Все в памяти моей. Гл. 75. Ора

  Встретились  мы  у  Эстэр, с которой  я была  уже  знакома  давно - она  держит  маленький  "ниточный"  магазин,   где  все  для  шитья  и  вязанья. Я  не  смогла  что-то  сказать  на  иврите  и  заговорила  по-русски.

- Светлана!  Учи  иврит! -  улыбаясь,  погрозила  мне  пальцем  Эстэр.  -   А  вот  Ора  тебя  и  научит, -   и  она  обратила  мое  внимание  на   невысокую  женщину  моих  лет,  одетую  чисто  по-израильски, - трикотажная, в яркую полоску,  туго  обтягивающая  плечи  и  грудь,  кофточка  с  длинным  рукавом,   трикотажные  брюки   вишневого  цвета,  серый,  из  толстой  мягкой  ткани,   жилет,  тонкий  серый  шарф,  яркие  красные  кроссовки. Она  в  это  время  копалась  в  ящиках  с  цветным  мулинэ.
   
   Услышав,  что  говорят  о  ней,  повернулась  ко  мне  и  быстро,  но  очень  четко,  заговорила  на  иврите:

-  Ты  учишь  иврит?  Я  помогу  тебе.  Бесплатно.
 
-  Ну,  вот! – обрадовалась  Эстэр.  –  Светлана!  Ора  учит  ивриту.  Она  морА (учительница).  А  Светлана  тебе  будет  шить, -  повернулась  к  Оре.

-  Ты  шьешь?  Замечательно!  Я  как  раз  купила  кофточку  и  хочу  ее  немного  переделать.  Сможешь? -  спросила  меня  новая  знакомая.

-  Надо  посмотреть… -  нерешительно  ответила  я.

-  Только  я  буду  учить  тебя  бесплатно,  а   ты   будешь   шить  за   деньги!  Потому,  что  это  твоя  работа,  она  нужна  тебе,  чтобы  жить!  Я  на  машине.  Ты  не  возражаешь,  если  мы  поедем  к  тебе  и  там  посмотрим  мою  кофточку?
               
    С  этого  момента  и  началась  наша  дружба.  Ора  во  многом  помогла  мне.  Ни  от  кого  я  столько  не  получала  нужных  подарков!   Посуду,   постельное  белье,  полотенца  -  я   ни  разу  еще   не  покупала.   Все   это  в   больших  количествах  дарила  мне  Ора.   Она  же   привезла  мне   большую  деревянную  кровать  и  новый  ортопедический  матрац  к  ней  взамен   моей  "односпалочки"       что я  отдала  Сергею  для  Антона. И  еще  много  всякой,  такой  необходимой  в  хозяйстве,  мелочи,  которую  я  пока  еще  не  знала  где  и  искать...  Правда,  иврит   мы   не  учили,   просто  она  часто  приезжала  ко  мне  и  мы  подолгу  разговаривали, -  на  иврите. Обо  всем. О  детях, о внуках, о  стране, о  политике.  О  моих  и  ее  знакомых. Мне  было  трудно,  - все  время  в  напряжении:  надо  понять  и  ответить!  К  концу  Ориного  визита  голова  раскалывалась!  Даже  и  сейчас,  приезжая  ко  мне,  она  смеется:

-  Светка-ле!  Опять  у  тебя  болит  голова (коэв  рош)  после  меня!
         
   Она  знакомила  меня  со  своими  подругами.  Нас  приглашали  в  гости -  на  шабат,  на  Песах. Мне  было  очень  интересно.  Ора  работала  в  Университете,  преподавала  иврит,  и  круг  ее  знакомых  был  очень  широк. Я  побывала с  ней  в  седэр – Песах  в  семье ученого-нефтяника, в  их шикарной  вилле в  престижном  районе  Хайфы. И  не  имело  значения,  что  меня  тут  никто  не  знал,  что  я  только  недавно  приехала,  что  еще  не  знаю  язык...  Со  мной  разговаривали, - искали  переводчика.  Нашлись  старожилы,  знающие  русский...   Я  поражалась  цветным  витражам,  ярким  вазам,  картинам, - оказалось,  все  это  делала  сама  хозяйка, - нашла  себе  занятие  по-душе  уже  будучи  на  пенсии.

   Побывали  мы  и  в  друзской  деревне,   (хотя,  в  нашем  понятии,  это  не  деревня, а  небольшой  городок!),  куда  Ора  возила  меня  на  выставку  своих  работ,   (Ора  рисует  и  пара  ее  пейзажей  висят  в  моей  квартире),  -  нас  пригласил  на  обед  ее  бывший  сослуживец  по  армии,  -  друз, -  сейчас  он,  как  я  поняла,  инспектор   по  всем  природным  заповедникам  Израиля.

   Друзы  –  это  немногочисленная  арабоязычная  часть  населения  Израиля,  их  всего  порядка  ста  двадцати  тысяч. Культура  их  -  это  восточная  арабская  культура,  религия  –  синтез  ислама  и  греческой  философии.   Друзы  преданы  стране,   в  которой  живут.  Они   наряду с  израильтянами  служат  в Армии,  в  отличие  от  арабов,  живущих  в  Израиле.
 
   Я  увидела  просторный,  покрытый  асфальтом,   внутренний  двор,  окруженный  двух- и  трехэтажными  домами.  В  них  проживают  родные  Ориного  друга. Сам  он  с  семьей  живет  в  просторном  двухэтажном  доме.   Жена,  приятная,  моложавая,  с  покрытой  белой шелковой  шалью  головой, приветливо  встретила  нас, а  затем  водила  по  своему  дому,   показывала  все  комнаты,   веранду,  кухню  и  все  говорила-говорила  на  иврите,  улыбалась  и  смотрела  мне  в  глаза.

   Я  ничегошеньки  не  понимала, не  успевала  поймать даже  смысла  сказанного,  но  с  умным  видом  кивала  и  повторяла:  «Яфэ  меод!» (замечательно!). И,(про  себя),   вспомнила   Максима,  товарища  по  ульпану,  как  он  примчался  ко  мне   и,  уже  хохоча  от  порога,  сообщил:

-  А  я  только  что  разговаривал  на  иврите!

-  С  кем?

-  С  водителем  автобуса!  Он  мне  что-то  долго  говорил,  а  я  ему: - Ке-ен!(да!).
       
   Кроме  «кен»  Максим  еще  знал  «бокер  тов»  (доброе  утро)  и   «леитраот» (до  свидания)!

   Ора  пыталась  что-то  обьяснять  мне на  своем,  понятном  для  меня  иврите,  но  я  ее  не  слышала,  так  мне  было  интересно   все,  что  я  видела:  почти  европейский  салон,  просторная  кухня,  где  рядом  с  современнейшими  микроволновкой,  посудомоечной  машиной  и  прочими  предметами  технического  прогресса прекрасно  уживались   старинный  чугунный  мангал,  жаровня  с  угольями…  и  много   другого,   незнакомого  мне,  но  такого…  восточного!  Спальни  в  коврах, с  аккуратно  откинутыми  пестрыми   одеялами  на  широких  кроватях,  низкие  диваны,  тоже  покрытые  коврами,  со  множеством  ярких  подушек…
      
   А  затем  нас  пригласили  к  столу, было  время  обеда.  Приехали  оба  сына  хозяина. Высокие,  смуглые,  коротко  подстриженные,  улыбчивые,  как  мать.
 
   Стол  был  полон.  Я  не  смогла  запомнить  названия  даже  пары    блюд, - да  и  не  пыталась, -  но  было  все  очень  вкусно.  Разговор  шел  на  иврите. Меня  усадили  рядом  с  молодыми  людьми.  Те  попытались  заговорить  со  мной  на  иврите, - толку  было  мало.

-   Англит? – спросил  один.

-   Сарфатит? (Французский?) –спросил  второй.

-   Лё! – выдавила  я. – Рак  русит… (Нет!  Только  русский…)

    И  стыдно  стало  неимоверно!  Боже! Какие  мы  темные! Эти  мальчики  здесь  знают  по  три-четыре  языка!   Они  говорят  на  своем  арабском,  знают  иврит,  английский  и  французский! А  я?! И  в  школе,  и  в институте  учила  немецкий, была  отличницей! И  не  то  что  говорить,  я  вообще  уже  его  не  помню!  Все  годы  нас  учили  грамматике, мы долбили  эти  «аккузатив,  датив»!  В  институте  на зачетах  сдавали  «тысячи» – переводы  газетных  статей, которые уже  готовыми  переходили  из  рук  в  руки!  Говорить  нас  не  учили… И  Ора!  Она  свободно  говорит  и  читает  на  арабском  и  английском,  знает  идиш!...  И  мои  внуки,  Глеб  и  Антон,  закончив  школу, говорят  на  русском,  иврите  и  английском,  понимают  арабский...  А  старший  уже  знает  и  итальянский, - завершает  учебу   
  в  университете  во  Флоренции,  изучает  испанский...

   И  я  вспоминаю   уморительнейший  конфуз, случившийся  со  мной  в  молодые  годы,  когда  дети  учились  еще  в  младших  классах. Сережа  терпеть  не  мог  уроки  немецкого  языка  и  дома  часто  мы  садились  с  ним  вместе  переводить  заданный  текст.

   На  работе,  как  обычно,  в  минуты  отдыха,  разговор  заходил  о  детях,  о  школе.  Вспоминали  забавные  случаи,  смеялись.  И  вот  однажды  я  под  общий  смех  рассказывала,  как  мы  с  сыном  накануне  переводили  стихи  о  Ленине  и  у  нас  получилось,  что  вождь  сидит  на  трубе,  машет  флагом  и  кричит!

-  А  как  переводить? - сокрушалась я. - Ведь мы  не учимся понимать,  говорить, мы  все  время только  долбим: аккузатив, датив, презерватив!!...

   В  комнате  на  мгновение  застыла  тишина...  И  вдруг  с  глухим  стуком  упала  на  стол  голова  нашего  инженера-электрика  Володи...  И  взрыв  громового  хохота!  Стекла  в  окнах  зазвенели!   Я поначалу  не поняла: почему?! А когда  дошло...

   Надо  знать,  что  в  те  времена  подобных  слов  вслух  не  произносили,  на  них  стояло  строгое  "табу", -  это  сейчас   во  все  уши   несется  с  экранов  телевизоров:  презервативы,  прокладки...   А  тогда  я  до  замужества  понятия  не  имела,  что  это  такое!   И  тут,  нате  вам, - сморозила...  оговорилась...

   Тут же  раздался  телефонный  звонок, -это  главный  велел  Галине Васильевне,  зайти  к  нему,- она была  в отделе  старше  всех  нас  и  пользовалась  его  доверием.

-  Что  это  там  у  вас?  Что  за  хохот? - спросил.

   И  Галина  Васильевна  ему  рассказала... А  меня  какое-то  время  в  отделе  в  шутку  обзывали  полиглотом...

   Оре  понравились  мои  подруги, - Маша,  Инна.  Наши  шутки  и  смех  заводили  и   ее.  Услыхав,  что  мы  опять  собираемся  на   Мертвое  море,  она  изъявила  желание  поехать  с  нами.

   Ехали  на  ее  машине. По пути  завернули  в  Кейсарию, - посмотреть  древний   римский  город.  Не  получилось, - было  еще  очень  рано  и  все  было  закрыто.  Затем  долго  кружили  по  Тель  Авиву,  пока  выбрались  на  нужное  шоссе.

   Уговорили  Ору  остановиться  в  пустыне,   посмотреть  на  нее  не  из  окна  автомобиля.  Это  стоило  немалых  трудов, так  как Ора  не  любитель  созерцания  природных  красот.

-  Светка-ле! Ты романтик! – повторяет  она  мне и  добавляет: - Я – нет. Я  люблю  хорошую  компанию,  хорошую  беседу…
               
   А  беседы  наши  надо  было  послушать! Как-то за  ужином  в ресторане  гостиницы  к  нам  обратилась  израильтянка,  сидевшая  за  соседним  столом:

-  У  вас  так  весело.  На  скольких  языках  вы  разговариваете?
      
   Мы  сначала  не  поняли  вопроса,  а  потом  сообразили,  что  каждая  из  нас  говорит  на  двух  языках:  Я  с  Орой  говорю  на  иврите,   с  Машей  и  Инной  по-русски, - Ора – со  мной  на  иврите,   а   с  Машей   и  Инной  на  идиш.  Я  перевожу  им  Орин  иврит,  они  мне -  ее  идиш! А  Оре  на  иврите  поясняю,  о  чем  мы  говорим  по-русски…

  Хорошо  мне  тогда  было  с  ней  в  номере,  комфортно, - говоря  по-современному. Признаться,  я  немного  волновалась:  как-то  будет? - зная  Ору,  как  страстного  собеседника.  А  чего  греха  таить:  порой  хочется  и  помолчать,  и  одной  побыть  со  своими  мыслями,  особенно  на  отдыхе,  в  стороне  от  повседневных  забот.  Но  все  сложилось  замечательно:  никто  не  донимал  меня  пересказыванием  снов,  перечислением  своих  болезней  и  ощущений  от  них.  Мы  обе  в  данный  момент  существовали  автономно, - не  мешая  и  не  досаждая  друг  другу. И  в  компании  с  Орой  хорошо, -  она  тонко  чувствует  юмор  и  всегда  готова  поддержать  шутку.

  Нас  долго  не  заселяли  в  номер:  предназначенную  комнату  уже  отдали  другим  и  не  особенно  торопились  искать  для  нас  что-либо  подходящее.  Я,         
откровенно  говоря,  выходила  из  себя, -  Ора  была  спокойна:

-  Светуш! Не  надо  волноваться,  все  образуется!

   Наконец,  решили  пойти  к  главному  на  ресепшн.  Я  надеялась,  что  Ора,  с  ее  темпераментом,  разнесет  там  всех  в  пух  и  прах,  и  с  удивлением  услышала  ее  тихую  речь  с  извинительными  нотками  в  голосе,  которая  не  произвела  на  твердолобого  "менаэля"  никакого  впечатления. И  я  поняла:  мой  выход!  И  не  ошиблась!  Мой  очень  "твердый"  иврит  вперемешку  с  русскими  эпитетами  таки  подействовал!  Нам  тут  же  вручили  ключи  от  комнаты!  С  видом  на  море!

   А  Ора?  За  другого  лоб  расшибет,  для  себя, -  будет  долго  думать,  на  спор  и  скандал  не  пойдет...  Помогает  своей  соседке  по  Тивону,  очень  пожилой  женщине,  рассказывает:

  - Светка!  У  нее  на  руке  номер, - показывает  на  себе.  -  Она  ребенком  была  в  концлагере  у  фашистов. Такая  милая,  беззащитная,  жалко  ее...

    Тяжело  болеет  Шула,  художник,  подруга  с  незапамятных  времен...  Ора  иногда  на  пару  недель  забирает  ее  к  себе, (Шула  старше  Оры,  ей  уже  за  восемьдесят,  почти  одинока,  дети  далеко). Обогреет,  отмоет, обстирает, побывает  с  ней  в  больнице,  на  консультации  у  врача...

   
   
   Прошлым летом я делала фильм, - слайд-шоу, - к  ее  юбилею. Забрала  у  нее  из  дому  семейные  альбомы.  Много  фотографий   последних  20-ти - 30-ти  лет, - большие, цветные,- и совсем  мало более  ранних, - маленькие,  любительские,  черно-белые...

   Вот  дед  и  бабушка  по  линии  матери:  он - в  черной  шляпе,  с  бородой ,  в  черном  длинном  пальто, - внимательные  светлые  глаза,  густые  брови. Она -в  светлом  простом  платье,  вокруг  лба  повязана  белая  косынка, -   смуглое
серьезное  лицо. Жили  в  Могилеве.  Он  был  раввином...

   Их  дочь,  Малка,  училась  в  Одессе  на  преподавательских  курсах. В  1925  году  вместе  с  группой  таких  же  энтузиастов  уехала  в  Палестину.

   Немного  ранее  приехал  сюда  и  ее  будущий  супруг,   Яков  Герцберг,   из  Польши. Там,  в  городе Лодзь  он вступил в Бунд (еврейскую  социальную  партию),  который  поначалу  входил  в  состав  РСДРП. Затем, после окябрьского  переворота   в  1917-м,  Бунд  остался  в  Восточной  Европе,  в  основном  в  Польше.  И  Яков,  разочаровавшись  в  бундовских  идеях,  в  1920-м  году,  тоже  с  группой  молодых  евреев,  эмигрировал  в  Палестину,  забрав  с  собой  мать,  властную,  волевую  Хану.

   Здесь  они  и встретились,  Яков  и  Малка,  в  молодежной  коммуне,  которая  занималась  адски  тяжелым  трудом:  осушкой  малярийных  болот  в  окрестностях  Хайфы.

   Вскоре  Яков  стал  работать  на  цементном  заводе  близ  Хайфы,  в  Нешере. И  здесь,  в  деревянном  домике-хибарке  в  1937-м  году  родилась  Ора,  имея  уже  брата,  старше  ее  на  два  года.  Малка  стала  болеть, - сказались  непосильный  труд  и  малярийная  лихорадка  в  прошлом.  Почти  все  время  она  проводила  в  спальне,  на  кровати.  Детьми  занималась  бабка,  Хана,  и  отец.

   Девочка   росла   очень   самостоятельной,  активной,  какой-то  бесстрашной.  Одна,   часами  могла  пропадать   где-то  со  сверстниками,   арабскими  детьми,  чьи  семейства  жили  здесь  же,  рядом.  С  той  поры  у  Оры  осталась  любовь  к  арабской  кухне, арабской одежде. И  поэтому  с  детства  она  знает  арабский  язык.

   У  Ханы,  бабушки,  стало  сильно  падать  зрение,  очки  не  помогали,  и  уже  с  пяти  лет  Ора  стала  ее  глазами,  поводырем  и  помощницей  во  всем.

-  Все  лучшее  во  мне,  женское,  это  от бабушки. А вот активность,  смелость,  быстрота  реакции,  мозги, - это  папино... - говорит  она.

   В  отличие   от  сестры,  старший  брат  был  хилым,  капризным,  медлительным
и  довольно  вредным  мальчишкой.

-  Ему  часто  доставалось  от  меня.  До  сих  пор  помню,  как  мать  из  своей  комнаты  кричит:  "Небеяво!"

   Я  не  сразу  догадалась  что  это  по-русски:  не  бей  его!

-  Даст  нам  бабушка  по  две  конфеты, - пока  он  одну  развернет  и  съест,  я  успею  свои  две  проглотить  и  у  него  одну  выманить!- продолжает  Ора.

-   В  школу  пошла - шести еще  не было, (как  мой  внук, - отмечаю  про  себя). Долго сидеть  на уроках не  могла:  надоело - вставала, собирала книги, тетрадки,  и - домой!  И  уроков  дома  не  делала, все  запоминала  в  школе (опять: точно,  как  Эльдар!)
 
    После школы она поступила в Хайфский  университет. Хотела стать  журналистом. Но  через  год  ушла  в  Армию.  Служила  в  части,   где  были  одни  девушки.  Готовили  их  серьезно,   к  спецоперациям,  что-то  вроде  нынешнего  спецназа,   только  девичьего.   Все   годы   службы  проходили  в  пустыне,  неподалеку  от  Эйлата. Вот  там  Ора  насмотрелась  на  пустыню  на  всю  оставшуюся  жизнь!

-  Я  была  очень  выносливой,  хоть  роста  во  мне  было  158  сантиметров  и  весила - 49  килограммов!
 
   И  я  верю,  зная  ее  сейчас:   после  локальной  операции  на  груди  она,  отлежавшись  несколько  часов,  села  за  руль  и  уехала  домой...

- Вот  только  автомат  был  для  меня  тяжеловат, -  четыре  кило! - продолжала  она. -   Так  я  один  его  конец,  "хвост"  приклада,  заталкивала  в   карман  брюк,  а  остальное  держала  на  весу!   А  потом,  в  пятьдесят  шестом,  была  война,  с  Египтом...  Помнишь?  Ну,  и  нам,  девчонкам,  немного  досталось...
А  после  армии, -что?  Куда?  Опять  в  университет?   Мать  болеет,   бабушка  слепая,  брат... - одно  название,  хоть  и  математик  блестящий!   Один   папа  работает,  на  трех  работах...   Пошла  я  на  курсы  преподавания  иврита...  Ускоренные...  Сначала  обучала  алимов (репатриантов),   потом  взяли  меня  в  университет. А  еще прошла  курс  косметологии, уже  подрабатывала  косметологом.
И  очень  скоро  мы  с  папой  купили  в  Нешере настоящий  дом.  Хочешь, покажу! Правда,  там  сейчас  живут  другие  люди, после  смерти  родителей  мы с братом  его  продали...

   С  будущим мужем она познакомилась уже  после  армии, на одной  из  вечеринок.   
Звали  его  Моше.  На  два  года  старше.   Профессиональный   военный,  офицер, танкист.  (Я  смотрю  свадебные  фотографии:  какая  красивая  пара!).  Родились  мальчики,  двое,  с  разницей  в  четыре  года.

-  На  работе  с  утра  до  вечера, - рассказывает  Ора. -  Моше  на  службе.  Но  жили  хорошо,  дружно. Дети  в  детском  саду  и  с  няней, - пришлось  нанять...
Взяли  ссуду,  купили  хорошую  квартиру  в  новом  доме,  в  Хайфе,  -  я  тебя  возила  туда,   я  ее  сейчас  сдаю...   Купили  машину...  Я  собирала  его  в  командировку...  А  он  достает  из  портфеля  путевки: - Вот  через  две  недели  вернусь  и  все  вместе  поедем  в  Эйлат!  Уже  и  об  отпуске  договорился  с  начальством...

  Не  съездили  они  в  Эйлат...   На  следующий   день  началась  война,  война  Судного  дня,  самая  кровавая...  Похоронки  здесь  не  шлют...  Она   увидела  их  в  окно,  случайно  подошла, -  из  армейской  машины  вышли  трое,  офицеры.
Направились  к  ее  подъезду.   Сердце  упало  куда-то  вниз, замерло,  его  не  стало!  И  оглушительный,  разрывающий  тишину,  звонок  в  дверь...  Полковник  Моше  Мамон  погиб...

  Не  верила.  Этого  не  может  быть! Я  жду  его!  Дети  ждут! Вот,  смотрят  такими  глазами!...

  Сумела  взять  себя  в  руки...   Ей помогали.  Отец,  друзья... Старшего, Ури,  когда  у  него  начались  проблемы  в  школе,- а ему  уже  исполнилось пятнадцать,-  взяли  в  кибуц,  в  интернат. И  он  был  доволен.  Так  и  остался  в  кибуце, -  и  закончив  учебу  в  технионе,  уже  много  лет  работает  помощником  директора  на  местной фабрике. Младший,  Ноам, закончил  Академию  искусств  в  Иерусалиме,
теперь  художник  в  театре.

  - Счастливые  мы  с  тобой,  Светка:  хорошие  дети  у  нас! - говорит  мне.

    А  к  детям  отношение  у  нее  особое. И  к  новорожденным  в  первую  очередь:

 -  Я  их  запах  чувствую  на  расстоянии,  как  кошка-мать...  Я  должна  посмотреть  каждого  малыша,  которого  встречаю  в  коляске  или  у  мамаши  на  руках,  мне  так  и  хочется  его  понюхать!  Даже  неловко  перед  мамочками, - словно  извиняется  передо  мной  Ора. -  Ведь  это  самое  настоящее  чудо:  ребенок!  Детеныш!  Зародыш!  Хоть  у  человека,  хоть  у  кошки,  хоть  у  растения!...   И  поверишь  в  Бога, - кто  еще  мог  сотворить  такое!

    И  почти  шесть  лет  после  гибели  Моше  знала  только:  дети,  работа,  дом...  работа,  дом,  дети.  В  мужчинах  не  видела - МУЖЧИН...   Потом  были  знакомства,   встречи,  какие-то  отношения.

- Жизнь,  как  бы,  шла  мимо, Светка...   Правда,  задевая  и  меня!  Было... Встретила  человека,  думала:  вот  он,  мой!  А  ничего  не  получилось...   А  потом  и  думать  об  этом  перестала. Одной  мне  лучше, - подруги,  книги,  внуки...

  Мы  встретились,  когда  ей  было  уже  шестьдесят  три.   И  энергии  у  нее    хватало!... - дай  Бог  всякому!  Дружим   уже  больше  десяти  лет,  а  она  все  такая  же  непоседа,   все  время  за  рулем!  Помогает  детям  с  внуками, на  добровольных  началах  пару  раз  в  неделю  дежурит  у  телефона  в  госпитале  для  пожилых,   ухаживает  за  больным  отцом  невестки   в   кибуце, когда  Цвия,  сватья,  нездорова  или  уезжает  отдохнуть  за  границу.

  И  сама   объездила  уже  почти  весь  мир...  Сейчас  продала  свою  квартиру,  в  Хайфе, купила  домик   в  Тивоне,  - небольшом,  уютном  городке.   Часто  забирает  меня  к  себе  на  весь  день (в  субботу),  и  к  вечеру  привозит  опять  в  Хайфу.

  Нам  хорошо  вместе,  интересно...