Остров ЛТС

ОСТРОВ «ЛТС»

Родному дому посвящается



   Начало нолевых нового тысячелетия. Россия начинает приходить в себя после жесточайшего экономического цунами 98-го года, новый президент демонстрирует волю к усилению государства, поддержку курса демократии и рыночной экономики, накапливается золото-валютный резерв страны, Москва строится Лужковым, превращаясь в одну из самых дорогих столиц мира,  но глубинка страны, народ ее, еще выживает, как только может…
   Знойным летним днем, когда небольшой уральский городок весь утопал в зелени, отогреваясь от долгой морозной зимы, во двор двух заводских двухэтажных деревянных восьми квартирных домов плавно вкатился серебристый джип БМВ Х5, а за ним хищной пантерой въехал, резко затормозив и остановившись посреди двора, черный седан «пятерка», той же породы.
  Повернув направо, джип подъехал к старой полуобломившейся березе у низенького подъезда дома и остановился, не доезжая до натянутых бельевых веревок. Странно было  само появление этих чудес техники в старом дворе с перестроенными вкривь и вкось после пожара сараями, разрушенными бетонными дорожками и покосившимися общими дощатыми туалетами.
   Дверца джипа открылась и из него вышел мужчина спортивного телосложения среднего возраста. Мужчина, потянувшись назад плечами, затекшими от дальней дороги, радостно оглянулся вокруг, глубоко вздохнул, раздувая возбужденно ноздри, посмотрел на окно второго этажа напротив березы и, никого в нем не увидев, широко зашагал к подъезду.
   Из черного автомобиля чуть ранее выскочили охранники с короткими стрижками и настороженными глазами. Заняв позиции, они внимательно осмотрелись вокруг и, не заметив никаких угроз, кроме закукарекавшего пестрого петуха, да женщины, идущей от колонки с ведром воды, расслабились и отошли в тень березы.
   Мужчина же прошел в подъезд, который встретил его легкой прохладой. Улыбнувшись, мужчина через две ступеньки легко «взлетел» на второй этаж, напугав двух сидевших на перилах кошек, и бережно взялся за ручку старой деревянной двери, обитой бордовым дерматином, разорвавшимся местами от времени. Он хорошо помнил этот дерматин, полученный им «по блату» на заре трудовой деятельности, и ту гордость по поводу обитой им двери квартиры родителей. А это была именно дверь его родительской квартиры, из которой он Славян, Славка, «отрезанный ломоть» ушел в жизнь много лет назад. Ушел со щемящей болью в сердце, отрезая себя «по живому», не веря еще, что навсегда и уже без возврата.
   Славян мягко надавил на дверь, хлипкая двухстворчатая дверь вся подалась внутрь и открылась. Родной свежий запах чистенькой двухкомнатной квартиры «вагончиком» с высокими потолками наполнил душу Славяна волнением и каким-то благоговением. Все здесь было родным, близким и знакомым с детства. Абсолютно все… В коридоре и кухне никого не было.
   -«Ма-а-ма!»,- немножко протягивая позвал Славян,- «есть кто-нибудь?!».
   - «Это кто? Слава!»,- радостно воскликнула седая суховатая старушка, вышедшая навстречу из дальней комнаты.
  Мама Ксения, так звали ее, часто-часто просеменила к сыну и Славян трижды поцеловал ее, нежно обняв за плечи. Мать, щурясь и широко улыбаясь загорелым морщинистым лицом с чертами былой красоты, с пронзительной нежностью смотрела на сына. Она смотрела на сына, ее от сердца «отрезанный ломоть», за которого она переживала, молилась, как умела, плакала по ночам и другим помочь не могла.
   Да и отец его, покойный ныне, не мог ничего ему присоветовать в непонятной для него жизни Славяна, первого человека в их роду, закончившего институт. Отец Федор, человек волевой и грамотный, с военного детства работавший и ставший известнейшим электросварщиком машзавода, доблестно варил швы в закрытых «сосудах», так назывались тогда врачами большие емкости спецмашин, выпускаемых заводом. Уже в 40 лет он стал профинвалидом и познал все унизительные мытарства и бюрократию медицинских и заводских начальников. Славян на всю жизнь запомнил, как после очередного унижения отец вынул из шкафа кипу почетных званий, грамот и горсть медалек и на даче сжег все это.
   Но Славян взял от отца упорство, умение работать лучше других, редкую для рабочего вежливость и интеллигентность, а также впитал в свой характер отцовскую все прошибающую ярость, когда надо постоять за себя. Отец взял это от своего отца, деда Славяна, и доучился этому в военные годы, будучи по воле судьбы пацаном-беспризорником, разъезжавшим в поездах и шарившим в поисках пропитания по базарам вместе с такими же, как он, ребятами-малолетками. Потом был отловлен милицией, заключен в закрытое заводское училище, выучен сварщиком и направлен на военный завод в чужой город. Ему, невысокому, но крепкому пареньку, приходилось отстаивать себя кулаками, зубами и всем, что под руку попадется. Отстоял он, когда потребовалось и Ксению, мать Славяна, высокую красивую, всегда улыбающуюся, работящую девушку. Бился он за нее «на смерть» на Кукуй-горе с высоким крепким матросом, размахивавшим намотанным на руку ремнем с тяжелой медной бляхой на конце. Матроса он тогда «завалил», и хорошо, что не до смерти. Ксению свою отстоял. А с матросом тем они на заводе встретились и подружились на всю жизнь.
   Славян стряхнул с себя навалившиеся воспоминания и прошел за матерью в кухню. Мать поставила перед ним тарелку окрошки и, поминутно предлагая поесть того, либо другого, рассказывала при этом про соседей и родных.
    Наконец они перешли в большую комнату, он сел на семейный диван, мельком просматривая местную газетку, слушал и смотрел, смотрел на мать, которая, сидя в кресле и, сложив на коленях крупные натруженные руки, тоже глядя на него, что-то  наговаривала про сад, ремонт печи, внуков и прочие милые новости.
  Славян дышал Домом, былой его атмосферой, речью матери и подсознательно понимал, как много он не дополучил от родного Дома, Родителей, оказавшись надолго, навсегда вдали от Дома. Но пропасть полного осознания этой утраты, он это чувствовал, будет еще впереди.
  Нет, своих детей он не отпустит далеко от себя никуда и никогда! Кое-какую базу для себя и детей он все-таки вырвал у этой жизни. С потерями, но вырвал. Но на войне, как на войне. Побед без потерь не бывает.
«Да, Слава!»- вдруг встрепенулась мать-«Я забыла тебе сказать. Две недели назад Лешка, дружок твой дворовый, помер от инфаркта!».
  «Как помер?!»- непонимающе воскликнул Славян. Леху, своего дворового другана, здоровенного мужика, всегда веселого и слегка пьяного он видел два месяца назад в прошлый приезд к матери. Он еще дал Лехе денег на хорошую водку…
   Леха по-прежнему жил в этом же дворе во втором доме со своей матерью и братом. Раньше работал на заводе токарем, с женой своей он разошелся и она с дочерью уехала в другой город. Сам же Леха после потери работы вел образ жизни «безбашенный», «бухая» со стареющими дружками и время от времени где-то подрабатывая на такую жизнь. Как в далеком детстве он по-прежнему ходил купаться и загорать на огромном чистейшем пруду, на берегу которого примостился завод и город. Но больше пруд был окружен уральскими лесными угорами, врезаясь глубоко в них впадающими в него чистейшими речками и родниковыми ручьями. После теплых дождей Леха бродил по лесам, собирая грибы, а в хорошие дни сидел где-нибудь в заливе с удочками на леща и сорогу.
   Катаклизмы общественного переустройства страны проходили как-то мимо Лехи, только отдаленно мелькая с телеэкрана. Он потерял работу, нормальную жизнь, семью и на все «заморочки» государства, которое, как он считал, ему все это устроило, ему было глубоко наплевать. Был родной город, родной дом, прекрасный пруд, лес, с детства «свои в доску» кореша, городская баня, была водка и все проблемы он видел на одном месте. Правда от «паленой» водки и «левого» спирта, уж очень часто стали уходить из жизни его знакомые заводские мужики и близкие кореша. Все чаще Леха начал ходить  на поминки друзей, а не на  их веселые дни рождения.
   Такой уклад жизни для местных мужиков стал давно нормальным. Завод, на котором ранее работали тысячи человек, оставил в своем штате вскоре после приватизации всего две-три сотни рабочих и служащих. Еще пара средних градообразующих заводов развалились и работы в городе не стало. Они, высококлассные заводские спецы, жили на пенсии родителей, нищие пособия по безработице, и продаже грибов, рыбы, да ягод на проходящей мимо федеральной автодороге.
   Удивительно, но такая жизнь «собачья» не тронула чудом сохранившейся детской Лехиной души. Он воспринимал жизнь такой,  какая она есть, не накопив за эти годы ни злобы, ни зависти. С ним было легко и Славян, встречаясь с ним, как бы уходил в беззаботное детское прошлое. Леха был для Славяна, как бы живой машиной времени, связью с тем добрым и светлым … С тем временем, когда родители были молоды, когда звучали песни за праздничными домашними столами, когда ходили в походы в пионерских лагерях, когда во дворе играли в лапту и войну, когда из рассказов бывалых пацанов стали узнавать «про это»…
   «Как помер, мать??!»- еще раз сдавленным голосом спросил Славян. Но он уже все понял. Спазмами сдавило горло. Низко опустив голову и закрыв лицо руками, Славян почти вбежал в соседнюю комнату, рухнул на кровать и беззвучно заплакал. Слезы, которые не вырывались из его глаз с детства, наконец, вырвались и полились, смачивая руки и подушку. Ему было невыносимо больно, его душило от слез, он не понимал, почему его так прорвало… «И вообще, кто для тебя этот Леха? Подумаешь, детский дружок, сам виноват! Пить меньше надо было, по делам и получил! Что ты разнюнился, как мокрая курица!!!?». Но негодование на самого себя не помогло, на душе было горько и пусто…
   И он опять вспомнил июльский жаркий день на пруду, в год, когда он заканчивал школу. Это были последние дни перед началом таинственной жизни после школы. В этот день Леха, Толян и Славян, ребята одного двора, катаясь на пруду в лодке, высадились на маленький песчаный островок, напротив пролива между большим островом и полуостровом. Было как-то грустно. Впереди было расставание. Славян и Толян уезжали учиться в большой город, а Леха был на один год младше их и оставался доучиваться.
  Эта тройка ребят была самой спортивной и дерзкой на их улице, с ними и их накаченными фигурами считались все центровые, да и приблатненные ребята, способные, если потребуется, и нож в ход пустить. В школе за их пируэтами на перекладине и брусьях восхишенно наблюдали все красивые девченки. А после того, как они втроем в майские праздники «зажали на деньги»  не малую группу студентов-старшекурсников местного техникума, оказавшихся не робкого десятка, и выдержали с ними жесткую «махаловку» в сквере у кинотеатра, авторитет их в городе был прочно завоеван. Славян в память об этом дне получил два сломанных сустава пальцев ударной ноги, которые с той поры прогибаются в разные стороны, как резиновые.
   А в тот день на острове, чтобы как-то закрепить их дружбу перед расставанием Славян предложил провозгласить этот остров - их островом и придумать ему название. Ответ был найден быстро, они назвали его «ЛТС», по первым буквам буквам их имен. А потом они мечтали, что будут помогать друг другу, держаться вместе и раз в год посещать их остров в знак их Дружбы. И они искренне верили в это. Через год летом они действительно высадились на своем острове и здорово там повеселились с девченками.
   С годами пути их разошлись, у каждого была своя линия жизни, своя судьба… Но в сердцах и умах их навсегда остался этот остров, последний оплот их детства и юношеской мечты. Остров «ЛТС». Редко встречаясь, они всегда помнили о нем и друг друге. Со временем остров размыло, они стали другими, но остров «ЛТС» в их душах был несмываем и вечен, а они были на нем все те же ребята из далекого детства.
   «Да, Леха ушел. Так почему же меня так проняло?»- думал, успокаиваясь, Славян. Леха был частью его самого, того еще чистого, цельного паренька с острова «ЛТС». И сегодня он похоронил не только Леху, но вместе с ним и часть себя. И на этом все не остановится. Он знал это. И так до конца… Славян встал, напустил на себя спокойный и уверенный вид, и, как будто ничего не произошло, прошел к матери на кухню и под ее внимательным тревожным взглядом стал спокойно рассказывать о работе, детях и ее многочисленных родственниках, которых он встречал в городе.
   Уходя из дому, Славян остановил мать, порывавшуюся его опять проводить: «Не надо, мама. Я не один». У машины он взглянул на окно, помахал рукой матери и, повернувшись к охране, с металлом в голосе сказал: « Поехали. И без шума». Автомобили плавно выехали из двора Славкиного дома, не подняв пыли.
   Выехав за город, Славян отклонился от маршрута и завернул на берег залива величаво раскинувшегося пруда. Безветрие, солнечная гладь его поверхности, прозрачная глубина, золотой уральский песок, божественная зелень деревьев и высокой травы вокруг дарила рай на земле живущим здесь еще при жизни. Славян плавал, нырял с головой снова и снова вбирая в себя силу этих вод, проистекавших из уральских ключей и подводных родников.
  Через час он уже гнал свой джип от своего родного города под жесткий ритм песен Сергея Наговицина. Прошлое – в прошлом. «Нет, нас так просто не возьмешь! Все только начинается…»- стиснув зубы, думал Славян, врезаясь в повороты дороги, рассекающей Уральское предгорье.

Вячеслав Пермяков, 2006 год.