Оранжевая дверь

«...Ты страшишь меня снами и видениями пугаешь меня»
Библия, Кн. Иова гл. VII, 14

Те, кому посвящается эта книга, знают об этом.
Пролог
Я закрыл за собой дверь и с интересом уставился на сегодняшний пейзаж.
«Та-ак... Сюда меня еще не заносило».
Трудно было свыкнуться с мыслью, что каждый раз меня ждет что-то новое. И неизвестности, и непонятности... и неприятности. Могло произойти все что угодно, вплоть до трагической развязки. Но, черт возьми, это была жизнь! Интересная и полнокровная - жизнь. С большой буквы. Ну-с, что там впереди...
Для начала - небо. Серо-голубое, укутанное в саван тупых, громадных облаков свинцового цвета. Облака вяло притесняли друг друга и шевелились, заторможено принимая различные очертания. Ничего особенного.
Иногда небо кривляется. Иногда молчит, погрузившись в свои вечные думы. Иногда буянит, как пьяный подросток; грозно плюется огнем и громыхает. Но очень редко можно увидеть небо таким. Никаким.
Это даже не равнодушие... Это как бы отсутствие жизни.
«Не возбуждает. Не эффектно смотрится. Не для моего художественного вкуса. Такого изящного».
Усмехнувшись, я осмотрелся.
-Дела-а...
Кругом царила запущенность и безликость. Все серое. Почва, камни, растительность - именно растительность, на «траву» или «кусты» никак не тянет. По-моему, любая земная пустыня по дизайну и красоте далеко впереди этого... этой местности.
Подумалось, что звук моего голоса уж больно сюрреалистичен. Создается впечатление, будто бы говоришь замурованный в стене. Нету эха, да и звук, как таковой отсутствует. Жуть, галлюцинация какая-то.
-Эй!
Свой голос я услышал, но словно изнутри.
«Зашибись...»
Я медленно прошелся среди валунов, изучающе смотря себе под ноги. Наткнувшись взглядом на нечто блестящее я остановился. Присел на корточки, чтоб лучше разглядеть находку. Оп-паньки... От удивления у меня вытянулось лицо и непроизвольно цокнул язык.
В пыли валялись три золотые монеты, очень старые на вид и сделанные... кустарно, что-ли. Видно, какие-то древние дукаты. Не задумываясь, я спрятал валюту в один из многочисленных карманов на своих брюках. Натовских, между прочим.
У меня и ботинки натовские. И даже куртка... надетая поверх майки MANOWAR. Только бейсболка выдает мою принадлежность к штатским.
«Ну вот, наконец-то я неслыханно богат. Остается только выбраться отсюда и употребить золото с пользой».
Я обернулся. Поискал взглядом оранжевую дверь, через которую я всегда вхожу в этот мир. Мир-то этот каждый раз выглядит очаровательно новым и неожиданным. Только дверь всегда одна и та же - железная грубая плита, заляпанная оранжевой краской.
Двери уже не было.
Я пожал плечами. Подошел к самому большому валуну и нацарапал на нем крестик ножиком. Я этот ножик всегда с собой таскаю - всякое бывает...
Оценил крестик критическим взором - может нашкрябать дурость типа: «Здесь был я». Нет, только время зря потеряю.
И пошел, куда глаза глядят.
Отталкивающий вид.
Шел я так, в неизвестность, минут двадцать. И тут на горизонте появилось нечто вроде ориентира. Пыльная почва вдали тонула в чем-то с зеленоватым оттенком.
Сосредоточившись на этой точке, я перенес себя туда.
... Вокруг меня разлилась необъятная, угрожающе гудящая река. Мутная зеленая жижа, заменявшая здесь воду, находилась в постоянном движении. Хотя мне всегда казалось, что так должны двигаться разве что ледники забытых времен. С таким гулом. Создавая такую атмосферу.
Вдали виднелся какой-то предмет явно направлявшийся ко мне. Я прищурился: это была диковинной конструкции лодка с неясным силуэтом на борту. Тот, кто сидел в лодке, не спеша орудовал веслами, но те не всхлипывали, вопреки всем мыслимым законам природы. Они вообще не издавали никаких звуков; или же гул реки начисто их перекрывал.
Берег, который попирали мои натовские ботинки, был сплошным куском камня. Я стоял метрах в четырех от воды и пытался понять свои ощущения.
Дискомфорт. И немного болят кости. Гм...
Тем временем, лодка приблизилась настолько, что я мог рассмотреть и ее конструкцию и неясный силуэт. Серый плащ, с капюшоном, надвинутым по самое некуда, скрывая лицо. Судя по рукам, беззвучно окунающим весла в воду, это безнадежный старик. Лодка... по-моему, она была слеплена из глины. Причем конструктор был большим оригиналом - лодка выглядела как нечто среднее между пирогой и греческой триерой.
Лодка подвинулась к берегу вплотную и замерла. Старик поднял весла и ожидающе замер.
Мне показалось, что он смотрит на меня сквозь капюшон.
-Чего пялишься? - нагловато спросил я. Звук по-прежнему производил мерзкое впечатление - глухой, да и вода эта невозможная, словно поглощала его. В общем, эффект от моей наглинки был исчезающе мал.
И тут в моей голове, как дым в накуренной комнате, растекся бесцветный голос старика: «Что ты ищешь здесь, смертный?» Голос раздался у меня прямо в мозгу, минуя уши. Не давая мне раскрыть рот для ответа, старик добавил: «Говори молча. Здесь не любят слов сказанных».
Я понял правила этих мест и безоговорочно их принял. Как можно четче представляя себе образы, я спросил старика: «Где я нахожусь? Подскажи мне, Минувший».
Старик покачал головой.
«Я не Минувший. Я - Харон. А река эта - Стикс».
«Точно?»
Даже из-под капюшона чувствовался насмешливый взгляд Харона.
«А ты потрогай воду рукой...»
Я сделал пару шагов к воде. Кости заломило пуще прежнего. Разболелась голова. Стало подташнивать.
Остановился в нерешительности - до воды было метра два - и поскользнулся... Проехав недостающее расстояние на заднице, я зацепился за выступ, но тут оказалось, что я лежу носом к воде, а мои руки почти ее касаются. Я не успел толком сообразить, что произошло. Вода сама накинулась на мою правую руку, покрыв ее зеленым киселем. Я лишь успел моторно отдернуть левую, но этого оказалось мало. Более выворачивающей и садистской боли в руке, отдающейся во всем теле, представить до сих пор не могу. Я лишь стиснул зубы и завыл; а старик продолжал сверлить мои мозги своими речами.
«Я помогу тебе, если ты мне заплатишь».
Сам не знаю, как, но я встал на ноги и, превозмогая боль, вытащил из кармана золотой.
«Держи!..» - и золотой летит к лодке.
Монету старик схватил ловко.
Расстояние между нами резко сломалось; Харон протянул мне край своего плаща.
«Вытри руку плащом».
Я схватил грубую материю и укутал в нее больную руку. Боль резко утихла и проклятый кисель исчез. Клетки тела впитали в себя иммунитет; я мысленно улыбнулся. Река с ее флюидами больше мне страшна не была.
«Спасибо».
«Не за что».
Между нами возникла пауза. Только гудел Стикс. И больше ничего.
Я рассматривал старика и лодку; бросал взгляды на туманившийся горизонт. Старик видно все еще изучал меня своим инфракрасным зрением.
«Ты не ответил на мой вопрос».
Я вздрогнул от неожиданности.
«Да?»
«Что ты здесь ищешь, смертный?»
-Вчерашний день, - пробурчал я.
«Я ищу дорогу».
«Здесь лишь одна дорога, - пробурчал насмешливый голос. - И та ведет в Ад».
Я знал это. Я знал, что теперь, став на берегу Стикса, куда бы я не направился, я останусь на месте. Так всегда происходит. Когда попадаешь в Петлю. Из Петли можно уйти только двигаясь вперед.
«Старик, отвези меня в Город».
«Если у тебя нет больше денег, я тебя не повезу. Попасть на другой берег стоит золотой».
«Я же тебе уже заплатил!» - возмутился я.
«Это была плата за неверие. Ты не поверил и расплатился».
Старик опустил весла в воду и молча оттолкнувшись, стал удаляться от берега.
Я задумчиво посмотрел на злотворный кисель. Хоть теперь река и не причинила бы мне боль, переплывать ее мне не очень-то хотелось.
«Эй, старик! Вернись, у меня найдется еще одна монета».
Через мгновение я уже сидел в лодке и с удивлением наблюдал за обстановкой. Удивительным было то, что у старика не было и намека на ноги. Он просто вырастал из лодки... Вместе со своим чудодейственным плащом, кстати.
«Ты кто? Лодка или человек?»
«Харон».
Я прищурился и прикрыл рукой правый глаз - это давало мне возможность увидеть его ауру, и, в разумных пределах узнать его историю. Его история впрямь была связана с лодкой: он всю жизнь перевозил людей с одного берега на другой. За деньги, которые очень любил. Однажды он перевез девушку столь красивую, что ослепленный грацией не договорился об оплате. В конце маршрута оказалось, что денег у той - ни медяка. Одна девственность. Перевозчик закатил скандал - хоть та и обещала отдать деньги позже, он сказал, что не собирается никому верить, и если нету денег, пусть расплатится девственностью. Ох, ляпнул, не подумавши... девушка-то была Богиней Девственности...
Короче говоря, она его прокляла. С тех пор он так и перевозил людей через реку. Пока в один прекрасный день людей не сменили тени, а реку - Стикс.
Замечательная история. Беру в коллекцию.
Старик действительно не был Минувшим. Он не умер во сне, как они. Старик, можно сказать, сгорел на работе.
Я посмотрел на воду. Иногда, в ее глубине, отчетливо мелькали лохматые тени. Неужели и в этих зловещих помоях кто-то живет?
«Кто это?» - я кивнул в сторону теней.
Старик помедлил с ответом.
«Утопленники».
Да уж. Привыкли они к боли и мукам, что ли? Временами кто-нибудь из утопленников жадно захлебывался, пытаясь вдохнуть воздуха - зрелище это было не для слабонервных. Вода не подпускала их к поверхности, и, они медленно тонули. В их глазах застывало изумление. Они уходили под воду, чтобы прийти в себя и снова попытаться глотнуть воздуха. Впустую.
Наконец, мы добрались до крутого берега. Он внезапно выступил из тумана и угрюмо навис своей миллионнотонной массой над лодкой. Я встал и присвистнул при виде этой громадины.
«И как же мне добраться до Города?»
Старик отбросил капюшон. На меня смотрели пустые глазницы уродливой мертвой головы.
«Ты можешь попасть только в Город, смертный. Ведь ты не тень... и не простой смертный».
А старик-то не лыком шит.
Догадался кто я.
Я сунул ему золотой и съежившись пружиной, резко вытянулся.
Во сне не так уж сложно запрыгнуть на многокилометровый утес. Если есть кое-какой опыт. А опыт у меня уже был. Ведь я впервые вышел из оранжевой двери восемьдесят семь суток назад. Я теперь немного умел управлять своим подсознанием, хотя до совершенства еще было далеко. Но, в любом случае, я уже не был новичком.
Я - спец. От слова спать. Сноплаватель. Идущий во сне. Кто угодно, но не лунатик. Я просто здесь живу. В той же мере, как и по ту сторону... Ночи.
Эти реальности отличаются друг от друга, и я уже начинал понимать чем. Но это была только теория. Доказательства я собирал по крохам, но все же я думал, что я прав. По крайней мере, в своих догадках.
Когда мои ноги ощутили опору, я сразу обратил внимание на разительный контраст между двумя пространствами - серо-туманным миром Стикса и этим. Передо мной лежала живописная земля безумных красок. Темно-бордовый с золотыми прожилками песок, мерцающие фиолетовые камни и лиловые барханы. Под серебряным небом, излучающим непонятный свет. Местами бордовый песок тек, наподобие ручьев и речушек и в этих местах он приобретал иссиня-черный цвет. Здесь, в отличии от стигийского побережья, все пребывало в молчаливом движении, величественном, уверенном в своих силах. Здесь все излучало жизнь... чужую жизнь.
-Любопытно...
Звук здесь не глох, а наоборот плавал в частотах и разлетался вокруг, становясь то площе, то объемнее. Эхо, которое здесь, кажется, измывалось над самим собой, исказило мое слово в звук колеблющегося металлического листа.
Это воистину любопытно.
Я нахмурился. Почувствовал, что пора искать дорогу. В этом мире интуиция играет главную роль.
Серебряное небо раскололось корневищем черных молний.
Я сделал несколько шагов. С климатом здесь творилась полная абракадабра. Бордовый песок казался твердым, будто промерзшим. Тем не менее, ноги у меня вспотели - над землей плыл постоянный, горячий поток воздуха. Но на уровне головы воздух был чуть ли не арктический - такой что уши мерзли.
Пахло сельдереем. Запах показался мне кретинским и неуместным.
Таким образом, я прошел около полутора километров, оставив за собой пару-тройку лиловых барханов и одну песчаную реку. Серебряное небо несколько раз очернялось молниями, прежде чем я наткнулся на дорогу.
Гладкий темно-синий автобан выползал из-под бордового песка. Сбоку, чуть покосившись торчал указатель в виде руки с указательным пальцем. На указателе белым по черному было написано: «До Города рукой подать».
Я внимательно всмотрелся в автостраду. Интуиция подсказала, что становиться нужно на центральной полосе.
Что я, дурак, и сделал.
Я завопил от накачивавшего одновременного испуга и удовольствия. Ветер завыл в ушах, мне пришлось принять стойку серфингиста. Нейтральная полоса понесла меня в Город со скоростью «формулы один».
-У-а-ау!
Я уже видел причудливые конструкции, обрамляющие Город, как вдруг звонок будильника вырвал мое сознание из этого пространства.
День 88-ой
Услышав собственный стон, я выключил будильник и разлепил глаза.
«Бедная, бедная Пеппи-Лотта...»
Вставать. Надо. Умыться, убриться до синевы, почистить зубы... провести ряд мелких косметических операций.
И - кофеин. Мне нужен кофеин.
Чтобы окончательно проснуться и вляпаться в эту реальность.
Ведь это всего лишь новый день.
Надо стать обыкновенным человеком. Как это утомительно...
День - неукоснительно соблюдаемый ритуал, составная часть суток, прелюдия к ночи. И только. Я живу как все до тех пор, пока не решу окончательно захлопнуть за собой оранжевую дверь. Впрочем, вряд ли это случиться скоро.
Когда от момента пробуждения меня отделяло два часа, я вышел на улицу.
Солнце трепало зрительные нервы и я, надвинув бейсболку на самые глаза, направился в магазин.
На крыльце завсегдатайствовали местные алкаши. Приветливые, если добавить на флакон, и угрюмые во всех остальных случаях.
С тех пор, как я обнаружил в себе способности спеца, я смотрел на них как на здешних Минувших. Человека бросило на ту сторону в самый нежданный момент и он - ни жив, ни мертв, он - Минувший.
Правда, что миновали эти алкаши? Жизнь или смерть?
Да в принципе, я сам пьяница еще тот...
Скажем алкоголю - иногда!
-Здорово, Славка!
Мысли развеялись; я заметил выросшего из-под земли Антоновича.
-Здорово. Ты что - выходной сегодня?
Антонович кивнул. Оптимистическая, сияющая физиономия, закованная в джинсовый костюм и кроссовки. Почти блондин. Мой ровесник - тоже пять пятилеток... глаза пройдохи и талантливого музыканта. И явное желание отметить выходной возлияниями.
А что еще делать в выходные, нам, молодым, да неженатым...
Или как в случае Антоновича - разведенным.
В общем, денег совместными усилиями нашли на две бутылки «Столичной». Да плюс мой салат (со вчерашнего) и пару колец нищенской колбасы.
Сидели у меня, пили водку. Слушали Роберта Фриппа - потянуло на психоделию.
Я, подумав, развеселился и начал разглагольствовать о жизни нашей... прискорбная картина.
-Слушай, Эдуардович! - перебил меня он, - я никак не могу взять в толк, ты что, всерьез музыку забросил? С твоей-то голосиной!
Я развел руками.
-А с кем играть?
Все разбежались кто куда,
Но до сих пор пылает,
Безумная моя звезда
И сердце болью надрывает.
Мне самому теперь охота
На мельницы бросаться психом!
И скорчив рожу Дон-Кихота
Бороться со Всемирным Лихом,
Но верю я: придет мой час
Во все я веру потеряю
И возликует мой ракшас
И я конкретно забухаю...
-Стихоплет хренов, - возмутился Антонович, - строишь из себя Пушкина...
-Хлебникова, - поправил я.
-Да хоть Зрелищникова! Ты - поверь мне - на непризнанного гения не тянешь. Стихи у тебя хорошие, спору нет...
-Говно стихи... были бы хорошие, их бы в школе учили.
-Ага, на политинформации... - Антонович рассмеялся, - давай соберем состав и будем громыхать по клубам, а?
Я поморщился:
- Ни фига у нас не выйдет. Золотого запасу нема.
Антонович задумался. Пока он размышлял, я разлил спиртное по стаканчикам. Заканчивалась первая бутылка.
-Моя команда распалась, - сказал я, пытаясь поймать в салате помидоринку, - а с новыми музыкантами - дефицит. Да их вообще нету.
Мы крякнули.
-Можно детей набрать, - предложил Антонович.
-Можно. Желания у них полным полно. Только нету ни инструментов, ни навыков. С пионерами возни, порой, больше чем с бабами.
-О, бабы! - Глаза Антоновича засияли...
Вторую бутылку предварила завязка непристойного разговора.
И понеслась...
Потом вообще чудеса начались: взмахнул Антонович левым рукавом - явилась на столе бутыль зелена вина, взмахнул правым - явилась курица-гриль... В дело, одним словом, пошла его недельная зарплата.
Расстались мы друзьями - не разлей вода. Размахнись рука, раззудись плечо...
Он ушел, сохраняя на лице выражение полного умиротворения. Рот до ушей.
Я совершил набег на магазин и принес домой две полуторалитровые минералки, в качестве боевых трофеев.
Вечер пришел молча, не стучась. Он застал меня перед кретиноскопом, который еще называют телевизором. Я силился понять: что за немыслимые вещи происходят на голубом экране. Но мне это было не совсем доступно.
Потом я плюнул на все, принял почти холодный душ и немного протрезвел. Швырнул в рот две таблетки тазепама и улегся, не соображая ничего.
Морфей около часа кивался вокруг моей кровати. Наконец он подошел ко мне и я легко провалился в сон.
Ночь
На этот раз, оранжевая дверь вывела меня на окраину Города. Теперь она составляла часть фасада громоздкой будки, где время от времени пьянствуют электрики. Город просыпался.
Серебряный небосвод сменился обычным, голубым. Город мимикрировал под мой родной. Такое бывает. Сны, наоборот, не всегда бывают ирреальными и сумасбродными.
Я зашагал прочь от будки. По улице то и дело шастали странные люди, занятые своими делами. Один удивительный тип, вяло перебирая ногами, двигался, уткнувшись в книгу. Я бросил любопытный взгляд - тип читал «Физиолог» - средневековый сборник рассказов.
Знаем мы эти полунамеки. Только выйдя за дверь столкнуться со средневековым чтивом? Жди теперь феодальщины...
И почему мне так везет на всякую мистическую чепуху?
Но, в целом, все спокойно.
Обычно меня забрасывает в такие трах-барабухи, что «караул!» кричать хочется. Вернее, хотелось, потом уже привык, более-менее.
Я остановился у яркой витрины, из которой на меня смотрели отрубленные головы и задумался. Ведь вчера-то я и собирался попасть в Город, верно? Верно. За восемьдесят восемь своих выходов за оранжевую дверь, я попадал в Город тридцать три, вместе с сегодняшним. Все остальное время я провел за городской чертой. Возможно даже далеко за Городом. Я овладевал способностями спеца. Постепенно узнавал свои скрытые ресурсы. Например, видеть ауру и подноготную, прикрыв правый глаз рукой, я научился совершенно случайно, прячась от Сияющего Кота в двенадцатый день. После открытия (или закрытия?) двери. Прыгать на десяток километров я научился спасаясь от Воздушного Кальмара - как вспомню, так вздрогну. Я чуть не миновал пробуждение! Мог бы уже давно на кладбище валяться.
Многим фокусам меня научил один мужик, которого я назвал Старожилом. Я его встретил в третье свое посещение Города. Он вечно просиживает штаны в баре «Арсенал» на улице Алеутов...
Меня что-то волновало. Так вот, в чем дело - я еще ни разу не попадал туда, куда планировал. Дверь до сих пор отправляла меня только туда, куда ей взбредало. И я впервые зашел в Город не случайно, а потому что пожелал туда попасть.
Так-так, а это уже какой-то прогресс. Интересный и странный факт.
Я нарисовал перед глазами карту города и нашел бар «Арсенал». Потом ухватился за красную точку (бар) и натянул карту на себя.
Этому способу передвижения меня научил Старожил.
Бар был в американском стиле. Бильярд, стойки... ля-ля-ля, пиво, гамбургеры... санкт-петербургеры... молоко. Бармен, с сосредоточенным видом алхимика, старательно взбалтывающий некий коктейль. Несколько посетителей. В Городе сейчас ранее утро... а «Арсенал» один из баров, работающих круглосуточно. Тихое, уединенное местечко. Играет музыка. Прислушавшись, к своему удивлению узнаю «Полет Валькирии» Вагнера исполняемый раза в два медленнее, чем положено. На октаву ниже... тягостная музыка, если вслушиваться. Но я не собираюсь ценить плюсы такого эксперимента.
Нахожу глазами Старожила. Вон, он сидит за столиком и, как  всегда, пьет свое Бургундское. Одет он по моде XVIII века, как предреволюционный французский аристократ. Только солнцезащитные очки выдают в нем современника. Да шикарная шевелюра. Хотя, вполне может быть, что тогда это тоже было в ходу. У него было интересное амплуа: он называл себя либертинцем. Говорил, что ему чужды все страхи и табу, что он избрал себе аморальную модель бытия. Но это не мешало быть ему добрым человеком.
Он заснул за рулем и так и не проснулся. Это не то, что стать Минувшим, у него здесь, по крайней мере, такое же ощутимое тело, как и у меня.
-Бонжур, Старожил.
Старожил посмотрел на меня поверх очков.
-Доброе утро, мой мальчик. Как дела за дверями?
-Прекрасно. Я составлю тебе компанию, ладно?
-Что за вопросы!
Он говорил необыкновенно глубоким голосом - всегда очень спокойно, ухитряясь вкладывать в свой флегматичный тон, всю гамму чувств, какие только можно себе представить.
Старожил лукаво глянул на меня.
-Выпьешь?
Я замотал головой:
-Нет, спасибо... я, там, уже...
-Мальчик мой, - со вздохом сказал Старожил. - Там это очень вредно. А здесь это просто захватывающие ощущения.
-Восемьдесят суток назад мы с тобой налакались так, что у меня там утром башка трещала. Что ты на это скажешь?
-Ничего, - он пожал плечами, - до переезда я ни разу не приходил сюда по твоей методике. И, потом, я же не могу пойти на ту сторону.
Переездом он называл свою смерть. Тут, в общем-то, трудно прицепиться к терминологии.
Я почувствовал себя немного неловко.
-Закажу я себе ... м-молока.
-З-закажи, - передразнил меня он.
Потом я несколько минут сидел и вертел в руках высокий стакан с густым, как мед, молоком, наблюдая, как оно цепляется за стенки. Развлечение было так себе. Старожил смотрел на мои священнодействия с легкой иронией.
-Ты хочешь у меня что-то узнать, не так ли?
Я утвердительно кивнул.
-И что же?
-Понимаешь, Старожил... мои сны начали продолжаться.
-Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.
Я рассказал.
-Так это просто прекрасно! Вторая ступень контроля! Ты недалек от звания командора, мой мальчик.
-Чего?
-Так, пустяки. Глупая шутка.
Старожил замолк. Поставил пустую бутылку из-под Бургундского в воздух и щелчком отправил ее в сторону бармена. На столике мигом объявилась ее точная копия, только полная и запечатанная. Старожил снял очки и пристально уставился на пробку. Та начала послушно отворачиваться и вскоре слезла с горлышка. Растворилась.
Старожил сделал томный глоток.
-Да, кстати. Меня расспрашивали о тебе.
-Кто? - усмехнулся я. - Исконные или Минувшие? Или такие как ты - Вошедшие?
-Таких как я - мало, - с нескрываемой гордостью ответил Старожил, - Исконным ты не нужен. Минувшим - тем более. О, нет! - он рассмеялся. - Тобой интересуются такие же как ты - Запредельные.
Я встрепенулся.
-Что?
-Ты же не один такой, давно пора было догадаться. Если можешь ты, почему не могут другие? Ты не уникум, мой мальчик. Таких, как ты не так уж мало. Вас целая каста... правда, в основном, никто не высовывается. Возможно, потому что на эту сторону, все эти Запредельные приходили с помощью Проводников. Их сюда приводили, попросту говоря. И я не совсем все уразумел... но, по-моему, ты первый из них, пришедший сюда сам. Поэтому они тобой интересуются. Кто ты, мой мальчик? - неожиданно спросил он.
-Спец. Ударение всегда на «е». - ошарашено ответил я.
-Ты - Старожил ткнул в меня указательным пальцем, по которому мгновенно пробежало синее пламя, - Запредельный. Спец - это ты сам придумал. Это как прозвище. Ты - Каминский Владислав Эдуардович, Запредельный...
Старожил на мгновенье задумался. потом добавил:
-Возможно, ты действительно необычный Запредельный. Спец, как ты говоришь.
Мне было о чем поразмыслить.
-Как они хоть выглядели?
-Не знаю, - ответил Старожил, - они были в личинах.
Вот так вот. Бывает снится тебе твой друг или подруга в чужом обличии, но ты точно знаешь, кто это. Это и есть личина. Весь фокус в том, что ты узнаешь только своего знакомого - чужак останется неизвестным. Навсегда.
Личина - вещь рискованная. Лучший способ скрыться от чужих, и совершенно никакой, чтоб от своих.
Нутро не замаскируешь.
-Ты сам прекрасно знаешь, - продолжал Старожил, - что Пространство Сна это игра, где действуют любые правила, какие бы ты не установил. Все равно, что игра без правил. Вот, например...
Он бесцеремонно снял с моего плеча левую руку и положил на столик. Я не почувствовал ровным счетом ничего. Рука также повиновалась мне.
-Ого!
-Да, можно и так. Хочешь, и ты так сделай?
-Фигушки, - сказал я.
Моя левая рука поерзала по столу и скрутила Старожилу фигу.
Там, где по идее должна была фонтанировать кровь, было абсолютно пустое место. Одна кожа.
Я прилепил руку обратно к плечу и проверил ее. Нормально. Только в воздухе повис аромат йода.
-Дай-ка я попробую...
Я снял голову с плеч Старожила и положил ее на свои колени. Голова смотрела меня поверх очков слегка оголтелым взглядом. Тело его замерло с разведенными руками.
-Ба! - воскликнула голова, - сколько у тебя прыщей!
-Ничего, повыдавливаю.
-Ладно, - засмущалась голова. Обезглавленный Старожил забарабанил пальцами по столу. - Прикрути меня на место. А то мне что-то не по себе. Со мной такое впервые.
-Ты знаешь, - сказал я, возвращая голову на плечи, - мне тоже впервые руки отрывают.
Старожил, с недовольным видом, крутил головой, прилаживая позвонки.
-Проехали.
Аромат йода еще более усилился.
В воздухе повисла тишина.
В этот момент бармен, почему-то, с грохотом разбил бутылку «Смирновской» и разрыдался. Утешать его кинулась некая длинноногая особа в вечернем наряде, щедро изукрашенном кельтскими узорами. На уровне талии красовалась надпись ENTARTET. По-немецки, это значит «Быть вырождающимся».
-Так что же мне делать, Старожил? Может, посоветуешь что-нибудь?
-Не знаю. - Старожил глотнул Бургундского. - Я бы на твоем месте затаился и не высовывался. Черт знает, что сделают с тобой эти Запредельные. Может быть, они захотят тебя осыпать почестями... а может и прихлопнут. Если второе, то ты минуешь пробуждение... а это нехорошо. - добавил он вполголоса.
Словно в подтверждение его слов, сквозь стену, схватившись за голову в бар ввалился Минувший. Проник он сюда с трудом, тупо озираясь и выдирая из стены свою сущность.
Минувшие навсегда оставались в состоянии шока. Их можно было бы назвать коматозниками, если бы не отсутствие физического тела. Вернее, физическое тело было, но уж больно разряженное.
-Они не смогут заставить меня миновать пробуждение. - покачал я головой. - Я умею катапультироваться. Я так это называю.
-Интересно, - хмыкнул Старожил. - И как ты это делаешь?
-Я закатываю истерику. Кричу и просыпаюсь.
-Старо...
-Зато действует.
Старожил кисло улыбнулся. Наклонился, посмотрел на меня поверх очков и произнес:
-Опасайся, чтоб этот метод не подвел тебя в один прекрасный день.
Мне стало как-то неуютно.
-Ладно. Дозволь мне откланяться. - сказал я и куда-то, не разбирая, юркнул.
Я оказался в сумрачном дворике, забаррикадированном пятиэтажными домами. Не обременяя себя раздумьями, шагнул в ближайший подъезд и поднялся на третий этаж. Там я сел на верхнюю ступеньку и, расслабившись, закурил.
Сотворяя из табачного дыма всякую художественную белиберду, я предался невеселым раздумьям. И сидел так пару часов.
На лестнице, снизу, послышались шаги. Кто-то поднимался. Поднимался с остановками, неуверенно, будто проверяя какие-то неизвестные мне ориентиры.
Я выглянул в лестничный пролет. На втором этаже... На перила лестницы легла кисть чьей-то сильной руки, облаченной в черную перчатку.
«Жуть какая...»
Я осторожно встал и дернул на себя ручку двери квартиры, которая находилась позади меня. Дверь беззвучно отворилась, я вошел внутрь.
Из кухни выскочила изумленная старушенция с раскрытым беззубым ртом, вытаращилась на меня.
-Я только позвоню! - тихо, не допуская возражений, сказал я.
Старушка промямлила нечто и рассыпалась в порошок неопределенного цвета. Порошок впитался в паркет.
«Видно ушла к соседям».
Я поискал телефон глазами. О, ретро... Черный, из допотопного пластика. Такой, наверное у Сталина в кабинете стоял.
Диск крутился с трудом. Я, шепотом ругаясь, набрал соответственный номер и примерз ухом к трубке. АТС здесь были хуже, чем у нас.
В трубке раздались гудки. На том конце провода я еще спал.
В этот момент, дверь квартиры стала медленно отворяться и в проеме возникла фигура человека в черном. Плащ, брюки, сапоги, перчатки - сплошная черная кожа. Черные крашеные волосы, дикарская татуировка на лице... а в общем, это был я.
Я удивленно убрал трубку от уха и уставился, с раскрытым ртом, на пришельца.
Он взглянул на меня, бросил искоса взгляд на телефон, и разочарованно покрутил пальцем у виска...
Но тут в моей квартире зазвонил телефон и я, ни черта не соображая, подскочил.
-Алло! - рявкнул спросонья в трубку. Ответом были гудки.
День 89-ый
Я пил минеральную воду. После вчерашних приключений меня мучил жестокий сушняк. Тем более, что в таком состоянии пить кофе не позволит инстинкт самосохранения. Сердце беречь надо.
Минералка была холодной и прекрасной.
Нутро не замаскируешь. Как бы мой двойник не наряжался и не перекрашивался, я бы все одно его узнал. Вот только, к чему я увидел двойника?
Память услужливо напомнила мифологию. Скандинавский Сван, Немецкий Доппельгангер, Британский Рэйз - все это двойники, являющиеся перед смертью.
Я брыкнул головой, отгоняя дурные мысли.
Если бы так, то не пил бы я сейчас воду.
В целом, ситуация, сложившаяся в Пространстве Сна, более всего напоминала мне мудреную игру, с непонятными целями и правилами. Точнее, насчет правил я уже знал - их нет, или они какие угодно.
На часах уже было двенадцать. Я лежал на диване и тупо переключал программы кретиноскопа. Вскоре я убедился в том, что мне не покажут ничего интересного и выключил ящик.
Лег и стал сканировать взором потолок. Тоже неблагодарное занятие.
Зазвенел телефон, разгоняя мрачное настроение. Я поднял трубку и промычал нечто невразумительное.
Звонил Антонович.
-Ну так что, поедем?
-Э-э-э... куда? - растерялся я.
-В Минск. мы же договорились! Ты что, забыл?
Я растерялся.
-Я... договорились?
Антонович захохотал. Я потер висок:
-А что мы забыли в Минске?
-Ты сам собирался повезти меня в столицу, дескать, там полны-полно музыкантов. Познакомиться там, поиграть...
-Знаешь, что-то мне неохота сегодня куда-то ехать. Ты сейчас где?
-На вокзале.
-В общем так...
Я задумался. Действительно, очень неплохо было бы сменить обстановку на пару суток. Опостылел мне этот Гомель уже. Да.
-У тебя деньги есть? - спросил я как можно более равнодушно.
-Конечно!
-Возьми билеты на завтрашнее утро... Поезд в шесть сорок две. В одиннадцать - там.
-Знаю такой...
-Я тебе завтра деньги отдам.
-Будь спок!
В целом это и есть суть разговора. Договорились и ладно.
Деваться было некуда - Антонович слишком загорелся идеей собрать команду. И хоть я не очень-то верил в эту перспективу, было бы неприлично отказать ему: он уже успел выклянчить недельный отпуск за свой счет.
...Ванна заполнилась теплой водой. Я включил радио и погрузился в стихию. Тело расслабилось.
На самом деле, последние пару дней я изнывал от тоски. Скука крепко вцепилась в меня: даже дружеские попойки с развязыванием рук, мозгов и языка  не обладали своей обычной магической силой. Каждый раз, закрывая за собой оранжевую дверь, я все дальше и дальше удалялся от обыденного мира.
Я вылил себе на голову кружки две воды (душ протекал и брызгал во все стороны, поэтому я им пока не пользовался) и стал читать вслух Хлебникова:
-Из мешка
На пол рассыпались вещи!
И я думаю,
Что мир -
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
Меня это стихотворение обычно приводило в чувство. Это был своего рода антидепрессант, причем очень эффективный.
Сквозь радиобред я услышал гром.
«Наконец-то! Кончится эта парилка проклятая».
Я быстро вылез из ванны, вытерся, оделся и выскочил на балкон.
Дождь был знатный.
Я высунул под летящие капли голову и зажмурился от удовольствия.
«Есть еще порох в пороховницах!»
Меня охватила эйфория. Хотелось раскинуть руки и громко читать стихи, или петь песни во всю луженую глотку.
Но единственное, что выскочило из моего лексикона в этот момент, было лаконичное:
-Эх!
Получилось впихнуть все эмоции в один выдох. Я на несколько минут превратился в восторженное междометие...
...День приближался к занавесу. Я завел будильник на пять утра, подкрепился чаем с печеньем и лег, ожидая прихода сна.
В голове торжествовала некая симфония. Я часто слышу музыку перед сном.
Ночь
На этот раз оранжевая дверь нашла себе приют на крыше пятиэтажки.
Я осторожно взглянул вниз, во двор - тот же самый. И дом вроде бы тот же.
Стоял же я, надо полагать, над тем самым подъездом. Осмотревшись, заметил люк, ведущий лестничную площадку - он был приглашающе открыт.
Я спустился на третий этаж. Постоял раздумывая перед дверью. Но любопытство взяло верх и я, толкнув незапертую дверь, вошел в квартиру.
только это была уже не квартира.
Это был танцпол клуба в самый разгар метального концерта. Кто выступал - понятия не имею. Какая-то свирепая молодежь издавала взбесившегося отбойного молотка. Звукорубка. Прикольно... если не очень воспринимать это всерьез.
Неожиданно оказалось, что вокруг лоботрясничает толпа моих старых и хороших знакомых. Многие были из других городов - я уже заметил одного знакомого венгра. Он стоял в толпе с восхищенным лицом и банкой пива в руках.
Я знал, что единственное здесь место, где можно спокойно посидеть - это столики возле бара. Вакансий там хватает. Но пока я до этих столиков добрался, мне пришлось перездороваться с доброй половиной народа, находившегося на танцполе.
Дошел я до бара в момент начала нового сета. На сцене подключались воинственно одетые парни. Судя по виду играли они не меньше, чем черный метал норвежской волны - скрипучий как дыба и быстрый как пуля. Так, оно впоследствии, и оказалось.
В Пространстве Сна никогда не выступают плохие музыканты. Здесь выступают инструменталисты, которые в реальной жизни, возможно и не увидятся никогда. Здесь встречаются их сущности, и каждая команда играет идеально слаженно и четко. И музыка у них - максимум самовыражения.
У меня сложилась мысль, что если я буду сколачивать состав, я просто выйду на сцену - там ко мне присоединятся те, кто поймет меня с полуслова. И возникнет музыкальный монолит. Потом я найду этих музыкантов в реальности.
А что. в этом что-то есть...
Трудность в том, что гитарист может жить во Владивостоке, а басист - в Клайпеде. Или в Глазго.
Тем временем, парни ударили по струнам и барабанам. И из колонок вырвался такой завораживающий звуковой вихрь, что я заслушался... Их жестокие песни тащили меня в Ледниковый Период, звали охотиться на саблезубых тигров и пещерных волков... Это была непостижимая энергия - первозданная, необузданная. Сыгранная и воплощенная несчастными тремя аккордами.
Фантастика...
Я сидел за столиком и лицезрел шоу. Вдруг, кто-то поставил передо мной бутылку «портера».
Я поблагодарил... но...
Черт, я совсем позабыл о своем двойнике!
Он сел рядом со мной, закинул ногу за ногу; влив в себя сразу полбутылки «портера», смачно отрыгнул и заявил:
-Я знал, что тебе здесь понравится...
Я молча смотрел на него и собирался с мыслями. Но он даже не подавал вида, что эта встреча - не просто культпоход в клуб.
Глупо было бы сразу напроситься на него с расспросами о Запредельных...
-Что это за банда? - спросил я.
Он пожал плечами.
-Она никак не называется... то есть, можешь называть ее как хочешь. Я назвал ее «Фолс Миррор» - «Кривое Зеркало»...
Я прислушался.
-Они поют не по-английски.
-Да, - кивнул он, - вокалист родом из Исландии. Это Исландский.
-Ясно...
Я занялся пивом. Спешно проглотил «портер» и полез за сигаретами.
Двойник нарушил молчание:
-Нам следовало бы посерьезней разобраться в сложившейся ситуации. Пойдем в фойе - там не так грохочет. Тем более, что «портер» там тоже есть.
Захватив по две бутылочки, мы пристроились на низком, широком подоконнике. Минуты три мы просто алкоголизировались и изучали друг друга.
-Кто же ты такой, черт возьми? - не выдержал я.
Он хмуро посмотрел на меня, как будто я в чем-то провинился.
-Представь себе, - начал он, - что до сих пор все Запредельные пересекали границу Сна только при помощи Проводника. Проводник является только тогда, когда мозг потенциального Запредельного был готов нарушить - или убрать - шифрующий барьер. Это... такая хрень в мозгу, которая при выходе из Пространства Сна путает воспоминание о сновидении, делает сюрреалистичными. Это защитный барьер; не будь его - у людей бы просто поперегорали мозги. Разум бы все время работал... а сон для людей, это в первую очередь отдых. Так вот, как только личность доходила до того, что ей можно жить в двух этих пространствах - в яви и во сне, являлся Проводник и показывал способ пересечь барьер, обосноваться здесь и творить... жизнь. Существовать. причем Запредельные не каждую ночь приходят в Пространство Сна. Для них это большая нагрузка. Да, и еще учти, что большинство из Запредельных - личности крайне неординарные...
Он извлек из воздуха трубку и принялся дымить, как паровоз.
-И тут вдруг, в Пространстве объявляется обыкновенный рок-музыкант, развлекающийся графоманией и выпивкой... обходясь без Проводника и куролеся в Пространстве каждую ночь. Ты посещаешь этот мир уже восемьдесят девятые сутки, а я - твой Проводник, появился только три ночи назад...
Я выпил пива и хмыкнул:
-Не понимаю, откуда ты взялся?
Он бесцеремонно щелкнул меня по лбу.
-Из твоего сознания, естественно... А теперь скажи мне - кто ты?
Я не задумываясь ответил:
-Спец. Ударение всегда на «е». От слова «спать». Понятно?
-Понятно. А тебе понятно, что твое появление нарушает баланс сосуществования Дня и Ночи? Ты - мутант. Роковой мутант.
-Но-но! - возмутился я, - я не позволю...
Пять часов утра. Будильник беспощадно рвет мой сон в клочья...
День 90-ый
Вернее, раннее утро. Еду в троллейбусе, прямиком на вокзал. В желудке плескается крепкий кофе, но глаза все равно слипаются. И вот, когда меня бросает в дрему, передо мной всплывают картинки из прошедшего визита. Я открываю глаза, смотрю в окно. Троллейбус едет будто нарочито медленно. И черт с ним. На часах еще только шесть - поезд через сорок минут. Как бы не тормозил троллейбус, думаю, успею.
Снова погружаюсь в дрему. На горизонте маячит мой двойник и с укором тыкает в меня: «Ты - мутант...»
-Сам ты мутант... селедка. Кашалот фаршированный. Дракула папуасский.
На меня тяже смотрит некий лысый субъект из числа гопников. И видимо, принимает эпитеты на свой счет, раскрывая рот. Ему наверняка хочется почесать кулаки - любят они это дело... Жалко людей, ведь кроме кулаков в них в большинстве случаев ничего и нет. Ну, за редкими исключениями.
...Не знаю как это у меня получилось; может запредельный опыт в Пространстве Яви не так уж и бесполезен. Я всего лишь посмотрел на него и мысленно приказал: «Молчать». Гопник моментально ссутулился; глаза потускнели и он медленно отвернулся.
Забавно.
Мы вышли на вокзале оба - я и он. Только он сразу припустил быстрым, нервным шагом подальше от меня. Обернулся пару раз... по-моему, он считал, что нечего с психами связываться.
Ну, на нет и суда нет.
Впрочем, может быть, я плохо выгляжу.
Увидев меня, Антонович засветился и тряхнул рюкзаком.
-Что значит?..
-Посмотришь, - довольно ответил он и, не сдержавшись, обнародовал мне на ухо тайну. - Вино. Домашнее. Яблочное, два литра. Тебе понравится!
Я нахмурился.
-Ты что, решил меня споить?
-Ни в коем случае! - запротестовал он. - Ты вчера пьянствовал?
-Нет, конечно! Больно надо...
-Ну вот, видишь! Значит спиться и не мечтай.
Нам достался вагон-самолет - сидячие места. Поспать здесь можно было либо напившись снотворного, либо будучи смертельно измотанным. Но для дружеской беседы под бульканье вина, такой вагон очень хорошо подходил.
Будь я один, я бы молча вперился в окно и погрузился бы в раздумья. Но в компании с Антоновичем это было выше моих человеческих сил.
Как только проводница, удостоверившись в отсутствии зайцев, удалилась в свое купе, Антонович вытащил из рюкзака вино, сделал серьезный глоток и провозгласил:
-За проводниц! Этих ангелов в униформе, которые... э-э... нас провожают!
Я поддержал его, перенимая эстафету винопития.
Однако... вино в самом деле далеко не отвратительное.
У нас с Антоновичем есть общая черта - в жизни мы не отличаемся болтливостью, по крайней мере не более других. Но стоит только выпить чуть-чуть то у нас обоих язык и челюсти объявляют независимость от мозга. И мы начинаем трещать, как взбесившиеся попугаи.
Обычно, домашнее вино действует как часовая мина - ничего, ничего, и вдруг - все! Но это вино оказалось неправильным. Только очутившись внутри организма, оно принялось наводить свои придурковатые порядки. В голове зашумело нечто невообразимое:
-Где мы в Минске жить будем?
-Понятия не имею!.. - жизнерадостно выпалил я и принялся рассказывать разухабистую историю, как лет десять назад я с одним соратником ночевал в минском дворике, дожидаясь раннего поезда. Мы лежали на скамейках, косились на звезды и, натурально, бредили. Часов не было, дико хотелось спать...
Антонович мне парировал какой-то боевой гилью из области пьянок. Потом в ход пошли всякообразные байки о концертах и гастрольных инцидентах. Таких, которых у меня - хоть отбавляй. Да и он в карман за словом не особо лезет...
Так мы погубили вино. И как это часто бывает, с последней каплей исчерпали себя воспоминания. На смену непринужденной болтовне пришел неговор.
И мы сразу замолкли, с недоумением разглядывая опустевшую бутыль.
-Да... - протянул я.
А времени-то только полдевятого. Еще столько же ехать.
-Вторую бы такую. - резонно заметил Антонович.
И тут начался закономерный процесс: если мой разум был категорически против дальнейшего пьянства, то распоясавшаяся душа требовала продолжения банкета.
Мы начали спорить. Антонович предлагал взять водки. Я... тоже... В общем, спор затих не начавшись. Пересчитав наличность, мы оба пришли к заключению что бутылка водки пробьет в бюджете некислую дыру. Впрочем, нам было наплевать на это.
Так мы очутились в вагоне ресторане в компании с кристально чистой жидкостью. Из закуски мы имели только «кока-колу».
-Ненавижу... - пробормотал я принимая в руки холодную бутыль с заморским зельем.
-Нормально, - махнул рукой мой попутчик. - На безбабьи и рыба раком.
-В ней есть ортофосфорная кислота, а она сушит рот... в целях навязывания второй бутылки, - хаял я колу.
-И вообще, это средство от поноса, - подхватил Антонович.
-Ну... да.
После первой рюмки наши мозги слегка отдулись и беседа приняла философский оттенок.
-Все странно, - заявил Антонович. - Мне сегодня приснился дурацкий, вещий-зловещий сон. Мне приснилось, что мы с тобой сели в поезд и стали пить. Потом приехали в Минск и гулянка продолжилась. И так по периметру. А за тобой всю дорогу бегал дурацкий енот. И Рейхстаг... с красным флагом - в центре столицы. Ну это я допустим еще могу понять. И пьянки и Рейхстаг - дебош мы с тобой учиним классический. Но при чем тут енот?
-Он воровал наши деньги.
-Которых нет... Организм - не дурак. Он знает, что его ожидает в ближайшие дни. Но при чем здесь енот?
-А Менделеев, знаешь, как таблицу свою открыл? - спросил я вдруг. И понял, что Менделеев был Запредельным. Иначе черта с два открыл бы он эту периодику - скорее всего нарисовал бы абстрактную картину...
-Знаю. Во сне узрел. Аки-паки, иже херувимы. А так он чемоданы ремонтировал на досуге. Енот-то здесь причем?
-Да что ты все заладил, енот, енот! Может это муравьед был...
Антонович задумался.
-Точно. Муравьед. Сибирский крестоцветный. Питается человеческим жертвами... - добавил он, наливая. - Нет, все-таки енот, это, брат, большая сила...
-Архиогромная...
-За енотов. Во сне нас преследующих и муравьедов, их братьев по разуму.
После второй рюмки, я не выдержал... захотелось, блин, пооткровенничать.
-Вот смотри, Антонович. Представь себе, что снится тебе чувак точь-в-точь ты. Только выглядит немного по-своему. И загоняет тебе телегу, что ты мутант и убить тебя мало. А послушать его - так ведь прав, собака...
-Тебе что, такая лабуда приснилась?
-Ну.
-Так вот, что я тебе скажу. Ты слишком много ешь на ночь.
Он сказал это на полном серьезе, с профессорским видом. А я меньше всего ожидал такого умозаключения. И даже слегка офонарел.
-Ем много?
-Да. Только ты не волнуйся. От этого не умирают.
Я замолчал, переваривая информацию.
Черт возьми, я ведь уже порядком пьян, кого я слушаю!
-Тебе когда-нибудь снились сны с продолжением? - спросил я его в лоб.
-Таким в природе не бывает. Даже одно и то же место дважды не снится.
-А если мозг зашифровывает информацию о природе снов? Чтобы крышу не прорвало. Как предохранитель, а?
Антонович покрутил в руке рюмку.
-Очень даже может быть... А тебе что, сны с продолжением снятся?
-Да.
-С каких это пор?
-Последние три дня.
-Вот как? Расскажи.
Я рассказал. Благоразумно опуская детали типа оранжевой двери и того, что гуляю по снам уже третий месяц. Не упомянул также о разговорах... о их содержании. Сказал просто: так, мол и так, говорили о всякой чепухе.
-Интересно, - сказал Антонович, выслушав мою историю. - Так интересно, что я даже протрезвел.
-И я.
-Исправим это упущение.
-Угу.
Антонович взял рюмки, встал и пошел к бармену. Поменял их на стаканы и вернулся.
-Минск через двадцать минут, - объяснил он свои действия, - нечего с ней церемониться.
Он имел в виду водку.
Мы допили ее залпом.
Водка, знаете ли, действительно, обладает магическим свойством убивать время. Правда, делает она это благородное дело с массой побочных эффектов.
Это не мы в Минск приехали. Это он к нам приехал. Причем был он изрядно пьян.
-И вообще, - сказал мне Антонович. - Тебе обязательно нужно сходить к психиатру. И отнести ему свои сны - пусть он их полечит.
«Бедная, бедная Пеппи-Лотта...»
Мы десантировались и вспомнили, что у нас имеются еще и желудки. Вложив в них пару хот-догов, мы взяли по бутылочке пива (хотя, я был против) и принялись обзванивать знакомых.
Найти нам не удалось никого. Что, в принципе, и неудивительно в будний полдень.
Я вспомнил одно место, где можно было спрятаться от жары и прикорнуть, если что. Недалеко от вокзала есть один музыкальный магазин, где работает мой закадычный приятель и собутыльник. У него роскошная подсобка.
Арчи взглянул на двух пришельцев с подозрением.
-Что-то вы слишком уж веселые...
-Мы?! - искренне удивился я, потрясая пивом, - Да мы в глубочайшей депрессии, мессир!
Антонович уткнулся в мою майку и, вздрагивая плечами, захныкал:
-Нас ограбил енот с большой дороги, милостивый государь! Беспощадный муравьед пытался откусить наши хвосты и ему это удалось! О, горе!..
-Посмотрите, мессир! - я показал свой зад, - У нас больше их нету.
Антонович перестал ныть и заговорщицки прохрипел:
-Он такой же как ты, только без хвоста!..
-Шуты гороховые. - улыбнулся Арчи.
Мы откупили себе уголок бутылкой пива.
Засев в подсобке, я сначала пытался вникнуть в смысл речей Антоновича, потом махнул рукой.
И завалился спать.
...Мне приснилось, что я тону. Без всяких дверей. Я мотал головой под водой и пытался всплыть на поверхность. До нее оставалось несколько сантиметров, но меня будто кто-то за ноги тянул. Я рычал, отбиваясь.
Наконец злоумышленник отпустил меня. Я выскочил из воды, как поплавок.
-Вот он! - раздался чей-то крик.
На меня уставилось тысяча глаз сразу. На берегу бесновалась толпа народу: они тыкали в меня пальцами и нервно надрывались.
Я ушел под воду. Будто меня снова тащили вниз. И опять я отбился.
На этот раз, на верху царила тишина. Я отряхнулся, и, хлопая руками по воде, оглянулся. На берегу стоял всего лишь один человек и держал в руке транспарант:
ТЫ - МУТАНТ!
Это был мой двойник. По-моему он ухмылялся.
-Вот гад, - прошипел я сердито и нырнул.
...Я плыл вниз, вглубь. Вода становилась все тяжелей и плотней. Воздуха не хватало; а который был уже в легких, буквально разрывал их от давления. Вода уже сжимала мою грудную клетку сотнями атмосфер. Но я упрямо погружался и приближался ко дну. О, Боги, как здесь глубоко...
На дне что-то белело. Из последних сил я рванулся к этому нечто и меня чуть не стошнило.
На дне лежала утопленница, уже позеленевшая и подгнившая. Длинные волосы, вперемешку с водорослями жили своей жизнью и плавно трепыхались в воде. В руках утопленница держала лист бумаги, на котором, от руки было красивым почерком написано: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Я ошалело вытаращился на утопленницу, яростно молотя руками и ногами, чтоб удержаться на глубине.
Тут она на меня взглянула - глаза на удивление красивые... и заорала:
-Ложь!
Я моментально проснулся. Изображение плыло, но я понял где я. На моей груди, с блаженной улыбкой, похрапывал Антонович. Так вот, почему мне грудную клетку так сдавило...
-Сссвинья, - прокомментировал я, убирая с груди его мертвую голову.
Мой попутчик что-то пробурчал и продолжил сон, с раскрытым ртом.
На часах было полпятого.
«Проспали...»
-Поднимайся, глина!
Я подергал Антоновича за шкирки. Он разлепил глаза и непонимающе посмотрел на меня.
-Чего ты?..
-Чего... половина пятого. Пошли, это... куда-нибудь...
Арчи повел нас в один из многочисленных подпольных клубов, не помню названия. Клуб был карликовый - человек на шестьдесят. Я сам как-то в таком стихи свои читал. В этот вечер здесь здесь был акустический концерт, чье-то день рождения. Когда мы явились, народ был уже навеселе и всем все было до лампочки. Музыканты играли для себя.
Нам не оставалось ничего, кроме как присоединиться к компании. На старые дрожжи алкоголь подействовал мгновенно, и спустя полчаса я уже ораторствовал за столом:
-Мне мало надо!
Краюху хлеба,
Да каплю молока.
Да это небо!
Да эти облака!..
-Твои? - спросил кто-то.
-Мои? Да если бы я такие стихи писал, мне бы уже памятник поставили... Это Хлебников. А я...
Я - не поэт; Омар Хайям
Давно б послал меня к х...ям!
-Хлебникова?
-Ма-аи! Наливай!
И далее, в таком ключе.
Антонович, как любой истинный разведенец, поехал ночевать к какой-то леди. Мы договорились созвониться утром.
Я отправился к Арчи.
Не помню, о чем мы там шушукались, выпивая на кухне. Наверное, тема была интересная.
Но в конце концов, я свалился без чувств. И правильно сделал. Или нет?
Ночь
-Прыгай в огонь, Мартышка!
Хрясь!
Дверь с резким скрипом захлопнулась за спиной. А впереди - туповатой конструкции коридор. В стенах его зияют двери, на которых, вместо табличек ютятся стикерсы из жвачек. То телепузики, то покемоны, а то и пляжные девочки со всеми прелестями.
Тишина.
Интуиция безмолвно орет, как контуженный лев - беги вперед, спеши.
И я начинаю бежать.
А двери начинают хлопать; в щелях объявляются ирреальные фигуры древесного цвета и плещут в воздух из ведер. В ведрах было некое подобие коричневого, словно жженый сахар, геля. Он картинно выливался из емкостей и застилал пол, под моими ногами. Там гель прекращал свое существование, превращаясь в тяжелый густой дым (но отнюдь не пар) и обдавая меня равнодушием.
От этого исчезало любое желание двигаться, не то что бежать. Тем не менее, кровь била в виски артиллерийской канонадой - беги, успей! Беги! Успей!
Дыма становилось все больше и больше. Чисто рефлексорно, я прикрыл голову руками - мимо меня пролетела чудовищная птица с раззявленной сине-красной пастью.
Мне уже было глубоко наплевать, что я топчусь по клубкам змей, которые обозлено кусают меня за ноги - ну их, лишь бы успеть.
Я срываюсь, спотыкаюсь и качусь с лестницы - дым кончился.
Мрачное фойе - пять на пять метров. На стене - портрет Бенито Муссолини. О, Боги, он-то что тут забыл?!
Впереди меня грузно закрывается дверь суетятся хмурые субъекты, приготавливаясь заколотить ее к чертовой матери.
И эти пять метров я уже не бегу, а плыву. А они уже зарыли дверь и слышно, как ложатся на стенки крестом дубовые доски. Первый удар, второй... гвозди будто вбиваются в мою нервную систему и я кричу:
-Не надо! Не надо!!!
* * *
...-не надо... зачем...
В углу, сгорбившись, обняв руками колени, сидит заплаканный человечек. Сопли ливнем... в глазах сиротский вой. Будто наказан, не зная за что.
...ибо не ведает, что творит...
Этот человечек - я.
Sic transit Gloria mundi.
И где твоя надменность, где твои иллюзии о магической силе? Где мощность, самоуверенность, где все это? Думал, что все просто? Что мир - грань противоположностей: там черные, здесь белые? Книжный червь...
В книгах все проще. То есть сначала сложно, а в финале - злодеи изобличены, добро вышагивает парадом, празднует триумф...
Спец... Идущий во сне... Запертый во сне, заколоченный.
Какая глупость...
* * *
Что это со мной?
Сдаюсь?
Теряю силы?
Или так меня задавили эти мрачные стены, вместе с портретом крестного отца фашизма?
Как легко, оказывается, человеку настроение испоганить...
Хвала Богам, никакой клаустрофобии у меня никогда не обнаруживали. Высоты боюсь, есть грешок, но замкнутые пространства - фи...
Я встал, кинул взгляд в сторону лестницы.
Мм... Клево.
Лестницы уже нет, вместо нее спешно сложена стена из белого кирпича. На ней углем начертано:
ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ И КО
Твою мать, ну уж...
Молодцы - строители.
Окулачив с размаха кирпичную стену, мне довелось убедиться, что сложена она никак не халтурно. И даже просохнуть успела.
Да сколько же я здесь уже колбашусь!?
Впрочем, какая разница... во сне время - понятие относительное. Им можно помыкать, как угодно.
Тогда я обращаю свою деструктивную силу на дверь.
Нуль эффекта.
Крепко заколочено.
Что же делать...
Выталкиваю сигарету, закуриваю. Внутри-то меня всего колотит, но если я не сумею успокоиться - мне хана.
Начинаю изучать портрет Муссолини.
Парсуна...
Вот уж где морда лица.
«Так вот ты какой, батька итальянский...»
Жабьи глаза, челюсть вперед. На лысый череп водружена фуражка. Китель Первого Маршала Империи. Дуче. Супер-пупер капрал.
Не зря он здесь висит с такой харей. Может, ужас наводит?
Может, какой-то намек...
Ключ... к чему? К дверям, естественно.
Я пошарил за рамкой - пусто. Никаких ключей. Значит намек. Подсказка.
Сложив руки за спину я сделал первый круг раздумий по неожиданной тюрьме. Второй.
-И пошла по Вселенной гулять Герострать...
Надо предпринять что-то.
И вот что характерно: мне мерещилось, что за мной обязательно должны наблюдать. Те самые хмурые субъекты, плотники-садисты. Должны, да. Но и не собираются. И не наблюдают. Словно уже похоронили меня и забыли. Заколотили доски и пошли пить пиво с таранкой. Ишь какие...
-Чего уставились!
Потехи от меня хотите?!
Не ссыте! Будет вам потеха!
Все передохнете от смеха...
-Все. Я катапультируюсь.
Я подождал полминуты, но отвечать мне не собирался никто и ничто.
И тогда я истошно завопил до боли в голове и легких...
День 91-ый
Меня растолкал Арчи, полусонный и недовольный:
-Чего, ты сопишь? Кошмары мучают?
Я резко присел на диване. Так резко, что даже заштормило. Голову в ладони.
-Мм... ага. Который час?
-Десятый.
Я задумался. Или затормозил. Или и то и другое вместе.
-Десятый... - повторил я, пытаясь настроиться на волну. Волна была, явно, пропагандирующая пьянство.
-Арчи. Есть водка?
тот даже крякнул от восхищения:
-Ну ты алкаш... Пошли на кухню, там есть что-то в холодильнике.
Состояние организма еще позволяло продолжить гулянку.
«Это всего-навсего...»
После опрокинутой, в голове прояснилось. Это уже не пьянство - просто приведение себя в нормальный вид.
Я пью редко, но метко.
В яблочко.
-Выхлоп потушил Светило.
Улицы сутулятся.
Небо воздух запретило.
Это - городов беда.
Мне б напиться сурицы
В Атлантических Садах.
Арчи терпеливо выдержал мои откровения.
-Не люблю стихи, - сказал. - Твои - в особенности.
-А ты знаешь мои стихи? - деланно удивился я.
-Немудрено узнать. только не грузи меня больше, ладно?
Я пожал плечами.
-Это ты девочкам своей поэзией мозги пудрить будешь, а мне... - продолжал бухтеть он.
-Все, проехали. Не буду больше декламировать...
Он вытащил из холодильника миску с аппетитно выглядящим салатом.
-На. Закусывай.
-Данке шен...
Завязалась какая-никакая беседа. Проблемы, проблемы... Уже стало хорошо. Мир приобрел краски, жизнь - смысл, а язык постепенно стал избавляться от костей.
-Арчи, мне нужен кто-то, разбирающийся в магии...
-Это еще зачем? - поморщился он, разливая водку по рюмкам.
-Я, кажись, ввязался в одну мистическую историю...
Он продемонстрировал мне указательный палец:
-Это тебе нужно с Музыревым проконсультироваться. Он у нас спец.
Спец? Хи-хи-хи.
-Костя? Так он же по уши в работе! А если ему и выпадет свободная минута, его от компьютера не оторвешь.
-Сия информация слегка устарела... Он как раз сегодня свободен. А машина у него стоит без дела... что-то полетело.
-Ну, все равно его не дозовешься...
-Ни-ни... посмотрим.
Арчи-таки дозвонился. У меня бы, наверное, не получилось. Это не потому что я лопух какой-то. Просто жизнь не сложилась. Костя посулил приехать спустя часок.
И вообще, как позже выяснилось, сегодня у Арчи намечалась локальная вакханалия. Сбор старых ублюдков с целью наклюкаться; тем более родня Арчи была в тотальном отъезде.
Получив такую информацию, я схватился за голову.
-Ой-ей... пьянству - бой.
-А бою - герл, - закончил за меня гостеприимный хозяин.
-Я пойду, у тебя совершу омовение, - спросил я, утешаясь надеждой, что это поможет.
-Вали. И если не захочешь напиваться, то, в принципе, можешь и не пить.
-А у меня получится? - резонно засомневался я и пошел в ванну.
Вообще-то пьяному мыться не рекомендуется... Но я-то и не был пьян, скорее был дурной, как электровеник.
Я плескался в ванне и пытался размышлять о пережитом сне. Значит, кому-то я мешаю. Раз меня загнали в пространство, где никакие мои способности не действуют. Пришлось катапультироваться... да и то... Стой! Ведь Арчи, растолкав меня, сказал, что я хрипел? Это значит, что если бы я был один, я до сих пор бы не проснулся - просто некому было бы меня разбудить. Ведь во сне я орал, как резанный. Так, что лопались барабанные перепонки.
-Это называется «скео» - я вспомнил, как мне об этом рассказывал Старожил. - Ты спишь и не можешь проснуться. Сновидение становится вечным, обрываются последние нити связи с реальностью и ты минуешь пробуждение. Становишься Минувшим. И твой образ, по инерции остающимся в Дневном мире, блекнет и блекнет, принимает размытые черты. Когда ты это сознаешь, сознание клинит на этом. В результате мы имеем Минувшего - контуженный призрак... облачко во сне. Амбициозное «некто».
Я даже слыхал слова, какими человека запечатывают во сне. Только нужно еще что-то делать... А слова звучат так: Хиува Тхэрре Айа Скео. Какой-то древненеандертальский язык боевых магов. Да что толку от этого заклинания, не в нем же вся соль...
Старожил знал много, правда рассказывал до обидного мало. Все-таки Бургундское ему было дороже. Чем гласность.
Нужно непременно посоветоваться с Костей. Он эксперт...
А про Муссолини я понял: подсознание не зря подсунуло мне изображение величайшего крикуна XX-го века. А могло бы и какого-нибудь Тарзана подсуетить. Чтобы орал погромче.
Почему-то вспомнилась перепевка одной рекламы. «Только сегодня вечером, тебя ожидает встреча с веселым Аллахом и его друзьями... в «Макдональдс»!» Надо же... веселый Аллах...
Все, пора вылазить из ванны. А то совсем тут растворюсь.
...Костя Музырев больше всего на свете напоминает демона. В его лице бесовщины больше, чем в образе падшего ангела. А больше о его внешности мне сказать нечего. Слов нет. А был он талантливым и интересным человеком. И - что самое главное - действительно разбирался в Магии. По крайней мере - теоретически.
Арчи материл телефонную трубку, пытаясь внушить кому-то благородство. Судя по нарастающему тону, дело оказалось неблагодарным. В конце концов, Арчи отрубил связь и мрачно буркнул нам: «Вернусь часа через полтора». И помчался решать свои дела.
Мы с Костей налегли на пиво. Я рассказал ему свою историю.
Он, некоторое время, поглощал пиво молча. Потом пустился в схоластику:
-Я знаю такое явление. О нем очень подробно упоминают всяческие, то есть кельтские авторы. И если мне не изменяет память, вся эта бадья называется ТАЙБРАМХСИУЛОЙР.
-Тайм... что? - опешил я.
-Знаю, словечко не из самых,  - усмехнулся Костя, - Тайбрамхсиулойр. Да тебе-то это ни к чему. А что ты ждал? Какого совета?
-Как какого? Я же теперь спать не смогу. Если меня запечатают в сновидении... Тут фишка в том, что я перестаю себя контролировать. Вернее, меня контролируют - во сне. А марионеткой, знаешь ли, быть не очень приятно.
-Но ты же соображаешь, что это всего-навсего сон?
-Сон ли?
Костя развел руками:
-Вот видишь, Буратино, ты сам себе враг. Подсознание играет с тобой в злые игры. Ты веришь в эти глюки.
-Сны - это не глюки. - парировал я.
-Да, - согласился он, - сны - не глюки. А потеря самоконтроля во сне, это твое «скео» - это глюки.
Я уставился на пиво. И отставил бутылку в сторону. Не хочу больше...
Вспомнился вчерашний гопник.
-Послушай, Костя... А эти сверхспособности, которые приобретаются во сне, они никак в нашей реальности не проявляются?
-В каком смысле?
Я задержался с ответом, пытаясь все это сформулировать. Родил, наконец:
-Ну, это все ведь подсознательные штучки, так? И пока я его контролирую, опыт мой растет и в один прекрасный день... я ... возможно ли контролировать чужое подсознание?
Костя фыркнул:
-Нет, конечно! Подсознание? Чужое? Ну ты загнул...
-Ну ладно. Но какие-нибудь сверхспособности могут дублироваться в реальности? - настаивал я.
-Не знаю. Возможно, да. Но очень слабо.
-Что, например?
Он пожал плечами.
-Тебе знать лучше. Ты тайбрехамхсиулойр... Как ты там назвался? Во сне, в смысле?
-Спец. От слова спать. Ударение всегда на «е».
Он кивнул.
-Ну да, более произносимо. Сам подумай, какие такие сверхспособности могут дублироваться...
Я погрузился в раздумья.
-Гипноз?
-Что «гипноз»? - не понял Костя.
-Ну мог я бы вдруг стать гипнотизером?
-А ты стал гипнотизером?
-Кажется, да.
Тут он расплылся в своей демонической улыбке. Сразу стал напоминать мне Люцифера, пытающегося выдурить у меня душу за стеклянные бусы.
-Тогда загипнотизируй меня.
-Как? - обалдел я.
-Как сумеешь. Вот мы и узнаем, кто ты и что и как... теперь. А может ты просто гонишь пьяную гиль.
Но, действительно, как?
Разглядывая ухмыляющуюся Костину физиономию, я старался вспомнить, как же у меня это получилось, вчера утром.
А очень просто.
Да раз плюнуть. Я даже заулыбался в ответ.
И сказал про себя «замри!» Не сказал, а приказал. Ясно себе представив, как это будет выглядеть.
Ничего не произошло.
В смысле, не было грома среди ясного неба. И ветер не поднялся. И волки не взвыли.
А вот Костя застыл с удивленным взглядом... и вообще, я его заморозил, в момент, когда он собирался явно что-то съязвить.
Но не успел.
Я хмыкнул от удовольствия.
Глянь-ка, получилось.
Ну и что дальше?
Чему я, собственно, радуюсь?
В этот момент замок в двери затрещал и пришел Арчи. В сопровождении двух девиц.
Пока мое, затуманенное алкоголем сознание тупо переваривало этот факт, Арчи успел войти на кухню и хмуро посмотрел на застывшего Костю. Девицы, тоже; явно ни черта не понимая.
Затем Арчи отреагировал:
-Вы чем тут занимаетесь?
У него есть реальный дар охлаждать собеседника «внезапной» подозрительностью.
В моем ответе была сплошная философия:
-А?
Девицы, за спиной Арчи, забеспокоились. Он нахмурился еще больше и осведомился, ткнув пальцем в сторону Кости:
-Как это понимать?
Я упрекнул себя за тугодумие. Посмотрел на Костю и мысленно приказал ему отмереть. Он ожил - из его легких вырвался нечленораздельный звук, который означал то ли недоразумение, то ли гнев.
-Ты...
-Что это было? - опять спросил Арчи, все более заинтересовываясь.
-Гипноз... - промямлил я.
-Это не гипноз, - сердито запротестовал Костя.
Арчи развернулся к девицам. Те, явно, чувствовали себя не в своей тарелке.
-Девочки, сделайте одолжение, сходите на балкон, покурите. Там и пиво найдется.
Девочки решили не утомлять себя предстоящим расследованием. И ушли.
-Так, объясните мне, что здесь произошло? - продолжал любопытствовать Арчи.
-Бэ Баал - Зэвув! - выругался Костя, окончательно оправившись. - Какой к черту гипноз! Я что гипноз не знаю... Это фриз! Это магия...
-Я тоже фэнтези читаю, - кивнул я.
-При чем здесь фэнтези, - возмутился Костя, - Фриз - это наведенный анабиоз... С чего ты взял, что никто не знал об этом раньше? Не ты первый, не ты последний...
-Так, - вмешался Арчи, не переставая хмуриться, - вы тут, значит, черную магию практикуете, пока я по делам шляюсь...
Ну, это пока еще не черная магия... - сказал Костя.
Я почувствовал себя экспонатом.
-Арчи, подожди. Костя, так дублируются, значит, сверхспособности?
Костя посмотрел на меня с какой-то... с каким-то азартом.
-Значит, дублируются.
Тут Арчи стукнул кулаком по столу.
-Я требую объяснений.
Костя начал объяснять. У Арчи было каменное лицо. Выслушал он все с осторожностью, не спеша с выводами.
В результате он молча отобрал у Кости пиво, сделал исполинский глоток и констатировал:
-Нормальный борщ.
Костя потянулся с таким довольным видом, будто он открыл вакцину от рака и СПИДа одновременно.
-Так ты теперь колдун, - скорее утвердил, чем спросил Арчи.
-Я колдун, у меня бодун, - пробормотал я в ответ.
-Скорее, спонтанный маг. - поправил Костя. - Очень, правда, еще слабый.
-Универмаг...
Я почувствовал усталость. Но здравый смысл призывал меня не сдаваться.
Но, в целом, дальнейшего разговора я не слушал. Если быть более точным, не следил за ним. В голове моей плавали некие мысленные коряги, в коих-то и смысла особого не было. Я был изрядно поддат; а тут еще к нам присоединились эти двое девиц... На самом деле они просто составили нам компанию... Две сумасшедшие студентки. Нахальные и бестолковые. Имена их, история, за ненадобностью, не сохранила.
Пиво меня переполняло, как чувства - мартовского кота. В шесть вечера случилось то, что в моей практике происходило достаточно редко. А именно, я прекратил пить. Так как дальше было некуда.
Пьянство - Дар Божий; но не следует им злоупотреблять.
Иногда даже мы это понимаем. Мы, прославившиеся своим презрением к здравому смыслу, собственному здоровью и бездарно пропитым деньгам.
Весь вечер я прошатался по Минску, молчал и сосредоточенно трезвел. Не скажу, что мой поход окончился стопроцентным успехом, но я все-таким стал соображать - где я, кто я...
На меня напала Каллиопа - муза эпоса и красноречия... Это выразилось в язвительно лирическом настроении. Я смотрел на город и пытался понять - процветает он или пышно гниет. Смотрел на ментов (старательно их избегая, но не столь явно, чтобы вызывать их интерес), которых в Минске, как песчинок на берегу моря; и все никак не мог уяснить - зачем их столько? Это было бесполезное критиканство, но я смутно пытался оформить его в более-менее доступный вид. В результате, в моей голове всплыло нечто, напоминающее стихи:
Там правит Виртуальный Бог.
К нему три тысячи дорог
Ведут наш дух;
И словно пух
На путь ложатся наш.
Мечты и мысли впавших в раж
Там ветер воет в ми-мажор
Там заправляет сто обжор,
Там каждый Будда-Сатана...
Там - небывалых дум страна!
Здесь я давно уже подох...
Там правит Виртуальный Бог.
Потом я, усмехаясь, пытался понять что я такого нагромоздил...
Спать! Спать!
Туда, в сон...
Неужели я дам сделать из себя безмозглую куклу?! У меня достаточно сил, чтобы противостоять любой образине с той стороны.
Ночь
Дверь, на этот раз, вела прямо в «Арсенал». Я и не ожидал, что меня сразу занесет в эти места.
Значит, судьба уготовила мне общение со Старожилом. Я поискал его глазами. Вот он, как всегда оккупировал свой столик, свою неизменную вотчину и сверлит взором опустевшую бутылку. Отсутствие спиртного в бутылке Старожила? Гм, впервые вижу...
Я подсел к либертинцу. Он заметил меня, но не подал виду. По-моему, он был смертельно пьян. Явно, в лесу сдохло что-то грандиозное.
Наконец, он поставил бутылку и посмотрел на меня, излучая задумчивость.
-Представляешь себе, она вдруг опустела.
Это было сказано более чем трагическим тоном.
Я сморщился:
-Почему бы тебе не купить другую?
Вместо ответа Старожил кивнул в сторону бара, посмотри, мол. Я посмотрел.
И обалдел.
Бармен болтался на шнурке - черно-желтом, что по странному стечению обстоятельств бросалось в глаза. На груди висела табличка - I LOVE YOU. Рот бармена был заклеен скотчем. И висел он уже так не первые сутки... Вид у него был не первой свежести. Отталкивающий и жутковатый.
Только теперь я обратил внимание, что музыка больше не звучала в «Арсенале». Ровно гудели вентиляторы и скрипел, покачиваясь, бармен. И больше ничего.
Когда я очухался от всего увиденного, я обратился к Старожилу:
-Слушай, надо бы уйти отсюда...
Либертинец горестно покачал головой:
-Ничего не получится. Я не смогу выйти отсюда. Я в капкане... - он театрально взмахнул рукой, показывая бар, - Здесь... что-то изменилось. Вокруг что-то не то. Мир заело, как старую пластинку. Я имею в виду этот мир. Но это очень плохо для твоего мира.
-Почему?
-Потому что день, ночь... вдруг могут оказаться сутками. Понимаешь, если граница между сном и явью сотрется, что это будет? Это кризис всего мироздания. Кошмары наяву - в буквальном смысле... я, надеюсь конечно, что я не прав. А как там? - спросил он внезапно.
Я задумался.
-Черт его знает. Я два дня провел в безумном пьянстве. Естественно, я не видел никаких новостей. И не слышал.
-Зря... - прошептал Старожил.
На мое плечо легла чья-то рука. В черной перчатке.
-Привет, Проводник, - обреченно сказал я.
-Привет, Спец. Пойдем отсюда. У нас куча дел.
Я почему-то предполагал, что он скажет именно это.
-Ну что же...
Старожил проводил нас стеклянным взглядом. Никто из нашей троицы не проронил ни слова. Я с Проводником вышел из бара и глупо последовал за ним. Он заговорил первым:
-Вчера тебя заблокировали. Спец, ты понимаешь, что это значит?
-Откуда мне знать...
Проводник был угрюм.
Кругом царили запустение и молчание. Будто из окружающей реальности выпотрошили все осмысленное. Я вспомнил «Бесконечную Историю», где страну Фантазию захлестывала Пустота, грозя уничтожить ее. Ситуация показалась мне схожей...
Я спросил Проводника:
-Это - Пустота?
Проводник отрицательно покачал головой:
-Это - Сомневающийся Бог. Это наиболее точное определение. Пустоты не существует... по крайней мере сейчас.
Я задумался. Сомневающийся Бог? Любопытно.
Проводник завел меня во двор за домом, в котором располагался «Арсенал». Во дворе стояла здоровенная фура, из которой четверо военных сгружали что-то. Подойдя ближе, я понял, что это были трупы - причем, совершенно разные. Свежие и сгнившие и пару мумий. Наткнувшись на мумию, военные замешкались. Один рассмотрел ее внимательно и сообщил:
-Это дочь Фараона Сети. Сгружай, пригодится.
И они продолжили свое странное занятие.
Я словно проснулся от увиденного:
-Ты куда меня тащишь? Что здесь происходит? Почему везде трупы... смерть, мор у вас тут что-ли?
-У нас тут военное положение, - отрезал Проводник. - Никто толком понять не может, что происходит, а ты задаешь слишком много вопросов!
Я хотел поспорить с ним, но понял, что это будет напрасно. Он, видно, сам мало чего знал. Просто, в мире мечты запахло жареным.
Вместо того, чтобы спорить я тихо спросил:
-А причем здесь я?
Проводник помолчал и сказал:
-Возможно, ты - главная причина всего этого... бардака. Хотя, как раз ты ничего изменить не сможешь.
-Я - причина...
-Возможно, я сказал... до тебя никто не приходил в пространство Сна так нагло и напрямую. Без помощи извне. Без помощи отсюда. А может ты и не причина. Один из первых симптомов Сомневающегося Бога.
-Я - симптом...
Проводник вдруг сердито сверкнул золотым зубом. Передним. Два дня назад его не было.
-Да ты... неизвестно кто! Мне это, поверь, тоже интересно! Я ведь сам... конь в пальто, а не Проводник. Мы пришли.
Он указал мне на конечный путь нашего моциона. Им оказался подъезд с перекошенной дверью. На пороге блаженствовала здоровенная крыса пунцового окраса - без малого метр.
-Крыса, - заикнулся я.
-Не опаснее кочана капусты, - парировал Проводник.
И действительно, когда мы входили в подъезд, пунцовая крыса только приоткрыла глаз (кошачий!) и лениво шевельнула шикарными усами. Ей было совершенно начхать на окружающий мир. Она даже цветом своим третировала серость, узурпировавшую Пространство Сна.
Подъезда, в привычном смысле, не было. За перекрашенной дверью пряталась скульптурная мастерская. Именно такую я видел в одном фильме.
«Декорации. Память подсовывает мне всякую ерунду».
Но присмотревшись, я понял, что то, что я принял сначала за скульптуры - скульптурами не было. Это были люди. Изваянные из камня, но люди. И они были живы. Несмотря на то, что у некоторых не хватало рук, а другие и вовсе были бюстами, все были живы. Хотя жизнь эта была, как радиопередача с помехами. А самой колоритной фигурой среди всего этого пантеона смотрелась скульптура немалого плюшевого мишки, очень реалистично, причем, освобожденного из мрамора. Хотя и сам он по себе уже был созданием выдающимся, но его глаза были чем-то... конгениальным. Кроваво-красного камня, они были живее некуда, и если можно так выразиться, смотрели на меня они с выражением истерического созерцания. Очень необычное ощущение. Я такого раньше не испытывал.
Проводник отстранился от меня. Оставив меня наедине с мишкой и остальным зоопарком.
Мавр сделал свое дело.
Я хмыкнул и стал играть глазами с Потапычем. Но как я себя не подготавливал, все же дернулся от неожиданности, услышав его голос. А голос был медвежий:
-Ты! Явился незваным!
Ух!
Остальной зоопарк немедленно начал подпевать мишке:
-Он! Он, он!
-Ты! Нашел лазейку и Бог усомнился!
«Чушь собачья! - фыркнул я, - что это за Бог такой, если он сомневается?»
-Кто такой Бог? Уточните, пожалуйста.
Зоопарк возмущенно зашелестел, вдыхая в себя:
-И-и-и!
Я замотал головой - уж больно громко они издали этот звук. И меня прорвало:
-Товарищ Косолапый! Прикажите своей камарилье не попугайствовать, не то я просто развернусь и уйду! Ясно:
В следующий момент мне показалось, что медведь просто-напросто лопнул и взорвался от моей бесцеремонности. Во-первых, глаза его буквально повыскакивали из орбит и повисли на соплях, горя негодованием. Во-вторых, невесть каким макаром все тело мишки покрылось прозрачными пузырями, в которых барахтались какие-то черные букашки... И в-третьих, вся его клика вдруг превратилась в отпетое черт-те-что: переплетенные гипсо-глиняные черви, шипящие бессильной злобой. Только вот выглядело это по-моему совершенно не страшно. В конце концов, мне вся эта фигня начинала осточертевать.
Я посмотрел на Проводника, мол, куда ты меня притащил, авантюрист? Но мой спутник уже испуганно таращился на что-то за моей спиной. И мне стало понятно, что не я так напугал скульптуры.
Моторно мое тело швырнуло в сторону, на спину и я увидел что там было.
...Надо мной нависла морда пунцовой крысы. Правда, на этот раз зверюга была раза в четыре больше И теперь была она явно опаснее кочана капусты. Зверюга свирепо шевелила усами и неодобрительно меня изучала.
Она, несомненно, планировала потрапезничать.
Я только и смог, что ойкнуть.
Крыса моргнула.
В следующий миг она совершила то, что я меньше всего ожидал. Достаточно маневренно развернувшись, зверюга подняла хвост и обдала меня смертельно-отвратительной струей... вот.
И я ослеп, оглох и задохнулся в куче помета мегакрысы. Приятного мало.
Выбраться из всего этого гуано оказалось не самым простым делом.
А Проводник, сукин сын, сидел в углу и хохотал, держась за живот. Чувствовал себя хозяином положения.
-Поздравляю, - вставил он сквозь смех, - тебя посвятили в рыцари! И вернули способности.
Я сел отплевываясь - не до твоих поздравлений, позер...
Впрочем, придя в себя, я увидел что никакое это не гуано. Крыса обдала меня желеобразной массой, довольно, правда, абстрактного цвета... но, в целом, она и пахла-то не экскрементами, а скорее, уксусом.
Ну это не так страшно.
-Что это было? Кто она такая? - спросил я голосом жителя Нагасаки после бомбардировки.
-Когда мы заходили сюда, - пустился в объяснения Проводник, - это была просто большая пунцовая крыса. А потом здесь в ее облике появился Исконный, да и не самый нижний чин.
-Как ты узнал?
-Просто посмотрел ауру. А ты был с прошлой ночи заблокирован; сейчас, если хочешь, можешь мою посмотреть...
Я задумался.
Потом прищурился и прикрыл правый глаз ладонью, разглядывая Проводника.
Что в зеркало посмотрел.
Будучи богат и счастлив.
-А... как...
Собственно, что мне еще было сказать?
Проводник пожал плечами:
-Кого же ты ожидал увидеть? Папу Римского?
Я понял, что сам бы так примерно ответил.
-Ладно. Способности вернули - это хорошо. Что тут за чепуха происходит? Кто эти кадавры? - я обвел рукой, указывая застывшую скульптурную группу. А жизнь из них, действительно, ушла при визите Исконного. - Что они тут насчет «Бог усомнился» распрягали?
Проводник потрогал себя за подбородок, видимо, подбирая слова.
-Ну, это... Маски Запредельных. Один ведет - медведь; остальные создают фон. Но ты прав. Они на самом деле кадавры; просто автономные муляжи... не знаю как выразиться. Маски, одним словом.
-И кто таковский этот безумный медведь?
Проводник улыбнулся:
-Ты будешь смеяться, но он и там - Медведь. Я имею в виду - не человек.
-О.
Я не смеялся. Я удивился. Впрочем, здесь не стоит удивляться. Да и разве медведи не видят сны... вот другое дело, что этот медведь разумен.
-Разумный?
-Медведь? Да. Он из параллельного мира. Земля, она, знаешь, имеет много ипостасей.
Вот так вот. Хотел я что-то сказать, да только присвистнул. Есть, оказывается, многое на свете, друг, понимаешь ли, Горацио...
-Зря ты расслабляешься, - неожиданно серьезно сказал Проводник, - Исконные тебя, конечно, оправдали... но Бог все равно усомнился...
-Да Бог с ним, Богом, прости за каламбур. Ты можешь показать мне хоть одного - настоящего - Запредельного? Или будешь пичкать меня второсортными чучелами и пугающими перспективами?
-Да, - серьезно сказал Проводник, - Покажу одного. Вон за твоей спиной дверь. Там прямой путь к одному Запредельному. Он очень хотел тебя повидать.
Я оглянулся и оказалось, что не был обманут. Дверь была. И неважно, что она появилась только что. Прямой путь это удобно, даже очень.
Я двинулся к двери.
«Дверь по прозвищу зверь».
Эдакая средневековая преграда на пути бунтующих вассалов.
Меня от этих дверей скоро тошнить будет.
Ручка двери была классической - морда льва с кольцом в пасти. Лев был серебряный.
Я просто дернул дверь и она отворилась, на удивление легко.
Там находилась речка. Берег речки. Красивый. На берегу сидел мужик, одетый в совершенно неподходящий к случаю костюм. Костюм был Кардинальский... не особенно удобный для ловли рыбы. А мужик сидел с удочкой.
Но со слухом у него было все в порядке. Он обернулся и пристально посмотрел на меня. И даже не улыбнулся.
-Ты что здесь делаешь? - изумился я.
День 92-ой
Я резко сел на диван, на котором только что видел сны и широко раскрытыми глазами уставился на Арчи. Он безмятежно спал напротив меня. Судя по стилю сна, абсолютно трезвый. Зато у меня в организме пристроился ипподром с бешеными мустангами.
Одно дело бодрствовать во сне, другое - наяву. Да еще с похмелья. Достаточно сложное состояние. В первую очередь, сложное для понимания.
Это называется «синдром собственной непостижимости».
Я встал и шатаясь, стал пробираться к телефону.
-Зачем нам девы златовласы,
Любовь, луна и тишина... Уй!
Подайте лучше горы мяса
И бочек - черт! - сорок семь вина...
Дошел-таки. Подвиг совершил. Впотьмах. Герой недоумчатый...
Где-то здесь записан телефон Антоновича... вернее, сподвижницы, у которой он ночует. Ах ты...
Вот она, моя находка.
Звоню.
Трубку поднимает сонная помятая леди. Игоря зовет нехотя.
-Антонович? Что ты делаешь?
Раздается приглушенный смешок.
-Телевизор смотрю.
Он тоже уже не спит.
Я ловлю клина и молчу.
-Ты чего меня поднял?
-Что ты имел в виду. Когда сказал, что я много ем на ночь?
-То, что ты толстый и славный парниша. Чего ты меня поднял?
Меня стали обуревать сомнения - а вдруг не он?
-Вот... если тебе нечего будет ответить на мой вопрос - вызывай психушку...
-Пускай Арчи вызывает.
-Нет, следующее. Ты что, кардинал? С каких пор ты рыбалкой увлекся?
Пауза. Все, поря, в психушку.
-Ну, понимаешь... Просто это на самом деле очень удобная шмотка. А рыба там - восхитительная.
Я вздохнул с облегчением:
-Так это ты был?
-Вне сомнений. Ты дашь мне досмотреть мультики?
-Погоди, поговорить хочу...
-Спятил, дятел? Сколько времени, знаешь? Полшестого! Иди спать, днем встретимся, поболтаем.
-Да хрена я сейчас засну! У меня не то состояние...
-Верю. А вот я полон сил и хочу поспать.
-Погоди... где встретимся и во сколько?
-На Независимости. В полдень. Сойдет?
-Ага...
Пока я соображал, он уже отключился. Бу-бу-бу. Это гудки.
Я пошел на кухню. Нашел несчастную сигарету и бутылку пива - долго смотрел на оба чуда природы с сомнением. Потом тяжело вздохнул, назвал себя алкоголиком и придурком и принялся за бесполезный завтрак.
Спустя полбутылки, на кухне появился Арчи.
-Здрасте! Чего ты в такую рань?
Я развел руками. Но слова оставил при себе.
-Ясно, - прокомментировал он мой жест. После этого почесал пуп, достал из холодильника минералку и сел напротив.
-Жара.
-Угу.
-Хочешь минералки?
-Хочешь пива?
Посидели, посмеялись. Арчи зевнул, вернул минералку на место и отправился спать.
Мне же спать не хотелось решительно. Допив пиво, я посетил сортир и замер, не зная, чем заняться.
Кончилось все тем, что я нацепил наушники и включил DEAD CAN DANCE.
Даже вздремнул.
Но дверь не пожелала открываться утром.
И так страдал до одиннадцати часов.
Я договорился с Арчи. Суть договора заключалась в том, что если я вдруг не уеду в родные пенаты, то позвоню и праздник продолжится. Как и следовало ожидать, при упоминании о празднике мы оба сморщились. Да, поднадоело... Собрав свои жизненные пожитки, я отправился на площадь Независимости.
Там меня уже искал глазами голодного волка Антонович.
-Ну, как дела? - осведомился он.
-Колбасит.
-Ага. Энд плющит.
-А ты?
Антонович лукаво посмотрел на небо.
-Что я? Дела пошли в гору, настал мой звездный час. Все круто! Жизнь прекрасна! Шашки наголо... Слушай, поехали домой!
Я опешил.
-Чего вдруг?
-Ах, устал я... - картинно сказал он. - Короче, у тебя есть дела здесь?
Я рассеянно посмотрел под ноги. Влево, вправо, назад, сам не понимаю, что, собственно, хотел такого увидеть. НЛО...
-Да нет, в общем. И домой не против...
Билеты, как оказалось, этот прохвост уже успел взять. Практичный, черт. До поезда оставалось меньше часа, но торчать на перроне в такую жару нас не радовало. А в зале ожидания вкалывали кондиционеры и имелся какой-никакой буфет. Кофе было захолустное, но при всем богатстве выбора, другая альтернатива нам не светила.
И вел Антонович себя так, как будто не встретились мы во сне. И не оказались двумя Запредельными, в реальности знавших друг друга, как облупленных.
-Ты знаешь, что вчера в Гомеле негра линчевали? - вдруг спросил он.
-Что?!
-Негра линчевали. В Парке. Старики-ветераны. Представляешь себе?
-Да быть не может... - я внимательно посмотрел ему в глаза. Он ни капельки не шутил. - В голове не укладывается.
-Да... вчера НТВ сообщило. А Штаты объявили свободный въезд для белорусов и казахов. На две недели.
-Бред какой-то...
Антонович кивнул.
-Так точно. Только это не бред. Это прорыв сна в явь. В реальности такие хохмы вряд ли возможны. Я думаю, это только начало.
Опаньки. Поднял, называется, настроение. Информация к невеселому размышлению.
Обычно, на маршруте Минск-Гомель (и наоборот) народу навалом. Нам достался - смех сквозь слезы - тринадцатый вагон. Причем он был практически пустой. ...если не считать трех, допотопного вида, бабок в последнем купе. Нам выпало первое, рядом с проводником.
Проводник был яркой личностью. Опухший мужик с перебинтованной щекой. Эдакий комедийный бандит семнадцатого года. Волосы во все стороны и усы топорщатся, как у помойного кота! Имя-отчество, как я не старался, так и осталось неизвестным. Просто бэджик этот как-то ускользал из поля зрения - то блестел от солнца, то в тень прятался.
Творческая обстановка.
идеальная для Стивена Кинга.
А вообще-то, это было что-то из Булгакова.
Но я увлекся. Все из-за мистического настроения. Антонович меня здорово припугнул своими новостями, да плюс ночной визит, достаточно из ряда вон выходящий. Все это подтолкнуло меня к детализации и осторожности. Я старался замечать всякие странности... хотя при этом умудрялся быть довольно рассеянным.
Минский вокзал поплыл, меняясь с домами и последующими современными хижинами и избами. Колеса отбивали свою чечетку. Проводник с несчастным видом попортил наши билеты и поплелся к бабулькам.
-Чая, кофе нет. Минералка... теплая. - предупредил он нас продемонстрировав свою спину.
Мы переглянулись.
Псих на железной дороге.
Такие делишки.
А Игорь задумчиво сказал:
-Мне этот ямщик напоминает немца под Сталинградом.
-Почему?
Антонович неопределенно махнул ладонью перед собственным лицом и скорчил богомерзкую гримасу. Мол, он ужасен и вида захолустного.
Да, так оно и было.
-Чая, кофе нет. Минералка теплая, - передразнил он проводника.
Затем, мы оба, изнемогая от жары, развалились на полках.
И тут я не выдержал:
-Как ты туда попал?
-В Сон? - уточнил Антонович, - Как и все. За исключением тебя, разумеется. Пришел ко мне среди ночи мой двойник и сказал что все это проще пареной репы. Научил меня мантре. Если я хочу попасть в пространство, а не просто выспаться, я читаю ее перед сном.
-Харе Кришна?
-Не-а, - ухмыльнулся он. - Да я тебе ее не скажу, все равно. Если я с кем-либо поделюсь этими способами, они потеряют весь смысл. Точно так, как и многие секреты мои...
-Имя? - не понял я.
-Ну да. Я же и выгляжу там немного иначе. Я - Кардинал... обычная моя шмотка на той стороне. Удобно и забавно. Это только ты один - зимой и летом, одним цветом - и здесь и там одинаково выглядишь.
Антонович многозначительно посмотрел на меня:
-В семье не без урода.
Меня это возмутило:
-Сам ты урод! Что же я виноват, что у меня все не так, как у людей?
-Как же ты не урод, если ты самый натуральный урод. Хотя ты, конечно же, в этом и не виноват! - накинулся на меня Игорь. - Волк, тот тоже не виноват, в том что ему жрать надо. Так и ты. Сам то ты здесь не при чем. Но, знаешь ли, что, вообще, означает твое появление?..
Мимо купе промелькнул таинственный проводник, одарив нас осуждающим взглядом. Мы заговорили тише.
-Вообще, сон, - начал поучать он меня, - это убежище мистики и чудес, в которые наяву человечество давно не верит. Вся волшебная требуха возможна теперь лишь во сне, потому как наяву, магии мешает техника. Любая, абы рукотворная. Ведь в древности люди видели в основном вещие сны. Понимаешь?
Я кивнул. Вроде, понимаю...
-А сейчас такие сны - редкость. Все дело в том, что Пространство Сна увеличилось за счет Исконных... Так уже тысячи три лет. Видишь ли, Исконные - везде. Исконные. И во сне и наяву. Им вообще наплевать на наши понятия. Но, вместе с ними на ту сторону ушла эмоциональная энергия и контакт с природой. Наяву, мы уже не ощущаем бессознательной идентичности с Природой. Все это теперь внутри нас, забаррикадировалось от развития прогресса... от очеловечивания мира. Получилось так, что со временем человеку перестало быть нужно все это. Эта колоссальная потеря нам была - против нашего желания - возмещена в виде снов. Всяких, а не только вещих. Все наши инстинкты и утерянные магические способности всплывают во сне. А вместе с ними, о себе нам напоминают Великие Демоны, духи и прочее. Ведь, допустим, если ты находишься в психически уравновешенном состоянии, у тебя есть иммунитет от Инферно - понимаешь, о чем я?
-Инферно - это типа всякие злые духи и бесы. Верно?
Антонович почесал затылок.
-Слишком обобщенно, но, в целом, так. Ладно, дальше. Твой разум в принципе можно уподобить острову. Сейчас объясню. Кругом - океан бессознательного, хаотического мышления - древнего и, не в коей мере, от тебя не зависящего. В нем - вся древняя чертовщина, в нем есть в равной мере Свет и Тьма, ничто не доминирует. В нем твои инстинкты, причем самые черные, твои втоптанные в помойку желания - те, которые просто ужасны... Убийство, насилие... но среди этого дерьма и доброта безграничная, на уровне сумасшествия. Да но еще и магическая сила, словом, как у Христа. Вот, это - океан. Разум - сознание, это остров. Остров этот состоит из твоих желаний, инстинктов, которые ты в себе подавляешь, но в целом, они естественны. Обычные человеческие страсти - вино, деньги, женщины, ненависть там какая-нибудь. Все такие, только все этого стесняются. Этот остров, вернее, его земля, почва, это то, что аморально. Ты стараешься не ходить босиком по земле. А на самом острове - город...
-Город? - перебил его я.
-Да, город, - кивнул он, - но не совсем тот, о котором ты подумал. Этот город - это твой разум, вкупе с моралью, это почти то, что ты есть наяву. Это стержень твоего повседневного эго.
-Фрейд?
-Что?
-Это ты у Фрейда вычитал? - спросил я.
Он пожал плечами.
-Я не читал Фрейда. Я тебе говорю как есть. Слушай дальше. Город этот, допустим, окружен стеной - вот она-то и есть твой иммунитет от всей чертовщины. Так, в принципе, устроено человеческое сознание.
Весь фокус этой схемы в том, что в допотопные времена иммунитета не было. Человек наблюдал Океан Бессознательного вокруг себя наяву. И потом эта среда почувствовала себя слишком неуютно. Впрочем, - задумчиво произнес Антонович, - скорее разум сам выработал этот иммунитет. Человек, в результате перестал идентифицировать и распознавать бессознательное. Я слыхал как-то, что психологам известен такой феномен: предмет, который человек не знает и не может ни с чем сравнить, для него не существует. Поэтому он его и не видит... То же самое произошло со средой Инферно.
-Ты меня запугал, - пробормотал я, пытаясь разобраться в сказанном.
-Э-э... тут такая хрень, что чем дальше в лес, тем больше дров, - ответил он. - Слушай остальное. Есть искусственные методы временного устранения иммунитета - назовем это так. Это алкоголь и наркота. Всякий кайф... но последствия уж больно дороговато обходятся... Я с наркотой не знаком. С серьезной.
-Я тоже.
-И правильно. С алкоголем проще. После трехсот - четырехсот грамм ты вылазишь на берег, за пределы города. Потому что иммунитет твой уже ослаблен и не действует. После двух-трех суток реального запоя, ты уже плаваешь возле побережья океана.
-Белочка? - удивился я.
-Она самая. Допился до чертиков - вот и разглядывай их на здоровье. Те, у кого напрочь снесло башню - это пловцы, которые уже забыли путь к берегу. Вот...
Пространство Сна, это часть... атмосферы сознания, эгосферы, допустим, находящееся над сознанием. При этом они, как бы, накладываются друг на друга, но тем не менее не соприкасаются.
Сноплавание - это процесс прежде всего наблюдения.
Я задумался.
-Что-то ты, - говорю, - наплел такое, что черт ногу сломит. Причем здесь я и мое уродство?
Он вздохнул, напуская на себя профессорский вид:
-Такое дело: все Запредельные, и я в том числе, приходили через двойников, таким образом получая во Сне опору и самоконтроль. Мы не беспокоим Океан, и он, соответственно, не нарушает границу. Ты, получается, своим появлением проколол границу, и следовательно, надо ожидать того, что оттуда выйдет... выползет... тьфу, черт! Короче, будут ответные...
Он совершенно замудрил со своими философскими рассуждениями и скорострельно выдал трехэтажную матерную тираду.
-Уф. Короче, произойдет то, что уже происходит. Сон и явь переплетутся и мы их перестанем различать. Ведь факт линчевания негра ветеранами в Гомеле, раньше можно было только в дурном сне увидеть. Не так ли?
-Угу.
-То-то. - Он пафосно поднял к небесам указательный палец, - Отсюда следует вывод, что, отныне либо Инферно, как впрочем, и Свет, вступают в свои законные права и начинаются Сумерки Человечества, или что еще хуже - День и Ночь сменяются одними вечными сутками... - он подумал, - что, в общем-то абсолютно одно и то же.
Антонович стих.
Мы оба погрузились в размышления.
-Меня, Славик, вот что интересует, - заговорил он вновь, - ты когда и как в Пространство вошел? И как ты это вообще делаешь?
-Ну, я... А что? - тут до меня дошло, - Ты что, не знаешь, как я вхожу?
-Нет, конечно!
-А кто же... И никто из Запредельных не знает?
-Представь себе, никто и не догадывается.
-Это... Вот те раз! - я рассказал ему о визите, когда меня заблокировали и мне пришлось катапультироваться. Рассказал я и о том, что мне едва удалось выйти из Сна и то с посторонней помощью. По ходу повествования, вспомнил слова Старожила о Запечатанных и о заклинании...
-Да... - потянул Антонович, выслушав меня. - Ничего подобного не слыхал. Блин, как все сложно. Прямо, как в хоккее.
-Я вот что скажу, - поразмыслив, сказал он, - Запредельным тебя не блокировать, ни уничтожать, тем более, смысла нет. Ведь, сам посуди - изменись мир или нет, мы-то уже изменившиеся. Нам просто интересен твой путь...
Вот как, подумалось мне; как водку пить - земля качаться, так я и Антонович - не разлей вода. А теперь он сидит и чревовещает мне от имени Запредельных. Ришелье, мать твою, Мазарини недорэканный!
Меня взяла злость и в сторону Антоновича полетела железная кружка. Он, едва успев уклониться, уставился на меня взъерошенным тигром:
-Офигел?!
Но я действительно, к этому моменту уже офигел, пытаясь постигнуть откуда взялась эта кружка и кто ее так кинул. Не я же!
Более того, кружка наполовину вошла в стенку купе и, зашипев, расплавилась. А застыв, приобрела форму тюльпана, цвета металлик.
Но мы не успели окончательно обалдеть от изумления.
В этот момент поезд въехал в туннель.
И это при том, что в Беларуси нету, насколько я знаю туннелей. На маршруте Минск-Гомель, по крайней мере, отродясь не бывало.
Въехал в туннель поезд голося истерическим паровозным гудком. Который на тепловозе отсутствовал.
Так мы въехали в Безумию.
Океан Бессознательного бушевал и плевался, пытаясь выбраться наружу.
Мы, по крайней мере, в следующую минуту, совершенно мокрые, стояли на его берегу и, очумев, пытались сообразить, что произошло и где, собственно поезд...
Мистерия №1. День Х
В этот миг, в шум буйствующих волн вклинилось хлопанье крыльев. Мы не сговариваясь, посмотрели вверх.
Над нами молотил конечностями по воздуху ангел. Он постоянно чертыхался, пытаясь удержать в руке аккордеон. Ангел принадлежал к представителям монголоидной расы; скорее всего кореец. Он косил на нас черные злобные глаза и не переставал браниться. В конце концов ему удалось договориться с аккордеоном о сотрудничестве. Тут он подстроил ритм хлопанья крыльев под один, понятный лишь ему, эталон и громогласно объявил:
-Немецкая народная марша! Drei Lilien, drei lilien! Zehntausend Mann die zogen ist Han;ver (GESUNGEN UND GEBLASEN)!
Тут его физиономия засветилась, будто он юный гитлеровец, живьем увидевший Адольфа.
Но корейский ангел не успел сыграть даже вступление. Лицо его исказилось испугом, он обернулся; из воздуха вдруг выскочила свара злющих дворняг, и залаяла:
-Heil! Heil! Heil!
Секунду спустя, он и псы исчезли. Растворились.
Антонович, тем временем настырно совал мне в руки что-то. Я, даже не пытаясь разобраться, выхватил «что-то» у него из рук и ничего не понял.
Но это была книга. В очень богатой обложке, позолоченной по краям...

Гнома*: Видеть во сне странные книги - предупреждение остерегаться зла в любой форме.
Г.Х. Миллер
«Сонник или толкование снов».

...а саму книгу, судя по всему печатали еще при царе Горохе. Я открыл ее наугад и стал читать вслух:
«-Всем спокойной ночи, - сказал он и проводил нас из дома. Мы не обиделись.
Двумя неделями позже он прислал каждому из нас свою визитку, и на этот раз я, понятно, не опоздал. Когда мы приехали, Карнаки повел нас сразу к столу. Закончив с обедом, мы уютно утроились в креслах, и он продолжил рассказ с того места, на котором остановился в прошлый раз».
Я захлопнул книгу и...
-Ну, во-первых, мистер Каминский, неплохо было, если бы вы отложили в сторону свой фолиант...
Я посмотрел на говорящего. Окинул взглядом обстановку. Гм, да это не просто книжечка... Нас окружала обстановка гостиной английского лордского образца и... и...
Тут Антонович разразился матом, вырвал у меня из рук томик и загремел:
-«Макмерфи перестал заступаться за нас, и среди острых пошли разговоры, что он решил перехитрить старшую сестру - прослышав, что его хотят отправить в буйное, решил...»
-Ты что, сдурел?! - завопил я вырывая книгу. Обстановка уже успела трансформироваться в интерьер психушки из «Полета над гнездом кукушки».
-Дай сюда, - зашипел он, - это же пинцет, как интересно!
-Сам!

Гнома: Танцевать во сне джигу - предвещает веселье и множество удовольствий в ближайшее время.
Г.Х. Миллер. там же

-Иэ-эх!
И попробуй не станцевать, зажатый в ряд молодых шотландцев, отплясывающих джигу!
Не получится!
Не можешь - научат, не хочешь - заставят.
Это как один механизм, ровно и точно прыгающий и выделывающий кренделя ногами, под звуки волынок и барабанов.
Эх, размахнись рука, раззудись плечо! Черт побери...
И угораздило же нас очутиться в центре этой поперечной сороконожки...
Тут шотландцы опять что-то гаркнули, топнули и по ряду пошло движение руками. Когда до нас дошел этот кордебалет, у Антоновича вырвали книжку и она, в буквальном смысле, пошла по рукам.
Я заорал благим матом и попытался вырваться из строя. Рядом со мной, на чужих руках, повис, высунув язык, обалдевший Антонович. По-моему, он попытался как-то прокомментировать происходящие события, но уход книги несколько выбил его из колеи.
Выскочить из строя мне не удалось; зато я увидел, как из конца ряда, пройдясь колесом, на авансцене объявился наш проводник из тринадцатого вагона. Он сорвал со щеки бинт и, прижав нашу книгу к груди, лихо взмахнул повязкой, а потом пошел вприсядку.
Какой-то обезумевший казак!
Вот уж где неповторимая веселуха!
Наконец, мне удалось покинуть джигующих и потащить за собой закашлявшегося Антоновича.
В это время проводник из тринадцатого вагона...
В общем, джига вдруг приостановилась и пошла задом наперед. Музыка излилась бредом сбрендивших барабанщиков и волынщиков. Точно так же, наизнанку, стали двигаться джигующие.
Лицо проводника выразило разочарование и он (вприсядку!) пошел назад в строй.
Только я подумал обрадоваться, что вот, сейчас мы снова присоединимся к танцорам и книга к нам вернется...
...а на кой, она мне/нам, собственно сдалась?..
...потому что так мне подсказала логика, как Антонович заматерился пуще прежнего и повис в воздухе вверх ногами. При этом он держался за мою руку. Это его, видно, и спасало.
Меня так и подмывало сесть на пол и развести руками. Но не очень-то хотелось, чтобы Антонович улетел вверх.
Поэтому я схватил его покрепче и заорал:
-На хрен эту книгу!..
Надо было увидеть морду хозяина тринадцатого вагона, когда я выпалил это. Она вытянулась во все стороны сразу, полетела, покрылась темно-коричневыми пятнами с салатовыми точками и захлопала крыльями (точнее крылышками).
-Да-антес! - прогремело у меня за спиной.
Книгокрад виновато заулыбался и зарядил телепомехами.
Сверху, скатертью свесился белый транспарант: «ЭТО У НИХ». Я махнул рукой и посмотрел на кричавшего.
«Бедная, бедная Пеппи-Лотта...»
Медленно передергивая затвор многоствольного авиапулемета, украсившись роковой улыбкой, в противоположном углу стены, возвышался Рэмбо. Вот только голова у него была, почему-то подозрительно пушкинская.
-Там, на невидимых крупинках
Следу упитанных макак! - нараспев отчеканил А.С. Рэмбо и, удивительно мелодично расстрелял книгокрада.

Гнома: Видеть во все казнь - означает, что Вы скоро пострадаете из-за неосторожности других.
Г.Х. Миллер. там же

А на меня рухнула ошеломленная туша Антоновича. Я упал под ним, и мы оба застонали. Он - высоко, я - пониже...
События играли в чехарду и сразу после этого я уже, раскрыв книгу, где попало, читал во всю глотку:
-АШ НАЗГ ДУРБАТУЛУК, АШ НАЗГ ГИМБАТУЛ,
АШ НАЗГ ТРАКАТУЛУК, АГ БУРЗУМ ИШИ КРИМПАТУЛ!
Когда я сообразил, что эта тарабарщина занесет нас в толкиеновское средиземье, причем, причем прямо в жерло Ородруина, я закрыл глаза и тяжело вздохнул.
И когда я понял, что кругом царит тишина, которую нарушает лишь стук колес, голос проводницы: «Гомель!» и дыхание Антоновича, то все равно глаза открыл не сразу.
Мне казалось, что стоит только раскрыть глаза, как последним мною увиденным, будет или толпа разъяренных орков, или гномский топор. А то и драконий огонь.
Меня взяли за шкирки и слегка встряхнули. Глаза открылись, не спрашивая моего мнения. Передо мной стоял растерянный Антонович.
-А-а?..
-Пошли, мы уже в Гомеле, - полушепотом проинформировал меня Игорь.
В тамбуре меня ожидал сюрприз. Вместо мистического проводника, у выхода стояла приятной наружности девушка. Несколько, правда, озабоченная и серьезная.
Я, признаться, туго соображал. Но мне хватило смекалки, посмотреть в сторону, где шарил усталый взгляд девушки.
Из последнего купе, прямо через окно, люди в траурных одеждах вытаскивали гробы - один, второй... третий.
Вот тебе и бабушки. Ехали в одном вагоне, с чертом и трупами...
Я обратился к девушке, пытаясь как-то хоть упорядочить окружающую нас фантасмагорию:
-Скажите... А проводника разве не было?
Она одарила меня таким взглядом, будто я говорил на суахили.
-Ясно, - сказал я.
И столкнулся лицом к лицу со своим двойником из сна.
У него, правда, не было татуировки на лице. Но своему образу он не изменил. Разве что, в отличие от Сна, где он был неизменно лишен улыбок, здесь он еще и усмехался - краешками рта и глазами, чуть-чуть; но от этого еще более контрастно.
Я остолбенел.
Антонович хлопнул меня по плечу:
-Я пошел. Созвонимся.
Я постарался собраться мыслями и полюбопытствовал у двойника. Голос мой оставлял желать лучшего:
-Как ты сюда попал?
Двойник чуть заметно пожал плечами:
-Все изменилось, джемело миа. Все изменилось.
Ночь
Мой двойник спал вместо меня. Только мы приехали домой, он командным тоном отправил меня учить иврит. Самое интересное, что я молча удалился на кухню. Сделал себе кофе, обложился литературой и принялся грызть гранит языка, который считал чуть ли не инопланетным. Спать не хотелось ни под какой эгидой. Целую ночь слушал MIKE OLDFIELD и KLAUS SCHULZE. Ничего лучше для такой обстановки человечество, по-моему не придумало.
Джемело спал тихо, как Сфинкс.
Джемело - близнец на эсперанто. Мы договорились, что я буду называть своего двойника именно так.
Я родился в стране Бессонии.
Сплю нормально.
Не высыпаюсь.
Кошмары меня замусолили
И я на части рассыпаюсь.
Тут ухо отвалилось.
Там потеряна рука.
Кровища
Лужею разлилась
Средь моего мирка...
Вдоль жизненного моего пути
Потроха мои валяются.
С солью, луком, перцем.
Мысли
Пьяной толпой шатаются...
В живых осталось только сердце.
Огромное такое,
Красное.
Пульсирует.
Гремит литаврой.
ползет вперед ужасное.
Как оживший динозавр.
А люди глядят - шарахаются!
А дамы воют в истерике
(Ну прям как в кино из Америки!)
А оно
Все такое ранимое,
Настырно ищет любимую.
Сквозь судьбу
И эру с эпохами
Путь держит,
Питаясь крохами.
А я
(Чтоб когда-нибудь вспомнили!)
Что-то сделать тщетно стараюсь
Но,
Я родился в стране Бессонии.
Сплю нормально.
Не высыпаюсь.
Под утро меня тошнило от кофе, иврита и стихов. Потиху рвало башню.
Я включил телевизор и смотрел всякую белиберду, пока физиология не взяла свое и я не погрузился в сон.
Не было никаких дверей.
Мне снилось, что я пытаюсь вдеть нитку в иголку, но у меня ничего не получается. А у ног валтузились двое котят - белый и черный. Причем, белый, явно филонил...
День 93-ий
Это было утро 11 сентября. Жара наконец-то спала. Ее сменила слякоть, дождливое настроение. Погода в очередной раз сбила всех с панталыку своим непостоянством.
Меня разбудило мокрое волосатое существо, обмотанное в полотенце. Протерев глаза, я узнал Джемело.
Он широко улыбался и тряс меня за плечо:
-Ну? Петушок пропел давно!
Я нагнулся и сбросил его тяжелую руку со своего плеча.
проснуться мне было не так уж легко.
-Да поднимайся ты, муха сонная! Уже час дня. Дальше дрыхнуть будешь - проспишь все эпохальные события.
-А что случилось? - вяло поинтересовался я.
-Не случилось еще, - усмехнулся он. - Случится. Сегодня начинается Апокалипсис!
Голос Джемело звучал зловеще-торжественно.
Я посмотрел на него с удивлением.
-Не понимаю. Тебе что, приснилось что-то?
Джемело принялся прохаживаться по комнате и пустился в истолкования:
-Тут не все так просто, как ты думаешь. Весь вопрос в том, можно ли это называть сном. Ситуация такова: вчера при тебе я лег спать, а ты пошел учить иврит, так? Кстати, выучил хоть что-нибудь?
Я пожал плечами:
-Ма нишма. Эйн кэсэф. Ани роца ленагэна легитара.
-Чушь, - фыркнул он. - Ну да ладно, дело не в этом. Дело в том, что мой сон начался минут двадцать назад. То есть, то что сейчас происходит - это мой сон.
Мне осталось только исподлобья зыркнуть на двойника.
-?
Он развел руками.
-И в то же время, я знаю все что произойдет до тех пор, пока я не проснусь.
Я молча тормозил минуты полторы, переваривая эту двусмысленную информацию.
-Так, - наконец услышал я свой голос, - и когда ты проснешься?
-Об этом мы узнаем в свое время.
И тут неожиданно оказалось, что он уже одет. Облачен в свою загробную униформу. Причем, на руке у него красовались часы явно богатой марки. И он на них смотрел - не то с удивлением, не то с интересом.
Волосы, к этому моменту, у него были уже абсолютно сухими.
Гм.
-Сейчас мы произведем с тобой кое-какую махинацию. Называется «ты мне, я тебе». Нам предстоит произвести слияние двух матриц. Твоей и моей.
Меня передернуло:
-Это еще зачем?
-Короче, - начал он, - у нас с тобой примерно одинаковый магический потенциал. А если их объединить в некий над-потенциал, то мы с тобой станем в два раза сильнее.
Видя мое недоумение, он поспешил добавить:
-Магия, в общем-то, штука проще пареной репы...
И сделал какие-то пассы руками.
На мгновение у меня в глазах потемнело и чуть-чуть затошнило. Но все это быстро закончилось.
Вот последующее мое состояние описать достаточно затруднительно.
Я гляжу на Джемело.
Я гляжу на Каминского.
Я гляжу на я.
Я сижу на диване, я хожу по комнате, глядя на то, как я сижу на диване, глядя на то, как я хожу по комнате.
Меня трудно после этого не назвать психом, правда?
И лишь единое незримое облачко, в котором мы оба (оба меня) сидим соединяет нас.
Это наша аура.
Теперь моя. И моя.
(вот тут наступает момент, где я
Мистерия №2. День Х
теряюсь в догадках, как описывать дальнейший разговор - где я, где Джемело. Я обозначу себя как Джемело II. Ведь он появился позже).
Джемело II: Мне нужно посетить кардинала. Не глядя на то, что он не во сне.
Джемело I: Да, он на работе.
Джемело II (показывает рукой на стенку. На ней висит портрет А.Г. Лукашенко, оформленный изречением А. Гитлера: «Если уж врать, то врать беззастенчиво; крупной лжи поверят скорее, чем мелкой... Люди и сами иногда лгут в мелочах, но чересчур большой лжи они стыдятся. Поэтому им и не придет в голову, что их так нагло обманывают».)
Джемело I (плюется): Откуда в моем доме эта мерзость?!
Джемело II: Помни, это мой сон.
Джемело I: Значит, мой?
Джемело II: Да, конечно (поднимает к потолку руку и растворяется в воздухе).
Джемело I (ложится на диван, закуривает): У меня потерян дар речи.
Джемело II идет по центральному городскому рынку, наблюдая за происходящим. Невыносимо громко работает вся, без исключения, бытовая техника: телевизоры, видеомагнитофоны; особенно разрывается магнитофон Антоновича.
Паника.
Антонович, в кардинальском одеянии, курит трубку и без особого интереса пытается ловить оживающие картинки, спрыгивающие с обложек кассет. Ему удается поймать и засунуть на шест трехметрового жирафа, что вызывает бурю аплодисментов у лежащих напротив арбузов. Рядом с арбузами лежит окровавленный продавец.
Джемело II (подходит к кардиналу, кланяется): Ваше высокопреосвященство?
Кардинал кивает.
Джемело II: Буду рад сообщить, что все происходящее не является реальностью. Это не более чем сон вашего покорного слуги.
Кардинал: Единожды солгавши, кто тебе поверит?
Джемело II (улыбается): О, нет, я не оригинал, я Проводник. Мы произвели слияние.
Кардинал (приобретает очертание Антоновича и усмехается): Нет уж, так мне больше нравится. Все сходят с ума; а сегодня еще, как я погляжу, начинается Апокалипсис. Класс!
Джемело II: Он начинается не только здесь. И в оставшемся реальном мире сегодня произойдут события огромной важности. Грядет последняя война, мессир...
Кардинал (задумывается): Окей, я отдам книгу.
Джемело I задумчиво крутит в руках и узнает книгу из Мистерии №1. На этот раз на обложке темнящим золотом выдавлено название: ЗМЕЕЛОМКА.
Кардинал (изумленно роняет трубку): Где она, сарацин проклятый?!
Джемело II (делает реверанс): Простите, мессир. Мы догадывались, что вы ведете двойную игру. Незачем было устраивать все это (он обводит рукой вокруг). Дозвольте вас запечатать.
Джемело I (открывает по внезапному наитию нужную страницу и читает): Скео эхен! Квт ва адт ла свютт рсттиф авн итт таэвр ахсв авю лдэвв фхалдст; дгюссл сгади аххс; ифтиа атхал, свэ эасв, тслат садб тао! Что за хрень?!
Кардинал (застывает со стеклянными глазами, но успевает прошипеть): Сильней ли меня...
Джемело II (исчезает с утихомирившегося рынка. Появляется в комнате Джемело I): Учти, все только начинается. Стоит ждать посланцев Бессознательного.
Джемело I: Что за чепуху я только что читал? (всматривается в бредовый ряд запятых и палочек, изображенный в книге). Что за варварский язык?
Джемело II: Это язык Кху, Лунного народа. Полсотни тысяч лет назад они полностью покинули Реальный Мир. Они, в принципе, к этому и стремились...
Джемело I: Это что, те самые древненеандертальские боевые маги, о которых мне Старожил говорил?
Джемело II: Они самые (Берет в руки ЗМЕЕЛОМКУ и прячет ее в воздухе). Теперь им ее трудно будет найти.
Джемело I: Что за название такое бредовое? ЗМЕЕЛОМКА?
Джемело II: Наиболее точный перевод. ЗМЕЯ это состояние энергии, особое состояние. Описать это мне, по крайней мере, недоступно.
В этот момент одновременно звонит телефон и стучат в дверь.
Джемело I: Началось.
Джемело II: Началось.
Тут я спрыгнул с дивана и заорал:
-Ни хрена не начнется! Я уже давно ничего не понимаю, но не кажется ли тебе, что эта сумбурность зашла слишком далеко? Весь этот Бедлам: этот сомневающийся Бог, эта ЗМЕЕЛОМКА? Это что, Петля? Но ведь она возможна только во Сне! И, даже если допустить, что петля образовалась в Реальном Мире, то... почему?
Джемело смотрел на меня невозмутимо, как инквизитор. Ждал пока я успокоюсь. А мне хотелось единственного - объяснений, да еще чтобы все это закончилось. Мне вдруг стало смертельно не хватать моей прошлой жизни - простые приключения, простые радости, простые скандалы... В детстве я постоянно мечтал стать чем-то необычным, а теперь - за что боролся, на то и напоролся. Да пропади оно все пропадом и гори синим пламенем, вся эта запредельная чепуха! Не хочу больше быть ни магом, ни Спецом, ни чертом полосатым...
Суд вершил, кто согрешил
Обвиняли Невменяемого
Хотели костром дело кончить
Кто на кого батон крошил
точно не знаем мы;
Раздался рев позвонче:
-Кому тут доверять?
Кого с кем сравниваем?
Ведь если подумать взять
У нас и черти - православные!
Небеса зашлись в рыданиях ;
Судимы князья быдлою;
В Шекспировских Даниях
Такого не видно...
Один взял да и вознесся
И не остановить...
Возгордился и облекся
Властью, что не смыть.
Кто-то взял его на мушку
Да дрогнула рука...
А в мою ракладушку
Залезли три хорька.
К чему мне припомнились эти мои стихи, глядя на безучастного Джемело - не знаю. Но на смену напряженности сразу пришло спокойствие.
-Тебе долго рассказывать, или постараться в двух словах? - полюбопытствовал Джемело.
Я глядел на него в упор.
-Постарайся в двух словах.
-Тогда растопырь уши и слушай, ладно? Для начала, давай определимся с понятием Бога...
-Вот только не надо мне тут этих теологических разработок! - запротестовал я.
-Чтобы не было между нами ни противоречий, ни недомолвок, ясно? Что по-твоему есть Бог?
Я задумался.
-Высшее существо. Самодостаточное и всемогущее. В силу своей самодостаточности Бог не вмешивается в нашу жизнь, хоть и имеет возможность, так как всемогущ... В общем, Бог, как творец, но не как Правитель...
-Деизм, - фыркнул Джемело, - Я не спрашиваю тебя, КТО он, я спрашиваю - ЧТО он?
Я опять задумался.
Есть у меня приятель, Стас. Он как-то выдал на эту тему хорошую танку:
Спорим о Боге -
Кто каким его представляет.
Толкуем на все лады
Отрывки Священных Писаний.
Четыре безбожника пьяных.
Хорошо, что хоть сейчас я был трезвый как стеклышко. Но вопрос был еще тот. В конце концов, я сказал.
-Бог есть Вселенная. Миропорядок, логичный и устойчивый.
-Правильно, - кивнул Джемело. - Как всегда, в общих чертах, если не скатываться в дебри теософии. Из чего следует, что Сомневающийся Бог это Вселенная, не уверенная в своей логичности. Миропорядок погружен в депрессию и ему не хватает сил поддерживать собственную стабильность. Словом, уже нету той самодостаточности. Богу снятся кошмары, если он спит - он ворочается и охает, или он просто растерян, если он бодрствует. Оттого, что потерял уверенность, а приобрел мнительность.
-Тогда это не Бог, - возразил я, - Тогда это Падший Бог. Вернее, Падающий.
-Ерунда, - отмахнулся Джемело. - Другого-то Бога нету. А уходить в иные Вселенные мы еще не умеем. Ведь даже Пространство Сна - всего лишь обратная сторона Реального Мира, который опять-же является Божьим уделом. А если Бог усомнился, то значит, что мир изменится - хотим мы этого или нет.
-И сильно он изменится? - спросил я, немного помолчав.
-Во всяком случае, в нынешнем виде мир больше существовать не будет. Мне хочется надеяться, что это будет просто накладка параллельностей. То есть в целом Реальный Мир останется Реальным, просто пойдет по иному пути развития. Сумерки, Апокалипсис, это уже другие варианты. К сожалению, дальше сегодняшнего сна я не вижу... посмотрим, как будут разворачиваться события.
Я насторожился:
-Какие события?
-Всему свое время, - рассудительно сказал Джемело. И взглянув на часы, добавил:
-Еще рано. Далее, на повестке дня у нас ЗМЕЕЛОМКА, так?
Так-то оно так...
-Значит, что касаемо особого состояния энергии, именуемого ЗМЕЕЙ. Это описать, как я уже говорил, достаточно трудно, но все же попытаюсь.
И замолчал, пытаясь сформулировать эту сюрреалистическую физику.
Молчал Джемело минуты две, время от времени то хмурясь, то беззвучно открывая рот.
В результате он заявил:
-Короче, это плотная энергия, с зачатками разумного мышления, без которой Исконные не могут существовать. Лишенные поддержки ЗМЕИ, они теряют ориентацию и... становятся Минувшими.
Воцарилась тишина.
Мы пялились друг на друга, как греки на золото.
-И что это значит? - спросил я, недоумевая.
-Ну, одним словом, - замялся Джемело, подбирая формулировку, - это... если ты можешь управлять этой энергией, то ты властен переводить сущности из людского в Божественный разряд, и наоборот.
-Как так?
-Это долго объяснять... там много нюансов, например, уплотнение ментального потока, эффект затемнения, эффект Созидающей Гибели и тому подобное...
-Что это за абракадабра? Откуда ты это знаешь? - поразился я.
Джемело развел руками:
-Я Коренной житель Пространства Сна - Гипнохтон. Я много знаю, но к сожалению, большая часть не поддается переводу, даже образному, не то что словесному. Ты очень-очень мало знаешь о законах, господствующих на той стороне...
Вот так вот. А помнишь, какие иллюзии я строил. Буквально пять дней назад? Считал себя чуть ли не Полубогом, если не больше. Думал, что полностью познал законы Пространства Сна, самоуверенно полагая, что действительны лишь те правила, которые устанавливаю я. Да, в некоторой степени, так оно и было, но дорога оказалась, что говорится, с двусторонним движением. Правила, мною установленные действовали, но никто, кроме меня их исполнять обязан не был. Помимо этого существовал еще целый Кодекс этого, испокон веков свихнувшегося мира. И на мои выходки даже не обращали внимания.
Стой.
Не обращали?
А прорывы, проколы?
Нет, не такой уж я никто.
-А что насчет Книги? - без обиняков спросил я.
-Книга? О, да эта Книга всем книгам книга. Ее написал Шел, двойник Фараона Сети... Помнишь, мумию его дочери военщина в фургон грузила?
Помню. Как же не помнить. Я кивнул, соглашаясь.
-Да, только если ты думаешь, что Фараон Сети это монарх из Древнего Египта, ты ошибаешься, - предупредил меня Джемело. - Это правитель Народа Кху. И жил он тысяч семьдесят с лишним лет до нас. Вот так... А Книга... Ты ее знаешь под названием «Книги ящера». Ты однажды до нее чуть не добрался, что, практически, никому не удавалось. Вспомни пятидесятую ночь своего пребывания в Пространстве Сна.
Вот черт.
Да, я помню.
Это была очень жуткая и необычная ночь. Я даже не помню, как меня занесло так далеко от города, да и вообще...
Ночь 50-ая
Дверь сварливо скрипнула, закрываясь за мной.
Я стоял в сумрачной комнате, раскрашенной в черно-белую шахматную клетку с одним зарешеченным окном и железной кроватью. За окном пугающе ухали какие-то доисторические твари; мелькнул силуэт птеродактиля (в этом я, почему-то не сомневался) раздались странные звуки - как петарда просвистела - Адский Новый Год. Рождество Бегемотово...
Я осмотрелся. На кровати валялся журнал с жестким порно - для мастурбации, надо думать. На правой стенке, презирая закон гравитации, разлегся огромный полосатый котяра с немалыми усищами и папиросой в пасти.
-Привет, - промурлыкал он, выпуская дым из ротовой полости, - Ты опять пришел за своей книжкой?
Я нахмурился, разглядывая наглого котяру.
-Почему опять?
Кот захихикал. Вот гад!
-Не прибедняйся... Она в тумбочке.
И он потерял ко мне всякий интерес, обволакиваясь клубами густого табачного дыма и исчезая. остаются одни усищи. Черная и негибкие, они валятся на подоконник, где и остаются. За окном воют волки, булькает болото.
Открываю тумбочку и засовываю туда руку, нащупываю холодную, сделанную из зеленой кожи обложку книги. Достаю.
«Обалдеть», - подумал я, разглядывая искусно оформленный фолиант.
Кожа натянута так, что на титуле Бездной Тартара зияет раскрытая пасть клыкастой гадюки. Вместе с черепом! Искусство.
Интуиция подсказывает мне, что если за чтение возьмется чужой, то несдобровать ему - гадюка оживет, ровно как и клыки ее выделят яд. Она безжалостно вцепится в его руку и - смерть. Безусловная, безоговорочная.
Вот она, Книга Ящера.
В ней... истина?
«Вскормлен змеиным молоком он и помыслы его неведомы и темны... Могила ему - везде и имя его - неисчислимо...»
-Ай!..
Я лишь почувствовал небольшой шок - Змея посчитала меня чужаком и замкнула челюсти на моем запястье.
-О, черт...
Я ощутил, что проваливаюсь в пустоту... а потом...
«Я сжег этот мир. Я был один, я был Горевестник. Моим уделом было уничтожение человечества, да и разумной жизни вообще, в любом ее проявлении... Я накаркал на людские головы всевозможные беды; и они стали сбываться - мои пророчества...»
...Солнце заходит... крысы шкребутся, ухают совы. А Луны в этом мире нет. Я ее не вижу. Только сикоморы...
-А у них глаза даже после смерти горят, - доносится до меня голос откуда-то сверху.
Я понимаю, что я не один. Меня хотят остановить, уничтожить... Я слышу, как беспокойно переминаются кони; как шипят факела в руках их всадников.
Лес. Заснеженный лес. Меня занесло в непостижимо древние времена, Заря Перворожденных. И уж занесло так занесло - в запечатанное тело Шела, того самого покойного Фараона Сети... Они называют его Холл’о Кес Сетх’и. Но это неважно. А важно то, что меня сейчас сотрут в порошок.
О, Древние!
Я лежу ни живой, ни мертвый. По мне ползают некие мерзости - черви да мокрицы. Вот одна из них залезла ко мне в рот, меня сейчас вырвет... но все это фантомные ощущения, вроде как у безногого ноги чешутся.
-Вид у него недобрый. Зловещий. За что он так людей ненавидел? - спрашивает другой, более глуховатый голос.
-Не знаю. Ну он-то, человеком не был. Видишь, как глаза горят? Нелюдь...
Это я - нелюдь?
Были бы силы хоть чем-нибудь шевельнуть, с’час как встал, как всыпал бы всем по первое число!
Но не могу.
Лежу, пытаюсь воткнуться - это меня от змеиного яда так прорвало, что-ли? Знаю прекрасно, что это не глюк, а переживаю я сейчас какое-то давно забытое событие...
-Шела поймали! Хвала Луне!
Радовались, орали... чего так?
-Ладно, кончай эти элегии. Пора и честь знать... - как-то с сожалением говорит первый голос.
-Ага...
Кони ржут беспокойно, а всадники осаживают их и успокаивают.
О, Древние!
Я успеваю только вздрогнуть, осознавая, как грудь моя прокалывается. Смерть живительным освобождением вливается в мою сущность.
Глаза мои (или Шела?) последний раз яростно вспыхивают кроваво-красным светом. Я слышу, как кого-то понесла перепуганная лошадь. Крики, ругань, свист плетей, загремела ударяясь чья-то колесница.
Даже умирая, Шел умудрился переполошить окружающих. Но...
Глаза мои начинают гаснуть.
Осиновый кол в груди.
И сикоморы.
И труп не существовавшего человекочудовища, написавшего несуществующую книгу. Труп с медленно гаснущими кроваво-красными глазами.
До свидания, люди.
До новых встреч.
И это тоже пройдет.
Только Тома останется вечной...
Я очнулся в той самой комнате, раскрашенной под шахматную доску. Книгу я давно зашвырнул куда-то в угол и видеть ее у меня не было желания никакого.
Глаза почему-то слезились. Пришлось потереть их кулаками. Затем я взглянул на свои руки и ойкнул - они были потрескавшиеся и грубые. Яд у змеи был очень сильный. Хорошо, что клетки моего тела успели отреагировать. Против книжной гадюки у меня уже имелся иммунитет.
Надо же. Есть гробовая гадюка, а есть, оказывается, еще и книжная.
Я встал, пошатываясь. Прислушался к интуиции. Да, я попал в Петлю. А это значит, что у меня теперь только один путь - вперед. Ища подтверждение своим догадкам, я взглянул на дверь.
Никаких намеков на оранжевую краску. Дверь, как и вся комната покрыта черными и белыми клетками. Значит, путь у меня один - в окно.
Несмотря на всю кажущуюся неприступность, зарешеченное окно открылось без вопросов.
Не задумываясь, я выпрыгнул на свежий воздух.
Впрочем, свежий - сказано уж слишком громко.
Воздух был гнетущий и тягостный, в нем - хоть топор вешай - полным-полно было всякой болотной гадости. И, в целом, складывалось такое впечатление, будто меня ждет бесславная гибель в мезозойском болоте.
Вон еще один птеродактиль пролетел.
А воют... так это не обязательно волки.
Я шел напролом, целеустремленно мороча себе голову тем, что все будет хорошо. Не факт.
И так, до тех пор, пока я не провалился по пояс в трясину, оракул гребаный. Сначала я попытался выбраться, но когда я увидел, что ко мне лентами-щупальцами тянется тошнотворная бледно-сизая тварь (не здороваться, явно), я плюнул с досады и катапультировался.
...и проснулся в холодном поту.
Снова день 93-ий
-Ого, - сказал. - Я помню эту книгу. Но ведь она меня не приняла? Гадюка-то меня укусила!
-Потому что ты не Шел, - констатировал Джемело.
-А кто я?
-Не знаю...
Я погрузился в мысли, пытаясь разобраться во всех этих временно-пространственных интригах.
Джмело сунул мне в кулак кружку черного, горячего кофе. Я поблагодарил и отхлебнул.
-А какое отношение, - я решил задать вопрос, который меня уже успел извести, - ко всему этому имеет Антонович?
-О, Кардинал, - Джемело был серьезен, - С виду простак, но может съесть тебя потрохами. Он Запредельный уже около трех лет. И, соответственно, знает побольше твоего. Весь фокус в том, что у него нет, не было и быть не может двойника.
-Что?!
-Что слышал. Тут история такая - даже развоплощенная личность когда-либо самовосстанавливается. Либо через миллион лет, если она идет бессознательным путем, что естественно, либо паразитируя на ком-либо из реально живущих. Это если и она не до конца развоплощена и у нее остался инстинкт самосохранения. Тогда на реинкарнацию уходит гораздо меньше - в данном случае - около семидесяти тысяч лет.
-Ни хрена себе! - присвистнул я.
Джемело махнул рукой.
-Фигня по сравнению с Вечностью. Так вот, Шела, как ты знаешь, уничтожили. Причем даже не оставив ему возможности когда-либо перевоплотиться. Но, когда он погиб... - Джемело задумался, - в общем, стал он мучеником. За последующие тридцать тысяч лет он стал идолом Народа Кху. ЗМЕЕЛОМКА стала Священным Писанием, а в результате весь Кху ныне утоплен в Океане Бессознательного. Это отнюдь не та книга, которую стоит принимать за руководство к действию. Это очень опасная книга. Так вот, в конце концов, случилось так, что Шел пришел к Кардиналу в виде двойника. Понимаешь?
-Антоновичу семьдесят тысяч лет? - со скепсисом заулыбался я.
-Конечно, нет! - запротестовал Джемело. - Шел паразитирует на нем, как бычий цепень. Вот и все.
-Так. А Книга ему зачем?
-Да чтоб больше никому не досталась. Он выследил тебя, твой путь в Дом на Болотах, и забрал свое сокровище. Но это и нарушило баланс. Твое появление грозило лишь мелкими флюктуациями. Но тут на сцене появился Господин Случай. Тебя швыряло из одной точки Пространства Сна в другую и... вот. До этого, Книга сотни веков пылилась запечатанная. Я вился ты и открыл окошко. Решетка там что, зря повешена была? Дальше все было просто. Кардинал нашел Книгу... об этом узнали все, однако, никто так и не догадался, что это за Книга. Это выяснилось вчера - помнишь остров? Иногда из-под маски Кардинала высовывалась шутовская натура настоящего Антоновича, он-то вчера и начал веселиться с Книгой. А если бы на его месте был бы Шел то есть Кардинал - кто знает, был бы ты сейчас жив или миновал бы пробуждение...
«Бедная, бедная Пеппи-Лотта...»
В смысле, Антонович.
Ух ты, как все лихо закручено!
Я, было, задумался - откуда Джемело известны такие подробности, но тут же выругал себя за глупость - после слияния матриц, он наверное знал, сколько раз в день я на горшок хожу...
-Наверное, - кивнул Джемело.
Телепат несчастный.
Что ни говори, а вляпался я в дерьмо по самое некуда.
-Так надо спасти Антоновича... - робко заметил я.
-Не беспокойся, - уверил меня мой Проводник, - Антонович уже собрался и уехал с рынка и с ним все о’кей. А Шела мы запечатали общими усилиями. Или ты уже забыл, что тут на диване заклинания тараторил?
Я дернулся:
-А где Книга?
-А нигде, - лаконично ответил мне мой двойник.
Исчерпывающая информация. Ну, нигде, так нигде. Нам пофиг, мы не гордые.
-Это все, - заметил я, - похоже на бред укуренного подростка. Это же чушь собачья!
Джемело расхохотался:
-Мессир! Вы же связались со Сно-ви-де-ни-я-ми!
-Нет, я имею в виду Кху.
-Реальность поливариантна. Реальности не существует. - провозгласил мой двойник. - в сложившейся ситуации нельзя верить или не верить, а тем более негодовать по этому поводу; события разворачиваются не обращая на нас внимания. Лучше всего остаться сторонним наблюдателем. Пока не придет твоя очередь действовать.
Установилась тишина. Не то что неловкая, а какая-то... гнетущая, что-ли.
-Ну и сны у тебя... - проворчал я.
Джемело взглянул на часы.
-Шесть вечера.
После этого он молча включил телевизор. В это время обычно идут всякие дебильные телесериалы.
На экране пылал Нью-Йорк. Я отупело уставился в ящик, не соображая ровным счетом ничего.
Повтор.
Два небоскреба.
Всемирный Торговый Центр.
Одно здание дымится, в другое врезается «Боинг». Взрыв, вопли.
Пентагон горит.
Взрывы... точнее их следы. Пожар. Диктор говорит о тысячах жертв. Какие-то невероятные дела.
Такого я даже во сне не видел. Да что там во сне! Такое даже в кино не показывают.
-Это что? - глупо спрашиваю я.
-Это начало Апокалипсиса, - говорит мне Джемело, и откидывается на диван с таким довольным видом, будто это все он сам устроил.
Впрочем, у него всегда такой вид.
Я смотрел новости весь вечер. Где-то с первых полчаса, я не мог поверить своим глазам.
Воистину, непредставимо и неописуемо.
Это только потом, я уже начал потихоньку въезжать в масштабы трагедии, во все безумие произошедшего.
Какой там негр, забитый ветеранами! Полнота!
Я ужасался масштабам, но еще больше меня пугали последствия.
Кого?
Америку?
Трогать?
Да вы что, боже упаси...
Не упас.
Весь вечер мы молчали, смотрели на все это светопреставление и курили, как паровозы.
Нервишки сдают.
Это тебе не супермена из себя строить во сне. Это...
ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!!
ЭТО ЖЕ РЕАЛЬНЫЙ МИР!!!
Я выдержал часов до десяти. Потом я выпил лошадиную дозу тазепама и взглянул на Джемело.
Он застыл перед телевизором, как восковая фигура, созерцающая Бесконечность.
Я покачал головой и пошел спать.
За день мы устали очень, скажем всем «Спокойной ночи...» глазки закрывай...
Сезам, откройся.
Ночь
Ха-ха-ха.
Такой картины я еще не видывал.
За дверью оказалось угрюмое помещение, стены в котором были сплошь завешены темно-синей тканью. Площадь была огромная. Практически царский зал.
Так вот, в центре зала стоял длиннющий стол, украшенный ветхими подсвечниками и протертой скатертью. На столе беспорядочно громоздились грязные тарелки, салатницы, супницы, прочая утварь... Словно Мамай прошелся.
В комнате висел запах перепревшей пиши - не прокисшей еще... но уж сильно резко этот аромат в нос ударял. Кумар кошмарный...
Звуки в помещении властвовали куда более отвратительные - терпеть не могу, когда со всей дури по тарелке вилкой с ножом одновременно шкрябают. При этом сопят, пыхтят, отрыгиваются и тяжело дышат. И все это на фоне умопомрачительной тишины - я думал раньше, такая только в космосе бывает. ничего подобного. от этого эти дурнопахнущие звуки еще мерзопакостнее становились.
Звуки издавал какой-то уродливый монстр - всклокоченные волосы, перекошенное рыло в синих пятнах, один глаз на сопле висит прямо над тарелкой, по которой нож с вилкой  мечутся, как угорелые. Шея у монстра росла как будто бы из правого плеча, а левая рука была явно длиннее правой, и, по-моему, сгибалась в двух местах, а не в одном, как у нормальных людей. Естественно (?), присутствовал и горб, но он, почему-то, напоминал бараний рог. Левое ухо было ослиным, а правое... как бы отсутствовало. На сопле болтался правый глаз, а левый будто утоп в мешках и заплыл какой-то желтой мутью.
Одет урод был в мундир а-ля Керенский, правда, заляпана униформа была до невероятного.
Монстр орудовал столовыми приборами, усердно и громко размазывая по посуде какую-то чушь, которая, вполне возможно, в стародавние времена, была пищей. При этом, урод настойчиво чавкал...
-Здорово, Квазимодо! - гаркнул я, пытаясь заглушить грохот сервиза.
-Сам ты... - прохрипел он.
В голосе было нечто знакомое. Я присмотрелся к твари, и, к своему изумлению узнал изряднейше помятого Антоновича.
-Это ты?!
-Я, я... яволь, хе-хе... - прошипела жертва. - Ты, это, не обращай внимания, а то мне жрать жуть как охота... будешь пялиться и тебя сожру! А пока рыбкой полакомлюсь...
Я был так поражен его несчастным видом, что заговорил полушепотом:
-Так ведь нету там никакой рыбы...
-Ты ничего не понимаешь! - завопил он, - Тут есть все вещества, в которых нуждается мой организм... которого нет, - с прискорбием добавил он.
Он, с упорством свихнувшейся бензопилы продолжал терзать тарелку.
-Что с тобой случилось? - спросил я.
Голова Антоновича мелко затряслась, разбрызгивая черные слюни. Ему, видно, стоило большого труда прекратить этот приступ.
Он откинулся, хрипло, тяжело дыша; его глаз скатился на висок. Рукам, на это, было, похоже, наплевать. Они продолжали свои бесплодные поиски...
Отдышавшись, Антонович захрипел.
-Значит, слушай... вся эта история с Шелом... я не знаю, правда это или нет... возможно, да... Но ты видишь, что запечатав моего Проводника... - он заорал опять - Кем бы он ни был, понял?! Кем бы он ни был, хоть Шелом, хоть мной, хоть Зильберштейном! Так вот... - он опять перешел на хрип, - ты видишь, что со мной сделало это твое изуверское заклинание... мне ЗМЕЕЛОМКА не нужна... мне жрать охота... вина рейнского, слышишь?!..
Его снова стало колотить. Его трясло, как при землетрясении.
-Ух... - он отдышался, - пойми, я к тебе лишь лучшие чувства питаю... ничего личного. Ты слушай меня, верь мне...
В этот момент его голова резко переместилась к блюду и он, брызгаю слюной, зашипел... глаз, висевший на соплях чуть не намотался на вилку, но отскочил вовремя.
Антонович уже не хрипел, он рычал:
-Верните мне двойника, кем бы он ни был!.. Шел, Хел... Я хочу быть!
-Все ясно, - резюмировал я, наблюдая как Антонович все более звереет. Я понял, что говорить с ним бесполезно. Ему больно, он невменяем, поэтому пластинку он не сменит. А я не собирался выслушивать до конца его гневные филиппики, не хотел время терять. Мне надо было найти... что, я еще не знал, но искать надо было. Мне пора покинуть этого несчастного.
-Все ясно, - сказал я, когда обходил этого изуродованного гаргантюа стороной, по направлению к выходу. Забавно, что он зиял за спиной Антоновича, - Приходи в себя. И смотри, глаз не проглоти, он у тебя... такой ранимый.
Я шел не оборачиваясь. За мной гулко рухнула занавеска, но за ней ухал, ыхал и чавкал Антонович.
 Мне удалось пройти метров десять по сырому, каменной кладки коридору, когда за моей спиной раздался истошный вопль:
-А-а! Сука, падла-а! Шаман!
Он все-таки слопал глазное яблочко...
Я усмехнулся автоматически. Беззлобно, так.
Ведь это сон, правда?
Сон, или нет... Какая разница...
Это не сон, это «Сони».
Гы-гы-гы.
По сути дела, я примерно представлял себе, что, вернее кто и зачем мне нужен.
Всегда хочется свалить свои заботы на кого-нибудь, мол, разберись, мил человек, а мы в долгу не останемся... И самое смешное, что такой рубаха-парень завсегда отыщется, правда, после того, как он разберется с твоими делами, хватаешься за голову, вопишь не своим голосом... голову мелом посыпаешь, волосы рвешь, где попало...
Человек.
хочется стать маленьким, незаметным, серым. А ничего не получается. Судьба ухмыляется и ставит тебя на линию огню - ну-ка, посмотрим, из чего ты сделан...
С самого рождения ты напоминаешь мраморную глыбу. Только чувствительную - каждый удар немым криком отдается.
Приходит Жизнь - великий скульптор и начинает тебя кромсать. Освобождает из мрамора фигуру. А ты, не понимая, в чем дело, орешь, задыхаешься от боли и слез и готов в любой момент развалиться. А скульптор молотит по тебе резцом и думает: развалишься, ну и черт с тобой, кругом во-он сколько мрамора; а то ведь и шедевр могу сделать.
Черта-с-два ты догадаешься, что вся эта боль не спроста.
Знаете, как дирижабли запускают?
С мачты. Торчит из земли столб, к нему цеппелин пришвартован. Ветер благоприятный подул - лети, шарик!
А ты живешь, будто такой дирижабль, до поры - до времени, на привязи и думаешь что так и надо. А тут - то ли отвяжут тебя, то ли ветром сорвет на хрен, короче, лети, куда глаза глядят...
В кабине - болтанка, тебя штормит, рвет... Боги, за что?!
А вот так и надо, оказывается.
Еще хуже, когда обыкновенный сумасшедший, без особых претензий, вдруг оказывается в горниле чрезвычайно важных событий - иногда не желая того. Да кто же его спрашивать-то будет.
Наше мнение - чепуха.
Никому оно не интересно.
Человек предполагает, а Бог располагает.
И вот, я еще заметил, в чем главная разница, между человеком и Богом.
В том, что Бог создает миры, а человек - Проблемы.
И все-таки создает.
Черт, коридор этот, вонючий.
...Где же выход?
Нет, я знаю, конечно, можно тупо пройти сквозь стену и вломиться в чужое сновидение, дров там наломать. Более того, я ведь, в основном, этим и занимался постоянно - дрова ломал. Но теперь с меня достаточно древесины. Не буду я шастать по чужим снам, сквозь стены щемиться. Этот коридор - мой коридор и куда бы он меня не вел, это мой путь.
И значит, есть в нем смысл и если я его не пройду, то грош мне цена.
Да и что значит - долго иду? Это ведь Сон, Пространство Сна. А это штука довольно алогичная; а что уж говорить о Времени Сна? Тут миллион китайских мудрецов вспотеют думавши.
Я просто иду.
И думаю о Сомневающемся Боге.
Хотя... скорее, о Сомневающемся Человеке.
Или ой ли?
А вот еще тема
Для долгих раздумий
О Боге.
Какой он?
Старик ли,
Умудренный опытом?
Или же, словно Юпитер в тоге
С лавровым веником на челе
Знания древних копит он?
Откуда мне знать?
Может - да,
Может - нет,
Может, он молод,
И прыгает.
Сока плодов экзотичных нажравшись,
Орет и ногами дрыгает?
Может, был прав
Прабхупада - Свамиджи,
И мяса
есть нельзя никак?
И истина только
В ведической пище,
И нету ее в наших пряниках.
Или вообще,
Начитавшись Ла Вея
Дьяволу поклоняться...
Чтобы потом,
Потихоньку хренея,
При виде креста плеваться?
Вот ведь. Ну надо...
Какие проблемы?
Нету
Ни в чем
никакой
системы.
«Что это? Библия?
«Ну ее! Брось!»
«Все это подлый обман!»
«Ты что, не слыхал?
Наш Бог - лосось!
За чудом не лезет в карман!»
* * *
А ты тут лезешь
со своей теологией...
Кулинария!
Вот чему молятся многие!..
Да, сорвало мне башню, сорвало... стихи свои допотопные вспомнил - ни к селу, ни к городу.
О чем вы?
Ах, о Боге...
Плавали, знаем...
Более неблагодарной темы придумать не могли? Ведь сколько людей за это уже жизнь отдало! миллионы! Да почти миллиарды! Да кто их, бедолаг, считал?! И сейчас гибнут за ЭТО и будут гибнуть, всегда... А знаешь почему - всегда?
Да потому что Бог, он всегда нужен. И всегда каждый его по-своему видит. Для одного это Хозяин и Создатель, да неважно кто, абы было кому в ножки кланяться да голову об пол колотить для другого - Высшая Сила, о, да, есть-таки справедливость в мире, да и не простая, холщовая, а Высшая! Ну, а третьему всегда будет нужен Супервраг, Супердиктатор, надо ему с кем-то разговаривать, кому-то кулаком гневно потрясать. Потому что мы - люди, мы такие, неймется нам. Невтерпеж.
Всем бурю подавай, всем!
Пусть сильнее грянет буря!
Не надо нам тихой жизни, даешь Судный День досрочна-а!
Герои...
А стоит лишь буре грянуть, все - все! поголовно головы в плечи повтягивают, ой! дескать... не надо!
А вы что, думали, в сказку попали?
Всем буря надо. И все ее боятся. Только у каждого эти противоречивые желания по-своему выражаются.
Человек.
И Конец Света у каждого свой, персональный. Причем, ежегодный. За каждый пережитый - призовая игра, хе-хе...
Ладно.
Вот и выход, наконец-то...
Гм.
Вышел я в центре Города... даже, вроде бы, из подземного перехода.
Дела, конечно.
Не успел я очухаться, как ко мне уже подкатило такси и водитель весело рявкнул высунувшись из окошка:
-Садись! Тебе к Богу?
У меня брови удивленно выгнулись; но я тут же и сообразил, что он прав. Кивнул.
-Ну так прыгай, за чем дело стало?
-У меня денег нет... - развел я руками.
Таксист лишь рассмеялся:
-Да я по этому маршруту принципиально мзду не беру...
Я сел в «Волгу». Такси, причем старое, нехотя сорвалось с места... за окном какая-то размазанная радуга и автомобиль резко затормозил.
Все-таки это Пространство Сна, и здешние методы передвижения еще никто не отменял.
-Ну вот мы и прибыли, - заметил таксист. - Дорогу сам найдешь. Впрочем, здесь они все к Нему ведут, не сомневайся!
Я поблагодарил странного водителя и вышел из машины; она тут же будто сквозь землю провалилась.
Это нормально.
И куда, вы думаете, он меня привез?
К небоскребу?
Ко дворцу?
К райским вратам?
А вот и фигушки...
Привез он меня к высшей ветхости руинам. Дом - этажей в шесть, громоздкий такой, отнюдь не компактный, довоенный, наверное... бомбили немцы, да не добомбили - как стоял, так и стоит.
Как только не рассыпался, ума не приложу.
Однако, если подумать - то где ж еще быть Сомневающемуся Богу, как не в полуразваленном доме?
Я осмотрел здание.
Цвет - грязно-зеленый, штукатурка осыпалась везде, где только можно. Окна... рамы вырваны с мясом, да и, вообще, стройматериалы разворованы уж наверняка. Те, которые еще можно было использовать. Одну рухлядь оставили, один хлам.
Умельцы наши...
Что во Сне, что наяву.
Я вздохнул и шагнул в подъезд.
От увиденного даже присвистнул - внутри здание было совершенно заброшенным и серьезно загаженным, но не это главное. Перекрытия между этажами отсутствовали начисто - ни полов, ни потолков, лишь обрывки лестниц.
Ну они, как во сне и полагается, местами даже просто висели в воздухе, нахально начхав на Ньютона. А в большинстве они крепились то к полу первого, то к потолку последнего этажа. Одна одинокая лестница у стены отображала первоначальную планировку дома. Но это был реликт. Единственный.
Кругом безраздельно царила свалка и бесплатный туалет. Запахи я даже описывать не стану, ни к чему это.
Я остановился в нерешительности - и где его искать, этого Бога? И как - на слух, на нюх? Где и как придется?
А главное, что ему сказать...
-Сюда иди, - раздался голос откуда-то сверху.
Но явно не из заоблачных высей.
Я нарезал приличный круг, прежде чем заметил сидящего на висящем в воздухе куске лестницы его.
Пьяная, небритая физиономия. Мужик в грязном костюме. Костюм в клетку, ретро эдакое. Цвет лица - неопределенный, возраст - то же самое... И рядом - бутылка водки. Отпитая.
Вот те раз...
-Ты Бог, что ли? - неуверенно спросил я.
Он страдальчески оскалился желтым непобедимым кариесом.
-А ты человек, что ли...
Я почесал затылок.
-Что же у тебя вид какой-то не божественный?..
Он выковырялся в носу и ответил:
-Мой вид. Как хочу, так и выгляжу.
Потом он со вздохом добавил:
-Ну что ты стал... Прыгай сюда, гостем будешь.
Прежде чем принять приглашение, я почему-то оглянулся. Но вокруг - голову даю на отсечение - на пушечный выстрел, не было не единой души. Все как вымерло. И минимум звукового фона.
Лестница, на которой восседал Бог-Пьянтос, находилась где-то на уровне третьего этажа. Рукой подать... если во Сне, конечно.
Ну что же, не впервой.
Я резко отпружинил от пола и оказался рядом с ним. От него разило спиртом и селедкой. Рыба лежала прямо на бетонной ступеньке, наполовину выпотрошенная и разделанная. Довольно неаккуратно.
Он протянул мне водку.
-На, угощайся.
Я машинально сделал глоток.
Никогда еще водка не казалась мне такой лояльной по отношению к организму. Хоть что-то здесь было высшего качества. Интересно, а селедка у него тоже не бросовая?
-Попробуй, - равнодушно сказал он.
И я подумав, что, возможно, стерильность и чистота продукта значения в данной ситуации не имеет, попробовал.
Так оно и было.
Сельдь просто таяла во рту.
-Здорово, - прокомментировал я.
Бог вздрогнул.
-А ты что думал...
Мы замолчали. Оба. Он ждал моих вопросов, а я не знал с чего начать.
-Есть закурить? - вдруг спросил Бог.
Я слегка удивился и полез в карман за сигаретами.
-Есть...
Он взял у меня сигарету. Оказалось, что огня у него нету тоже. Когда он прикуривал от моей зажигалки, я невольно заметил:
-Странный ты Бог, однако...
Он с шумом выпустил дым, и сказал, сразу уставившись в другую сторону:
-Ты тоже не подарок, допустим...
Мы опять замолчали.
Он курил, а я жевал селедку, стараясь ни о чем не думать.
Наконец Бог нарушил молчание:
-Фигня какая, правда?
Я кивнул, соглашаясь.
-И здесь фигня, и там фигня, везде - фигня. А знаешь, почему?
-Почему? - спросил я.
-Потому что изначально фигня. В начале было слово... В начале, в самом деле, пофиг было. Делать нечего. А потом... ну сам знаешь. А теперь вот, опять фигня...
Он сокрушенно замолчал.
-И часто у тебя так? - сочувственно поинтересовался я.
-Да как тебе сказать, - он вяло махнул рукой, - Бывает. Нападет хандра время от времени - не отобьешься. Я ведь, в основном, не лезу во все эти хухры-мухры. По мне так уж лучше, пусть оно все само собой утрясется. А то бывает, гляжу на этот мир, как Папа Карло на Буратино, так и кинул бы в огонь...
-Знаешь, мы и без тебя поперед батьки в пекло лезем.
Он замолчал.
-Нет, ну ты подумай только, что кругом творится! Америка в огне, де еще и Шел тут этот, чтоб его...
Я решил ловить момент:
-Кстати, Шел. Кто он такой? Это я в него, что-ли, вселялся?
-Ну да, - со вздохом сказал Бог, - да только и это тоже фигня...
-Как это фигня?! Меня чуть не пришили пару раз, а ты заладил!
-Да кому ты нужен? Нету больше Шела, успокойся... Книгу Ящера можешь в туалет отнести - от нее теперь ни вреда, ни пользы... Не такая уж ты важная птица, Спец, чтобы из-за тебя на уши всю Вселенную ставить.
Он замолчал.
Я сморщил лоб, пытаясь уяснить идиотизм ситуации.
-В принципе, произнес он задумчиво, - с этой Книгой, конечно, решать что-то надо. Но это успеется. И вот что я тебе скажу: ты не беспокойся за этот Мир, сейчас вся беда в Реальный переместилась. Похоже, в этом и есть вся соль происходящего. Как там будет, так и тут...
-Но ты же Бог, - без особой уверенности начал я, - можешь же ты вмешаться и что-нибудь изменить? Чудо совершить там, какое-нибудь...
-Не время для чудес, понимаешь? Совсем не время.
Он сделал глоток водки, перевел дух и сердито пробурчал:
-И вообще, заморочил ты мне голову. Пока!
После этого он исчез, оставив меня на ступеньках одного.
Я, к этому моменту, был совершенно запутан и обломан.
Если уж Бог не хочет этим бардаком заниматься, то что могу поделать я?
...На выходе из руин я встретил свою давнюю знакомую - исполинскую пунцовую крысу с кошачьими глазами.
Она довольно флегматично грелась на солнышке. На мое появление она отреагировала лишь открытием одного глаза, да и то, без особого участия.
-Что скажешь, Исконная?
Она ничего не сказала.
У нее впереди, как всегда, была Вечность.
Тогда я плюнул с досады; и проснулся.
День 94-ый
.......
О, рассмейтесь, смехами!
О, засмейтесь, смехами!
...Надо мной навис нахмурившийся Джемело:
-Это еще что? Предсмертная истерика? - спросил он.
-Это «Заклятие Смехом» Хлебникова. - ответил я, выбираясь из постели.
-Я знаю, что это Хлебников. Только вот, ситуация кругом далеко не смеяльная... И знаешь, человек, который проснувшись орет надгробные стихи, вызывает невольное желание вызвать психотряд. Или нет?
-Нет, конечно. Такой человек вызывает желание подписать с ним контракт на предмет декларации стихов Хлебникова на главной площади города. Жаль, что таких контрактов не существует. Дай мне сигарету...
-Фиг тебе, - отрезал двойник. - Иди морду умой.
-И то правда, - согласился я.
...О, вода!
...О, зубная щетка!
...О, крепкий кофе!
...О, сигарета натощак!
Меня, наверное, ждет рак...
Ерунда все.
Все суета и суета сует. Суета, суе-эта...
Ну и ночка.
-Что нового в мире? - поинтересовался я у Джемело, выдохнув табачный дым.
-В мире идет... подготовка к войне. По крайней мере, обстановка, как на вулкане. Ясно тебе, пиит доморощенный?
-Но-но! Не грубите! Вы мой двойник, не отпирайтесь...
-Да, конечно, - ухмыльнулся он, - Смотри, что я из своего сна вытащил.
Он швырнул мне на колени увесистый журнал. Эдакий мэгэзин с лихой надписью «DRINK!» Оформлено чтиво было в духе цветного порнобуклета, однако, на обложке вместо похотливых самок лежали два пьяных бомжа. В цвете.
-О-о!
Это единственное, что я мог выдать.
Я стал листать журнал и в конце концов убедился, что он представляет из себя прикольную нарезку фотографий пьянок и непотребностей. Бабищ почти не наблюдалось. Зато какие там были никакие пьяные рожи!
АБАЛДЕТЬ!!!
-Ты где во Сне тусовался? - полюбопытствовал я, - Где ты такую литературу раздобыл?
Джемело потянулся:
-В «Арсенале», естественно.
-Как там Старожил?
-Потерял голову...
Я представил себе либертинца, матерящегося по-французски, без головы ползающего по заплеванному полу бара и... ну все такое...
-А бармен до сих пор висит и загнивает?
-Да нет, - буркнул двойник, - он в целом - похерился.
-Чего же ты его лаешь, плохой бармен разве был?
-Я его не лаю, - назидательно заявил Джемело. - В старой кириллице буква «Х» называлась «Хер». Отсюда «похерить», то есть перечеркнуть крест-накрест, в виде буквы «Х». Запомни, для эрудиции...
-Запомню, - пробормотал я.
Думал потом, хрен поймешь о чем. Может быть даже об этом идиотском журнале. Представляете себе - антипорно!
-Ну, - согласился Джемело. - А какая разница, собственно? В порножурнале потные самцы и похотливые самки, причем, вторые явно доминируют. Здесь все с ног на голову. Пьянющие мужики, в тряпках... Вот, гляди, - он взял журнал, полистал, нашел нужную страницу и ткнул ей в меня, - Видишь?
На фото была изображена сцена, в которой разъяренная жена тягает пьяного в стельку мужика за патлы и что-то грозно провозглашает. У мужика было такое рыло, будто он и мог только сказать «Бя-а-а...».
-Вижу, - сказал я и закис от смеха. - Ну и что?
-А то, что это величайший образец пропаганды трезвого образа жизни! Вся подноготная... Ты знаешь, что мужчины, смотрящие порнофильмы, практически не склонны к насилию? Это наукой доказано. А наглядевшись такой фигни, разве бухать захочешь?
-М-мда-а... - протянул я, - это, получается, архиполезная литература.
-А как же... И, вообще, - сказал Джемело, закуривая, - тебе жениться надо.
У меня брови поползли к скальпу.
-Да, да, не удивляйся. А то погрязнешь в саморазрушении по полной схеме и утонешь в Бессознательном...
-Кстати, - перебил его я, - о Бессознательном. Помнится, вчера ты меня пугал появлением посланцев оного. И где они?
-А самолеты в небоскребах в Реальном Мире - это что, нормально? Это Беспрецедентный Прорыв! Ты можешь себе представить, чем это кончится?
-Войной...
-Да Пиндыком это кончится десятитысячекратным!
Я задумался.
А ведь он, если и фантазирует, то только самую малость. Так что, скорее всего, так оно и будет...
-И когда война начнется? - уныло спросил я.
Джемело пожал плечами и принялся массировать виски.
-Я думаю, в следующем году пожар полыхнет от души... Ты жениться будешь или нет?
-Ты что, мне ультиматум ставишь? - удивился я.
-Нет. Просто пример приведу. Древние Спартанцы говорили: «Одинокий мужчина опасен, как для общества, так и для государства». А еще они холостяков ставили к позорному столбу на центральной площади. Ты мутант, и опасный мутант; если уж ты запросто с Богом на брудершафт водку в руинах жрешь...
-Откуда ты знаешь? - возмутился я, - Я что, тебе рассказывал?
Он только отмахнулся:
-Не ори, знаю я все, да и кому знать, как не мне. Я же сказал, что я знаю все события, которые произойдут до той поры, пока я не проснусь.
-Ну-ка, пророчествуй, - неуверенно попытался я съязвить.
Он скрутил мне дулю:
-Да хрен ли ты ко мне прицепился - женись да женись! Куда мне спешить, ради какого лешего?! Примораживать себя к этой стране убиенной, что ли?! Что, думаешь, штемпель в паспорте поставят, значит, деньги появятся и бесы в покое оставят?! Так, что ли?!
-Заткнись, - спокойно отрезал Джемело, - Спать без задних ног будешь, вот что. А что касается бесов, так ты их сам растревожил. Ясно? Нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая. Тебя убивают твои же претензии, слишком многого захотел. Что ж, надорвался, с кем не бывает. Зато, - ухмыльнулся он, - не забеременеешь...
Я застонал.
Ну, дела...
«Бедная, Бедная Пеппи-Лотта...»
Я помню свою первую ночь за Оранжевой Дверью. Я открыл ее и вышел под мостом.
...Была ночь. Полнолуние. Но город гудел, как гигантский зуммер, готовился к отходной молитве - тотальной и беспощадной.
Звезды переворачивались в разноцветные светящиеся линии, будто Земля летела в пространстве со скоростью света, но Луна - Великая и Мрачная, нависала над горизонтом, будто восходящее Солнце.
Я смотрел как бесы - они самые, с трезубцами, копытами, хвостами и рогами плясали на крышах самых далеких домов и жгли костры, перепрыгивая через пламя, а то в него. Мимо меня пробежала мама с грудным ребенком - безумное лицо, выпученные глаза, траурный наряд. Визжа и вереща, она остановилась и принялась душить и без того уже посиневшего младенца. Затем, с криком, просто схватила его за безжизненные ножки и с размаху шмякнула об кирпичную стену, после чего помчалась дальше, схватившись за голову, не переставая вопить. Кровь ребенка стекла по стене, оформившись в надпись:
НЕСПАТЬ ВЕРЕЩАЩАЯ
Потом над городом замаячила тень черного Витязя, он что-то сжимал железной рукой... и из перчатки на землю с хохотом и хрюканьем свалились человечьи огрызки... забавы Исконных.
...Над мирозданием грянул гонг, и я уставился на небо. Луна, огромная и безжалостная исчезла, но то что я вначале принял за полосы света мимолетных звезд, вдруг стало разворачиваться плашмя. Это были иные Луны; я насчитал их двадцать шесть.
Черный Витязь сказал: «И в девятую ночь Луна исчезнет и множество Лун засияет вместо одной и знаки каждого из нас будут пылать на них, ибо люди вспомнят нас и уверуют, и истина прорастет сквозь веру. И тот, кто однажды солгал, будет низвергнут и проклят. И мир узрит свое возрождение из пепла и золотой век наступит вновь».
Небо всколыхнулось ярко-кровавой зарницей; я прикрыл глаза рукой и пожелал оказаться где угодно, лишь бы подальше от этого бедлама...
Да-а... Оказывается, любить Солнце и смотреть на него - разные вещи. Недопустимо разные.
...потом я всю ночь шлялся по невозможным железобетонным джунглям с многоствольным пулеметом в руках. Куда-то стрелял, не соображая, орал, матерился... прятался, тонул, опять прятался...
А кругом громыхали здоровенные, окутанные призрачным лиловым огнем, восьмиколесные грузовики, и из них то и дело высовывалась жуткая морда пришельца.
Йедсмуд... йедсмуд... йедсмуд...
Я передернулся, отгоняя воспоминания. Меня слегка подколачивало, и было отчего.
-Не нервничай, - раздался голос Джемело. - Ты с самого начала был неконтролируемой пешкой. Фактором сумятицы. То что ты делал, не хотел делать ты сам; тебе лишь казалось, что ты хочешь это делать. Но и другие не ждали от тебя ничего подобного. Ни Исконные, ни Запредельные, никто... Получается так, будто тобой управляло Ничто или Никто... странная путаница получается и я ее объяснить не в силах. Не знаю точно, причем здесь это, - задумчиво сказал Джемело, - но мне вдруг приспичило рассказать тебе одну притчу. Однажды, давным-давно, архангел Сатанаил поднял бунт против Всемогущего, против его безраздельной власти. Не вдаваясь в подробности, напомню что Сатана и был низвергнут в Ад, увлекая за собой своих соратников. Короче, организовалось целое стадо Падших Ангелов. И поскольку, Бог олицетворял собой все хорошее, то Сатанаил решил стать символом всего плохого, собрать в себе все пороки, какие только можно себе вообразить. А такой ерунды, хоть отбавляй. Ну и собрал, на свою дурную голову - Бог ему разрешил, заранее зная, чем дело кончится. Тогда у Сатанаила окончательно сорвало крышу, и решил он уничтожить весь Мир. То есть абсолютно. Весь до единого камушка, до последней корпускулы, понимаешь? Для этого он соорудил Костер, где-то там, в Великом Нигде, откуда все начинается, где все заканчивается и т.д. и т.п. В пламени этого костра, по его замыслу, должно было исчезнуть все. И время, и пространство... И вот подошел к костру Сатанаил, достал спички... и чувствует, что спички - жалко. Жалеет он, понимаешь, спичку на такое великое дело истратить! Он тогда к своим соратникам - дайте, мол, прикурить. А те тоже огонь позажимали. Потому что со всеми пороками вместе, он в себя и жадность вобрал и соратникам своим тот же коктейль в нутро влил. Жадные они, тупые и уродливые... Так и стоит Сатанаил перед костром и спичку жалеет. А Мир тем временем живет, как ему моча в голову стукнет.
... такая вот сказочка.
Эта бредятина меня, признаться, немножко успокоила.
Я тоже подумал - может, он прав, насчет жениться? А?
Мое внимание привлек шум и топот на улице. Я высунулся в окно. И даже ойкнул от неожиданности.
За окном смешно вышагивал трехметровый улыбающийся викинг с четырех метровым носом. Ходьба, в принципе, и есть управляемое падение, но тут все было как на замедленном воспроизведении. Викинг, оттопырив руки (для балансировки) назад, шел, будто догоняя свой кавказский нос, а его дуралейская улыбка выдавала в нем понимание неловкости ситуации.
Впрочем, вот что забавно - люди лишь изредка косились на него с неодобрением, дескать, «чаго ломисся...» А тот только осторожно, чтоб нос не перевешивал, кивал и тихо говорил «Здрасьте!» Людям было совершенно начхать на это лицо. Всех волновала лишь Америка и цены на колбасу.
-Это еще к чему? - удивился я, разглядывая спину исчезающего монстра.
Джемело, смотревший из-за моего плеча это шоу, кашлянул и ответил:
-Не знаю. Нам точно - ни к чему.
Тогда я многозначительно изрек:
-Надо пойти прогуляться.
-Это еще зачем? - передразнил меня Джемело.
-На улицах, сейчас, видно, обалденная неразбериха, - аргументировал я. - Интересно. Вот пойдем и посмотрим, как обстоят дела в окосевшей реальности.
Улица была серее серого.
Хотя нет, так сказать было бы не совсем правильно - Сон не может быть серым, даже если он черно-белый.
Здесь реальность переворачивалась в средневековую мистерию, правда, без единого намека на религиозность. Событийный ряд вызывал чувство какой-то, что-ли, удушливости и опустошенности.
Вокруг господствовала безысходность.
Если и есть на свете глюки, то вот они!
Первая картина, на которую мы наткнулись, была такова, что оторопь брала.
На ветхой скамейке восседала чернокожая бабуська, которой давно пора была уже покоиться в гробу. Вместо этого, бабуська доставала из корзинки червяков и трясущейся рукой отправляла их в свой беззубый рот. Одета она была в замшевую хламиду с позолоченным поясом; одна нога была боса, вторая в буратинском полосатом носке черно-детой раскраски. Взгляд у бабуси был такой невозмутимый, что можно было подумать, будто она ест деликатесы. А червяки были самые обыкновенные - мерзкие и отвратительные. Да еще и мухи над корзиной кружились.
Вокруг чернокожей бабуськи, на корточках сидели скинхеды разного возраста. От подростков до великовозрастных шалопаев. Одеты они были по канонам стиля: куртки «пилот», ботинки «мартинс», подкасанные темные джинсы... головы выбриты до синевы. Они пялились на старушку с разинутыми ртами. Однако, в их глазах читалось не изумление, а скорее восхищение перед бабкиным мастерством.
То и дело бритоголовые перемыкивались и что-то хрюкали друг другу. Это не был изъян, скорее некий код... но понимали мы их не больше, чем тихоокеанских дельфинов.
Вот один потянулся к корзинке, желая попробовать червяка на вкус. Бабка живо осадила подростка, с размаху залепив тому пощечину.
Естественно, в таких случаях, возмездия не последовало; скинхэд лишь захныкал и схватился за щеку. Остальные на него зашипели.
Старуха продолжала гурманить червяками, как ни в чем не бывало.
-Да... - задумчиво произнес Джемело, - Весь мир слетел с катушек. Пора бы и нам... того.
Мы вышли на центральную улицу. Наткнулись на дымящийся, тлеющий, перевернутый троллейбус. За ним засел неизвестный доморощенный боевик и, матерясь, посылал автоматные очереди в противоположную сторону. Там, спрятавшись за кучкой трупов сидел его противник и делал то же самое; в смысле, отстреливался. Время от времени то один, то другой труп проявлял признаки жизни, стонал и пытался уползти. Тогда боец кричал своему оппоненту: «подожди!», выскакивал из-за укрытия, утихомиривал труп кортиком и возвращал на место.
Наблюдая за этой перестрелкой, мы сделали вывод, что стрельба ведется холостыми патронами, поскольку никого из воюющих пока не задело.
Джемело первый догадался, что мы стали свидетелями апокалиптического варианта пэйнтбола. Мы уж подумали, что это никогда не кончится, как вдруг тот, кто сидел за скелетом троллейбуса закричал, да ты достал, дескать, и подорвался. На гранате, то есть.
За этим последовала тишина. Нарушилась она через минуту, когда второй стрелок с плачем и воем выбежал из-за трупов и кинулся к своему противнику, размазывая по закамуфляженному рылу сопли и нюни.
Дальше было неинтересно...
Мы направились в сквер, за цирком. Там, наверняка, происходило что-нибудь любопытное. А если и не происходило, то там всегда кто-нибудь подвисал, поэтому был прекрасный шанс посудачить... о происходящем.
Как и предполагалось, на улицах творилась всякая бесовщина. Мы миновали отчаянную групповуху, источавшую запах секреции и спермы, блестящую потными телами, ухающую и посапывающую. Сладострастию предела не намечалось. Рыжеволосая грудастая девица на мгновение вынырнула из клубка и поманила нас обоих. Нас там еще не хватало...
Мы благоразумно отказались.
Девица немного потормозила, с подозрением рассматривая то меня, то Джемело... Затем она остервенело фыркнула и опять зарылась в мешанину плоти.
Проехал грузовик. В кузове пьяные макаки (именно макаки!) на немузыкальный лад голосили что-то о подмосковных вечерах...
Становилось совсем тошно.
В центре, на площади Восстания мы вошли в зону, где звуки резко оглохли, а цвета стали чуть-чуть размытыми. Четверо солдат, в форме невиданной армии палили костер и курили марихуану. Над костром булькало варево...
Да всякого там было, на улице.
Запахло сельдереем. Я вспомнил берега Стикса и поежился.
«А что, бывает гляжу на этот мир, как Папа Карло на Буратино, так и кинул бы в огонь...» - сказал, помнится, Бог.
О, Боже, как я тебя понимаю!
Ветераны линчуют негров, а их бабушки лупят по щекам зеленых нацуг, хотя, во втором случае, во втором случае, все должно быть с точностью до наоборот.
Вот он, мир, где овцы грызут волков, а куры - лис.
Де еще и бог рехнулся.
Спятил, дятел.
Я как-то сочинял стишок про сумасшедшее божество... (ага! разрешите самолюбоваться...)...но знал бы я тогда, что так?!
Одиноко стою средь угрюмых небес,
У бытия на краю,
На мосту в Бесконечность
Подо мной - Ахерон
Черной Бездной манит и пылает
Псы звездные лают...
Боязнь высоты - Антимир.
Я камень в твердые воды бросаю
И слушаю.
Там - тишина: Бесконечность...
Пространство молчит.
И тусклые звезды мерцают.
Лишь Цербер голодный
От холода клацает челюстями.
Я кутаюсь в плащ
Афродитой из пыли небесной сотканный
В очаг Бездны желанной
Надменный бросаю взгляд;
И
Плещется яд
Воем Цербера слух мой лаская
И таинства Ночи познав,
Мышью летучей
В плоть мирозданья впиваюсь.
Взлетаю.
Средь угрюмых небес,
Унылым величием скрыт;
Плыву.
Я - Выпивший Зевс.

Да, да, да... именно так.
Только не выпивший, а допившийся до чертиков, которым уже давно стало тесно в черепушке. Вот они и повыскакивали наружу, куда глаза глядят и давай, себе на радость, другим на горе... (или - коту смех, мышам слезы... неважно) превращать мир в одну большую чехарду.
Это ли Вертоград процветший?!
Это ли Третий Рим?!
Тьфу!!!
Говорят, у каждого есть два Ангела: слева - Темный, справа - Светлый. Да вот только у Темного в услужении еще и тысяча бесенят, и кукиш за пазухой, а у Светлого только честный понимающий взгляд: «В чем дело, звезда моя?» и благие намерения. А ими, как известно, дорога в Ад вымощена.
Словом, куда не глянь, всюду дрянь.
Дело - труба.
Труба, да Страшного Суда.
Страшного, аж жуть...
Да смех берет!
Отчего?
Оттого, что ни хрена не сделаешь.
Бесов - тысяча, а удержать их невозможно, хоть ты их прикармливай.
Да только, сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит.
Так и тут.
Евреи, в таких случаях говорят: «Ой, вейзмир!»
-Да, согласился Джемело. Подумал и добавил, - А в Израиле сейчас жарко и на море можно метнуться. Хоть и стреляют иногда.
-У нас тоже теперь стреляют, - возразил я.
-Вот. - кивнул он. - А у них пока никакого Прорыва и не намечается. Ни Прорыва, ни Петли. Благода-ать...
Я только усмехнулся.
Вот ведь гиль какая! Меня окружает материализованный кошмар, а у меня поэтическое настроение.
Может это вроде иммунитета?
Организм вырабатывает поэтоны и, тем самым, дает возможность мозгу отдохнуть, набраться сил и оценить обстановку трезво.
И с пониманием.
Просто Мамай Духовный прошелся по этому городу!
На мокрой, холодной скале
Сижу, изучая критически небо.
И не вижу в нем логики.
Тучки бесятся режутся в карты и крестики-нолики.
Словно старые добрые алкоголики
Луну приставаньем изводят.
На пьяное вдребезги Солнце
Ужас упорно наводят.
Вот: на сцену выходит
Невиданный раньше пейзаж.
Окрестности Бетельгейзе
Таинственный персонаж.
И ошалевшие тучки
(В вальсе тайных агентов кружась)
От радости по-зе-ле-нев
В шквале грохочущих аплодисментов,
Свой подозрительный воют напев.
(Начинается дождь)
Юпитер - их вождь.
А Марс - их военный министр.
Парад!
Небесный регистр.
Аншлаг!
Безумствует публика
С балконов валясь камнепадом.
Купил бы программку,
Да в кармане ни рублика.
И вот...
Теряюсь в догадках. Что происходит?
Земля из-под ног ледоколом уходит.
Антракт.
И нет больше сил
Смотреть этот дикий спектакль
Я очарованный сладостным бредом застыл
И силюсь познать
Премудрые тайны Небесной Механики
Тихо! Спокойно!
Только без паники
Чувствую каменный холод
И понимаю:
Что время пришло
Задействовать мозг
Чтоб снова пройти
Нереального мост
Там
Где время свихнулось
И мне тоже можно спокойно
С ума сойти.
-Уфф! Крыша едет, - прокомментировал я ситуацию, чуть не споткнувшись о труп крокодила.
Крокодил был ярко-желтый.
.......
-Ух, ты! - вдруг возрадовался Джемело, - Гляди-ка! Ведьмы Закатной Розы - средь бела дня! На улице, без маскировки и прочего.
Мимо нас шествовали шесть молодых дев мрачного вида. Красоты в них было - ни капельки. Но было в них что-то иное, с лихвой компенсирующее этот недостаток.
Одеты они были откровенно асексуально - одна, например, была облачена в грязный свитер и диковатые джинсы. Плюс, из кармана торчала бутылка некоего невозможного пойла, один цвет которого вызывает желание обрыгаться.
-Страшненькие какие, - сказал я.
-Так и есть, - подтвердил Джемело. - Так и должно быть в дни Закатной Розы.
Самая изюминка была в том, что перед собой ведьмы левитировали тело бледного карлика в одежде швейцара. Фуражка, по-моему, была приколочена к его голове гвоздями.
-Великий Зиждитель... - прошептал Джемело.
-Что?
-Великий Зиждитель, - повторил он, указывая рукой на карлика. - Они избирают мужчину, насилуют его и превращают в карлика. Совершенно безумная магия времен Матриархата. Действенная, впрочем, как я слыхал...
-Да?..
Я рассеянно наблюдал за процессией.
Через приоткрытый рот карлика доносились звуки придурковатого голоса, который на разные лады, трепался сам с собой:
«...Петля, это если ты заснул и тебе снится кошмар и ты не можешь проснуться. Существует определенная возможность миновать Пробуждение.
...Великие Люди и падают с Великим грохотом...
...И дело не в борьбе Добра и Зла. Лишь человек, отягощенный разумом, воспринимает это противостояние как нечто неестественное. В действительности, это так же обыденно, как существование материи и антиматерии.
...Вселенной глубоко плевать на разум.
...Человек, осознавший это, автоматически сходит с ума, пытаясь привести себя в максимальное соответствие с Космической Константой...»
Чревовещая таким макаром, уплыл Великий Зиждитель. Прошли мимо нас и Ведьмы Закатной Розы.
-Не знаю, как там насчет магии, - Заметил я, провожая взглядом шествие, - а гонит этот Зиждитель некисло.
Джемело пожал плечами.
Так мы пришли в сквер.
Не смотря на сравнительно раннее время, здесь уже чувствовались завсегдатаи.
Своих я увидел издали.
К ним мы и направились.
Здесь нас обоих ожидал сюрприз: статуя Кардинала Антоновича, со злобными остекленевшими глазами. Кардинал будто проклинал весь мир, за неудавшуюся попытку завладеть этим самым миром.
-Глянь, - шепнул я Джемело.
-Ничего страшного, - успокоил он меня, - это всего лишь кардинал. С настоящим Антоновичем все в порядке. Живее некуда.
...На двух скамейках сидела вся музыкальная компания - люди, с которыми я имел дело последние полгода.
Паша Павлихин, Дима Графов, Юрка Сивцов.
Люди, принципиально не потребляющие водку.
Только пиво.
Это и было самым забавным - пива у них не было.
Зато стояло с десяток бутылок «Столичной», причем две были девственно пусты, а третья уже собиралась закончиться.
Дима Графов уже безбожно дрых.
Водки попьем, полежим, помолчим...
-Вы что?! - поразился я. - С каких это пор?!
-С этих... - сквозь сон ответил Графов.
-Привет, Спец, - сказал Юрка.
У меня глаза на лоб полезли. Не думал, что еще умею удивляться.
-Что?
-Что слышал. У плохих новостей быстрые крылья, - хмуро добавил Юрка.
-Великие Люди и падают с великим грохотом, - философски заметил Паша, не глядя на меня.
Джемело многозначительно ухмыльнулся.
-Знаешь, что происходит? - спросил меня вдруг Паша. И не дожидаясь моих размышлений, начал - Скажи мне, что может быть тверже Пустоты? Что может быть бесконечнее Небытия, из которого не приходят, а затягивают? Так как, например, затянул ты всех нас в этот бардак?
Впрочем, - он сделал паузу, - что это... Время, Пространство... Это все вилами по воде писано. Ведь научились же люди быть Богами...
Димка сквозь сон замычал:
-И стало это так буднично, что слово это, ранее такое значимое, стали даже писать с маленькой буквы.
...«бог».
Хм.
Паша посмотрел не меня. Исподлобья. Раньше за ним такого не водилось.
и продолжил:
-А как же быть со словом «человек»? Если «Бог» - всего лишь название буквы в алфавите Небытия, что есть человек? Можно ли быть человеком, оставаться им, когда и Богом-то быть уже не то, что недостаточно, а просто глупо?
Он прервался на глоток водки. Затем он протянул бутылку Юре - тот выпил и дал мне.
Я выпил машинально, даже не заметил горечь...
Джемело отрицательно покачал головой и закурил.
Я тоже взял сигарету.
А Паша продолжал убивать меня своей трансформацией:
-В чем заключается человек? Ест, ходит, гадит, думает, любит, строит, ненавидит... Чувствует, в конце концов, что он все это делает. Дерево растет, зверь ходит, человек мыслит. От человека до Бога - один шаг. Если человек творит, то он уже на четверть Бог. Я творю, ты творишь, он творит, она творит. Если человек творит «нечто», он уже наполовину - Бог. Бог создает миры, человек создает проблемы. Если человек не создает миры, или хотя бы их отражения, он создает проблемы. В любом случае он что-то создает. Творит. И в этом - главная проблема. Человек много на себя берет, он лезет на рожон и наглеет на глазах у Вселенной. Он нахально врывается в Святые Святых Природы и топчется там в грязных сапогах. Человек... Понимаешь, Спец? Ударение всегда на «е»... Ты этот человек. Тот, который наследив, уходит, гордо задрав нос и говорит: «Я оставил след!» А парадокс в том, что изгадив все кругом и опустив все окончательно, человек становится Богом. Даже если и с большой буквы - почему бы и нет? При этом, он упорно отрицает свое существует, говоря - «Бога нет», напрочь забывая о том, что он уже не человек. Какие бы он доспехи на себя не цеплял - он уже Бог, он -не человек. Потому что, будь он Homo Sapiens, он бы просто мыслил и чувствовал. Да и думать он не обязан. Люди не думают, думают уже полубоги. Боги не думают, они знают...
Графов опять вклинился в Пашин монолог:
-Рыбы и есть Боги; они не думают, они знают. Юрка, дай беленькой...
Юра подал спящему философу бутылку. Димка пил водку, как минералку.
Водка - минералка.
Тогда и смерть - щекотка.
-Бог, - сказал Паша, - либо одноклеточен, либо всеобъемлющ. Человек, ставший, или пытающийся стать Богом ни то и не другое...
-God wants me to pray! - завопил Димка и перевернулся на другой бок.
-Да, - продолжил Паша, - Пресловутая третья сила. Та самая, что не лево и не право; не зло и не добро, не свет и не тьма, короче, то, чего в природе, по идее не должно существовать. Но существует. И мало того, нет, чтобы сидеть спокойно и не рыпаться - человек прет напролом и, что обидно, все из него выходит! Ему ставят палки в колеса, ломают руки и ноги; но он настырно идет к свету, не понимая, дурак, что ничего там нету, не найдет он там ни хрена, ослепнет только... И он - чудо? - не слепнет, а узнает каково быть Богом... видать только потому что ни фига не понимает. Выходит к светилу, орет себе невесть что, вроде бы обгоревший и все-таки счастливый, и никак уже не замечает, что топчется по этому самому светилу... И плевать, что все невероятно, все невиданно и ново, главное, почти дошел. И валит вперед... Потому что не знает, не замечает, что все остановки в стороне.
-Ублюдок ненасытный, - проговорил Графов сквозь сон.
А Паша рек далее:
-И сотворив нечто, соорудив, сомневается и идет дальше и творит, творит, творит. И ни конца ни края этому не видно. Если уж строит планы, то на миллиарды лет. И если падает, свято верит в то, что это - полет. Или, по крайней мере, свободное падение, невесомость. Прямо-таки убийственный оптимизм. После такого уже никто в живых не останется. Всю Вселенную опутать разумом, во всем смысл найти, все раскусить, распотрошить, по полочкам разложить. А во многие знания, многие беды! Но пытаются подогнать необъятную безрассудность Природы в свои разумные рамки. В каждую щелку - словно тараканы влезли. Когда поняли, что по большому лишь кулаки отшибут, стали лупить по почти невидимому...
-И зашаталась основа основ. Знание зашаталось. И Человек стал Богом. - это снова разглагольствовал Графов.
-Бог перестал быть недосягаемым, - обреченно произнес Паша. - Потому что Человек его сожрал.
Богоед.
Они опять принялись за водку. А я, совершенно ошеломленный, смотрел на них и пытался узнать... своих старых приятелей.
«Все изменилось, джемело миа. Все изменилось».
Прав был Джемело, как пить дать был прав.
-Паша, - заговорил я, - с какой стати тебе порвало в теософию?
-Дело не в теософии, - ответил он. - Просто... каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
-Фазан, да фазан, - проснулся Графов. И пропел: - Где-е сиди-ит фаза-ан...
Паша спросил меня:
-Спец, ты этого мира хотел? Этого?
Он обвел рукой вокруг себя.
Я честно признался:
-Не знаю. Ни хрена я не знаю, Паша!
И тут заговорил Юрка, который до сих пор почти не слова не промолвил:
-Так, - тихо начал он, - Вот что я тебе скажу, Спец. Этот мир не может быть таким, какой он теперь. Каким он становится. Нам этот бардак не нравится. Сон должен быть сном, а явь - Явью. Ясно?
-Что ты имеешь в виду? - забеспокоился я.
Юрка вытащил из куртки пистолет. Настоящий, боевой.
-Я думаю, - промолвил он, - что если тебя пристрелить, все будет как раньше. Все станет на свои места. Верно, Павлик?
Паша кивнул.
А Графов влил в себя остатки водки и возликовал:
-Верно! Убить! Четвертовать! Сжечь на костре! Отрубить голову! Колесовать и на кол посадить! Ура! Хайди-хайду-хайда...
Юра встал, подошел ко мне и холодный ствол воткнулся в мой живот.
Взгляд у него был серьезнее некуда. И голос - тверже алмаза:
Я ведь верно рассуждаю, а, Спец? Ударение всегда на «е».
-Стоять!!! - заревел Джемело.
Юрка почему-то сонно, посмотрел на него.
Джемело вдруг поплыл перед моими глазами. Как и Юрка... как и все остальное... Все, без исключения...
* * *
Ощущение было такое, будто меня шандарахнули по голове чугунной дубиной.
-Бля-а-а-а...
-Именно оно, - сказал Джемело.
Очухавшись, я осмотрелся.
Ничего особенного.
Комната.
Вернее, камера.
Стены серо-стального цвета, ни единого намека на окна, тем не менее, приличный дневной свет. Никаких предметов обстановки. То есть абсолютно.
За исключением голой кушетки, на которой мы сидим. Она, хотя и такого же однотонного цвета, и из того же материала сделана, однако же достаточно мягкая.
-Что это? Где мы? - очумело спрашиваю Джемело.
Он отвечает со вздохом:
-Временно-пространственный кокон. Гиперстазис. Мы, в общем, нигде. Но это самое лучшее, что можно было сделать в сложившейся обстановке. Иначе нам обоим был бы каюк.
Я помолчал.
-Что на них нашло, Джемело? Пистолет притащили...
-А что ты от них ждал? - удивился двойник.
-Как что? Друзья, все же!
-Дру-узья?! - Джемело расхохотался, - Это Зондеры! Нелюди! Разве трудно было дагадаться?
-Какие, на хрен, Нелюди? - не понял я.
-Обыкновенные. Те, что посланцы Бессознательного. Вот, послушай, - он вытащил из воздуха фолиант. ЗМЕЕЛОМКА, без сомнений. Открыл, поискал нужную страницу, прищурился и стал читать:
-Итак, трам-пам-пам... человек - низшая форма разумной жизни... Бр-р... ага, вот, слушай - Нелюди: Но Боги, создав один мир, тут же бросают его на наш произвол, ибо наш удел уничтожение этих миров... Ибо тогда закончится наша тюрьма, когда погибнет последний человек... СМЕРТЬ СМЕРТНЫМ... Мы - Нежить, ибо истинная наша плоть из камня... только мы, Порождения Тьмы и Властители, равные Хаосу, несем тебе освобождение от слишком ровных и прилизанных линий. Мы, дети и воины Хаоса и Тьмы Кромешной, потушим старые, корявые звезды и зажжем, если только пожелаем, новые. Случится это в день, когда умрет последний человек и рухнет гнилая стена Времени - Пространства. Великий Ящер пошевельнется и укажет перстом своим на Запад. И мы, украшенные суровой сталью, поведем свои ладьи туда, к последней звезде. Перед нами падет ниц сама Бесконечность и Вселенная повернется к изначальному беспорядку. Мы уничтожим этот мир, мы потушим лживый свет; и звезды наши будут так же черны, как сама Тьма и Пустота! Вот так!
Закончив на столь пафосной ноте, Джемело громко захлопнул книгу и заявил:
-Как видишь, и среди Исконных есть свои психи.
-Я что-то не очень понял суть этого... манифеста.
Джемело швырнул ЗМЕЕЛОМКУ в воздух - она тут же растворилась - и сказал:
-В двух словах, Нелюди это Исконные, считающие, что все зло во Вселенной - от Человека. Антропомахи, человекоборцы, понимаешь? Если мир сейчас не погибнет, и будет развиваться как положено, думаю, Человечество еще столкнется с этими тварями. В космосе. Хочешь сигарету?
-До смерти, - признался я.
Мы дружно задымили.
Джемело продолжил:
-Впрочем, в чем-то нелюди правы. Тебя действительно стоило убрать из Миров, чтобы все повернулось на свои места. Тот, что выглядел, как Сивцов, достаточно ясно выразился по этому поводу.
Я поперхнулся дымом. По коже побежали мурашки:
-Ты что, предлагаешь меня... нейтрализовать? Убить?
-Зачем - убить? - удивился Джемело. - Именно - нейтрализовать. А ты уже нейтрализован. Ты же в коконе... Тебя как бы не существует.
Я задумался.
Временно-пространственный кокон?
Вполне вероятно, он и прав, что меня «как бы» не существует.
Я же - нигде.
-Так, - промолвил я, - и сколько мне здесь томиться? Как долго?
Джемело кивнул:
Слушай сюда. Я сейчас вернусь в Реальный Мир. Ведь я там гость, следовательно, я на него не влияю. Одновременно я заменяю тебя. Я все сделаю... в смысле, придумаю, как тебя вернуть на Землю. У меня есть кое-какие мысли.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
Беспощадным взором.
-Ты мне доверяешь?
Минуты полторы я мучительно думал. Не моргал и не отводил взгляда.
Наконец, ответил:
-Да.
-Хорошо. Тогда я тебя покидаю.
-Э-э! Стой! А что я тут, по-твоему, жрать-пить буду? Где, в конце концов, туалет?
Он засмеялся.
-Здесь такие фокусы! Ты только пожелай, что надо; оно само появится. Даже бабы будут, если захочешь...
И исчез.
Не-ет, баб мне совершенно не хотелось.
А вот желудок митинговал не по-детски.
Я вздохнул и почему-то пожелал пива.
Ух!
Передо мной, как лист перед травой, материализовались две упаковки «Гиннеса».
Просто праздник какой-то.
Любимый сорт...
Я открыл бутылку, и не задумываясь о том, что грешу перед вкусовыми качествами марки, влил в себя сразу половину бутылки.
Райское наслаждение.
А поесть?
Невесть откуда появился столик с шашлыками.
Разве я шашлыков хотел... впрочем, очень даже может быть, что и шашлыков.
Стянув зубами кусок мяса, я принялся жевать и думать.
И вдруг мне стало смешно.
Надо же... я нахожусь в гиперпространстве, в месте, куда, в некотором смысле, стремится все прогрессивное человечество, жую шашлыки и пью пиво. Бухаю!
Ich heute saufen bier!
Ха-ха-ха!
Представляете себе, где наша не пропадала...
Постепенно, пиво начало оказывать свое анестезическое действие. Это же все-таки «Гиннес», хоть и консервированный.
Меня понесло по волнам раздумий, софизмов, казуизмов и прочих силлабизмов.
Мужик собаку растил, вырастил и отпустил...
Мои мысли, мои скакуны...
Как там Антонович говорил, Сознание - остров в Океане Бессознательного? Мое, твое, его сознание? Хрен там.
Не остров это, а целая планета. Не один там город, а миллионы. Во всех и не побываешь, жизни не хватит. Даже и не знаешь, что ожидать от себя. Свобода, знаешь, выбора.
Идешь по дороге, видишь, кошель, полный долларов. Как нормальный человек должен поступить? Правильно. Поднять и припустить без оглядки. А тебя кто знает, может ты спокойно мимо пройдешь.
Ведь выбирают люди вместо спокойной жизни, полный бедлам, перманентную революцию, ну я не знаю, конструктивный там, паразитизм... экстрасоциальность.
Максимализм.
А ведь тот, кто выглядел как Паша, в своей филиппике недалеко ушел от истины.
Человек - богоед.
Хм...
Сознание - остров, говоришь?
В Океане, говоришь?
Остров Невезения в Океане есть...
Не остров - Планета.
Не Океан - Космос.
Бесконечный, непостижимый и черный... че-орный, как куку-ушка!!!
Да.
Излагать мысли я так и не научился.
День, ночь, сутки.
Короче, напился я «Гиннеса», нажрался шашлыков до отвала и уснул мертвым сном.
* * *
Разбудил меня, само собой, мой милый двойник.
-Который час? - тупо спросил я.
-Какая здесь разница? - искренне удивился он. И честно, все-таки ответил. - черт его знает.
Я раскупорил еще одну бутылку пива.
Он тоже угостился.
Некоторое время мы молча потягивали «Гиннес». Потом он сунул мне в руки книжицу, напоминающую паспорт:
-На, изучи.
Я осторожно покрутил в руке паспорт:
-Что это?
-Паспорт.
-Я вижу. Что за паспорт? На кой он мне? Я что, паспортов в своей жизни не видел?
-Такого - нет. Паспорт гражданина Великого Государства Израиль Дана Бен-Цви.
-А кто это такой?
-Ты.
Зря я в этот момент пытался выпить пиво. Оно распылилось передо мной. Ну, еще бы...
-Я?!
-Ты.
Я раскрыл паспорт и глянул на фото.
Эта еврейская рожа, несомненно, принадлежала мне.
-Ты что, из меня еврея решил сделать?
-Уже сделал.
-Да ты что, с дуба ляснулся? Какой, на хрен, из меня еврей?! И почему именно еврей?!
Он подождал пока я прекращу бушевать и принялся спокойно разъяснять мне политику Партии:
-Точки взаимопроникновения Яви и Сна привязаны территориально, они всегда локализованы. Исконный из Монголии ни за что не вылезет на белый свет в районе Лабрадора. Ясно тебе? А твои недруги меньше всего рассчитывают найти тебя в Израиле. Да и ЗМЕЕЛОМКА там будет в большей безопасности; как никак, а Святая Земля.
-В самом деле? - растерянно удивился я, приходя в себя. Паспорт крутился в моих руках, как брэйкер на танцполе.
-Безусловно, - деловито отрезал Джемело.
Эпилог
Из такси высунулась личность абсолютно не семитская.
Но спросила, личность-таки на иврите:
-Лэан?
Куда, значит...
Я сказал, куда мне надо.
Таксист критически взглядом оценил мою платежеспособность.
Я помахал у него перед носом купюрой.
Кроме фантастически реалистично сделанного паспорта, Джемело дал мне на дорогу приличную сумму в инвалюте.
Фальшивой, конечно, сделанной на Той Стороне.
Так никто этого и не заметит.
Деньги он мне дал, как он выразился «на вино и на женщин».
Критический взгляд таксиста моментально сменился восторженным приемом публики.
Я сел на заднее сидение и уставился в окно.
Я пялился на проносящийся пейзаж взором робота, выдержавшего короткое замыкание.
Взором непуганого идиота.
Как говорится, самое время пугнуть.
Хватит меня пугать.
Хватит с меня Апокалипсисов, давно умерших Магов и Фараонов, хватит с меня Зондеров-Нелюдей... Довольно с меня ЗМЕЕЛОМОК (Книга, кстати, лежала тихо в моей сумке и посмеивалась. Скоро я отправлю ее в Никуда. Отсюда), хватит Минувших, Вошедших, Исконных и Запредельных.
Меня от этого уже воротит.
Все.
Я на пенсии.
И главное - хватит с меня всех этих Оранжевых Дверей. Осточертели по самое некуда.
А где-то там
За линиею фронта,
Ты мне готовишь
Яблочный пирог
Там сахара - Сахара
И кофе - раскаленной лавой.
А я
В траншее занемог.
И тут
Во весь опор идет война.
По мне свирепо маршируют
Вши обыденных забот
А в перерывах между смертью
Супергерои
Обновляют наш завод.
А я со скуки сдохну
Если раньше
Меня холера не сожрет
Иль пуля-дура
Сердце мне пробьет
Но я к тебе иду который год
Прости меня
за то
Что я тогда
Не хлопнул дверью...
А стоило бы.
Верь мне.

Плевать на краски.
Все будет замечательно.
Июль-Октябрь 2001