Кузя мой, Кузя!..

В этой истории нет ни грамма вымысла. Все реально, как солнце днем. 1992 год. Луганская областная клиническая больница.

В палате нейрохирургического отделения нас было шестеро: пять человек, дожидающихся своей очереди на плановую операцию, и я – ухаживающая за лежачим мужем. Ночь обычно проходила более-менее спокойно: каждый понимал, что другому не слаще, и терпел свою боль, как мог. Но в пять утра мужчина у окна обязательно садился на кровати, открывал верхний ящик тумбочки и, горько причитая «Кузя мой, Кузя!», отрезал тоненький ломтик от приличного куска сала.

Затем мужчина замирал на мгновение, смахивал с ресниц скупую слезу и принимался завтракать. Так продолжалось с неделю, и мы не удержались: «Простите, любезный, а кого это Вы так поминаете?». Мужчина вздрогнул, на миг призадумался, будто взвешивая, стоит ли с нами делиться своими переживания, а затем поведал такую историю.

Перед самым Рождеством купил он на местном базаре молочного поросенка – чтобы зажарить к празднику. Но когда принес малька домой, понял, что рука не поднимется лишить его жизни. «Но что делать со свином в городской квартире?» – Пытались протестовать близкие, однако купивший хрюшу был неумолим: будет жить.

Кузя рос резвым и здоровым, быстро набирал положенные свину килограммы, но при этом два-три раза в день бодро спускался по ступенькам с третьего этажа и вслед за хозяином трусил в ближайшую лесополосу – справить нужду: не гадить же там, где живешь. Потом поросенок так же живо взбирался обратно. И длилась бы та идиллия годы, если бы не случилось хозяину поросенка заболеть. Взрослые дети, занятые учебой да работой, возиться с Кузей быстро устали и пригласили резника. А папе в качестве гостинца в очередной свой приезд вручили… кусок сала.

Вот с тех-то пор и началась в нашей палате утренняя поминальная песнь: «Кузя мой, Кузя!...».

4.11.2011