Дис. Глава 30. Пустота

                На следующий день плохо стало уже Антону. На Катю он просто не мог смотреть, чувствуя свою вину. Квартира его, такая красивая и удивительная, сейчас совсем его не радовала. «Ну все к черту, — раздраженно ворчал он про себя, — никуда не хочу лететь. Пусть все остается как есть и пусть даже все мы, по сути, лишь слепые кроты и не видим ничего. Но не зря же говорят, что счастье в неведении». Несколько раз он сталкивался с Люн, которая, хлопоча по каким-то своим пустякам, ходила по квартире туда и сюда. Потом долго еще стоял у нее на втором этаже и молча смотрел на небо. Потом сидел в мягком кресле внизу, что-то невнятно бормоча себе под нос. Наконец Люн заметила это его состояние и сказала:
— Слушай, если ты не хочешь лететь, то и не надо. Я сама тогда полечу. Но не жди меня назад уже скоро. Да и вообще, сам подумай, ну что мне тогда здесь у вас делать, если вы сами себе не хотите помочь? Не могу же я вас заставить.
Антону стало немного стыдно. «Вот уж, — подумал он, досадуя сам на себя, — согласился, а теперь на попятную пошел. Нет, так тоже нельзя. И чего это я тогда, спрашивается, Катю мучил, — он глянул на нее, — ведь она, похоже, теперь уже со всем смирилась. Нет, права эта девчонка, опять права. Если уж и лететь, то сегодня». Он встал, подошел к Катерине, которая неспешно хлопотала с чем-то у себя на кухне и, крепко обняв сзади, прижал к себе. А Кате, в общем-то, ничего другого и не надо было, лишь простые знаки внимания и подтверждение того, что Антон ее любит. Она повернулась. “Нет, эти глаза не могли лгать”. Ведь у него сейчас были точно такие же глаза, как и в то утро, когда они стояли у нее на лоджии после той, самой первой их ночи. Он же тогда по какой-то причине о своем доме заговорил, которого у него почему-то не было. И вот теперь опять этот взгляд, взгляд побитой собаки, да еще и загнанной в угол.
— Послушай, — обратилась она к нему, — я ведь даже не спрашиваю тебя, куда и по какому делу ты едешь. Едешь, так значит и надо тебе. И я уже со всем смирилась. Но не терзай ты себя хотя бы, потому что этого я точно не перенесу и опять буду реветь. Ну, ты этого хочешь?
Антон не нашелся что ответить и просто поцеловал ее. Так, как будто делал это в последний раз в жизни. Да на самом-то деле он и не знал в тот момент, когда вернется, и действительно, не последний ли это поцелуй. Наконец он отстранился от Катерины и полез на второй этаж к Люн. А та на этот раз тоже его пожалела и стала утешать, бормоча что-то неразборчивое, в точности как и тогда, когда успокаивала Катю.
Наконец наступил вечер. Последний вечер Антона на этой Земле. По крайней мере такой, как он ее знал. И он словно бы чувствовал это, отчего и лежал пластом на втором этаже, просто не в силах пошевелиться. Он даже не стал спускаться вниз к ужину, не испытывая совершенно никакого голода. Однако, когда часы пробили уже десять, все-таки собрался с силами и, кое-как сдерживая слезы, стал писать Кате прощальное письмо.
И вот пробила полночь. Катерина к тому времени уже с час как спала, а Люн, хлопотливо собирая какие-то мелочи, все еще ходила по своему этажу. Наконец она остановилась, посмотрела по сторонам рассеянным взглядом и произнесла:
— Все, кротик, пора лететь. Ты готов?
А что значит готов? Антон и не знал. Весь день он, собственно, ничего такого и не делал. Собирать вещи ему не надо было, — по-крайней мере Люн ничего ему об этом не сказала — поэтому готов, наверное. Во всяком случае, морально — да. Он встал, поправил джинсы, застегнул рубашку и кивнул головой.
— Послушай, кротик, — Люн поставила сумку на пол, — я тебе обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты как можно скорее вернулся к своей Кате. Но не все, к сожалению, зависит от меня. Однако, если все пойдет нормально, то ты вернешься сюда уже месяца через три. Ведь не сможет же наш Совет проигнорировать уже такие аргументы, — она указала на него. — Ведь это не манускрипты какие-нибудь и не книги, а живой человек, который сам к ним прилетел и попросил о помощи. Человек, который ни в чем им не уступает. Поэтому не переживай сильно, — Люн подняла сумку и, подойдя к нему, погладила по руке, — все будет хорошо.
Они взлетели примерно через час. Антон за это время еще успел проститься со своим Дружком и оставить Кате на столе прощальное письмо. Потом он еще раз перепроверил все ли в его квартире в порядке и достаточно ли денег на их общем с Катей счете, который он загодя открыл для нее в одном крупном московском банке. Затем поцеловал девушку на прощанье и более уже не задерживаясь, покинул свою квартиру. Потом они как-то слишком уж долго спускались на пяти лифтах вниз, потом шли в тот парк, где вчера проверяли его способности, а затем и рванули наверх. И сейчас Люн уже летела на своем Гнорхе, а Антон рядом с ней. Однако полет этот не стоил ему ровно никаких усилий, поэтому он совсем от них не отставал.
Скорость они сразу развили бешеную, примерно такую, с которой вчера снижались. Так что буквально за пару минут уже покинули пределы земной атмосферы и выскочили в открытый космос. Затем они чуть отклонились в сторону и полетели по направлению к Луне.
— Не надолго, — пояснила Люн, — мне там забрать кое-что надо.
И все же, этот вынужденный их крюк не получился совсем уж коротким, поскольку они и до Луны-то летели часа три, а потом еще и там провели примерно столько же. Люн показала Антону свое временное пристанище. Действительно весьма неказистое. Это был, по сути, совсем крошечный примитивный домик, построенный из того же самого зеленого мха, что густо рос вокруг и только лишь немного присыпанный по краям лунным грунтом.
— А это что такое? — спросил Антон, когда они приблизились к ее домику и указывая на матово-черное пятно в центре одного из кратеров.
— Да я и сама не знаю, — отмахнулась от вопроса Люн. — Оно всегда здесь было, насколько помню. Может жерло давно потухшего вулкана, а может и след от метеора.
— Надеюсь, они здесь не часто падают? — как-то риторически спросил Антон, посмотрев на небо.
— Не часто, — успокоила его Люн, к тому времени уже приземлившаяся и, отправившая своего Гнорха резвиться среди полупрозрачного мха.
В домике Люн показывала Антону всякие безделушки, которые подняла сюда с Земли, а также свои, действительно уже странные вещи и приборы, которые доставила с Сатурна. Особенно заинтересовала Антона одна скрученная в рулон полупрозрачная матовая пленка, которая после того как он ее развернул, засветилась различными цветами.
— Это вычислительная пленка, — пояснила Люн. — Она как ваши компьютеры, может производить вычисления и показывать все это на экране. Да вот, кстати, — она поводила по пленке рукой, — знаешь, что это за светящиеся точки на карте?
Антон пригляделся. Да, действительно, сейчас эта пленка показывала карту Земли, на которой светились в разных местах ровно пять оранжевых точек.
— И что? — спросил он.
— Это те самые кольца, которые ты раздал людям, о которых я просила. Одно, вот смотри, все еще находится в Англии, второе, вот тут на Дальнем Востоке, остальные там и там, а это, — девочка посмотрела на Антона, — кольцо твоей Кати.
У того даже слезы блеснули на глазах.
— Люн, — едва не взмолился он, — давай возьмем эту пленку с собой. Я ее прямо вокруг себя обмотаю, чтобы не мешала. Мне так легче будет.
Девочка на него очень внимательно посмотрела.
— Ты знаешь, кротик, — произнесла она задумчиво, — мне уже начинает казаться, что я ошиблась на счет твоего отношения к Кате. И, похоже, она тебе не только для удобства была нужна.
Но тут она снова отвлеклась и вернулась к своим хлопотам. А Антон, так и не получив от нее внятного ответа, все смотрел на эту пленку неотрывно, после чего взял и молча засунул прямо себе за пазуху. И он ни за что бы теперь с ней не расстался. А значит Люн можно было и вправду ничего не говорить. Да к тому же, несмотря на свой относительно юный возраст, она была девочкой достаточно умной и проницательной, а поэтому просто решила не заострять лишнего внимания на этой, весьма болезненной теме.
Наконец они взлетели и с Луны. После чего, сделав небольшой коррекционный маневр, разогнались уже по настоящему. Хотя, какой была теперь их реальная скорость, трудно было сказать наверняка, поскольку никаких явных ориентиров в ближайшем окружении совсем не осталось. И теперь уже Антон совсем по-иному оценил слова Люн на счет пустоты. Той пустоты, которой он и представить себе не мог. Когда тебе, ну абсолютно не до чего дотронуться или даже ощутить. Когда вокруг тебя одна черная бесконечность, исколотая лишь яркими точками далеких звезд. Ему стало не по себе. Отчего он взял сначала Люн за руку, а затем уже и весь взобрался на Гнорха позади девочки. Та похлопала его по колену:
— Ничего, кротик, ничего. Потерпи, скоро привыкнешь, — произнесла она успокаивающе, — мне тоже сначала было не по себе.
На это Антон ничего не сказал, а только еще сильнее прижался к ней сзади. Он все еще осматривался по сторонам, почти неосознанно стараясь найти хоть какой-то реальный предмет, пусть даже в самом далеком окружении. Но нет, — один лишь черный вакуум вокруг, абсолютный холод и неимовернейшая тишина были теперь его спутниками. Причем спутниками на очень долгое время.
Наконец, и вовсе уже не зная чем бы себя занять, Антон стал расспрашивать Люн об их мире. А той, видимо, тоже захотелось немного поболтать, отчего она все очень подробно и обстоятельно ему рассказывала. Оказалось, что их мир устроен совсем не так, как земной. Что главным законом на Сатурне был закон суверенитета. То есть не только полной независимости общественных объединений или государств, но также и отдельных личностей. У них каждый эл с самого момента своего рождения получал в полное распоряжение огромную сферу, где мог делать вообще все, что ему заблагорассудится. Причем никто без его дозволения не мог в эту сферу к нему ни войти, ни каким-либо иным образом вмешаться в его дела. Но и выход из этой сферы мог быть также ограничен, если, например, эл допускал насильственные действия или обман вне своей территории. На общих, нейтральных территориях действовали и общие же законы, нарушать которые было нельзя. И в большинстве своем элы эти законы соблюдали. Хотя и не все, конечно. И тогда их сферы начинали приобретать другой цветовой оттенок. Если сначала все они были одинакового зеленого цвета, то потом, они могли становиться сначала серыми, коричневыми, а затем уже и вовсе красными. И вот из такой красной сферы, эл, который много чего натворил на общих территориях, выйти вообще не мог. Если только через очень долгие годы. И таким вот простым, незамысловатым способом его собственный дом превращался в его тюрьму. Хотя и все еще весьма комфортную, поскольку на своей территории он оставался полновластным хозяином.
Люн что-то рассказывала Антону еще и о черных сферах, а также о том, что такие тоже, вроде, где-то встречались, но сама она лично ничего подобного не видела.
— А что будет, — решил уточнить Антон, — если какой-нибудь эл на своей территории как-то навредит своему гостю?
— Ничего не будет, — ответила Люн. — Это же его дом и он волен делать в нем все без каких-либо ограничений. Но вот если его гость сделает ему что-то плохое, то это уже будет считаться тяжким преступлением.
— Да-а, — протянул Антон, — странный у вас мир. Вот никогда бы не подумал, что просто сходить к кому-то в гости может быть таким опасным делом.
— Для того, чтобы ходить в гости, да или просто жить в чужой сфере, ты должен этому элу полностью доверять, а иначе, действительно опасно, — согласилась с ним девочка. — Но если элы любят друг друга или хотя бы дружат, то опасности никакой нет. Да и не звери же мы в конце концов, чтобы вот так без причины делать то, о чем ты говоришь. У нас вообще очень низкий уровень преступности и знаешь почему?
— Почему?
— Потому что все живые существа в основе своей нормальные и неконфликтные. А поэтому вполне заслуживают доверия. И потом, главное в таком устройстве, — что каждый эл имеет все возможности для самореализации. А не для этого ли мы и появляемся на свет? И еще, он может даже расширять свою сферу, делая что-нибудь полезное для других элов или даже перейти в другую сферу и присоединиться к той или иной группе. У нас ведь встречаются такие сферы, ну просто огромные, в которых живут, и весьма бесконфликтно между прочим, миллионы и миллионы элов, сохраняя при этом возможность в любой момент вернуться в свой собственный дом.
— А что на счет плоскостей? — поинтересовался Антон.
— Ну, этих плоскостей несколько, — неуверенно проговорила Люн, — низшая, средняя и высшая. В них живут особые элы, элита. Они как раз и находятся на тех самых кольцах, которые так хорошо видны даже с Земли, и которые и составляют главное украшение нашей планеты. Но, знаешь, я ведь никогда не была там, хотя и пролетала мимо не раз уже. Впрочем, я знаю точно, что в эти плоскости могут войти лишь самые выдающиеся представители нашей расы: ученые, философы, художники. Но они живут очень обособленно и почти никогда не пересекаются с простыми элами, а оттого про них ходят разные слухи и множество легенд, но никто ничего не знает наверняка. Эй, да ты, кажется, спишь уже?
И действительно, Антон, то ли от этого долгого разговора, который на самом деле длился несколько часов, то ли от избытка новых впечатлений уже некоторое время крепко спал, отчего и слегка завалился сзади на Люн. Но та не стала его будить, «Пусть придет в себя, — подумала она, — а то так и вправду как бы не повредился рассудком».
Однако Антону ничего подобного не угрожало. Он, на самом деле, был намного крепче, чем предполагала девочка и даже, чем думал он сам. Просто ему действительно сейчас нужно было немного поспать. И сон, который ему снился, был полон разных событий, смешанных прежде всего из того, что происходило с ним самим за последнее время. Но главное, в нем были предметы, до которых можно было дотронуться, понюхать или даже попробовать на вкус. И не было той безбрежной пустоты, которая окружала его сейчас на самом деле. Абсолютной пустоты, вечной, неподвижной. Такой, что если совсем не фантазировать или не видеть снов, проникала, как казалось, вам в самую душу.