносит пудель.
Пудель ниже ростом Ларисы. Протягивает шоколад синюшней Ларисе. Пудель мысленно представляет себе чудесные изменения в облике и сердце холодной сотрудницы. Вот она удивлена, восхищена его поступком, мгновение смотрит на него благодарственным взглядом, делает шаг и целует в щёку. Причём губы у неё тёплые и глаза добрые, как у его парализованной бабушки.
            — Рояль в кустах. —
            Удивляется Павлина.
            — Держат что-то объёмное или весомое. Здесь сто грамм с обязательным недовесом. Положи на общий стол. —
            Бульк, бульк…. Расплылись и куда-то вниз вытекли холодной водой фантазии Макаревича в юности. Отрезвили парня. Пахнуло холодом зимы от замёршей женщины.
            — Я думал, одной принесли, а другой нет. —
            — Не обращай внимания. —
            Павлина тоже булькнула, только расплавленным шоколадом во рту и прикрыла рот салфеткой. Лариса же откусывала шоколад, грызла и жевала. Чашка с чаем в её руках издавала мелкую дробь трясущейся чайной ложечки в ней. Чашка в руках Павлины плавно опустилась на блюдечко, тихо звякнула как бы в благодарность человеку, за вежливое с ней обращение. Кажется, сотрудник заметил эту разницу в поведении и изрёк в адрес Ларисы:
            — Ты общаешься с нами, как шоколад грызёшь. Как можно грызть шоколад! Его согреть во рту надо, он сам в тебя потёчёт. —
            Павлина тронула за руку Ларису.
            — Тебе долить чаю в чашку? —
            Лариса почувствовала отвращение к голосу Павлины, затем к ней самой. Отвращение отразилось на лице холодной женщины. Павлина испугалась и беспомощно посмотрела на Макаревича в молодости. Приниженный Ларисой парень в жилетке, тут же стал защищать Павлину, как, и принято у мужчин.
            — Долить в чашку!? У неё бокал, такой же большой, как она сама и с лошадью. —
            Слова обидные прозвучали, и зазвенела зловещая тишина в комнате. Стало слышно зиму за пластиковыми пакетами окон. Холод обволакивал каждого, из сидящих за общим столом людей.
            — Значит я, как лошадь. —
            Холодно и печально проговорила Лариса, обращаясь к зимним окнам.
            — Нет, конечно. Брыкаешься как лошадь дело не дело, зубы скалишь не по делу. —
            Парень ринулся исправлять ситуацию.
            — Ты старше меня и старше Павлины, а учится, тебе надо у неё. —
            — Чему? Мужиков менять? —
            Лариса идёт за свой стол. Садится и начинает что-то писать. Павлину как хлыстом ударили слова Ларисы. И без того прямо сидящая женщина выпрямилась.
            — И этому тоже. Так до своего мужика и доберёшься. —
            — Не нужны мне мужики. Сама могу себе шоколад купить. —
            Холодная женщина откладывает исписанный лист бумаги в сторону.
            — Так кто бы сомневался, дорогой наш коллега. —
            Парень встаёт с намерением, подойти к ней.
            — Стой, где стоишь соискатель. —
            Пудель останавливается, но продолжает говорить дальше.
            — Конечно, купишь сама. Только кроме самостоятельности есть ещё и другое. Общение, дружба, желание делать приятное другому человеку. Такое поведение как пример положительный окружающим. Тебе хорошо, ему хорошо, значит всем хо-ро-шо. —
            Ласково, по слогам протянул последнее слово Макаревич в юности.
Громыхнул ящик стола. В сумку полетели женские мелочи. Взвизгнул ошпаренный скоростью замок. Вжик! Такой же пронзительный взгляд Ларисы прошёлся по парню.
            — Лошадь пошла, искать другое стойло. —
            Общее молчание проводило взъерошенную изнутри женщину до двери.
            — Удила закуси. —
            Дружелюбный совет, к сожалению, не достиг ушей Ларисы. Она сама желала и понимала, что надо остановиться, перестать злиться на всех и на холод. Взять себя в руки. Только челюсти, шею, скулы сковал нервный спазм. Он кипел у самых губ и не давал набрать воздуха полной грудью.

            Еле дошла до дома. Злость и ярость на холод, скольжение под ногами напрягало тело до боли. Она шла и бубнила. Бубнила слова, оправдывающие её в глазах бывших коллег. Шаркая руками о стены дома, что бы ни упасть, дошла до своего подъезда. Испачкала перчатки на руках. Поправила ими выбившиеся волосы из-под капюшона, прежде чем зайти в него испачкала лицо. Кто-то здоровался с ней, она отвечала. Осведомлялся о её состоянии, она же грязная. А дойдёт ли она до дверей квартиры?
            — Дойду. —
            Бубнит женский голос из-под капюшона.
            — Я провожу. —
            Настаивает мужской голос.
            — Уйди. —
            Перед мужским лицом, половина лица женского под капюшоном куртки. В голосе стальная, с кислой горечью во рту женская ненависть. И шаг предупреждающий шаг мужчине на встречу. Абсолютно мужской шаг, несвойственный женщине. Сосед проводил взглядом странную свою соседку.

            Вот и дверь. Открыла. Хлопнула ею с досадой. Закрыла. Привалилась к стене прихожей без сил. Вот оно её спасение. Её квартира. Её нора. Её панцирь. Её бункер. Ватные ноги подгибаются, и женщина сползает спиной по стене на пол. Закрывает глаза. Ничего в себе не хочет, не желает слышать и чувствовать. Ноги в сапогах вытянулись по полу, заняли почти всю прихожую.
            — Лошадь пришла в своё стойло. —
            Кривая усмешка искажает лицо молодой женщины. Ударяет пяткой о пол. Ещё раз. Ещё. Этого ей мало. Бьёт кулаками о пол, головой о стенку. Больно. Прислушивается к затихающей в себе боли, следует за её исчезновением и засыпает.

            Сосед послушал через дверь происходящее в чужой квартире. Не понравилось. Собрался позвонить, но за дверью всё стихло. Ни звуков, ни шагов. Ушёл.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1842

Глава вторая



            Спящая женщина на полу в собственной прихожей открыла глаза. Будто кто-то воспользовался выключателем. Правое плечо, рука, спина окоченели. Поразмышляла об этом и почему она на полу. Закряхтела, свалилась на бок, встала на корточки и поползла в комнату к дивану. Именно поползла и смешно, ей не было. На диване удобнее. Стянута куртка и лежит на полу. Сапоги рядом. Со всем остальным на себе женщина снова погружается в сон, в котором обкушается шоколада и наконец-то согреется.
            — Твоему организму магния не хватает. —
            — Тот, кого обуревает желание, есть шоколад, нуждается в магнии. —
            Мама Ларисы вздохнула. Она зашла к дочери, имея ключ, вошла без предупреждения.
            — Где-то я читала об этом. Лучше бы ты мужика богатого вместо шоколада захотела! —
            — Ты всю жизнь у меня ненормальная. У людей дети, как дети. —
            — Одеть из твоей одежды ничего не могу, всё большое, даже обувь. —
            — Идти возле тебя на улице странно, будто ты мать, а я твоя дочь. —
            — Громадина, в папашу своего и его мамочку выродилась вся. —
            Мама Ларисы прошлась взглядом заведующей по долгому телу дочери. Прошлась такой же поступью вдоль дивана, на котором возлежало это долгое и так раздражающее тело. Туда-сюда.
            — Гулливер…. —
            И закатила глаза от возмущения. И об ужас! Сквозь стекло плафона люстры просвечивала пыль и засохшая муха в ней. С заведующей случился профессиональный столбняк.
            — Как ты живёшь! Заросла паутиной! Что молчишь корова? —
            — Мама…. Ты говорила о магнии и моём организме. —
            — Насрать мне на твой организм. Ему скоро сорок лет будет. Справится сам. —
            За входной дверью стоит мужчина, слегка наклоняясь к ней. Он вышел из своей квартиры по делам и задержался. Конечно, слов, доносившихся из квартиры соседки ему не разобрать, но повышенный тон, раздраженность и женскую агрессию он слышит и понимает. Понимает её и Гулливер на диване. В выражение «материнская любовь» дочь в далёком детстве ещё заменила слово любовь на слово раздражённость. Научилась выхватывать из бурлящего негодования слова и фразы несущие смысловое действие. Научилась делать это так виртуозно, что бы ни жгло душу, ни сердце, ни пальцы. Школьные годы прошли и студенческие тоже. Друзья и подруги этих лет, заполнявшие собой половину дня, обросли семьями, детьми, кое-кто и внуками. День наполнился бессмысленным хождением на работу в офисы, меняющиеся со странной периодичностью. Ночь страхами и сравнениями себя с кем-то не в свою пользу. Выходные раздражённостью мамы.

            Мама Ларисы застопорилась у окна. Подоконник оказался чистым. Женский организм вздохнул с облегчением и запросил дивана. Может сердитый человек вздремнёт немного. Не вышло. Прямо за окном окна недавно сданной в эксплуатацию точечной высотки.
            — Весь свет закрыли. Смотри теперь в стены. —
            — Местная власть задним местом думает и только о взятках. —
            — Представляешь, сколько они хапнули за разрешение на точечное строительство. —
            И вдруг замурлыкала незамысловатую мелодию. Вся заискрилась играючи голосом, телом и лицом. Сдёрнула шарф с шеи. Стала двигать шторами, собирая их в одинаковые складки.
            — Включи свет. Ла-ла-ла. —
            Дочь не поняла мать или не слышала.
            — Включи свет сейчас же. —
            На этот раз дочь слышит и начинает складывать, по мнению матери, длинное тело пополам, что бы встать, но очень уж медленно.
            — Корова! —
            Мать бежит и сама включает свет в люстре. Возвращается к окну. Припевая, продолжает манипуляции. Дочь уже сидит на диване.
            — Мама! Ты чего пришла? —
            — Ты у меня единственная дочь. Мама о тебе заботится. —
            Слова говорились ласково и певуче не дочери, а окну.
            — Иди сюда доченька. —
            И тут же с ледяной настойчивостью в голосе добавляет скороговоркой, не убирая с лица улыбку предназначенную окну:
            — Кому сказала, иди сюда. —
            Строго глядит на дочь. Передумывает. Взмахивает рукой и опускает с досадой.
            — Сиди уж. —
            Отходит от окна. Садится в кресло напротив дивана. Набирает в грудь воздуха.
            — Вот в кого ты у меня такая! Мужиков прут пруди вокруг неё, она их не видит. —
            — Это не так мама. Давно не так. Ты живёшь в своём образе двадцатилетней давности. —
            Если от шестидесяти одного лет мамы отнять двадцать лет той самой давности, будет тридцать девять дочерних сегодняшних (плюс минус). Дочь вспомнила тот период из жизни мамы. Мужчин у мамы в то время было валом. Но все как-то гужом, гужом, да мимо. Зайдут в дверь раз другой, выйдут и исчезают в неизвестном направлении. Мать читает мысли дочери и наполняется родительским гневом.
            — Тебе не нравится мамин образ жизни, зато тебе нравится сидеть в собственной квартире.—
            — Тебе не нравился мамин образ жизни, зато нравилось каждое лето ездить на море. —
            — Нравилось, что холодильник всегда забит продуктами. —
            Здесь употребилось совсем другое слово «жрачка».
            — Нравилось носить красивые шмотки и иметь не пустой кошелёк. А кто поставлял тебе таких поклонников? Не помнишь. Если бы не была коровой, вышла бы за кого-то из них замуж. —
            — Они все женатые были. —
            Успевает вставить дочь.
            Мама отмахивается и не прерывает бурлящий поток слов.
            — У тебя под носом живут два достойных образца. Балконы напротив. Глаза в глаза буквально! —
            — Куда ты смотришь, дурра набитая! —
            — Ты меня в гроб раньше времени загонишь! —
            — Ну, всё как у не людей! —
            Глаза у заведующей останавливаются. Видно, что человек соскочил с главной темы. Женщина встаёт и направляется в прихожую. Там висит зеркало с подсветкой. Отражение себя в нём заведующей всегда нравится. В прихожую не попадает дневной свет, а вечернее освещение скрывает первые признаки женского увядания. На этот раз зеркало ничем женщину не порадует.

            Далее она буквально вытащит дочь на балкон, якобы подышать свежим воздухом. Будет вдыхать его полной грудью и смеяться. Заправлять прядку волос дочери за ушко и смеяться. Смахивать снег с перил и смеяться. Изобразит игру в снежки, а увидев «неожиданно» мужчину на балконе соседнего дома, швырнёт в его сторону снежный комочек. И ведь попадёт поганка эдакая! При всём при этом будет успевать щипнуть уходящую с балкона дочь и вернуть обратно несколько раз. Достойные мужские образцы взирали со своих балконов на женщин. К ним неожиданно присоединился третий образчик. Он то и ответил на снежок, быстро слепленным своим снежком. Номер три. Назовём его так. Первый и второй образчики улыбались и комментировали происходящие действия перед собой. Все три квартиры, на балконах которых стояли сейчас мужчины находились в стадии ремонта. Признаки ремонта явно просматривались сквозь оконные стёкла и присутствовали на балконе в виде пакетов с сухими строительными смесями, инструмента, покореженных вёдер. Образец под номером три, игрой в снежки с женщинами создал приятную обстановку и мужчины познакомились между собой. Образец под номером два, пожал руку образцу под номером один. Их балконы совмещены. Балкон третьего образца достойного мужчины в отдалении от двух совмещённых балконов. Двое мужчин на совмещённых балконах помахали ему руками.
Первым ретировался с балкона номер три. Неожиданно так, будто его сдуло ветром. Мама Ларисы даже вниз посмотрела, не так ли это. Как раз в их подъезд заходил мужчина, но он был одет и с пакетами. Женщина жеманно поёжилась, передёрнула плечиками, а таковыми они и были. Заведующая небольшая женщина, даже маленькая. От такого понятия о ней уводил всегда высокий каблук, который с великим облегчением незамедлительно сбрасывался под столом в рабочем кабинете, и в прихожей дома. Не удобная и не по возрасту обувь выматывала ноющей болью вплоть до ножных ванн, только они успокаивали измученные и повёдённые артрозом ноги пожилого человека. Шестьдесят один год. Как не крутись, как не разглядывай эту цифру, ты пожилой человек. Врачи и те, поднимут от рабочего стола ничего не выражающие глаза на больного в таком возрасте и произносят фразу с еврейским акцентом:
            — А что вы хотите? Возраст. —
            Ларисина мама возрастной себя не ощущала. Где-то так сорок, сорок два, ну, может быть сорок пять, это для скептиков.
Образчик под номером один, видимо ну очень осмотрительный мужчина, сразу среагировал на женское передёргивание плечами. Жестами посоветовал им зайти в квартиру. Жестами изобразил больного в кровати с завязанным горлом и насморком, указывая на последствия. Погрозил даже пальцем, видя, что заигравшаяся старшая женщина не реагирует на его советы. Образец под номером два слал и слал прощальные воздушные поцелуи. Он явно не хотел расставаться с женщинами на балконе. Надо отметить, что первые двое мужчин не курили, когда как третий пробыл на балконе ровно столько, сколько дымилась прилипшая к губе сигарета. За это время он успел в снежки поиграть, покурить и познакомится с соседями. Чуть не забыли! И с женщинами вступить в контакт. На забрызганном побелкой стекле его квартиры, одна за другой появлялись цифры городского телефона. Как только Ларисина мама увидела это, тут же помахала всем ручкой и затолкала замёрзшую дочь обратно в квартиру. Всё в матери ликовало, ноздри трепетали, как у дикой самки во время охоты. Адреналин наполнил кровь благодатной силой. Она молода, она стройна, она красива. По ощущениям конечно. Хотя стоит отметить, что у сегодняшних женщин трудно определить возраст с первого взгляда, а тут расстояние между домами приличное, да и зрение у мужчин раньше женщин портится. И вообще они меньше живут.
            — Учись! Пропащая. —
            Мама роется в сумке, достаёт ручку, смятый чек из продуктового пакета, подходит к окну и во время. Она успеет сфотографировать глазами пять цифр номера городского телефона, прежде чем мужская рука, небрежно сотрёт его мокрой тряпкой. На действия мамы дочь никак не отреагировала. Холод, как мы все уже поняли, ей противопоказан.

            Как машина на авто колонке, заправившись адреналином на балконе, мама будет вещать и вещать из кухни, из ванной комнаты, с кресла, из прихожей о тактике поведения дочери. Вкратце это выжать и выбросить, если мужчина женатый. Стать ланью и его тенью, если в годах и разведён, или развод намечается. Просто получить удовольствие и здоровье, если мужчина прост молодой человек.
            — Поняла корова? —
            — Могу повторить. —
            И не дождавшись ответа:
            — Да ну тебя…. —
            Голосом обычного человека говорит мама, что бывает редко, ведь она заведующая.
            — Пошла я. —
            — Ничего не забыла? За чем-то же ты приходила мама. —
            — А кто к тебе кроме меня придёт, дурра…. Чка. —
            — Осторожнее мама, скользко на улице. —
            — Поучи меня…. —
            — Я советую. —
            — Твоя мама ни в чьих советах не нуждается. —
            Заведующая спускается по лестнице. Строгим взглядом осматривает замусоленные временем стены, полы, окна подъезда, качает головой и снова наполняется ядом. Тут можно, согласится с человеком.
Соседская дверь скрипнула.
            — Здравствуйте. —
            Так, на всякий случай говорит соседской двери Лариса и заходит в свою квартиру. Вдруг там пожилой человек живёт, надо быть вежливой.

            Ровно через сорок минут в квартире Ларисы раздаётся телефонный звонок. Мама. Как ногтем о натянутые нервы.
            — Звонила? —
            — Тебе нет. —
            — Мужику с балкона, дурра. —
            В школьные годы дочь ещё слёзно просила маму не называть её этим словом. Как ножом резали торт и остановились надолго. Края засохли, а нож лежит в надрезе, время от времени туда-сюда его двигают. Не больно. Противно.
            — Сейчас же позвони. —
            Дочь знает маму, перечить ей нельзя.
            — Пусть помучится. —
            — Поучи меня! Сейчас же позвони. За квартиру перестану платить. Зарабатывать надо дорогая, а не спать как корова. —
            — Я ему телефонный номер свой на тетрадных листах написала большими цифрами, пусть сам звонит. —
            — Не ври матери. —
            — Да позвоню я, позвоню. —
            — Что б завтра новости уже были. Тебе не рожать, чего ломаешься. —
            — Противно. —
            — Непротивно кошелёк матери половинить! —
            — Будут тебе новости. Пока мам. —
            — Сейчас как дам трубкой по голове! Положи трубку и набери его номер. —
            Дочь с опаской сторонится трубки, смотрит на неё и кладёт на место. Рядом с аппаратом городского телефона лежит начатая плитка горького шоколада. На столе в кухне ещё одна.

            Похоже, что шоколад сделал своё дело, настроение Ларисы само по себе улучшалось. За окном темно. После быстрого душа, тело перестало быть неприятно сухим. Банный халат сохранял влажное тепло. Ладонь смело погладила зиму за оконным стеклом. Контраст тепла и холода нашёл компромисс. Одна ладонь холодная, другая тёплая сменили постельное бельё на кровати. Женщина укладывалась и знала зачем. Телефон отключен.
            — И тот и другой? —
            Лариса спешно проверяет телефоны. Выключает вечно бубнящий телевизор. Доедает шоколадную плитку ту, что на кухне, запивая её горячим чаем, отмечает про себя, что кроме шоколада во рту у неё ничего больше не было за весь день. Вспоминает зиму за стенами дома, ситуацию на работе, написанное заявление на увольнение по собственному желанию. Всё отметается в сторону, перед острым, как лезвие стремлением ощутить внутри себя извечно желаемый и исконный, недосягаемый порой, манящий и убегающий из-под каждого представителя обеих полов оргазм. Искусственный он или настоящий, с присутствием партнёров обоих полов или нет, не важно. Важен только оргазм. Как хотите, но слово, именуемое самое наивысшее плотское наслаждение людей на слух не-вы-но-си-мо. До смешного, до отвращения, не понимания и отторжения. И это рычащая буква «Р». Не подходит оно и всё тут. Не то слово. Не тёплое. Не вкусное слово на слух. Но другого нет….

            Только полностью расслабившись, сосредоточившись на точке отправления, включив на полную катушку собственные фантазии, не стесняясь их, можно достичь желаемой цели. Расслабленный человек, отпустивший себя в страну чудес прекрасен лицом и духом. Нет ничего в нём сейчас от мирских забот, передряг. Глаза закрыты. Рот полураскрыт. Не стало человека в комнате. Лежит одна оболочка, руки теребят то, что нужно теребить, фантазии жирными взбитыми сливками прокладывают себе путь глубже и глубже в женских дебрях. Грудь с набухшими вершинами покачивается из стороны в сторону под тканью ночной сорочки. Вздохи сменяют «ахи», «ахи» переходят в короткий крик. Приходит очередь слезам счастья, тихого и одинокого счастья. Его впитывает женщина и впитает подушка. Будет долго им пахнуть.

            Мы всё любили. Мы все желали. Мы все знаем как после с великим трудом достигнутого удовольствия, хочется покоя и внутреннего созерцания. Им мы провожаем короткое удовольствие внутри себя и скажем ему до свидания. Мы молоды, время ещё много впереди нам кажется. До встречи!
Звонок в дверь заставил женское тело вздрогнуть, захлопнуть колени и испугаться, как будто женщина поняла, что за нею подглядывают. Стыд то, какой! Пусть это будет не к ней, не в её дверь. Пусть! Звонок снова звонит, и звонит в именно её дверь. Как-то странно звонит. Глухо. Только бы не мама! Господи пронеси! Женщина уже не заиндевевшая ветка за морозным стеклом, она вся горячая, с убыстрённым сердцебиением, с взмокшими подмышками и босиком. Щелчок замка, шорох провернутого ключа в его глубинах, скольжение о дверную поверхность брошенной в сердцах дверной цепочки. Рывок на себя за дверную ручку. Перед глазами ночной подъезд. И никого.
            — Добрый вечер. —
            Мужской голос сверху колыхнул подъездную тишину.
            — Ночь на дворе. —
            Сердито так, и машинально ответила горячая женщина. Ответила. Кому? Она тянет голову и тело.
Никого!
            — Я рядом с вами. Я на лестнице. Решил поменять перегоревшую лампочку. —
            — Зачем меня беспокоите. —
            Женщина подняла глаза на мужчину.
            — Простите? —
            — В мою дверь, зачем звоните? —
            — Так не звонил я. Звонок мой раз шатался. Укрепил. Проверил, пару раз нажал для этого.—
            — Понятно… Звонил ваш, а мне послышалось мой. —
            — Это от того, что дверь моя открыта. Прошу прощения за беспокойство. —
            — Нет, это я вас благодарю за беспокойство, теперь у нас будет светло в подъезде. —
            — Никто не промахнётся. —
            Неуместно ляпнул мужчина. Нельзя в ночное время разговаривать с женщинами полунамёками.
            — В смысле? —
Женщина вся скукожилась. Глаза сощурила и смотрит на лестницу, потому как мужчина с лестницы ей не нужен вовсе, совсем, и никогда.
            — А-а-а…. Кажется, поняла. Только ко мне вам дорога заказана. —
            Мужчина на лестнице оглядел подъезд.
            — Вы кому это всё говорите? —
            — Вам всем. —
            Женская рука захлопывает дверь.
            — Вымрешь. —
            Мужчина спускается с лестницы. Вспоминает солидные ступни ног женщины.
            — Страус. —
            Мягко улыбается сравнению соседки с представителем динозавров.
Затаскивает в квартиру лестницу. Гремит ею специально и действия свои старается производить медленно, что бы погреметь подольше.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1843

Глава третья



            Ларисе приснился сон, в котором, возле неё находилась приятная странным образом мужская особь. Все знают, что чаще всего приснившихся людей не узнать. Чувствуется, осязается приснившийся человек без лица. Приятные ощущения, очень схожи с платонической любовью в стадии обострения. Что бы ни происходило во сне, оба участника буквально плавают в плаценте платонической любви. Лариса во сне обследовала свой сон, нашла подходящие слова, что бы записать сон, когда проснётся и поискать разгадку в соннике Миллера. Этим она давно уже занимается. Если происходит событие расшифровавшее сон, запишет и событие. Три слова на букву П. Забавно!

            Забавно ещё и то, что если посмотреть на героев этой книги сверху, сквозь крышу и этажи увидим вот такую картину. По обе стороны смежной стены двух квартир стоят кровати. На одной лежит сосед вкручивающий лампочку в общественном подъезде, на другой кровати лежит наша Лариса. Разделяет их от силы пятьдесят сантиметров. Сон один на двоих. Упоительно тепло обоим во сне.

            Звонок в Ларисину дверь. Оба героя распахивают глаза. Ночники горят у обеих кроватей. Оба не легли спать, а прилегли на кровать обдумать встречу и беседу в подъезде. Оба ждут повторения звоночной трели. Оба напряжены. Мужчина уже понял, что звонок к соседке и сам не зная, почему насторожился. Молодая женщина живёт одна. Давно живёт одна. Сколько? И почему? Отогнал вопросы без ответа и пошёл к двери.
            — Может, приснилось. —
            Эта мысль посетила и мужскую и женскую головы.
Он смотрит в глазок. Со стороны соседской квартиры затемнение в глазке. Это капюшон мужской куртки с меховой опушкой. Человек перетаптывается. Смотрит на часы. Снова смотрит. Значит спешит. А чего пришёл тогда! Лариса тоже посмотрела в глазок и естественно увидела мужчину в пуховике с капюшоном. На подъездной площадке светло. Сосед лампочку недавно вкрутил.
            — Кто? —
            Было сказано ею из-за двери очень сердито и строго.
            — Доброй вам ночи. Ждал, ждал вашего звонка…. Дай думаю сам зайду. —
            — Кто вы? —
            — Я ваш сосед, из дома напротив. Мы сегодня виделись на балконе. Позабавились снежками. —
            И вкрадчиво так весь сосредоточился на прослушивание тишины за дверью.
            — Они ещё и незнакомы даже! —
            Присвистнул сосед, вкручивающий лампочки в подъезде, покачал головой и проговорил сквозь зубы:
            — Так тебе по ночам и открыли, козёл. —
            — Что вы хотите? —
            Казалось бы, сейчас запоздалый гость должен споткнуться в словах, искать, строить мысленно приличную для женщины фразу в ответ. Ан, нет!
            — Всё с чего-то начинается. Я сделал первым шаг, сделайте и вы мне навстречу. —
            Такие красивые слова. Такой прекрасный сон посетил женщину. Размягчил разум женский. Вдруг это мужчина из её сна и ей подсказывают свыше, что это именно так и есть.
            — Не открывай. —
            Шлёт флюиды сосед соседке через общую стену дома.
            — Открывайте. Не бойтесь. —
            Уговаривает гость в подъезде.
Шуршит и перекатывается в ложбинке дверная цепочка. Шуршит и проворачивается в замке ключ. Мужчина с пакетом. Не трудно догадаться, что в нём набор «джентльмена». Пакет заносят в квартиру. Соседняя дверь закрывается без стука. Глухой удар в мужском сердце за дверью соседней квартиры. А ему то, что надо?
            — Шлюха? А так и не скажешь. —
            И вспомнил сосед другую женщину, другую дверь, другую квартиру. Не просто, а любимую когда-то им женщину, любимую дверь и любимую квартиру. Сейчас дверь в эту квартиру открывает ему тринадцатилетняя дочь бывшей жены. Скучает о нём, просит зайти. Он тоже скучал первое время, с двух лет на руках носил из садика в садик, потом за руку водил в школу. Она зовёт, и он приходит и приносит подарки для девочек. Подарком может быть телефон, взамен устаревшей модели. Брелок со стразами Своровского на него, или чехол к нему с такими же стекляшками. И стоят эти стекляшки не малых денег по старым, да и нынешним временам. Бывало, что сталкивался в дверях и даже пропускал вперёд себя в бывшую любимую квартиру джентльменов с пакетами в руках, а в них гадливое позвякивание друг о друга бутылок. Одна бутылочка с сорока пяти градусным содержанием внутри, другая двенадцати градусная. Первая пяти звёздная для джентльмена, вторая шипучая для дамы. Первая непременно будет только начата, что бы джентльмену ни тащить пакеты в следующие разы. Если женщина умная, по мнению джентльмена, то коробка с конфетами будет открываться только в последующие его приходы, а надломленная шоколадка подло шуршать мятой фольгой, порой не один раз. Случалось и соседу задерживаться в бывшей своей квартире, потому как бывшая жена пользовалась его приходом и не возвращалась до утра домой. Дочь росла, а была она ему приёмной дочерью, становилась дерзкой и своенравной с матерью. Что видит перед собой, то говорит вслух. Переходный возраст! Делать нечего. Это потом, когда сама станет на лыжню без конца повторяющихся жизненных событий, прогнётся под весом не хороших выводов о себе самой, вспомнит мать и уже своя горькая правда разрежет сердце пополам и не один раз.
            — Да… —
            Пролистал мужчина воспоминания из жизни, вздохнул, потёр виски руками, огорчился до внутренней злости.
Ему сорок или за сорок. Не брит, потому что устал от лежания на диване, размяк и забыл, как он выглядит. Может быть тридцать восемь, когда побреется. Мужчины нынешние тоже, знаете ли, как хамелеоны. Живот в себя втянут, лопатки на спине сдвинут, и вот уже перед вами молодец на выданье. Сосед, вкручивающий лампочки разглядывает себя в зеркало. Да ничего он ещё! Выдохнул из себя воздух, выпустил на волю, животик и понёс его назад в комнату. Животик ему не мешается и не режет глаз. Молодой мужчина гладит свой живот и застывает у зимнего окна, за ним просветлённая ночь, как это бывает при только что выпавшем снеге. Фонари, под ними круги света.
            — Чего я о соседке думаю. Ведь зацепится не за что глазом! —
            И добродушно шутит вслух, самому себе отвечая.
            — Если только за рост и ноги. —
Прямо перед ним, на балконе соседнего дома мужчина в трусах на морозе, на голые плечи накинута не то куртка, не то пальто, освещённый светом собственных окон, разглядывает в бинокль его темное окно. Сосед инстинктивно присел и тут же вернулся в прежнее положение. На кой ляд мужику мужик! Он соседку наверняка высматривает. Котам мартовским рано ещё. Точно её! Бинокль приставлен ровно к глазам. Ни вверх, ни вниз.
            — Проверю. —
            Решает мужчина. Каким именем его обозвать? Пусть будет Павлом. На букву «П», раз все слова, здесь употребляемые на букву «П» такие приятные.
            — Проверю. —
            Решает Павел.
Идёт и включает свет. Возвращается к окну, открывает форточку, стоит какое-то время, что бы его заметили, идёт и выключает свет. Снова подходит к окну. Мужчина в трусах на балконе сместил бинокль правее, понял, что не туда смотрел и замер.
            — Герой любовник. —
            Возмутился про себя Павел. И не один он. На балкон выскакивает женщина и заталкивает мужчину внутрь квартиры, перед этим отобрала и повесила себе на грудь бинокль. Хлопает, а может быть и бьёт мужчину в трусах по спине, значит свой мужик. Женщина тоже своя, раз в распахнутом халате и невзрачной ночной рубашке.
            — Нет там никакой молодухи! Мужчина там и женщина. —
            — Потолки навесные у них интересные. А ты что подумала? —
            Доносится до Павла в приоткрытую балконную дверь.
Выходит подозрения Павла подтвердились. Мужик с биноклем разглядывал его соседку. Балкон рядом пуст. Нет, не пуст. В темноте проступает мужской солидный силуэт. Даже через окно видно, что тепло и уютно респектабельному мужчине в дублёнке, он сыт и ковыряет в зубах зубочисткой. И тоже смотрит на Павла. Раз мужик мужику не нужен, значит, и этот тип разглядывает его соседку. На этой мысли Павла посещает другая мысль, и простреливает как при радикулите в спине и по-настоящему. Где-то он уже видел мужика в куртке с капюшоном зашедшего к его соседке.
            — Так это же тот мужик, что курит часто на…. —
            Павел мысленно считает балконы.
            — …курит на третьем балконе. —
            Вот это да! Что же получается? Мужик с третьего балкона находится в квартире его соседки, с вполне явными намерениями. Мужик со второго балкона разглядывает соседку в бинокль. И разглядывал долго и основательно, раз жена заметила и увела. Респектабельного мужчину с первого балкона тоже интересует её окна. Вон он прислонился к стене своего балкона и не собирается уходить.
            — Что ж, страус птица экзотическая и глаз притягивает. —
            Павел мягко улыбается своим мыслям.
            — Одинокая женщина, как альбинос в природе. —
            Ему вспомнились до умиления «могучие» ноги соседки.
            — И рост у неё замечательный, под ноги. А мозгов мало, как у страусов. —
            Ещё одна улыбка озарила лицо Павла. Спину снова прострелило.
            — Этого ещё не хватало. —
            — Сам ругаю соседей, а делаю тоже, что и они. —
            Озлился и лёг в кровать. Упёрся сердитым взглядом в стену с правого плеча. Прошла минута. Приподнимается и прижимается к ней ухом. Именно в ночной тишине, яснее прослушиваются звуки издаваемые соседями.

            Охваченная желанием исполнения сна Лариса делает всё, что бы сон исполнился. Неосознанно конечно. Даже внешне изменилась. Лицо доброе, руки на удивление тёплые. Молодая женщина в одежде для сна, после фантастического и виртуального свидания с мужчиной во сне, стесняясь и сутуля без того сутулую спину стоит перед мужской особью с третьего балкона. Она чуть-чуть над ним. От неё исходит то, что никогда не видимо глазом, не названо словом, беззвучно и вечно. Не пахнет, но именно через обоняние заходит в нас без спроса. Древний инстинкт в мужчине подал сигнал к обладанию самкой. Гость не вручал хозяйке пакет, не снимал пуховика, не говорил общепринятых красивых и приятных слов. Всё перечисленное он держал на себе и ёщё что-то более тяжёлое в мыслях. Он слушал себя и то, что он слышал, ему страшно нравилось. А то, что нравилось пришлому человеку, было по-настоящему страшным. Кровь насытилась адреналином и пролегла в кроветворных потоках человека красной раскалённой нитью. Ой, как понятна сейчас стала песня Константина Миладзе со словами – и пройдите сквозь меня красной нитью. Нить жгла, кипела в кровеносных путях и толкала мужчину к чёрному действию. Древний инстинкт в госте извратился и носил форму обязательного насилия.
 В Ларисе тоже произошли изменения, открылся третий глаз. Им она увидела то, что ей предстоит пережить в ближайшие минуты. Там не было смертоубийства, картинка не соответствовала сновидению. Две особи застыли в напряжении, мужская особь в позе нападения, женская в позе обороны. Забыв про всё на свете, гость медленно приподымал руки в направлении женщины и сутулился как перед прыжком. В левой руке пакет, в правой руке шарф. Нелепо! Вещи в руках нападающего. Как был прав сосед за стенкой! Лариса страус. Милый и одинокий страус. Резким и сильным ударом ноги она останавливает метнувшееся к ней мужское тело и заставляет его сложиться пополам. Пакет грохнул бутылками об пол. Шарфу нашлось применение во рту гостя. Он жевал его, закатывая глаза, пережидая боль. В момент нападения и взмаха ноги страус издал короткий крик. Лариса этого не заметила. Крик услышал сосед за стенкой и тут же вломился к ней в квартиру. Рассерженный, весь в гневе, он оценил обстановку и вытащил скрюченного пополам гостя на лестничную площадку и закрыл за ним дверь. Увидел набор «джентльмена», выставил пакет за дверь и аккуратно прислонил его к стене. Мгновение смотрел на него, затем выхватил коробку конфет и вернулся с ней к Ларисе.
            — Ловко вы его. —
            — Вырвалось как-то, само собой. —
            — Да замечательно вырвалось! —
            Лариса у нас холодная женщина, её не трясло, она не волновалась, она оценила свой поступок и как всегда не в свою пользу.
            — Пустила в дом и избила…. —
            — Так уж и избили…. —
            Павел смотрит в глазок. Оборачивается.
            — Это вам от него. —
            Читает надпись на коробке:
            — Конфеты желейные. Так себе! Один мармелад. —
            Открывает дверь и выбрасывает коробку под ноги скрюченному гостю.
            — Не хорошо вы сделали. —
            Павел снова открывает дверь. Поднимает коробку с пола и укладывает в пакет. Гость стоит в подъезде лицом к окну и спиной к нему. Спина его уже выпрямлена.
            — Как он там? —
            — Отходняк ловит. —
            — Сколько вам лет? —
            — Сорок. Что-то не так? —
            — Ведёте себя как парень восемнадцатилетний, слова употребляете такие же. —
            — Сколько вам лет? —
            — Да уж поменьше будет. —
            Женщина отняла от своей цифры пять лет и представила себя именно такой.
            — Ведёте себя, как отсидевшая срок на зоне баба. —
            Мужчина обижен. Женщина уязвлена. Молчат.
            — Я побуду у вас, пока ваш гость не уйдёт. —
            Лариса тоже так считает. Она кивает головой в сторону кухни.
            — Проходите. Чаю хотите? —
            — Хочу. Можно в зале, там телевизор есть. Олимпиаду не смотрите? —
            Лариса утвердительно кивает головой и поясняет:
            — Зрители на трибунах мешают. Шум, гул в ушах стоит, неприятно. —
            Павел проходит в комнату, осматривается. Выбирает кресло и садится. Надумав что-то тут же, вскакивает и идет в прихожую. Смотрит в глазок, поспешно открывает дверь мимо неё как раз проходит напроказивший гость. Павел снова забирает коробку конфет из стоящего на полу пакета.
            — Вы забыли…. —
            Говорит пострадавшему. Двигает ногой пакет с оставшимся в нём содержимым в его сторону. Тот тяжело и неловко спускается по лестнице, и ничего не отвечает.
            — Для разнообразия. —
            Говорит Павел громко, что бы слышала хозяйка и кладёт коробку с конфетами на стол. Демонстративно рвёт целлофановую упаковку. Радуется чему-то своему. Обращает улыбающееся лицо в сторону открытого зимнего окна. Пусть смотрящие с балконов мужчины видят и завидуют, если конечно смотрят.
            — Чему вы улыбаетесь? —
            Спрашивает Лариса.
            — Странный день, странные события. —
            — Вечер поздний уже. Я пить чай не буду. Потом не засну. —
            — А я выпью. Тем более конфеты свежие. —
            Сосед разглядывает дату изготовления. Соседа рассматривает хозяйка. Павел поднимает голову. Встречаются глазами. Мужчину и женщину рассматривает холодное зимнее окно.
            — Давно живёте рядом со мной? —
            — Второй год. —
            — Один? —
            — Вы тоже одна. —
            — Не перечти женщинам. Одна польза от этого будет. —
            На что мужчина хмыкнул и ответил:
            — Не соглашусь с вами. Возьмём сегодняшний случай. К вам пришёл мужчина, пришёл не просто так, с чувствами пришёл. —
            Павел вдохнул запах конфет из коробки.
            — Непустыми руками. Вы ему дверь открыли и «наперечили» по интересному месту. —
            — Меня в квартире оставили. Зачем? Вдруг я тоже такой. —
            Женщина думает.
            — Вы лампочку в подъезде вкрутили. Светло стало. Вы не такой. —
            — Спасибо. Вы приглашали его? —
            — Я? Нет. Мама беспокоится за моё будущее. —
            — Без вашего согласия? —
            — Я с ней всегда согласна. —
            Лариса стоит у зимнего окна и внутренне остывает. Оглядывается на Павла. Видит его недоумение. Пожимает плечами.
            — Иногда вид делаю. —
            — Строгая? —
            — Заведующая детским садом всю сознательную жизнь. —
            Павел удивлён снова.
            — Я помню свою заведующую детским садом. Классная тётка была. Улыбчивая вся такая.—
            — То с чужими детьми. —
            — Вы же ей дочь родная. —
            — И девочка для битья. —
            Павел помолчал для приличия. Съел конфету. Занять себя не чем. Говорить на развернувшуюся тему человеку не хочется, хозяйке тоже. Съел ещё одну конфету. Рот наполнился фруктовой эссенцией. Неприятно. Слишком много её.
            — Пойду я. Если что стучите в стенку, и задвигайте шторы, пожалуйста. —
            Лариса кивнула головой и послушно закрыла окно шторами.

            Выходит на Павла не подействовало то, что не имеет названия и входит в нас посредством носа, то, что толкнула гостя на необдуманный поступок. Возможно, выветрилось. Возможно, фантастически исчезло, как и все женские фантазии.


Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1844

Глава четвёртая



            Респектабельный мужчина с первого балкона стоя на нём, стал мёрзнуть. Смотреть нечего. Задвинули штору в окне напротив. Сама хозяйка сделала это. Но…. В квартире находились двое мужчин сразу. Перебор. Второго при заключительной сцене с закрыванием штор не было. Выходит не вернулся и разборок не будет. Как она его! Он даже не понял сначала, чего это мужик с пакетом прогнулся, и засмеялся, когда до него дошло. Что происходит сейчас за окнами предположить можно и скорее всего, так оно и есть. Мужчина в темноте улыбался своим мыслям. Молодость, молодость! Перебор на эту тему, может быть только в это время.
Представляем мужчину с первого балкона. Врач, хирург, онколог. Пятьдесят восемь лет для дам. На самом деле шестьдесят два. Полный, лысый по собственному желанию. С мясистым носом, полными губами, густыми бровями. Щёки просвечивают сосудистыми сине красными звездочками. В ухе серьга гвоздик с брильянтом, что бы ни сглазили. Больной человек невольно переводит глаза на поблёскивающий гвоздик, чем прерывает своё пристальное внимание, сосредоточенное на враче. Какие глаза у онкологических больных догадаться не трудно, наполненные страхом и мольбой о помощи. А врач не Бог. Он ведёт лечение по ранее разработанным схемам. И только чутьё да опыт порой подсказывает небольшую и нужную коррекцию в уменьшении или увеличения доз в химии терапии и облучения. Хирургия для него сродни фотографии. Разрезал, посмотрел, как сфотографировал. Память феноменальная у мужчины врача. Полистал ранее сделанные снимки в голове, сравнил, сопоставил и сделал выводы на дальнейший ход операции. Сродни охотничьей собаки взял след и вперёд. Одинок хирург, а женат был всегда и часто. Все отношения с женщинами спешил узаконить, что бы дать каждой веру на свою любовь. Те верили и довольно хорошо себя чувствовали в его комфортных квартирах и домах первое время. Хирург знал толк в уюте. Каждый раз, новое гнездо блистало новинками в отделочных материалах и открытиями в дизайне. Каждое новое гнездо вереницей шли смотреть родственники, друзья и знакомые новой жены. Они то и заполняли день, давали новой жене общение. Она блистала перед ними дорогой посудой, винами и продуктами, и никогда им самим воочию. Муж был предан работе, как охотничий пёс хозяину. Влюблялись в хирурга, как правило, молодые сестрички и студентки, именно за талант, мастерство и преданность делу и больным. И был он Бог в их глазах и глазах больных всегда, когда как очередная самочка в гнезде начинала скучать и клеваться.
Квартира за спиной замёрзшего респектабельного мужчины находится в стадии ремонта. Длительного и нудного, как никогда. Наверное, потому, что это гнездо он вил без самки. Прожил на этом свете солидный срок, выдохся, может быть, ежедневные встречи со смертью поубавили его пыл и темперамент в этом вопросе. Не только поубавили, возникло чувство отвращения к женскому полу и грустное недоумение ко всему с ним происходящему. И не врач он совсем, и не лечит вовсе, а продлевает жизнь пациентов без боли. И не мужчина, раз его бросают женщины, так часто. И…. Махнул рукой с досады респектабельный мужчина с первого балкона и зашёл с балкона в квартиру. В ней ляжет спать и пред сном, будет размышлять о странных женщинах из квартиры дома напротив.

            Лариса вымоет обувь, притрёт пол у двери, и пока она всё это проделает, несколько раз оглянётся на зашторенное окно в комнате. Одиночество достало молодую женщину в конец. Зашторенное окно усиливало это ощущение. Она его открыла, не зажигая света. Свет падал из прихожей и давал возможность мужчине со второго балкона видеть женский силуэт в бинокль. А женщине из комнаты без света было легко разглядеть эти его действия. Она вздрогнула и накрыла себя шторой. Постояла пока внезапное сердцебиение прекратилось. От самого края окна отодвинула штору и посмотрела на соседний балкон. Ты смотри, как мама соседей раззадорила. Это у неё лучше всего получалось и получается. Мужчина раздет, стоит в одних трусах. Почему? Это опасно. Зима на улице.
А мужчина со второго балкона действительно раздет, потому как горит душа, просит, и просит так остро впервые исполнить мужскую нужду в новизне ощущений. Испепелила всего, как просит. Мужчина сетовал на неё даже. Не молодой он ведь уже – пятьдесят. На кой ляд ему в его годы любовные приключения. Не было их у него по жизни никогда. Так и нечего начинать. Но толкает мужчину изнутри неисполненная и такая желанная мечта, и при первом храпе жены родненькой, вновь выскакивает на балкон в одних тапках и трусах.
            — Спряталась… —
            — Неуч-то, меня видит и стесняется. —
            Душа мужчины со второго балкона зашлась от умиления. Сосед справа не спит, только, что зашёл к себе в квартиру. Хорошо. Как бы он выглядел в его глазах в трусах и на морозе.
            — И ведь не чувствую совсем холода. Я ещё молод, кровь кипит. Я ещё ого-го! —
            Мерзкий скрип балконной двери за спиной примораживает бинокль к глазам. Мужчина на балконе стекленеет от ужаса. Ждёт оклика жены. Не дождался. Распускает плечи и зло оборачивается. То дверь балконная самопроизвольно открылась. После внутренней встряски начинает чувствоваться холод. Мужчина крадётся в супружеское ложе. С облегчением вздыхает в горизонтальном положении. В мечтательной неге прикрывает глаза и тут же их распахивает.
            — Господи! С кем я живу! Полночи в кровати, а муж ледяной, как уж колодезный. —
            Жена сердито накрывает мужа одеялом.
Пронесло!
            — Спи родная моя. Малокровный я в детстве был. Помню, мама говорила об этом. —
            Жена тянет край одеяло до самого мужнего подбородка и утаптывает его рукой у мужского кадыка.
            — То-то и оно, что я твоя вторая мама. —
            — Как бы ты жил без меня. —
            — Что верно, то верно родная. —
            — Господи! Завтра внуков приведут! —
            — Так радость это…. —
            В комнате недоумевает тишина.
            — На день рождения поведёшь внуков к сестре, сама из дома выйдешь. —
            — И то верно. —

            Лариса осматривает ежедневный наведённый порядок в прихожей. Окидывает взглядом залу. Хмыкает от понимания неправильности этого слова. Представляет, какие залы в новом доме напротив. Дом построен по новой планировке. Потолки там высокие говорят, а в прихожих не виданные колонны стоят. За ними сразу зал с панорамным окном. Звонит городской телефон истошным криком. Только бы не мама! Только бы не мама! А кто же ещё.
            — Да, мама. —
            — Не мама я. Не спящий сосед за вашими окнами. Вы уж простите за поздний звонок. —
            Мужской голос замолчал. Подождал ответа. Его не последовало. В трубке тихо дышали. Продолжил.
            — Что у вас происходит, вы, будто прячетесь от кого-то за шторы. Приседаете всё время.—
            — Не прощу! Вы рассматриваете меня в бинокль. Как не стыдно! —
            — Да никогда и ни за что, у меня и бинокля нет. —
            — Не вы? А кто тогда? —
            Лариса идёт к окну.
Респектабельный мужчина подходит к своему. Оба смотрят на свои силуэты в ночных окнах. Для верности поднимают руки.
            — Это не вы…. Тот стоял на балконе рядом с вашим балконом. —
            — Так закрывайте шторы, чёрт возьми! И почему они у вас всё время открытые! —
            У Ларисы зашлась душа в тёплом предчувствии мужского участия к себе. Неуклюжий и большой человечек женского пола прожил половину жизни без мужского участия, но тянулся к нему всеми силами. Лариса старалась ходить к несостоявшемуся папе в детстве, напрашиваясь в гости. Встречала там лица без выражения, и слышала голоса без него. Беглые взгляды вскользь не согревали её всегда холодные от волнения и напряжения пальчики. Сколько могла, терпела и уходила, печально и неловко прощаясь у двери. Городок маленький, и жил отец с семьёй недалеко.
            — Получила? Так тебе и надо! К папочке она хочет! Перехочешь! —
            — От козлов молока не бывает. —
            Ребёнок внимал горькую материнскую правду и не верил. Это как дед Мороз у порога. Ждёшь чудо, а вытаскивают из новогоднего мешка с подарками совсем не то. Куда деть недоумение? Оно на лице написано. И страшно стыдно за взрослых и за деда Мороза.
            — Вы, почему молчите? Я вас обидел? —
            Мужской приятный баритон в трубке городского телефона вернул женщину к действительности.
            — Неприятно мне, когда шторы закрыты. Тесно мне от того в комнате. —
            То выражение, с каким были сказаны, вернее шёпотом произнесённые слова, мгновенно выдали доктору диагноз. Что бы подтвердить это он задал вопрос:
            — Давно так? —
            — Давно. Лет двадцать, может больше. —
            — А вам сколько? —
            — Тридцать восемь. —
            — Не убавили? —
            — Так плохо выгляжу?
            — Сложно разглядеть. У меня возрастной плюс. Мне шестьдесят два. —
            Хирург впервые озвучил точный свой возраст даме.
            — Как моему папе. —
            — Живой? —
            — Конечно и мама! —
            — Маму видел. Как спите? —
            — В кровати, не на диване. —
            — Засыпаете как? —
            — Перед сном много думаю. Посмотришь на часы, а там четвёртый час уже…. —
            — Поправим. Вас посетители сегодня атаковали? Не обычные…. —
            — Да… —
            — Расскажите? —
            — Так вы, наверное, половину видели. —
            — А кто они? —
            — Один ваш сосед по балкону через балкон, второй мой сосед через стенку. —
            — Кто плохой, кто хороший? —
            — Ваш плохой, мой хороший. Мой сосед лампочку на лестнице вкрутил. Кто дал вам номер моего телефона? Мама? —
            — Нет. Друзья помогли узнать по адресу. Мама всем раздаёт ваш номер телефона? —
            — Только соседу с третьего балкона. —
            — А! С третьего…. Со второго ещё не приходил? —
            — Нет. —
            — Цирк! А вы белочка в колесе. —
            — Большая такая. С большими ногами. —
            Горестно так, согласилась с мужским высказыванием женщина.
            — Не хорошо вы о себе как-то…. —
            — Какая есть. —
            — Вы себе не нравитесь? —
            — Всегда. Вы с виду не сильно большой. —
            — Я компактный. На сегодня вам хватит треволнений. Ложитесь спать. Вам завтра не на работу? —
            — Я уволилась сегодня. —
            — Поправим. Спокойной ночи. И закройте на конец шторы! И давайте договоримся! Шторы будете открывать половина девятого вечера. В это время я буду вам звонить. —
            — Зачем? —
            — Общаться будем. Поправлять то, что нужно. —
            Лариса вспомнила соседа через стенку и сказала:
            — Лампочку вкрутим, если темно. —
            — О чем это вы? —
            — О соседе. Я же говорила. —
            — Вот не достают мои руки, что бы отшлёпать противную девчонку! Быстро в постель! —
            — И не сметь открывать дверь никому! И дверь держать всегда закрытой! —
            Лариса срывается с места и бежит к входной двери.
            — Куда это вы так быстро? —
            Кричит ей телефонная трубка вдогонку с подоконника.
            — Проверить, закрыта дверь или нет. —
            От двери отвечает ей Лариса, деловито исполняя то, что было велено.
            — Молодец. До свидания. —
            — Завтра в половине девятого? А почему? —
            — Что бы «Время» посмотреть и новости об олимпиаде. А вы должны смотреть олимпиаду вместо меня до половины девятого. Красота, задор, молодость! Ясно? —
            — Буду смотреть! —
            — Смотри у меня, проверю! —
            Респектабельный мужчина грозит молодой женщине пальцем из ночного и зимнего окна напротив. Жестами велит закрыть шторы. Лариса тут же исполняет его приказ и выглядывает в щёлочку. С окна напротив ей снова грозят пальцем.

            Бельё на кровати свежее. Кровать не пугает одиночеством. У женщины много и много, ну очень много новостей и их необходимо обдумать. Просветить насквозь тем жизненным опытом, который она имеет. Что она и делает. Снова трещит в ушах звонок телефона. Два шага страусиных ног в его сторону и телефон смолкает на всю ночь. Это уж точно была мама! Слишком долго был занят городской номер телефона дочери. А сотовый телефон в темноте сумки осип голосом и издох. Его давно не заряжали.

            Лариса ещё раз пытается выполнить приказ мужчины с первого окна. Спать! Спать! Спать! Она уже лежит и начала прокручивать уходящий день в памяти, но…. Тихий стук. А тихий звук в ночи в общественном доме, самый громкий звук на свете. Этого ещё не хватало! Ждёт. Только собралась с мыслями…. Снова стук от стены с левого плеча. Сосед через стенку стучит тихо и миролюбиво. Он проявил сегодня по отношению к ней мужскую заботу. Она не одна! Вокруг люди о ней думающие. Лариса, почти ласково отвечает на стук стуком и засыпает.

            Сниться ей она сама. И почему-то очень красивая. Вся такая правильная, и в осанке и в походке, и ноги её стали красивыми и лёгкими. Ей не стыдно ими ступать перед мужчиной, смотрящим на неё влюблёнными и восхищёнными глазами. Её силуэт освещён ярким светом и вся она в его ореоле, как святая. А самое главное, это ощущение полной эйфории счастья и удовлетворённости собой.
            — Как в раю! —
            Подумает она и проснётся.
Глаза встретятся с обыденной действительностью.
            — Что за видение? Может, я скоро умру? И меня поместят в рай. —
            — Нет, не хочу. Мне в половине девятого вечера штору отодвигать и общаться. —
            При этой мысли Лариса улыбается.
            — Проснулась корова? Ты в лежачем положении ещё коровистей выглядишь. —
            Мама Ларисы сидит рядом с кроватью. Не могла её душенька вытерпеть неизвестности, вот и зашла к дочери по дороге на работу. Тяжёлый взгляд матери лизнул аппарат городского телефона.
            — Телефон отключила вонючка. —
            — Не правда. Не пахну я. Постель вчера сменила, и купалась вчера. —
            — Коровы все воняют, как их не купай. —
            Лариса собралась терпеть материнский гнев, как всегда. Мать осматривает комнату, выходит в залу.
            — Вижу, что был. Конфетки дешёвые. Это по началу. Почву прощупывает. —
            Поднимает крышку с коробки конфет.
            — Не ела. Всё правильно. Дала понять, что дерьмо.
            — День влюблённых на носу, подарок приволочет. Намекни какой! —
            Сапоги выносила уже. Шаг у тебя тяжёлый, коровий, всё снашивает. —
            — Холодильник пустой. —
            Мать выразительно смотрит на холодильник, возвращается к дочери.
            — Рассказывай, спешу на работу. —
            — Так не о чем. Всё сама уже рассказала. —
            — Вот! Мама знает всё. Мама всё видит. —
            — Так и продолжай. Да! Утюг у меня сгорел. Помнишь? —
            — Помню. —
            — Намекай! —
            Дочь кивает головой.
            — И если за первые дни никаких материальных подвигов с его стороны не будет, гони в шею. —
            — А то пустит славу, что тут на халяву всё и сразу! —
            — Мама! Выходной сегодня. Ты зачем на работу? —
            — Сторожей проверить. Как он из себя? На какой ниве куёт деньги? Если в таком доме оторвал себе квартиру, значит, деньги у него есть. —
            — Значит есть. —
            Эхом повторяет дочь с кровати.
            — Мама! Я далеко уже не молода. Ты пенсионер. Разве мужчинам такие женщины нужны?—
            — Может не надо всего этого? —
            — А то я не знаю. Открыла Америку. Это мне они не нужны. С козлами жить не хочу и не буду. —
            — А рожать детей? —
            — Родить каждая дурра сможет. —
            — Вот ты меня и родила. —
            — Потому что дуррой была. Тебя от этого всю жизнь предостерегаю. —
            Мама Ларисы удалилась в прихожую. Там есть волшебное зеркальце, при свете лампочки которое прячет явные признаки старости на лице заведующей. Найдя подтверждения своей неотразимости, женщина возвращается в комнату. Приваливается плечом к дверному косяку.
            — И вот это ты нарекаешь старостью? —
            Рукой проводит вдоль своего тела.
            — Мама, ты хорошо выглядишь для своих лет. И только…. —
            — Да, я хорошо выгляжу. Я хорошо мыслю. Я занимаю приличную должность с копеечной зарплатой и пенсией и, не смотря на всё это, я хорошо выгляжу. Потому что знаю, как надо жить.—
            Резкий прокол в подреберье останавливает женскую браваду. Лицо и мысли в голове напрягаются. Вена на виске вздувается. Её даже дочери со стороны видно.
            — Мам? —
            — Что мам? Вызывай скорую помощь, корова! —
            — Может корвалолу, чаю сначала! Ты зря нервничаешь. —
            — Сейчас как тресну! —
            Мама замахивается рукой на дочь у двери.
            — Мама зря нервничает по её мнению! Лежит коровой в собственной квартире, всё в квартире есть! А мама у неё зря нервничает! —
            Мама передвигается по квартире в сторону дивана с внутренним прослушиванием себя.
            — Кажется, проходит…. —
            Усаживается на диван, откидывается головой на его спинку.
            — Не прокатит первый, возьмёшься за второго. —
            — Главное не терять время. Дом богатый и люди в нём богатые живут. —
            — Хорошо мама. —
            — Посмотрим в чём твоё «хорошо» проявится. —
            Слово «хорошо» мама кривит гнусным неприятным на слух голосом.
            — Я встаю. —
            Говорит дочь.
            — И что мне аплодировать, в пляс пустится?! —
            — Просто так сказала. —
            — У тебя всё просто так! Всю жизнь! Взяла и забеременела во мне! Взяла и родилась! —
            — Так не бывает, мама. —
            — Как это не бывает? Раз ты стоишь передо мной! —
            Лариса разглядывает в руках телефонный провод, отключенный от розетки. Она подняла его с пола, что бы подключить телефон. Голова её низко опущена. Наматывает провод на руку. Стоит спиной к матери. Ссутулилась. Затылок наполнился до краёв гневом. Полыхает и бурлит сознание. Нет, это не сознание! Кому придёт в голову желание задушить собственную мать телефонным проводом! А ей пришло. А ей захотелось, чем угодно перекрыть этот нескончаемый поток ереси с почти сорокалетним стажем.
Мама что-то почувствовала. Спина дочери сигналила об опасности. Мама настораживается, сбавляет обороты вечно не проходящего гнева.
            — Ты чего застыла? Ты чего? —
            Дочь оборачивается к маме. Сейчас это крупная женская особь, с опущенным на грудь подбородком, взглядом исподлобья. Руки посинели, нарушился кровоток в перетянутых телефонным проводом руках.
            — Портить имущество не хорошо. —
            Как истинная заведующая пискнула мама и обмякла скоропостижно как-то. Как будто воздух вышел из воздушного шарика. Сморщилась, скукожилась и сошла на, нет. Страх мамы был велик и достоверен своей реальностью. Он то и раздавил скорлупку, под которой пряталась маленькая и уже старенькая, ставшая ненужной мужчинам женщина, которая посредством дочери продолжала укореняться в них изо всех сил. Дочь смотрела на маму ненавидящим взглядом. Дочь задумала насилие над мамой и нависала над ней образом умалишённого маньяка и чувствовала в себе великую силу против матери не свойственную дочерям и редко встречающуюся в природе. Мама закрыла глаза, потому как не было сил видеть то, что видится, и не было сил прокричать приказ с последующим оскорблением.
Не громкий стук в смежную стену между двумя квартирами, прогремел, прогрохотал в раскаленной голове Ларисы. Проделал брешь в Ларисином сознании, и стало из бреши вытекать лютая ненависть, к женскому существу сидящую на диване. Вниз, вниз по горлу, по груди и животу. В освободившемся пространстве вспыхнула лампочка общественного подъезда. Стало светло. Лариса оглядела свои синие и вспухшие руки, в них нестерпимо пульсировала кровь. Взгляд опустился ниже. А вот и крупные коровьи ноги.
            — Ну что мне их отрезать что-ли, что бы ты меня любила! —
            Крик пронзил старушку с мертвенно бледным лицом на диване. Она дёрнулась всем телом к дочери. Та шарахнулась от неё и упала на пол. Тяжело упала, как подобает корове. Опёрлась руками об пол. Запрокинула голову и завыла:
            — Уходи…. Уходи…. —
            И затопала крупными ногами об пол.



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1846

Глава пятая



            Лариса лежала на полу долго, вспоминала в мельчайших подробностях, что было сказано ею маме, и сделано ею. От долгого лежания слюнявая щека прилипла к полу. Глаз не раскрыть. Они распухли от слёз. Рот сжат и зубы стиснуты.
            — Вставай корова. —
            Сама себе скажет мысленно и испугается привычного оскорбления.
Дикая сцена с мамой тут же пронесется в её голове тихим скорбным шелестом и грохотом сердца за грудиной. Не громкий стук в стену повторит стук сердца. Как молодая женщина ему обрадуется! Тут же окажется у стены и постучит в ответ. Через минуту стук повторится за её дверью. Она откроет дверь с великой радостью нараспашку. Сосед оторопеет при виде распухшего лица соседки.
            — Что? —
            Возмутится Лариса.
            — Это я должен спросить. —
            Лариса оборачивается к волшебному маминому зеркальцу, из которого умалишённый маньяк выстрелил в неё взглядом. И убил.
            — Уходи. —
            Коротко говорит она соседу, которого уже нет в дверном проёме. Ноги чувствуют земное притяжение. Женщине нестерпимо хочется сесть или лечь.
            — И не подумаю. —
            Раздаётся из комнаты. Павел уже сидит на диване, ровно на том месте, где недавно сидела мама Ларисы.
            — Я плохо выгляжу и плохо себя чувствую. —
            Мямлит женское чучело от входной двери.
            — В связи с чем? —
            — С мамой поругалась. —
            — Маме нажаловался вчерашний не прошеный гость? —
            — Это длинная история и в ней вся моя жизнь. —
            — Начало трогательное. Только не след с родителями ругаться, всё равно мириться придётся. —
            Ужас обуял на этих словах соседа Ларису. Именно сейчас перемирие виделось последствием ядерного взрыва.
            — А ты мирился? —
            — Сто раз! —
            — Как? —
            Сосед разглядывает неприглядное лицо соседки. Желание узнать настолько велико, что молодая женщина забыла, как она выглядит, и прямо с прихожей подошла к соседу.
            — Давай сделаем так. Ты умоешься, причешешься, и мы попьем чаю у меня. —
            Лариса думает, прямёхонько так опускается на диван рядом с соседом.
            — Соглашайся. —
            Советует тот.
            — Одно и то же каждый раз. —
            Опечалилась женщина. Печально качает головой. Гладит соседа по руке. С участием заглядывает в его лицо.
 — Какие мы разные…. Ты за дверью моей стоял уже с этим желанием? —
Павел думает. Его удивили быстрые перемены в женском настроении.
            — А что в этом плохого? —
            — Плохого нет. Смешно. Лелеете его в себе круглые сутки и всю жизнь. —
            Лариса слегка похлопала руку Павла. Ласково.
            — Утолить не можете. Кочевряжитесь, на любые уловки идёте и ради чего…. —
            На лице женщине отображается ответ, увиденный ею в своёй памяти.
            — Сопите, пыхтите, краснеете, потеете…. Три минуты и всё. —
            — Ах, вот ты о чём?! —
            — Да об этом…. Расскажи мне об этом, как оно у тебя, где оно у тебя…. –
            Женская ладошка коснулась мужского лба, груди и живота. Встревоженная женщина, искала ответ на вопрос, почему тесный и неприятный ей контакт двух разнополых тел, так приятен мужчинам.
            — Где желание сильнее всего? Наверное, ниже…. —
Рука её несвойственно смело утопает в предполагаемом месте. Дальше происходит то, что происходит вот в таких случаях.

            Произошло и Бог с ним. Ничего нового Лариса в себе не почувствовала. Хотя ждала и надеялась. Как всегда. Павел слабо завозился у её плеча с запоздалыми словами якобы приятными женскому уху.
            — Ой, да перестань…. Лампочку вкрутил в подъезде, и то лучше этого. —
            — Нечего было начинать. —
            Заявляет Павел.
На что Лариса смотрит на него, как на провинившегося сынишку.
            — Вымрем, дурачок… —
            И ласково и печально улыбается парню прямо в глаза странная соседка страус.
            — Так не понравилось? —
            С внутренним ужасом спрашивает Павел.
Лариса честно качает головой из стороны в сторону.
            — Ну не скажи…. —
            Только и нашел, что ответить Павел. И что бы разрядить обстановку:
            — На всех не угодишь! —
            И рассмеялся и развёл руками мужчина.
Он повторит приглашение на завтрак, она откажется. Он уйдёт, она останется.
            — Всё, как у людей. —
            Загрустит Лариса у открытого окна, день за которым по-зимнему серый день.
Мысли о случившемся с мамой с новой силой навалились на Ларису, согнули в коленях и позвали на диван. Она собралась переместиться на него, но мужская особь со второго балкона в ярком свитере размахивала руками и привлекала её внимание к себе. В данном настроении, учитывая ситуацию с мамой, молодой женщине не надо оставаться одной и это понятно Ларисе. Всё что угодно, лишь бы не думать о предстоящем перемирии с мамой. Несколько минут женщина играет «вглядки» с соседом, просто так, что бы развлечь себя. Затем выходит на балкон и превращается в маму. Смех, острота в словах и фразах, ужимки от мартышки, всё присутствует на балконном общении двух разнополых людей.

            Оказывается мужчина один дома. Жена с внуком приглашена на день рождения. Оказывается, она, Лариса мечта его юности, и её образ очень схож с девушкой из тех времён. Оказывается, мужчина снова влюблён в образ из юности и сгорает от желания оказать эту любовь ей.
            — Как? —
            Лариса на полном серьезе задалось этим вопросом.
            — Для этого необходимо ваше приглашение. —
            И Лариса-мама благосклонно его даёт, королевским кивком головы. Пальчиком рисует в воздухе круг, намекая на телефонный звонок, громко проговаривает номер.
А у Ларисиной мамы сгорел утюг. Необходимо его добыть. Добыть, что бы мама простила дочь.
            — Чем вас обрадовать? —
            Осведомляется чуть позже телефонная трубка в руках Ларисы-мамы.
            — У меня сгорел утюг. —
            — Я не разбираюсь, к сожалению, в утюгах. Я разбираюсь в любви к красивым женщинам.—
            Вдохновенно стонет трубка у женского уха.
            — Купите утюг. —
            — Как купить? На самом деле? —
            — За деньги. —
            Поясняет Лариса.
            — Через час буду. —
            Отбой.
Лариса чувствовала себя мамой. За полчаса стёрла пыль с мебели, привела себя в порядок. Все ужимки её сейчас перед зеркалом были мамины. Её поступь, голос её, улыбка её не для неё предназначенная.
            — От тебя должно исходить вдохновение на подвиг. —
            Вспомнила дочь слова матери.
            — Это смешно мама. Дон Кихота выдумали. —
            — Для того и выдумали. Мужчинам этого не хватало во все века. —
            Вспомнив про всё, про это, Лариса настолько вдохновится образом Дульсинеи, что слишком затянет приветственную сцену с гостем в прихожей. Тесным кокетством и жеманством в тесной прихожей, доведёт мужчину со второго балкона до полного мужского экстаза. С остановившимся взглядом, с зажатыми коленями, гость прочувствует в себе истечение мужского начала без использования частей тела для этого предназначенных. Расслабленно присядет у квадратного фирменного пакета с предполагаемым утюгом на полу. Виновато посмотрит на только что вожделенный объект снизу.
            — Простите. —
            Прошепчет отвислой нижней и влажной неприятной влагой губой.
            — Так бывает…. Я знаю. —
            С нежной грустью ответит странная женщина. И Дон Кихот вспомнит свою маму. Она откроет ему дверь. Тот поспешит забрать квадратный, тяжёлый пакет с утюгом и потащит его с собой за дверь. Женщина мягко отберёт пакет и закроет за гостем дверь.
Это же так просто! Просто было и по молодости, просто забылись уловки и смекалка в разводе мужчин на деньги, привитые заботливой рукой мамы. Просто она перестала верить в себя. Женщина несёт пакет в комнату. Вынимает из него коробку неприглядного серого цвета не соответствующую предполагаемому подарку. Удивлена. Раскрывает. В коробке лежит кирпич.
Оставим женщину, без посторонних взглядов в такой ситуации так ей будет легче. А что сосед за стенкой?

            Павел мужчина и любопытен, как и все женщины. Павел подслушал у двери соседки утром истерику Ларисы после прихода мамы. Подслушал Ларисин обольстительный разговор с мужчиной со второго балкона, и его клятвенные обещания красивой любви.
            — А это как? —
            Задастся Павел вопросом и прилипнет банкой с ухом к соседской стене. И ничего больше не услышит. Чужая красивая на словах любовь тихо прольётся в тесной прихожей. Тихо закроется за ней дверь. Тяжесть кирпича в пакете ползёт за рукой Ларисы по полу к балкону. Тяжело преодолевает порожек. Тяжело падает вниз и с гулким стоном проминает снежную грязную кучу и с жадностью припадает к земле. Женские глаза с балкона найдут тёмную дырку в снеге, и долго будут, смотреть на неё ища ответ на не озвученные вопросы. Упавший с Ларисиного балкона предмет заметит Павел. Мужские глаза, они, знаете ли, тоже видят.
            — Что это может быть? Господи? Чудит женщина. —
            Павел одевается и выходит на улицу. Как бы невзначай, пройдёт мимо места падения Ларисиного «метеорита». Опустит руку в углубление и с трудом поднимет пакет. Кирпич.
            — В пакете мужика со второго балкона был кирпич!? Зачем!? —
            Павел как ужаленный забежал в подъезд.
            — Убил! —
            Павел как ужаленный бежал по ступеням.
Остановился у двери соседки. Прислушался к тишине в квартире. Осторожно проверил дверь на замок. Закрыта. Разбежался, со всей силой ударился телом о дверь и ввалился в Ларисину квартиру прямо ей под ноги. Она стояла у волшебного зеркальца в прихожей бледная, как поганка. В зеркало разглядывала мужчину на полу.
            — Что с вами со всеми сегодня? —
            Задала вопрос зеркалу. В зеркале сосед Павел вставал с колен, обтряхивая брюки руками.
            — Живая? —
            — Да. От этого не умирают. —
            — Ты со всеми любовь кушаешь? —
            — Кушают вкусное. Терплю. —
            — Получишь когда ни-будь по голове кирпичом. —
            Пообещал Павел.
            — Уже получила. —
            То как сказала это Лариса, заставило Павла кинуться к ней, со словами:
            — Больно? Где? Дай посмотрю. —
            — Больно здесь. —
            Строго говорит Лариса и рукой указывает на горло и уже хрипло так:
            — Аж, дышать нечем. —
            — А ты дыши, я балкон сейчас открою. —
            Павел кидается в сторону балкона.
            — Нет. Не надо балкон. —
            В тон ему кричит Лариса.
И уже спокойнее добавляет, когда Павел встаёт как вкопанный у окна и оборачивается.
            — Пусть балкон будет закрытым. —
            — И пусть! И чёрт с ним! —
            Радуется Павел.
            — Ты же не шлюха, ты слепой и глухой страус. Они плохо слышат, плохо видят. —
            Мужчина радуется открытию и говорит о нём вслух.
 — Тебе поводырь нужен. —
Здесь человек ошибся и не знает ещё об этом. Поводырь у Ларисы есть, был и будет всегда, судя по тому, как смело женщина заказала утюг для мамы.
            — Не нужен. —
            — Так я же им буду! —
            Продолжает радоваться Павел.
Лариса вспомнила близость с Павлом. Поискала в себе на неё отклик, не нашла и промолчала. В наступившей тишине, своевольный сквозняк менял температуру в комнате и в людях.
            — Сама не знаешь, чего хочешь. —
            Сердится сосед.
            — Это так. —
            Соглашается с Павлом неуклюжая в своем странном несчастье странная соседка.

            Респектабельный мужчина с первого балкона подъехал к дому на служебном автомобиле с личным водителем. Отпустил машину взмахом руки и зашёл в подъезд своего нового дома. Дом ещё не полностью заселён и звонко печатает его шаги по лестнице. Скрипит не вымытый песок под подошвой ботинок и скрипучесть его радует. С каждым шагом радует приближением к своей квартире. Буквально со вчерашнего вечера началась эта радость. До этого человек чувствовал пустоту нового жилища, его не устроенность и отсутствие физических и моральных сил, что бы изменить это положение. Что послужило толчком, мужчина не знает и не ищет причины. Просто стало хорошо и всё. Как тот больной, не вселяющий надежд на выздоровление, пошёл на поправку, потом второй приятно удивил анализами. Третий вернулся с «перерыва» от химии терапии с розовыми щеками и улыбкой во весь рот. Вот она удача! Снова поймал её за хвост доктор.
            — Ура! Пошла работа. —
            Респектабельный мужчина потёр руки. Согрел кожу дорогих перчаток и снял их. Прочувствовал каждый поворот ключа в замке своей собственности. Остался доволен и перешагнул порог. Сразу за колоннами панорамное окно. В окне ранний зимний вечер, в нем светится окно двух разудалых бабёшек в доме напротив. Поморщился от слова бабёшек. Зачем он так? Не к лицу ему так. Мать и дочь. Обе одиночки. Заигрались в котят и забыли о времени и возрасте.
            — Подружками себя считают либо. —
            Ухмыльнулся, вешая добротное пальто на вешалку и помещая его в шкаф.
            — Может случиться и соперницами, станут. —
            Посмотрел в окно соседок, не включая освещения в квартире. Там стоял мужчина в расстегнутой куртке без шапки с растерянным видом.
            — Снова здорово. —
            Вздохнул пожилой хирург. Расстегнул пуговицы жакета. Снял его. Не глядя, отвёл в сторону руку и разжал пальцы. Жакет мягко лёг на массивный стол.
            — Взъерошенный какой-то. —
            — В куртке. Значит, остаться не предлагают. —
            — Как мухи на мёд, а мёдом там не пахнет. —
            — Что с женщиной происходит? Шлюха? —
            Вспомнил вчерашний с ней телефонный разговор. Отрицательно покачал головой.
            — Нет. Шлюхи жизнь любят. Фильтруют её, по крупицам выуживания из неё удовольствие.—
            В квартире напротив мужчина и женщина просто стояли в комнате. Время от времени кто-то из них открывал рот. Значит, они разговаривали. Вяло, правда, как-то….
            — Женщина хватается за горло. Мужчина кидается к балкону. Его останавливают. —
            Хирург громко комментирует происходящее в окне напротив словами вслух, изображая энергичного комментатора в сочинской комментаторской кабинке. Он полный, мягкий и добрый и его мягкость полнота и доброта колышется вокруг него кожными складками. За его спиной телевизор комментирует олимпийские игры в Сочи. Слово шлюха не произносится вслух, а продумывается в голове человека мягко и по-доброму. Отходит от окна к телевизору. Олимпиада! Вспоминается Майдан в Киеве в Украине. Находит новости. Мрачнеет лицом, обращённым в экран телевизора. Переключает на первый канал полный красоты, молодости и грации. Человеческое лицо разглаживается, глаз блестит и радуется. Иногда лицо поворачивается к окну, что бы увидеть в окне напротив женщину, сидящую в позе эмбриона на диване. Итак, весь вечер.
            — Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег, я в окошко против дома твоего смотрю. —
            Хирург изменил и пропел слова песенки своей молодости, снова подойдя к панорамному окну своей квартиры. Эмбрион на диване. Шторы раскрыты.
            — Её что, в спирт поместили! —
            Возмутился хирург.
            — И окна не закрыла и замки, поди, входные тоже! —
            Находит журнал, по краю которого записан телефон соседки. Слушает гудки и наблюдает за «шлюхой» в окне напротив, та вздрогнула всем телом после второго гудка, повернула лицо к окну и посмотрела прямо ему в глаза. Мужчина вздрогнул всем телом и отступил шаг назад от окна. Сила взгляда женского велика и чиста и где-то он уже встречал этот взгляд и концентрировал на нём своё внимание.
            — Где же, где-же, где-же, где. —
            Пропел хирург.
           Загорелось ухо с брильянтовым гвоздиком. Жгло и чесалось. Так на него смотрели безнадёжно больные. Точно!
           — Онкологическая больная? Не помню, не было её в моём отделении. —
            — Привозили на консультацию? Очень даже может быть…. —
            Эмбрион свалился с дивана, распрямился и шагнул большим шагом по комнате. Протянул руку, и в ней появилась телефонная трубка.
            — Это вы, я знаю. —
            Кашлянула трубка хирургу в ухо и добавила:
            — Ещё нет половина девятого. —
            — Что должно быть в половине девятого? —
            Удивился мужчина.
            — Наше общение по телефону. —
            Хирург начинает вспоминать в подробностях вчерашний разговор с женщиной в окне напротив.
            — Ваши окна снова открыты! Вредная девчонка! Почему не слушаешься?! —
            — Закрою, после нашего разговора. —
            — И двери, поди, снова нараспашку! —
            Женщина мгновенно кладёт трубку, это понятно по характерному звучанию в ней и короткому стуку. Бежит в коридор. Возвращается.
            — Закрыты. Проверила. —
            — Молодец девочка. —
            — Ты всегда такая послушная? —
            Спросил мужчина и испугался. Вопрос звучал с эротическим подтекстом. И зря.
            — Всегда. —
            Прозвучал ответ без всякого подтекста.
            — Вас снова атаковали гости? Я видел мужчину у вас в окне, недавно совсем. —
            — Это Павел. Сосед через стенку. —
            — Он вкручивает лампочки. —
            Вспомнил фрагмент вчерашнего разговора мужчина.
            — Он беспокоится обо мне. —
            — По поводу? —
            — Меня собирался убить ваш сосед по балкону. —
            Фраза произнесена голосом, не отличавшимся ни на сотую долю от предыдущей фразы, сказанной женщиной.
            — Так, так, так…. Начнём по порядку. Вы сядьте. —
            И подождал, водя за женщиной глазами, пока та садилась.
            — Мне хочется что-то сделать для вас приятное. —
            Сказала Лариса невидимому собеседнику.
            — Что бы вы хотели сделать? —
            — Приготовила вам омлет. Не простой омлет, его выпекают в духовке в детском саду. —
            — Не станет садика, не станет омлета, а у меня есть его рецепт. —
            — Вы обязательно мне его испечёте, а сейчас о моём соседе по балкону. За что он хотел вас убить? —
            — Что бы ни отдать мне утюг. —
            — Так, так, так…. —
            — Вы собирались ударить его утюгом? —
            — Вовсе нет. Я попросила его купить мне утюг. —
            — У вас его нет? —
            — У мамы сгорел. Для мамы утюг. Порадовать маму. —
            — Он вам отдал утюг? —
            — Вместо утюга он принёс кирпич в коробке из-под утюга. —
            Хирург свистнул.
            — Это вы свистите? —
            — Засвистишь тут…. И вы решили, что вас собираются убить? —
            — Так решил мой сосед через стенку. Павел. —
            — Что было перед тем, как Павел решил, что вас убивают? —
            Странная женщина замолчала. Задышала в трубку и стала спиной к окну.
            — Меня стесняться не надо. Я врач. Хороший врач. А врач, как отец. Ему всё надо и можно рассказывать. И правду, только правду. Я слушаю. —
            Молчит женщина.
Хирург начинает подсказывать ей:
            — Он пришёл и принёс кирпич вместо утюга и…. —
            — Так бывает у мужчин…. Он получил удовольствие прямо в прихожей, не снимая куртки.—
            — Вы что-то делали для этого? —
            — Нет. Это у него самопроизвольно. Так бывает…. —
            — Как вы узнали, что в пакете вместо утюга кирпич? —
            — Он пытался пакет унести собой. Я забрала его у него. —
            — Расстроились? —
            — Да. Выбросила с балкона с пакетом вместе. —
            — И кирпич в нём обнаружил ваш сосед Павел? —
            — Да. —
            — Хороший парень. Хороший сосед. —
            — Я тоже так думаю. —
            — Обратите на него своё внимание. —
            — Обратила. Это вы свистите? —
            — Продолжайте. —
            Женщина снова повернулась к окну спиной.
            — Напоминаю, мне можно рассказывать, как папе можно. —
            — Я переспала с Павлом. Мне скоро сорок лет, и до сих пор не понятно. Спать можно с папой, с мамой… —
            У женщины не хватило воздуха, что бы продолжить, и она его вобрала в себя. Много, много.
            — С кошкой, с мишкой…. Тут совсем другое и название ему другое. Почему мы говорим переспать? Спят всю ночь, а это же так быстро. —
            — Понравилось? —
            У хирурга запершило в горле, он прокашлялся и добавил:
            — Мне нужно знать. —
            — Обычно. —
            Прошелестел ответ.
От чего респектабельный мужчина почувствовал великое облегчение на этом слове? Как мешок с песком сбросил с себя хирург. Стоять у окна стало легче. А уходить от окна и не хотелось. В него он смотрел на женский силуэт с каждой минутой всё отчетливее проявляющийся в его сознании, но говорить что-то надо было.
            — Ещё один день прошёл. Пусть даже такой. —
            — Да. —
            — Не шатает из стороны в сторону? Не мутит зрение? —
            Женщина в комнате проделала манипуляции с собой обозначающие проверку озвученных функций.
            — Нет. —
            — Жесть. —
            Дал оценку происходящему с женщиной хирург.
И тут свершилось непредвиденное обеими сторонами. Женский голос в телефонной трубке рассмеялся, и смех был приятным и переливчатым, совсем не похожим на его обладательницу.
            — Меня мама порой называет железякой холодной. —
            Женщина смотрит в зимнюю ночь напротив. А снег падал и падал завесой между двумя домами.
            — А смех звенел и падал, а смех звенел и падал на душу и на сердце врача холостяка. —
            В голове хирурга звенела мелодия со словами только что им придуманными для изменения текста.
            — И вы холодная? —
            — Да. —
            Она не сумасшедшая. Она честная. Честная женщина, в каждом слове, букве, жесте, взгляде. Честная женщина, взращенная в омуте маминых страстей, идей, поползновений. Последнее слово не очень приятное, но только именно оно, слово поползновение и приоткрывает завесу и раскрывает проблему. Человек ползал и выискивал решение все сущих жизненных проблем, вместо того что бы встать во весь рост и показать себя во всей присущей человеку красоте и достоинству, открыто заявить о своих мечтах и желаниях.
            — Откровенничаю с вами, как с мамой. —
            — С папой, я мужчина. —
            — Папа не жил со мной. —
            — Что мама? —
            Ответ на свой вопрос респектабельный мужчина будет выслушивать долго. Так долго, что устанет стоять у окна и заберётся на подоконник, предварительно положив на него диванные подушки. В квартире напротив женщина ходила по ней и говорила. Говорила честно, не грубыми словами, без картинных поз и интонаций в голосе. Ни разу не подошла к волшебному зеркальцу. А было ли оно?



Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/12/1847

Глава шестая



            Из окна своей квартире Павел рассматривал респектабельного мужчину в доме напротив. В его квартире не горел свет, но мужчина хорошо просматривался, даже сквозь завесу мелкого снега, вертикально и плавно падающего на землю. Не составило труда понять, что человек разговаривает по телефону, и стоя и сидя на подоконнике неотрывно рассматривая что-то впереди себя. Банка, прижатая к стенке смежной с Ларисиной квартирой, выдавала уже горячему мужскому уху женский разговор с кем-то. Половина десятого. Больше часа разговаривает. О чём можно столько разговаривать!? Мы знаем о чём, но помочь Павлу ничем не можем.

            Не можем помочь и маме Ларисы. Жизнь ещё не прожита, хотя женщина, лежащая в кровати с большим количеством подушек, так не считает. И слёзы текущие по её уже обвисающим щекам подтверждают это. Вздох и глоток слёз. Редкий жест рукой по волосам. Вздох и глоток. Взгляд в потолок. Горит, как греет матрац под спиной. Ноги ледяные.
            — Скорую вызвать? —
            Нет, женщине скорая помощь не нужна. Сердце ровно стучит. Сознание чётко работает. Женщина, как всегда решает проблему предстоящего сна посредством кого-то.
            — Скажу, уколют снотворное. —
            Городок маленький. Все друг друга знают. Никто не откажет.
Женщина сознательно не возвращается к мысли о дочери. Та, мужеподобная особь с проводом в посиневших руках не дочь, а тупая взбесившаяся корова, и она не стоит её драгоценного внимания. Корова поголодает и замычит в телефонную трубку, когда нечем будет за квартиру платить. Вот тогда она отведёт душеньку! Волна удовольствия прокатилась по женщине. Фривольно раскидывая подушки в стороны женщина встаёт.
            — Я тебе всё припомню, корова. Сама задушу. —
            Вспоминает рост, размеры коровы и сомневается. Тогда она достанет дочь обещаниями об этом.
Женщина набирает номер дочери, в который уже раз, а он занят. Она и в «связь» звонила. Линия не повреждена говорят. С досадой опускает трубку, если мать срочно не сорвётся на дочь и не получит так желаемого организмом адреналина умрёт точно. И халявный укол снотворного не поможет, а ведь женщина засыпает не от снотворного укола, а от сознания того, что его сделали по её требованию. Ею велено и кем-то исполнено. Формула счастья.
Снова набирает номер телефона коровы. Занято. Да быть такого не может!
            — Трубку сняла и рядом положила. —
            Догадалась мама коровы.
«Связь» не подтвердила её догадки. Абонент разговаривает. Да, быть такого не может! Есть выражение «шлея попала под хвост» и она ей попала. Женщина вскочила, и стала одеваться. Погода хорошая. Молодёжь ещё гуляет. Прогуляется и она. Посмотрит, горит ли свет в окнах дочери, у двери послушает. Вернётся домой и устроит связистам взбучку. Центр городка не велик, как и он сам. Дошла по мягкому чистому снегу с превеликим удовольствием. Женщина любила исполнять всё ею задуманное. Окна в квартире дочери освещены. Мало того, в окне её силуэт. Чего это она у окна торчит? Заспешил человек в подъезд. Спешила по лестнице и вот она у двери. Сдвигает от щеки платок и прислоняется к холодному дверному полотну. За дверью голос незнакомой женщины, с родни мягкому снегу, искрит и переливается нотками смеха. Вот наступила пауза. Вот ей что-то снова сказали, и та в ответ залилась переливчатым смехом.
            — Не в тот подъезд зашла, наверное. —
            Мама срывается с места и спешит по лестнице. Что-то останавливает её. Она оборачивается и смотрит на дверь дочери. Номер квартиры её.

            А в это время, респектабельный мужчина рассказывал сквозь снежную завесу историю из больничной повседневной жизни.
            — Мы даже женили смертельно больных и палату им выделили для совместного проживания. —
            — И что? —
            — Жили вместе остаток жизни. —
            — Как грустно. Кто первым умер? —
            — Кто бы первым ни умер, каждый уверен, что вместе они навсегда и там даже. —
            — Где там? —
            — Во вселенной. —
            — Вы серьёзно? —
            — Абсолютно. —
            — Сами придумали? —
            — Сам. —
            Ответил мужчина. Ему нравилась честность женщины за снежной завесой. Совершенный пример несовершенства, крайне редкий пример, исчезающий, а на примерах учатся. Мужчина постоянно учился, без этого в его профессии никак.
            — Вам жаль сейчас, что вы не смертельно больная? —
            — Как вы догадались? —
            — Сам об этом жалел, и не один раз. —
            — Я не только сильный, надёжный и компактный, я ещё и холостяк. —
            — Компактным называют меня за глаза в больнице. —
            — Я корова. —
            — И кто вас так кличет? —
            — Мама. Остальные считают такой. —
            — Кто вам сказал? —
            — Мама. Я до сих пор не замужем. И детей не могу иметь. —
            — В жизни много чего можно иметь и не иметь. —
            Мужчина с телефонной трубкой замер. Снежная завеса между домами и глазами мужчины женщины сотворило чудо, с молниеносной скоростью приблизила глаза мужчины и женщины. Молнией сверкнула в человеческом сознании истина. И пусть она тут же спрячется в закоулочке душевном, завтра истина заявит о себе.
            — Завтра куплю вам утюг для мамы. Пусть тешется. —
            Женщина смотрит сквозь снежную пелену. Глубоко в душу свою смотрит и молчит, но ей очень хочется помериться с мамой.
            — Купить утюг? —
            — Да. —
            — До завтра? —
            Женщина молчит.
            — Что не так? —
            — Вы утюг сами принесёте? —
            — Нет, я его по почте отправлю. —
            Смеётся мужчина и до него доходит.
            — Я не за этим вовсе …. —
            — Если вам нужно, я не против. —
            Снег перестал падать. Расстояние между домами, именуемое двориком, покрылось за время их беседы невесомым покрывалом. На него робко и не смело легло предложение женщины и оставило, не смотря ни на что глубокий и чистый след в душе мужчины в окне напротив. Робкий, не смелый след. Шагай женщина! Следи по чистому снегу! Там тебя не обидят.
От смущения мужчина смотрит вниз на заснеженный дворик. От смущения женщина тоже смотрит вниз. Кто-то прошёл по нему только что, и видна дорожка от следов к её подъезду. Комната за спиной Ларисы наполняется содержанием песни о снегопаде до отказа и тесно, очень тесно в ней одному человеку.
            — Такого снегопада
            — Такого снегопада
            — Давно не помнят здешние места
            — А снег кружил и падал
            — А снег кружил и падал
            — Земля была прекрасна
            — Прекрасна и чиста…
Женщина кладёт телефонную трубку в песенное её содержание, как в вату без стука. Не слышит собственного стука сердца, шагов по комнате и подъезду, скрипа открываемой подъездной двери во двор. Чист двор, чист зимний воздух и вкусен. Свободная тишина и пространство перед ней.

            Так вот случилось, что три мужских взгляда одновременно потеряли из виду женщину в светящемся окне. До этого женщина слишком долго возле окна находилась, и её нельзя было не заметить этим вечером. Если мужчина с первого балкона знал причину этому, то двое мужчин этого не знали и искали ответ у своих окон. Три мужских взгляда смотрели в опустевшее вдруг окно без женщины, но пустым им оно не казалось.

            Так вот случилось, что за этим занятием всех троих мужчин снова застал Павел, сосед Ларисы через стенку. Он только что отказал по телефону бывшей жене в просьбе провести выходной день с её дочерью. Отказал в резкой форме, озлившись на нерадивую соседку Ларису и трёх мужчин в светящихся окнах. Отключил телефон и вспомнил о джентльменах у дверей соседки, а так же у двери бывшей жены, о кирпичах и бутылках в их пакетах. Получил очередную порцию страха, и последующее желание защитить бывших своих женщин, согреть, накормить. Проследил взглядом, за соседским «страусом», шагающим по чистому снегу и оставляющим следы на нём в направлении дома напротив.

            Так вот случилось, что мамина дочь шагнула в только что оставленный мамин след на снегу и пошла по ним наперекор их направлению. Через несколько минут в женские следы вступит нога её соседа Павла. Павел будет спешить к двум своим одиноким женщинам, что бы оградить их от кирпича в пакете и зимнего холода. Зажжётся ещё одна лампочка в ещё одном общественном подъезде и станет людям видно куда идти.



Послесловие:



            Холодно. За окном минус двадцать четыре. Пасмурно. Понедельник. В офисном помещении звучит песня о снегопаде. Павлина негромко подпевает.
            — Раскинутся просторы
            — Раскинутся просторы
            — До самой дальней
            — Утренней звезды
            — И верю я, что скоро
            — И верю я, что скоро
            — По снегу доберутся
            — Ко мне твои следы
            Молодой человек с внешностью пуделя или Макаревича в юности слушает. Он в новой жилетке и слегка пыжится, как всегда это с ним происходит в таких случаях.
            — Последнее время часто эту песню передают. —
            — Мама эту песню обожает, зимой особенно. —
            — Лариса тебе не звонила? —
            Ответа не последовало, так как открылась дверь, и в офисное помещение вошла сама Лариса. Мгновение задержалась у порога. Павлина замерла взглядом на ней. Пудель в новой жилетке тоже. Оцепенение было коротким. Всего два страусиных шага и Ларисины руки обняли Павлину со спины.
            — Привет. —
            — Соскучилась по вас. —
            Кивает головой Макаревичу в новой жилетке. Тот проводит руками по груди, расправляя обнову. Теперь ею можно будет похвастаться и перед Ларисой.
            — Подписал? —
            Снимает с плеча большую сумку добротной кожи, вынимает из неё кухонные ёмкости завёрнутые фольгой. Фольга горячая.
            — Кто, что подписал? Новая сумка? В ней утюг? —
            Голос Павлины отражает радость от встречи и перемирия. Она пританцовывает и заглядывает в глубину новой добротной Ларисиной сумки.
            — Директор. Заявление об уходе. Утюг для мамы. —
            — Ты увольняешься? —
            То, с каким удивлением это было сказано, заставило Ларису подойти к своему столу, на котором так и лежал с пятницы лист с заявлением об уходе. Берет лист в руки, перечитывает. Павлина читает из-за её плеча.
            — Мы его не видели, и ты ничего не говорила. —
            Лариса в замешательстве.
            — Так ты стол по этому поводу накрываешь? —
            Молодые женщины смеются.
            — Выходит, что нет. —
            — Что у тебя в фольге? —
            — Омлет, утром запекла для вас в австрийской духовке. Сказка! —
            — Омлет? Или духовка? —
            Подал голос от колера с водой Макаревич. Он уже наливал воду в чайник.
Лариса вспомнила необыкновенную добротную духовку в необыкновенной добротной квартире мужчины в доме напротив, посмотрела на омлет в фольге.
            — Жизнь сказка. —
            — А ну давай рассказывай, рассказывай…. —
            Требует Павлина, заглядывает в глаза Ларисы.
            — У тебя глаза шоколадные с вкраплениями. —
            — Да. —
            Соглашается Лариса. Она теперь знает об этом. Сегодня утром глазами Ларисы восхитился компактный мужчина, назвав их рябенькими.


26 февраля 2014 года.

Прочитать с начала: http://www.proza.ru/2016/06/12/1841