Стена

     Беспрерывно грохочет небо, раскалываемое на куски сиянием молний, низвергая на город безумное количество воды. Вода всюду, она хлещет по крышам, клокочет в водосточных трубах, превратив улицы в русла стремительно несущихся рек. Город покрыла сплошная дождевая стена, она живет, она не стоит на месте, она дышит, мечется из стороны в сторону, ей тесно, сжатой домами; она лупит в стены, стучится в закрытые окна. Еще усилие – слышится треск оконной рамы, звон разбитого стекла, и огромный фонтан брызг стремглав летит  в образовавшуюся брешь.
     Обитатель не вскочил, не бросился прикрыть окно. Ворвавшийся шквал вернул его в состояние реальной жизни. Буря, бушующая на улице, нашла отголосок в его душе, вызвав желание раствориться, смешаться со стихией, так отвечавшей его состоянию.
     Но стихия – явление природное, действует неукоснительно по каким-то своим, присущим только ей законам, и вряд ли разделит, поймет «бурю» страстей, бушующую в душе человека, невидимую, заключенную в пределах плоти.
     Мозг не подчинялся воле, ни на секунду не прекращая свою утомительную работу. Мысли стремительно проносились по цепи логически выстроенных звеньев, упирались в какую-то стену, на миг задерживаясь, вновь возвращались к исходной точке и так бесконечное множество раз. Это становилось невыносимо. Апогея чувства достигали, когда с грохотом и шумом дождя в окно доносился звук проезжающего мимо автобуса. Больно сжимается сердце. Отчего? Почему? Этот посторонний механический звук обращает на себя внимание, проникает в душу, нестерпимо давит сердце.
     Вот звук исчезает, его жадно поглощает дождевая стена. Звук пропал, но душевное равновесие не приходит, сердце по-прежнему сжимают тиски. Душа мечется в теле – ищет выход, но не находит, заточенная в объеме, из которого нет выхода, кругом сплошная непреодолимая стена. Геннадий закурил сигарету, подошел к окну. Новый порыв ветра швырнул в лицо холодные струи дождя, на мгновение стало легче, но лишь на мгновение, так как снова, разрывая дождевую пелену, с гулом пронесется междугородный «экспресс», чтобы заставить его вновь пережить всё сначала, и с каждым разом все тяжелее и тяжелее. И так будет в течение дней, недель, месяцев. С каждым следующим рейсом он уносился мыслями туда, где, разрывая дождевую стену, мчался «экспресс», мчался, чтобы встретится с ней! Геннадий завидовал автобусу – он брал его в союзники, в друзья, он становился частицей его самого. Почему? Да потому, что на том конце маршрута находилась она – Анна! Он бросил к ногам этой женщины свое искромсанное прошлое, неведомое будущее. Только ей предоставлялось право решить его судьбу. Лишь единство чувств – любить и быть любимым – дает человеку ощущение полнокровной и целесообразной жизни. Не согласуясь с формулой «любить и быть любимым», человек превращается в труп.
     Ему уже минуло сорок. Позади несложившаяся семейная жизнь, закончившаяся в итоге разводом. Он знал, что виной тому он сам, не получилась формула. Там он был любим, но не мог ответить взаимностью. Частые отлучки из дома, бесконечная ложь (которая была противна его характеру), нередкая выпивка для заглушения совести сделали свое дело...
     Он не смог вынести гнета образовавшейся стены и ушел.
     А идти было куда, ведь параллельно его семейной жизни существовала другая, в которой была полная идиллия. В которой любил он и в которой любила она. У них был уже совместный ребенок. Теперь Геннадию не нужно было ни от кого хорониться, скрывать свою связь с Анной. Не связанные никакими юридическими узами – они были счастливы.
     Наверное, каждый из отвергнутых задает себе вопрос: в чем причина охлаждения чувств одного человека к другому? И большей частью не находят на него ответа. Подобный вопрос задавал себе и Геннадий, заметив, что перспективу идеальной жизни слегка подернул туман, который, все более окутывая пеленой и холодом, грозил превратиться в непроницаемую стену.
     Он любил ее, но она уже не отвечала взаимностью, старалась реже оставаться вдвоем, при разговоре отводила глаза в сторону, замкнулась в себе. Он старался искоренить привычки, которые ей должны быть неприятны. Ломая свой с годами сложившийся характер, старался предугадать желания, выполнить любой каприз. Но все его действия в лучшем случае, вызывали безразличие, а чаще холод и нескрываемое раздражение. Чем сильнее он тянулся к ней, снедаемый желанием слиться, заключить в объятия, тем больше она уходила в себя, сооружая невидимую, непреодолимую стену. В итоге у Геннадия что-то сломалось внутри, он превратился в какое-то гуттаперчевое существо, которое гнулось и прогибалось, опасаясь доставить неудобства, вызвать неудовольствие пока еще терпящего проживающего рядом человека.
     Он решился на последнюю попытку, весь собрался, сосредоточился к предстоящему, может быть последнему разговору.
     Невольно на память пришел случай с поездом, который как-то пришлось догонять в юности. Долго бежал по перрону, настигнув состав, вот-вот ухватится за поручень последнего вагона, еще рывок, последние сантиметры... но кисть цепляла лишь воздух, а поручень, покачиваясь, медленно уплывал. Было отчаяние, чувство потери – поезд увозил его нехитрый багаж. Но что может сравниться с потерей, которая, возможно, предстоит ему после грядущего разговора?
     Разговор был долгим и откровенным. Вызвав ее на откровенность, он боялся неосторожным словом или нервным выпадом сломать хрупкий, эфемерный мост, который за столь долгое время был впервые наведен их обоюдными усилиями. Он походил на пациента, неизлечимо больного, но где-то в глубине души надеющегося на чудо.
     Анна сохраняла внешнее спокойствие, деликатно, без эксцессов старалась объяснить противоречивость своих чувств, в которых самой было трудно разобраться. Возможно, в свое время желание «заполучить» Геннадия, когда он принадлежал другой женщине, породило в ней подобие любви. И лишь время расставило все по своим местам. Любовь или увлечение, которое она испытывала к нему, прошло, его больше нет, а физическая близость без любви становится пыткой.
     Вот так туман превратился в непроницаемую стену, которую соорудили сами люди, через которую нет возможности пробиться – сколько ни старайся, любые усилия напрасны. Стена, воздвигнутая из осколков человеческих отношений, остается неприступной.
     Они разъехались, может быть, чтобы  испытать свои чувства, а, может быть, чтобы расстаться навсегда. Вот уже несколько месяцев Геннадий прозябает в небольшом приморском городке. Снимает убогую квартиру. Анна  живет почти рядом, буквально несколько десятков километров отделяют их друг от друга. Кажется, решись, сделай шаг, только шаг – и конец твоим страданиям, но как трудно порой принять это, казалось бы, простое решение. И лишь мысли, для которых не существует ни преград, ни расстояний, в которых человек всегда откровенен, позволяют тебе, не докучая своим присутствием, находиться рядом с кем угодно. Обладая этой уникальной  возможностью, единственной возможностью быть рядом, Геннадий непрестанно думал о ней.
     Стоя у окна, он жадно ловил шум дождя, среди которого вдруг появлялся гул, который заставлял трепетать душу. Гул обычного автобуса, следующего по маршруту от и до в рамках своего расписания, которому нет дела до человеческих эмоций. Почему же он заставляет учащенно биться сердце? Да потому, что это звено, реальное звено, связывающее его с ней.
Все его существо отказывалось подчиняться голосу разума, какая-то сила увлекала его, толкала вперед. Он быстро оделся, схватил куртку, и вот уже, рассекая дождевую стену, человек и машина, будто мифологический кентавр, мчится туда, где на противоположном конце маршрута она.
     Он стремглав взбегает по лестнице, жмет кнопку звонка...  И вот на пороге Анна. Ни удивления, ни радости на ее лице, только в глубине глаз таилось разочарование. Трепетно колотившееся сердце сжалось, он опустил руки, готовые обнять ее, еще раз взглянул ей в лицо, но ничего не увидел. Перед ним находилась всё та же стена – непреодолимая стена, сложенная из осколков человеческих отношений.