Мы для маленькой проказы найдем место в нашем боло

 Здесь что называется в тесноте да не в обиде. Да и обижаться то, в общем, то не на кого, и смысла нет и разницы, что для обижающегося, что для обидчика. Здесь все на равных, перефразируя классика первых нет, все отстающие. Отсталые, сирые, убогие, выброшенные на свалку истории доживать свой и без того короткий срок. А все почему? За что? А просто так. Карта легла не тем боком и баста. Нет разбираться, конечно, можно, теории строить, проклинать судьбу, правительство, родителей, мазать дегтем весь белый свет, если сил хватит. Вот только зачем?
Иван Анатольевич всегда любил рассказывать истории о своей прошлой жизни. Жизни вне этого места. Там за горизонтом все было таким красочным чудесным и невообразимо светлым. В историях, что рассказывал Иван Анатольевич всегда была и завязка, название конечно условное потому как завязкой мы называем начало истории, а оно у Ивана Анатольевича сопровождалось определенным ритуалом и ни когда не менялось. Он брал из порт сигара папироску, покручивал ее в руке, затем следовал тяжелый грудной кашель во время, которого, Иван Анатольевич умудрялся вспомнить не добрым словом свою бывшую жену, ее сестру и мать. Далее он пристально оглядывал слушателей пронзительным взглядом и с веселой ухмылкой, как бы намекая на то, что повидал на порядок больше своей аудитории, закуривал. Начинал Иван Анатольевич всегда со слов «Слухайте  про че говорить буду…»  Всем кто хоть немного знал Ивана Анатольевича было странно слышать подобный пассаж из его уст, но поправлять здесь было не принято. Начиная свой рассказ он ни когда не прерывался, как будто проговаривая давно выученный и авторски переработанный текст. Логика повествования была железная за это, и любили истории Ивана Анатольевича, они были чистые и выглаженные как выходная рубашка. А чистота и порядок после смрада и хаоса, сразу бросается глаза и если вы не последняя сволочь то такие перемены вам придутся по вкусу. Неожиданные повороты были типичны для историй Ивана Анатольевича, его герои просто не могли оставаться в рамках обыденности, в их жизни обязательно должен был случиться перелом либо в худшую, либо в лучшую сторону.  Без этого как говорил сам Иван Анатольевич история будет кастрирована. Кому захочется слушать рафинированный бред о молочных реках и кисельных берегах? При всем кажущемся флере таких непыльных историй, они не дают слушателю чистоты. А это было категорически необходимо людям находящимся здесь, иному они бы не поверили. Ведь, как известно не согрешишь, не покаешься, не покаешься, не спасешься. Эта и была та максима, согласно которой жили слушатели историй Ивана Анатольевича.  К концу повествования все ненароком догадывались о судьбе героев, но не все - таки оставляли лазейку для фантазии не ожидая счастливого финала боясь сглазить. Здесь счастливый финал был просто не обходим, для людей забитых и измученных, хотя бы тень, намек на избавленье был сладкой амброзией на их изрубцованные души. И пусть Иван Анатольевич редко заканчивал истории благополучным финалом, люди всегда надеялись на этот финал с дрожью в сердце. Ведь это они те униженные и оскорбленные, это они те каторжники дома мертвецов и пусть действительность резонирует с вымыслом, пусть я – герой будет жить. Пусть эпилог моей жизни – здесь, будет прологом для новой книги. История не закончена и будет спета новая песня, для новой главы моей жизни, и быть может там все будет по-другому. Нет, не лучше и не хуже, а по - другому.
Снова тяжелый вздох, снова герой терпит крах, Иван Анатольевич извиняюще пожимает плечами, «не в этот раз друзья мои». И его слушатели с озабоченными лицами расходятся по местам. «Ведь вред же» думают они, но снова и снова приходят слушать его. Благо свободного времени у этих людей предостаточно…
- «Чувствую, что сегодня отъеду. - Сказал один другому
- Да куда ты отсюда собрался доходяга? – Хлопнув по плечу говорящего, сказал другой.
- Известно куда, матушку давно не видел, детей, чувствую пора их навестить.
- Не боись старый пройдоха мы с тобой все вынесем, Анатолич плохую концовку нарисовал, а это значит, что этой ночью помирать противопоказано.
- Да много ты понимаешь… - отмахиваясь от своего собеседника и сеживши тело под робой посопел, он.
 - Эээ брат не скажи,  я костлявую за версту чую, не первый год здесь, соображаю на перед.
-  И чего ты чуешь, сказочник?
- Сказочник у нас Анатолич, а я тебе дело говорю не помрет седня никто. Когда кто преставится надумает, то у меня в кружке молоко сразу скисает. В прошлый раз так было  с тем чахоточным, помнишь?
- Чудак человек то было…
Из соседнего угла раздался вопль.
- Игнат – прошептал один спорщик другому и оба побежали к вопящему.
Лицо маленького мальчика было изуродовано гримасой боли, его глаза налились кровью, маленькие пальчики до треска сжимали доски лавочки, на которой он лежал. Кроме спорщиков к Игнату подбежал Иван Анатольевич, и бывший духовник войскового генерала, по крайней мере, он сам себя так легендировал, а называл себя просто Павлушка, настоящие ли это было именя ни кто не знал.  Агония Игната длилась не долго, когда мальчик ослабил хватку и его наконец смогли уложить на не кое подобие кровати в противоположном углу от лавочки, лицо его стало спокойным и умиротворенным. Он смотрел в глаза то Павлушке то Ивану Анатольевичу, то пытался поймать взгляд спорщиков, которые то и дело отворачивались от него. И с первым лучом солнца пробившемся сквозь щель в стене, на месте которой когда то было окно, Игнат сделал свой последний выдох.
- Пусть земля ему будет пухом – тихо продекларировал Павлушка
И вместе с Иваном Анатольевичем отнес тело, принадлежавшее, когда то десятилетнему мальчику, к двери.
- Эй там у вас прибавление. Слышите, нет? чумазые проныры! Крикнул кто - то в сторону двери. Но ответа не последовало, труп оставили лежать под дверью.
Народ здесь был не брезгливый смерть Игната не тронуло их сердец. И не потому, что все собравшиеся здесь были законченными ублюдками, скорее не только и не столько поэтому. Большей степени это вызвано тем фактом, что загнанные в самую трясину эти люди, привыкшие ко всему не могли позволить себе не малой толики сострадания или сочувствия. Смерть была их подругой, и Игнат был всего лишь тем кто, как и все явился к ней на свидание без опозданий. Тем более мальчик появился здесь относительно не давно и еще ни кто не успел к нему привязаться.
Чумазое солнце, для этой братии было символом их ничтожности. Уверенные, что падать больше не куда жители каменных стен, жили как в последний раз. Но были ли они свободны? Что дала им беззаботная жизнь, там, за стенами? Да, некоторым судьба перебила колени и бросила в это богом забытое место, вырвав из привычной размеренной жизни. Кто - то из жадности и руководствуясь принципом авось повезет, обокрал военного чинушу.
Но ведь многие попали сюда по собственному разумению, как будто стремились на дно. Чем тяжелее были их сомнения, тем ниже они погружались, не разумные и беззаботные, сидя в окружении этих черных каменных стен, они вкушали плоды своей победы. Теперь их жизнь во мраке и зловонии среди таких же калек, доходяг и пьяниц, среди тех, кого выбросило из социума, точнее выплюнуло общество, пережевав и переварив. Теперь их жизнь объяснена и закончена. Она бес цельна и беспредельна. 
Игната забрали только к вечеру.  Еще один день пролетел в окружении каменных стен. Каждый был наедине с собой, пространство было мало, поэтому тот кто хотел уединения, замыкался в себе. Это к слову был единственный способ не сойти с ума. Реальность давила на этих людей со всех сторон, прожигала кожу, напирала, так что трещали кости и рвались сухожилия. Кто согласиться смириться с такой убогой жизнью, какой жили эти люди? Смирение это еще христианская добродетель. Святыми собравшихся здесь назвать было нельзя. Еще тлела в их сознании надежда, последняя мука для падших. 
***
13 июля .
Начальник приюта для временно нетрудоспособных  доктор В.
Сегодня в 4 часа утра мне сообщили о смерти в блоке общего содержания. Умершим оказался человек, занесенный в реестр под номером  К. 1456 Г.  Поступивший в мое учреждении на прошлой недели из городского лепрозория.
Учитывая опасность возможного заражения. Мной был дан приказ закрыть общий блок на карантин.  Спустя двенадцать часов зараженных в общем блоке выявлено не было  и карантин был снят, труп удален из блока.
 ***

Клара Павловна проснулась от оглушительного крика. Она уже привыкла к подобным пробуждением. Оглянувшись по сторонам, она лениво сползла на край кровати и попыталась сесть, но в этот раз это ей не удалось. Тогда она решила сдвинуться по ближе к кроватной спинки, а ноги свесила на пол почти до поясницы. Снова напряжение, в мышцах, снова скрип в суставах, но тщетно. Тело больше не слушало Клару Павловну. Она снова и снова, пыталась перевести себя в горизонтальное положения, ругаясь и кряхтя, она не просила помощи. Во –первых потому, что здесь было не принято просить, кого – либо о чем – либо, всегда можешь нарваться на того кому хуже чем тебе. А во –вторых Клара Павловна была из той породы людей, которые ни делают долгов.
После очередной не удачной попытки подняться она, перевернулась на живот, вытянувшись солдатиком, и лежала так около пяти минут, после чего резким рывком сбросила свое старое тело на деревянный паркет. Все слышали грохот, с которым она упала, но, ни кто не обернулся на нее. Особенно любопытные только виновато косились на извивающеюся, на полу Клару Павловну.   
Подняться самостоятельно было выше ее сил, как собственно и выносить свое окружение. Эти чугунные гримасы покрытые толстой коркой щетины, эти опухшие веки. Жители общего блока выглядели так будто сошли с картин Гойи.  Только оболочка, под которой червонное знамя разорванной в клочья мечты. Теперь Клара Павловна среди них, но она ни чувствует с ними единение. Даже униженная, лежащая на полу и извивающаяся в ногах у других людей как дождевой червь. Она была близка к ним именно в таком положении на дне истории. Но даже там она, ни чувствовала близости к падшим.
Быть может безликой, искалеченной массой жители общего блока выгладили только со стороны? А каждый поддельности, чурался общества себе подобных? Быть может все они были личностями, случайно сюда попавшими? Но это уже не имеет значения Кларе Павловне придется провести в таком положении как минимум до полудня. Именно в это время приносят обед, и тогда  сотрудники приюта положат её на кровать. Теперь можно и не пытаться. Бой с гравитацией был проигран. Пора залечивать раны. Клара Павловна оторвала от своей рубашки манжет и приложила его к рассеченной в результате падения с кровати, брови. На сенники и ссадины она уже не обращала внимания, а вот кровь надо остановить и чем - то заткнуть рану. Если рана не затянется, то если исходить из микрофлоры общего блока Клара Павловна не доживет и до обеда. Её не хотелось умирать.  Не важно, как и где, ни в кровати в окружении близких, ни за работой,  ни как. Не было таких условий, в которых она хотела бы распрощаться с этим миром. Она хотела жить.
Перевернувшись на спину она уставилась в потолок. В ее голове не было мыслей, а все ее размышления сводились к двум вопросам:  «За что?» и «Почему я?» так вопрошала она в сердце своем и мало что интересовало ее больше чем ответ на эти два вопроса. Но если бы ей ответили, она обязательно оправдалась, нашла бы лазейку, прозвучал бы контраргумент в ее пользу, почему это не должна быть она и всего того что с ней случилось она не заслужила. Как жаль, что ее так и не удастся воспользоваться новеньким дипломом юриста.
Кларе Павловне оставалось только ждать. Она не смотрела по сторонам, боясь встретиться с кем ни будь взглядом. Отползая к стене ее в голове промелькнула мысли, как яркая вспышка, всего мгновение, но эта мысль обожгла ее разум. Что если она уже мертва, а это ад или хотя бы, чистилище, ну или то место, куда попадает разум после смерти тела. Для всех умов существует сие пристанище или только для глупый, трусливых, и неудачливых? А может быть это место ее персональный ад? 
Уткнувшись носом в каменную стенку, Клара Павловна начала плакать. Тихо, почти бесшумно, это было ее  горе, то что ни кто у нее не еще не отнял. Печаль. Да и кому понадобиться забирать у человека страдание?  Она плакала и плакала, рукавом робы вытирая слезы с щербатого лица.
- Мое пузо скоро арии петь начнет от голода. Где эти гребаные харчеватели, почему ни несут обед? –ворчал расхаживая по блоку Павлушка.
- Ни хлебом единым жив человек, вы же у нас товарищ духовный, с богом на короткой ноге, должны понимать такие вещи. -  с ехидной ухмылкой сказал Иван Анатольевич Павлушке.
- Засуньте свой морализм, себе за пазуху, раз я церковник, так что я не человек что ли? И вообще молиться надо исключительно на полный желудок, потому как, тогда животное в нас притупляется и можно полностью отдать себя в руки абсолютного духа. Сытый искренне верует, голодный же по необходимости. Так мне мой наставник в семинарии говорил.
- Чепуха – крикнул из дальнего угла человек, и с размаху бросил кружку об пол, остатки скисшегося молока тонкой струйкой потекли под кровать.
 - Ты, Васян, давай от игры не отлынивай, сюуркуп не переварил и соскакиваешь? Так не пойдет. – отдергивая за руку кричащего рявкнул на него вистующий.
- А я те говорю чепуху мелишь, вас там в семинарии поди и учили что кагор пить. Наесться, напиться а потом и к боженьки ручки соизволишь поднять.  – не обращая внимания на своего партнера по картам, говорил Васян. –Не трож меня  Гриша, ты кажись утром помирать собирался а щас чего? Вот и не трогай меня, карты подождут – и спрыгнув с кровати на правился к Павлушке.
- Ты Васян не бурагозь – сказал Иван Анатольевич бросив на Васяна тяжелый взгляд.
- Мы тут все с голоду пухнем, не чего скандалить – сказал Павлушка.
- С голоду то с голоду ток ты бога моего  не  трогай, а то я тебя трону.
Васян схватил Павлушку за грудки, но тут же получил по почка от Ивана Анатольевича, захрапел и повалился на пол.
- Мы тут все дичаем, как звери стали - сказал Иван Анатольевич наклоняясь к лежащему на полу Васяну. – последних харчей лишают. Голодом нас заморят, а кому мы нужны. - После этих слов Иван Анатольевич выпрямился и вернулся на свое место.- Подождем до вечера, не могут же они труп не забрать.
Иван Анатольевич не ошибся к концу дня за Игнатом пришли.
Скрипнула, железная дверь и в помещении общего блока появились четверо, крепких санитаров в сопровождении маленькой женщины в белом халате, все пятеро в кислородных масках. Женщина оказалась, начальником, смены следившим за состоянием здоровья находящихся в приюте лиц.  Обнаружив,  присланный к стене мертвое тело, она быстро осмотрела его содрала бирку с робы и сунула в бумажный конверт.
В это время один из санитаров расправлял брезентовый мешок.
-Пакуйте  - приказала Женщина в халате.
Труп мальчика был спрятан в мешок.
-Всем строится, общий осмотр- рявкнул она, уже обращаясь к жителям общего блока.
Не приятная процедура, но от нее нельзя было уклонится.
- Номер М1868Г ! –
- здесь - отозвался Иван Анатольевич
-Номер В1946Г !
- милостью господней среди живых- пропищал Павлушка
-Номер  А1776Г !
- Ага. – с некоторой натугой ответил Васян поглаживая себя по месту удара, полученного от Ивана Анатольевича
- Номер П1343Р!
- На месте - крикнул Гришка, резко вскочив со своего места
После того как санитар выкрикивал номер, к тому кто отозвался Женщина в халате подходила и производила осмотр на предмет наличия забеливаний, после чего говорила санитару с планшетом, свое заключения, а тот фиксировал все в мед карту. Все подозревали, что Игнат умер от инфекции, которую принес из лепрозория, а если это так, то жители общего блока обречены на мучительную агонию в довольно скором времени. Какой прекрасной казалась им жизнь теперь, даже здесь в этой богадельни, в этих каменных стенах,  среди всего этого смрада, как была прекрасна жизнь. И даже люди, которые совсем не давно внушали омерзение, да что там греха таить то омерзение которое жители общего блока испытывали к себе, теперь, когда перед глазами замаячила смерть, казалось проявлением детского снобизма.
- Номер К1800П!
Ответа не последовало.
- Номер К1800П, черт побери!
Тишина. Только стук капель падающих с потолка, только шмыганье носом, только нервное перешептывание, только пронзительный свист в ушах. Все-таки проказа. Женщина в халате быстро пробежала, прошлась по блоку,  оглядываясь по сторонам, и наконец, увидела, ссохшиеся, человеческое тело, одетое в робу, почти приросшие к стене.
-Святые угодники, Петя, срочно в хозяйственный блок и принеси оттуда еще один мешок, Танатос сегодня банкует.
Санитар выбежал за дверь
- Так посмотрим с чем имеем дело, - женщина в халате подошла к телу принадлежавшему некогда Кларе Павловне села на корточки и аккуратно развернула к себе- тааак, ага, ну это понятно,- она прощупывала кожу смотрела глаза, - зубы, какие белые зубы, и главное все на месте даже третий моляр растет, удивительно. Какая жалость, что они её больше не пригодятся. Думаю стоит взять ее череп в анатомический музей.- Женщина в халате крутила, голову мертвого тела, в разные стороны  как будто голова больше не была связна с телом. – Павел, пиши время смерти, человек за номером К1800П умер между двенадцатью и тремя часами дня. – тело Клары Павловны было расслаблено, ни каких признаков трупного окоченения не наблюдалось, она была слишком истощена. Глаза Клары Павловны были широко открыты, но не было больше в них блеска, больше не отразятся в этих глазах лица людей, солнечные блики. Эти глаза почти забыли прошлогодний выпускной.
Петя завернул Клару Павловну в брезентовый мешок, и выбежал из блока за ним следом отправились трое санитаров, до этого стоявших как истуканы у двери. В таких позах они были больше похоже на дубарей чем на сотрудников медицинского корпуса, тупые лбы, единственное их занятие это игра  в карты после смены, и грязные домогательства до медсестер.
- Будьте здоровы, господа – сказала Женщина в халате, сделав при этом почти театральный жест рукой.
- Будешь тут, когда вы держите нас здесь как будто мы преступники – буркнул себе под нос Павлушка
- Ой молчал бы ты лучше, духовничок, все мы знаем за твои делишки – с усмешкой сказал Гриша.
-Вы наверное не читали распоряжение доктора В,  общий блок закрыт на карантин, подозрение на заражение, вы что хотите весь город заморить? Что вам нужно вас кормят поют одевают. Вы собрались уходить? Куда, на улицу?
-Да хоть бы и на улицу, все лучше чем здесь гнить – прошипел Васян глядя в пол, он побаивался Женщину в халате, она была слишком властной для него, поэтому не смотрел ей в глаза.
- Не благодарные ублюдки! – почти нежно сказала Женщина в халате оглядывая жителей общего блока – Две смерти за одни сутки, слишком много даже для вашей братии. Думаю, карантин продлят еще как минимум на сутки. Уж я об этом позабочусь. Не чего вам на улице делать среди здоровых, нормальных людей. Как же я ненавижу таких как вы, ленивые неудачники, посмотрите на меня, мне тоже было в жизни тяжело, но я же не плачу, я же не сдаюсь. Дно. Ваше существование оскорбляет меня. Но я должна быть с вами любезна, врачебный этикет, какая глупость.
- Вы, говорите слишком нахально, товарищ доктор,  вы судите слишком предвзято, а ваша оценка субъективна, и весьма относительна. А что если мы с «нашей братией» поможем вам докопаться до истины и сорвем с вас вашу кислородную масочку, а заодно и перчатки. Тогда я полагаю, вы по достоинству сможете оценить все прелесть этого учреждения для проклятых душ. Тогда доктор В, безусловно с учетом вашей удачливости и несгибаемости поместит вас к нам, на карантин. Он же не может рисковать жизнями нормальных жителей города  – вступил Иван Анатольевич, он смотрел пристально на женщину в халате, как будто изучал ее, прощупывал взглядом. Как много людей приходилось встречать ему на своем пути, подлецов и святош, девственных блудниц и блудных девственниц, наивных дурачков и отчаянных романтиков, но больше всего в пучине карнавала  больного безумия и не справедливости Иван Анатольевич ненавидел только лицемерие и цинизм, самые беспощадные качества человеческой души. И вот перед ним яркий представитель  никчемного снобизма, витиеватой на слово, но скудно образованной душонки.  Женщина в халате, видимо, считала себя центром вселенной, и если  она не ошибалась в своих убеждениях, то видимо вселенная настолько  крошечная, что ее заставил вращаться такой маленький центр тяжести, со столь маленькой гравитацией. Так думал Иван Анатольевич, про Женщину в халате, а она молчала, потом поднял чуть выше нос, недовольно хмыкнула и вышла за дверь.
- Послал же бог докторицу, лучше б нас те санитары осматривали, они хоть к нам в душу не лезут, и морализаторством не занимаются. – с расстройством сказал Гриша и сел на кровать попутно снимая с себя башмаки, одевая их на ножки кровати, старая привычка еще с дет дома. Здесь конечно воровать было не кому, да и не чего, но за вещами Гриша следил всегда очень внимательно.

***
13 июля

Начальнику приюта для временно не трудоспособных господину В.  Заведующая медицинской частью доктор Г.
Труп человека за номером К 1456 Г, осмотрен, причина смерти будет установлена после вскрытия.
В ходе осмотра проживающих лиц в общем блоке,   был обнаружен труп человека за номером К 1800 П, причина смерти так же будет установлена после вскрытия.
Заключение: подозрение на пандемию.
Рекомендация: продлить карантин на три дня, с ужесточением условий содержания.

***
- Истеричка!!! это же натуральный скандал, неет, это катастрофа Ведь если опасения подтвердятся.. - Доносилось из кабинета господина В.
- Что случилось – растеряно спросила у господина В вбежавший с коридора  санитар.
- Панику разводить не дадим. – сказал господин В,  санитару, при этом как то фальшиво улыбнувшись. Что придало лицу господина В напуганный вид.
Господин В и в самом деле был напуган, не только возможностью заражения в своем учреждении, хотя и это его весьма беспокоило. Но больше всего господина В тревожил тот факт, что  ему в скором времени  придется отчитываться перед руководством о положении  вещей  вверенном ему учреждении, а  двое мертвецов из общего блока и грозящая городу пандемия дамокловым мечом нависла над головой, начальника учреждения для временно не трудоспособных. 
Господин В расхаживал из одного угла своего кабинета в другой, взгляд его бросался то на  санитара, которой с любопытством наблюдал за дерганием своего начальника, то на отчет заведующей, то в открытое окно за которым ему ехидно улыбалось серое небо. 
- Господин В- почти шепотом сказал санитар, при этом чуть сгорбившись и вытянув шею в сторону начальника учреждения.
- А? что? – господин В будто бы был разбужен, этим обращением, от дремы. Найдя взглядом санитара  господин В выпроводил его за дверь с каким то рутинным поручением, которые в принципе не входили в обязанности обслуживающего персонала, но были не значительны по затрате сил, и санитар без раздумий отправился выполнять порученное ему задание. Господин В захлопнул за ним дверь, закрыв ее для пущей надежности на ключ, в голову ему пришла шальная идея и  он подспудно понимал все опасность своих действий, но ситуация в которой Господин В оказался казалась ему чудовищной, и крайне безвыходной, он хотел, нет он мечтал решить ее. Решить сейчас и больше не думать о ней.  И поэтому он как бы оправдываясь перед самим собой, рационализировать  и обосновать свое решение  рассуждал:
- Но позвольте – вдруг сказал господин В. вслух -  эти оборванцы могли подхватить, какую – нибудь пакость на улице, и принести сюда. Да и если бы это, в самом деле, было то о чем я по легкомыслию своему подумал, то я бы почти наверняка валялся при смерти в  больничной койке, с учетом предполагаемого времени смерти  и скорости распространения болезни.
Внезапно в голове у господина В. Возникла идея и все стало на свои места. Он вдруг явственно понял что ему нужно делать, кто его враг- все те люди что как скот гнили в комнатах учреждения. Они были лишнее на празднике жизни, торжество гуманизма, это для книжек и сопливых институток. Человек должен уметь принимать решения. И господин В. Принял его.

***
 -Поверить не могу!
-Что случилось?
- Мэри ты это только прочти, хотя нет лучше послушай.
«Сегодня ночью в городе Н. сгорело Учреждение для временно не трудоспособных, во круг которого на прошлой неделе разгорался скандал, связанный с возможностью повторной вспышки лепры…
-Давно пора было, что - то с этим гадюшником сделать, там весь город надо было подпалить.
-Нет, ты не перебивай. Тааак… а вот
« связанной с торговлей господина В. Морфием.» Ты представляешь?!
- А что милиция говорит?
- Пишут что подозревают поджог, но пока не проведено расследование.
- Вот тогда бы и писали, крошки еще эти собирать. Лучше посмотри, что сегодня в опере идет, давно хотела сходить.

Свечка стоявшая на столе дома семьи Курбских, догорела почти до конца, а кусочек скомконой утренней газеты только начинал тлеть в печи. «…выживших нет»