На покос

               

Мысль «как бы не проспать» заставила меня в этот день выскольз-нуть из постели очень рано. Стараясь не разбудить товарищей, я оделся в темноте и с сандалиями в руках выскользнул за дверь. Обувшись, прокрался мимо сладко сопящей ночной няни, не скрип-нув входной дверью, оказался на крыльце. Вздрогнув от предутрен-ней свежести и сладко зевнув, направился в конюшню.
У нас в «инкубаторе» было три лошади и сегодня мы выезжали на заготовку сена для них. Я же участвовал в этом потому, что одна из лошадей – рыжая кобыла Майка была очень своенравной дамой и изо всех обитателей нашего дома признавала только меня и завхоза. Чем объяснить ее выбор мы не знали, но только многим довелось срочно спасаться от ее зубов и копыт.  Был еще в нашей конюшне флегматичный мерин Митька, которого использовали в основном как водовоза и на хозработах. Большого труда стоило разогнать его до рыси, он одинаковым неспешным шагом спускался с пустой бочкой под гору к колодцу и поднимался с полной. Третье стойло занимал молоденький «выездной» жеребчик Валет, которого я недолюбливал за его  любовь покрасоваться. Конечно, запрягают всего пару раз в неделю в легонький ходок, сбруя вся в кистях и бляхах, пробежит, пританцовывая до райцентра… Вот и сейчас он увидев меня, выгнул шею, затанцевал, но получил от меня только кукиш мимоходом. Майка встречала меня тихим ржанием, тянулась, чтобы поласкал ее. Я гладил ее по ноздрям, почему-то она очень это любила, даже глаза закрывала от удовольствия.
- Майка, Майечка, рыженькая моя, на вот я тебе тут корочку припас, полакомись, милая, нам с тобой сегодня много придется поработать.
Услышав о корочке и Митька открыл глаза, вынырнув из своей веч-ной дремотности. Ему тоже сегодня придется поработать, поэтому я отломил кусочек горбушки и протянул ему. Аккуратно снявши ее гу-бами с ладошки, Митька снова прикрыл глаза. А на просящие при-танцовывания Валета я снова показал ему дулю, на что он обиженно фыркнул и отвернулся.
- Хочешь, я дам тебе хлебушка, но тогда я запрягу тебя сегодня вместо Майки, согласен? – Надевая на Майку уздечку, и выводя ее из стойла, обратился я к Валету.   Тот опять фыркнул, за что Майка, проходя мимо него, громко испортила воздух. Валет аж взвизгнул от такого выражения презрения к его особе, а я закатился смехом, обняв Майку за морду.
Когда мы с Майкой, запряженной в бричку, появились у крыльца школы, там прохаживался только один директор.
- Уже готов? Молодец! Давай, пока все соберутся, сбегай на кухню, чаю выпей.
- Тетя Липа, - Ворвался я на кухню, - Отец сказал, что ты чаем меня напоишь, давай быстрей, выезжать скоро!
Добрейшая из всех в мире поварих Олимпиада Васильевна налила мне кружку чая и поставила тарелку с хлебом, маслом и сахаром. Я не упустил возможности и сунул пару кусочков сахара в карман – для Майки.
В бричке уже лежали косы, сумки с инвентарем, а рядом перекури-вали с отцом еще наш завхоз и колхозный парторг, муж нашей «немки», так как сама она из-за своей грузности не могла принимать участие в работе, он ежегодно заменял ее, что было и хорошо, лишняя коса дороже граблей. С мужчинами у нас было туговато, вот еще по пути заберем физика, а весь остальной коллектив – женщины.
Рассвет еще только-только собирался с силами, а мы уже были на нашей постоянной деляне – километрах в пяти от села с десяток больших, чуть ли не в гектар каждая полян, разделенных березовыми перелесками. Мужчины молча сняли с брички флягу с водой, свое снаряжение, выпустили рубахи из-под ремней, переобулись, опоясались специальными поясками с кармашками для оселка и мусата – все это было похоже на какое-то священнодействие. Постояли, как бы внутренне  настраиваясь.
- Ну, с богом! – Шагнул вперед отец и сделал первый взмах косой. Второй рукой пошел завхоз, за ним физик и вот и парторг уже машет косой, стараясь поймать общий ритм. Я залюбовался этими ритмично поворачивающимися плечами, короткими шагами на чуть расставленных ногах, блеском влажных от росы лезвий кос. С шорохом трава послушно укладывалась в ровные рядки, вот вспорхнула вспугнутая пичужка и беспорядочно замолотила крыльями, что-то бестолково вереща, а вон засуетились муравьи, собирая рисовые зерна своих яиц из срезанного чьей-то косой муравейника…
Долго любоваться этим мне было некогда, своя работа ждала. Я от-пустил Майку пастись, не распрягая, а только расслабив упряжь, достал топорик и стал искать сухостой, заготавливать дрова для ко-стра. Попутно кинул в рот горсть костяники, очистил и сгрыз сорванную пучку, ответил что-то лопотавшей сороке. Была уже заготовлена приличная куча дров, вбиты рогатулины на месте будущего костра, как с противоположной стороны поляны послышалось:
- Ко-оля-я! Во-оди-ички-и!
Набрав жбан воды, я кинулся на зов. Мужчины в потных рубахах шоркали брусками по лезвиям кос, переговаривались, обсуждая хо-рошую траву удачную погоду. Напившись, брызнув горстью воды в лицо, отец благодарно кивнул мне и напомнил, что пора ехать в село за женской частью нашей команды.
Кинув в бричку охапку свежескошенной травы и направив Майку в сторону села, я развалился и под мерное тарахтение стал искать в редких облачках что-нибудь похожее на зверюшек. Ничего не на-шел, да и очень отвлекал запах травы, каждая травинка обладала своим ароматом, а весь этот букет их просто опьянял. Майка трусила мерной рысцой, я наслаждался – жизнь прекрасна!
У школы меня уже ждали четверо женщин, которые с гомоном загрузили бричку своими граблями, сумками, котелками, был даже армейский десятилитровый термос с нашей кухни. На деляне пока они сгружали все это, я сунул спичку под приготовленный костер, тут же ярко заполыхавший и поехал во второй рейс. На этот раз я подъехал к «учительскому дому», в котором жили трое девчат – молодых специалистов. Все молоденькие – не старше двадцати, красивые и раскованные, как и положено городским.  Они шумно загрузились, восторгаясь абсолютно всем: «ой, лошадка!», «ой, телега!», «ой, а какой кучер маленький!»… Едем, они верещат обо всем, даже Майка удивленно оглянулась. А когда одна из них сообщила, что «она уже каталась на телеге раньше», тут уж я, чтобы не расхохотаться стал громко подгонять Майку.
Наша стоянка, пока я отсутствовал, приобрела вполне обжитой вид – в сторонке в тени на расстеленном полотне возвышалась гора крупно нарезанных ломтей настоящего деревенского каравая (вот бы Майку угостить), расставлены алюминиевые миски, лежали ложки. На углях что-то аппетитно шкворчало в большой сковороде. Едва молодежь выгрузилась из брички, одна из женщин громко зазвенела ложкой по миске и прокричала в сторону второй поляны, которую уже заканчивали косари:
- Мужчи-и-ны! Завтра-ака-ать!
Послав одну из молоденьких с полотенцами к озерку, где мужчины обмывали пот, она повернулась ко мне, распрягавшему Майку:
- Ну а тебе, что – особое приглашение? Ты же тоже мужчина, хоть и маленький пока, двигайся ближе к «столу».
Но я специально повозился подольше и занял место только после взрослых. В термосе оказалась замечательная окрошка и я сам не заметил, как уписал полную миску. Потом мне дали пару больших котлет с горой гречневой каши, как и взрослым мужчинам. Тут уж я с перерывами, но управился и с этим, а кружка холодного и вкусного компота завершила мой завтрак. Заметно отяжелевший, с трудом поднявшись, я пошел к Майке, угостить ее утаенным все-таки кусочком хлеба.
 Мужчины перекуривали, полулежа на охапках травы и усмехались над криками молодежи, рассыпавшейся по поляне: «ой, девочки, смотрите-смотрите – кузнечик!», «глядите, какая бабочка!», «а я ромашку нашла, ой какая большая!»… Старшие женщины, тоже по-усмехавшись, отправили их к озерку мыть посуду, так и оттуда через минуту донесся дикий визг и вопль «ма-ама! Ой. лягушка!!!». Порядок невольно навел Митька, медленно, несмотря на вопли седоков, приближающийся к нам – это Валерка, сын завхоза, привез четверых колхозных парней, вызвавшихся помочь школе. С дрог спрыгнули не просто парни, а прямо мушкетеры, с выгнутой грудью, гордо поднятой головой, независимым взглядом, - девушек-то всего трое, а значит соперничество.
Отец быстро положил этому конец, отправив парней изготовить две волокуши и приготовить основание под стог – две раскидистых березы, за которые зимой трактор и привезет сено в село. Женщины, разобрав грабли, отправились переворачивать рядки, чему быстро обучились и молодые. Я тоже знал свое дело – достал из брички толстую веревку и, надев на Майку хомут, от которого отстегнул шлею, направился на звуки пилы. Только рухнула первая береза, я уже накидывал на ее комель петлю, концы веревки привязал к гужам, вырубил подходящую распорку и вставил ее между веревками, чтобы они не терли задние ноги Майки. Чуть поднапрягшись, Майка потащила дерево к месту поближе к дороге, указанному отцом, я вел ее в поводу, подбадривая. Второе дерево мы точно так же доставили на место и очень удачно положили комлем накрест первого, так, что парням и не понадобилось передвигать его вагами, за что Майка получила кусочек сахара.
Теперь начиналась самая тяжелая на сегодня работа, для нас с Майкой – возить волокушей сено к стогу. Волокуша – это две тонкие березки в виде оглобель, вершинки которых волокутся сзади лошади и служат площадкой, на которую набрасывается сено, коротенькая  перекладина не дает им сходиться. Мое место – верхом на лошади, естественно без седла, лишь со свернутой телогрейкой под пятой точкой. Солнце уже высоко, жара, труха от высохшей травы забивается под рубашку и в штаны, прилипает к мокрому телу, На запах лошадиного пота слетаются тучи паутов, которых надо успевать сгонять с Майки и с себя.
Отец, оставив косарей переходит к нам, он никому не доверяет сло-жить стог, ведь это же целое искусство. Во-первых, надо рассчитать его размеры, чтобы не осталось лишнего сена на ближайших поля-нах и не пришлось подвозить его издалека. Затем придать ему фор-му, чтобы он не выглядел косой башней, но самое главное – уложить сено так, чтобы его не промочили дожди, чтобы вода стекала по стеблям, как с крыши. И – особое умение – вершить стог, то есть построить из сена такой купол, сквозь который не проникнет любая непогода, который не растреплет ветер.
Начали!  Женщины сгребали просохшие рядки сена в валки. Двое парней, рисуясь перед девчатами, стараясь захватить на вилы кучу побольше, накладывали их нам на волокуши, мы везли их к будущему стогу, там один из парней с размаху втыкал перед копной вилы в землю, упирался в них, мы выдергивали волокушу и спешили за новой копной. Пока мы ездили, парни перебрасывали сено на площадку из ветвей берез, где отец раскладывал его по видимому только ему плану. Через час уже стали видны контуры будущего стога и две женщины с граблями перешли на помощь отцу, теперь он только ровно укладывал сено по периметру, а остальное женщины сгребали в середину и утрамбовывали. Все трудились истово, не отвлекаясь на жару, колючие травинки под одеждой, усталость, мы с Валеркой старались изо всех сил, чтобы из-за нас не было задержки. Очень неудобно верхом без седла, та телогрейка постоянно сползала, хотя и была привязана, задница уже горела огнем, мы старались привставать на оглобли, это правда мало помогало, но заныть, показать свою слабость – да ни за что!
Когда будущий стог был уже в человеческий рост, закончилось сено на этой поляне и мы переместились было на соседнюю, но там трава была еще чуть влажноватой, стоговать такую нельзя – сопреет, и мы решили пообедать.
Дождавшись, когда все взрослые помоются в озерке, я повел туда распряженную Майку, зашел с ней с другой стороны, пока она пила, я снял рубашку и хоть немного смыл пот и травяную труху. Потом поплескал хорошенько на Майку, потер ладонями ее бока, снова поплескал, за что она благодарно пофыркала мне в щеку. Есть не хотелось совсем и я ограничился только холодной окрошкой, ушел с кусочком хлеба к Майке, отдыхающей в тени и растянулся на траве, собираясь с силами для работы.
Видимо я на какое-то время забылся от усталости – очнулся от фыр-канья Майки и увидел рядом с собой отца.
- Будешь фыркать на меня, обменяю тебя в колхозе еще на одного Митьку, - Улыбаясь пригрозил он лошади и повернулся ко мне, - Ус-тал? – взъерошил ладонью мои выгоревшие волосы.
- Совсем чуть-чуть, - Я потерся щекой о его просоленную рубаху.
- Пойдем, надо заканчивать. Ты молодец сегодня.
Счастливый я через несколько минут уже ехал между валками, а парни наваливали сено на волокушу. И снова – к стогу, снова – на поляну, стог рос медленно, требуя все новых и новых порций сена. Уже и солнце, опустившись к вершинам берез, не так пекло, уже и лопнувший мозоль пониже копчика не так саднил, и наконец-то верх стога стал заметно сужаться. Уже спустились с него женщины, отец остался наверху один, так как середина стога исчезла, остались только края. Последние волокуши, женщины с граблями на плечах устало идут сзади. Все! Управились!
Мы с Валеркой перепрягаем лошадей в свои повозки, женщины складывают в них скарб, умащиваются сами, и мы везем их в село.
Понимая, что Майка здорово устала, я незаметно сдерживаю ее, стараясь не обгонять Митьку, который в предвкушении отдыха все ускоряет шаг, не зная, что придется еще раз вернуться на деляну за мужчинами. Высадив женщин, мы возвращаемся и видим полностью завершенный стог, аккуратный и красивый, прижатый несколькими вицами – тонкими деревцами сплетенные вершинками и перекину-тые через стог, чтобы ветер не растрепал, пока сено слежится. Усталые мужчины сидят в расслабленных позах, курят и перебрасываются короткими фразами, довольные хорошо сделанной работой.
Уже в глубоких сумерках возвращаемся в село.
- Федорович, теперь когда? – Один из парней к отцу.
- Послезавтра. Завтра мы накошенное в копны соберем, а стоговать послезавтра, отдохнуть надо и людям и лошадям.
- Так я приду? – Полуутверждающе.
- Приходи, - Прячет усмешку отец.
- А что ты только за себя? И мы придем, -загомонили остальные парни, - Надо же родной школе помочь!
У крыльца школы все вдруг решают сходить на пруд искупаться, смыть пот и усталость, благо до него всего сотня метров.
Мы с Валеркой распрягаем лошадей, и я веду Майку к пруду. Там, раздевшись догола в отдалении от ухающих и кряхтящих купающихся мужчин, я сажусь на Майку верхом и заезжаю в глубину, где почти скрывает весь ее корпус. Соскользнув в воду, плаваю вокруг нее, тру ей бока, спину, она тихо ржет от удовольствия и ласково фыркает на меня.
В стойле я немножко погладил ее по ноздрям, отдал чуть подмокший в кармане кусочек сахара и попрощался до завтра. Завтра мы с ней повезем несколько человек сгребать сено, это будет гораздо позднее, чем сегодня, как сойдет роса. Отвезем и будем отдыхать.