День Строителя

Самый любимый праздник для меня- День Строителя. Судите сами: лето, теплынь, выходной день, и все тебя поздравляют. Но когда ты еще так молод, здоров и полон энергии, то для тебя каждый день праздник, а тут еще и  официальный.
 Праздник начался с шести утра, когда открылся буфет в общежитии. Пиво завезли в неограниченном количестве , поэтому каждый брал сколько мог и угощал друзей. Общага гудела как растревоженный улей. Все были счастливы от выпитого пива, но еще больше радовались предстоящему гулянию в парке "Сокольники". В пятницу нам вместе с премией выдали пригласительные билеты в парк. Гуляние начиналось в одиннадцать, и времени для «разминки» у нас хватало.
 К девяти утра стали подтягиваться женатые друзья с супругами, и портвейном.
От избытка эмоций и выпитого портвейна слабые стали вырубаться, и супруги потащили их домой. Оставались самые стойкие, но их ряды редели. К десяти часам  нас осталось только трое: мой друг с женой и я. Хотелось еще "веселья", но пить было не с кем.  И тут друг вспомнил, что его теща тоже строитель,  надо бы поздравить, и мы поехали в "Беляево".
 Теща была заслуженный строитель,  поэтому встретила нас за праздничным столом, с самогонкой и закуской.
- Давай покроем «лачком» эту общагскую бурду,- предложил друг.
Мы покрыли:  сначала одной рюмкой, потом другой, потом третьей. После третьей мой друг вырубился, а его жена заплакала. На это тетя Юля, так звали тещу друга, заметила: вот видишь дочечка не за того ты замуж вышла, и пить не пил, а уже ни какой.  А этот видишь, и закусывать, как следует, не закусывал, а сидит как «огурчик». Мне стало скучно,  я выпил еще на посошок, попрощался с тетей Юлей и вспомнил про Сокольники.
 Как только вышел из подъезда, то увидел впереди большую группу людей :  наверное, митинг по поводу дня строителя, подумал я, и направился  к ним. Подойдя ближе, увидел еще духовой оркестр и съемочную группу.
- По поводу чего вы собрались,- спросил я у мужчины, находящегося в состоянии примерно моего градуса. 
- А ты, что не наешь, метро "Беляево" отрывают.
- Я тут же присоединился к «открывателям».
Протиснулся в первый ряд и увидел, как важный чиновник перерезает красную ленточку. В этот момент оркестр заиграл туш, и оратор радостно закричал: «Прошу вас, товарищи, проходите, вы будете первыми пассажирами метро "Беляево". Я ринулся вперед.  «Товарищи» увидев, что я хочу войти в вестибюль раньше чиновников, начали меня оттеснять, но было поздно, я вошел в раж, обогнал чиновников и первым заскочил на эскалатор. Радости моей не было границ, хоть здесь я отобрал пальму первенства у чиновников. Как только я попал на эскалатор, то сразу вспомнил про гуляния в парке Сокольники.
 До Сокольников я добрался без происшествий, но как  вышел из метро, то увидел, что до самого парка стоит кордон из милиционеров, а в парк пропускают только трезвых и по пропускам.  Сначала я испугался, потому как подумал, что я пьяный, но потом приглядевшись к гостям, прибывшим на праздник,  понял, что трезвый. Но тут приключилась еще одна беда – я забыл пропуск в общежитии, и собрался уже уходить, как вдруг услышал: «Славка, ты чего там стоишь, иди сюда». Я протиснулся к входу, где стояли дружинники и милиционер: «Давай, проходи – весело закричал знакомый парень из общежития».
- А пропуск? Строго спросил милиционер.
- Это наш товарищ, есть у него пропуск, сказал дружинник.
В парке веселье было  в разгаре.  Здесь все мне было знакомо, я любил гулять в Сокольниках, потому сразу направился в кафе «Прага», чтобы поднять свой «градус» ,и быть как все люди. Но это оказалось не так просто, как в обычные выходные.  Кафе было в плотном кольце жаждущих, и страждущих. Я загрустил, но тут за стеклянной дверью  кафе увидел знакомого «вышыбалу», который впускал и выпускал посетителей. Я помахал ему рукой и пальцами показал «двушничек». Он кивнул головой в знак согласия, приоткрыл дверь, и позвал к себе. Я начал протискиваться, под нескончаемые тумаки и возгласы: «Куда без очереди?». Как только добрался до двери, «вышибала» силой втащил меня во внутрь, попутно огрев правой настырного парня.
 Но радость моя была преждевременной, в кафе было столько людей, что повернуться было  невозможно.  Все ломились к стойке, чтобы утолить жажду. И опять мне повезло. Я увидел знакомую барменшу и жестом показал, что мне нужна бутылка портвейна  - плачу без сдачи. Она открыла бутылку Крымского и, через головы жаждущих и вопиющих, передала мне. "Радость" была у меня в руках, но присесть  негде, и пить не с чего.
  Тогда я решил пить по нашему, по рабочему, «со ствола»: расправил грудь, ноги поставил на ширину плеч, левой рукой уперся в бок, высоко поднял голову, а правую руку с бутылкою Крымского поднял еще выше. Стоя в этой  непринужденной позе, я медленно вливал в себя содержимое  бутылки, под завистливые взгляды окружающих меня парней. Но когда я увидел донышко пустой бутылки, то понял ,что выпитое во мне уже не вмещается. Как только я начал опускать голову, портвейн предательски подкатывал к горлу.  И мне  ничего не оставалось как стоять с гордо поднятой головой и ждать пока портвейн «усядется». Но время шло, а мне так хотелось веселья. Тогда я толкнул рядом стоящего парня и жестом показал, чтобы он дал мне сигарету. Парень сразу все понял. Прикурил и протянул мне горящую сигарету. Я зашмыгнулся, портвейн «уселся», и я облегченно вздохнул.
 Теперь надо было выбираться из кофе, и я опять обратился к «вышибале». «Вышибала» - здоровенный мужик, бывший чемпион по вольной борьбе, еще в хорошей спортивной форме сказал: «Помогу, только ты подпрыгни, на счет два». Правой рукой открыл дверь, левой схватил меня за пояс и скомандовал: «Раз… два…». На счет два я подпрыгнул, и получил такой удар коленом под зад, что вылетел с кафе, как пробка из бутылки шампанского.
  Первые два с половиной метра, я пролетел над головами страждущих, а остальные два с половиной, по головам, и поднятых  кверху кулакам, жаждущих. Когда ряды бьющих и вопиющих поредели, я шлепнулся на траву.  Мне было не больно, но очень обидно. Поэтому, когда я поднялся, то первым делом заехал в ухо близ- стоящему парню. Тот естественно завопил: «За что?»
- Было бы за что, убил бы,- философски ответил я.
Парня ответ удовлетворил, он схватился за ухо, и отошел от меня подальше. Мне захотелось еще кого - нибудь огреть, но все стояли смирно, и с таким видом, что они здесь  не причем. Тогда я решил, что инцидент исчерпан и пошел на главную аллею.
 Как только я отошел от кафе, то мне стало так хорошо, что я подумал: "Вот какое оно счастье бывает:  светит солнышко, теплынь, зеленая травка, вековые деревья, а вокруг молодые люди и все такие веселые и радостные.  И самый счастливый среди них я. Ведь они еще только идут в кафе, а я уже там побывал".  Но для полного счастья мне еще чего то не хватало. И тут я вспомнил, что у меня нет девушки.  Тогда я встал по среди аллеи и взмолился: «Господи, пошли мне девушку такую, чтобы была молодая, красивая и не капризная». Как только я об этом подумал, то сразу увидел, как по аллеи идет веселая компания девушек, и впереди самая веселая- Она.
- Нинка,- закричал я.
- Славка,- в ответ закричала Она.
Мы побежали навстречу друг другу и обнялись так будто не виделись много лет, хотя расстались год с не большим.
- Ты куда пропала?
- А ты куда делся?
- Я ждал тебя, а ты не пришла.
- Нет, это я ждала тебя, а ты меня бросил.
- Я тебя никогда не брошу, искренне заверил я.
- И я тебя больше не брошу, горячо шептала Нинка.
Но радость наша была не долгой, как только подошли подруги, то хором завопили: «Ты, что дура опять с этим «кобелем» связалась, забыла, что у тебя муж есть». Я спросил у Нинки: «Ты что, замужем?».
- Ну да.
- А муж где?
- Да здесь, как шатун, пьяный, по парку бродит.  Но я люблю только тебя и ты меня больше не бросай.
- Не брошу,- заверил я.
И мы еще крепче вцепились  друг в друга. Но и подруги были упорными. Они разделились на две группы и стали нас растаскивать. Сил явно не хватало и они позвали на помощь парней.  Как только подошли парни, я им объявил: «Мужики, не встревайте, у нас любовь». Парни со мной были солидарны: «Ну раз любовь , то мы пас» и отстали от нас, но девушки не отставали. Не разделив нас силой, они решили взять свое хитростью. И начали ласкового охмурять меня.
- Но зачем тебе замужняя женщина? Вокруг столько молодых  незамужних девушек выбирай любую, посмотри вокруг.
- И смотреть не хочу,   незамужние все уродины.
Это оскорбило девушек, одна из них не выдержала и закричала: «Это я то уродина, а ну смотри сюда, на меня, на меня смотри!»  Я поднял голову, и в этот миг она рванула на себе белую кофту, лифчика не было, и я увидел девственную грудь такую ,что сразу забыл все: и праздник, и парк, и Нинку. Я смотрел не отрываясь, она с видом бывалого продавца знающего цену своего товара, самодовольно спрашивала: «Ну как?».
- Раздевайся дальше,- скомандовал я.
- Здесь что ли? Бросай Нинку, и пойдем ко мне.
Я отстранил от себя Нинку. Она с удивлением воскликнула:
- Ты что опять меня бросаешь?
- Нина, ты мужняя жена иди к мужу он истосковался по тебе.
Я обнял девушку за талию, она прижалась ко мне обнаженной грудью, и мы пошли  по центральной аллеи парка к выходу.
- Едем ко мне,- предложил я.
- А ты далеко живешь?
- Да нет, рядом, в Кузьминках.
- Ты что? Я вот так поеду через всю Москву?
- Я возьму такси.
- Где ты в праздник поймаешь такси. Стой здесь, а я пойду в туалет и приведу себя в порядок.
- А у вас, что в туалете есть нитки, иголка, пуговица?
- В женском туалете все есть, стой и жди меня.
Она ушла, а я прибывал в радостном ожидании близких любовных утех.  Прошло пять, потом десять, двадцать минут. Моей красавицы не было, настроение мое начало резко меняться, так как я понял, что меня просто обвели вокруг пальца. Мне стало мучительно больно: «за бесцельно прожитые годы».  Захотелось революции: здесь и сейчас! «Как пошло, и как по-мещански, мы живем! Ведь классики марксизма в мои годы, уже по два раза сидели в тюрьме. Жили в сибирской ссылке, и день деньской думали о народе. А, я ,как последнее ничтожество, напился, и бегаю за девками. Позор! Надо заняться настоящем делом. Пробил час! Пора подымать народ. Ведь столько лет живем без революции. Все опошлили!»
 Я не совсем твердой, но решительной походкой, двинулся к летней эстраде. Там в это время артисты с москонцерта, лихо приплясывая, распевали частушки и русские народные песни. На скамейках сидели благодарные слушатели: пенсионеры, ветераны Мосстроя. Чистенькие, старомодно одетые, они излучали покой и радость бытия. Глядя на них, почему- то вспомнилась деревня в тихий ,погожий осенний день. Меня это возмутило: вот оно мещанство во всей красе! Я вспомнил А. П. Чехова «…деревня, какая была при Рюрике, такая осталась до сих пор. Не грамотность нужна, а свобода для широкого проявления духовных способностей».
 Я подошел к эстраде и громко сказал:
- Хватит петь, художественного руководителя ко мне!
Артисты замолчали, ко мне подошла женщина средних лет и тихо сказала: «Я художественный руководитель, вы что- то хотели?»
- Я хотел бы знать, кто утвердил эту пошлую программу, что вы здесь поете?
- А что бы вы хотели послушать?
- Я хотел бы послушать Интернационал и Марсельезу.
Женщина стушевалась и покраснела, такого поворота событий она явно не ждала. По ее лицу было видно, что ее артисты не знают слов  Интернационала, а про Марсельезу и не слыхали.
- Стыдно, товарищи артисты,- сказал я. В такой праздник и не петь Интернационал. 
Товарищи начали роптать,  им явно не хотелось менять репертуар. Но я поднялся на сцену, подошел к микрофону и объявил:
- А сейчас товарищи, мы все вместе споет Интернационал. Подпевайте товарищи!
Но товарищи потухли. Они не сомневались, что перед ними «товарищ из органов!», но почему он пьяный? Неужели и в «органах» пьют на работе?  Дожили! А я тем временем заорал со всей дури: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов. Кипит наш разум возмущенный и в ратный бой вести готов».  Первыми побежали артисты, они обрадовались, что им пришла замена и можно отдохнуть. За ними стали подниматься «божьи одуванчики». Они подумали, что это призыв непосредственно к ним. Бабульки обиженно поджимали губки, а старики что -то бормотали под нос, не- то подпевали, не- то матерились. Я еще не допел второй куплет,  а слушателей становилось все меньше и меньше, а пустых лавочек все больше и больше. Тогда я запел любимую песню В. И.  Ленина: «Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе».
Это поддало еще больше жару,  и уже через пять минут не было ни одного человека. Мне стало тоскливо, ведь я им хотел еще спеть Марсельезу. Да, подумал я: «С этим народом революцию не совершишь». Мне почему- то захотелось спать. Я походил по пустой сцене, нашел укромное местечко, как мне тогда казалось, прилег, и тут же уснул.
 Проснулся я от того, что где то играла громкая музыка, и уже зажглись фонари. Еще не сообразив, где  нахожусь, и что со мной было, я поднялся и пошел на звуки музыки. Так я вышел на летную танцплощадку. Веселье было в разгаре: парни приглашали девушек, а девушки прибывали в радостном ожидании приглашения. Мне стало тоскливо,  захотелось выпить, но время вышло, и алкоголь не продавали. Да и денег уже почти не осталось, для меня праздник закончился, и я собрался уходить. Как вдруг, объявили белый танец. И меня кто -то тронул за руку. Я обернулся и увидел молоденькую девушку. Сама прелесть стояла передо мною: с широко открытыми глазами, с ослепительной улыбкой, и не поддельным восторгом. 
- Разрешите,- пролепетала она.
- Да,- растерянно ответил я.
Взял ее за талию и прижал к себе. Она легко поддалась и мы буквально «прилипли» друг другу. Тепло ее тела, свежее дыхание, едва уловимый запах фиалки, окончательно отрезвили меня.  Я  вмиг очутился в другой реальности:  будто идем мы с ней по лесной поляне взявшись за руки и опустив глаза. А под ногами у нас: то подснежники, то фиалки, то ландыши, то цветущий клевер с огоньками, и все это изпускает такой аромат, что хочется остановиться и дышать этим всю жизнь. Вернулся я из этой сказки от ее слов:
- Я Вас сразу узнала, как только увидела. Я ждала, что Вы пригласите меня, но Вы даже не смотрели в мою сторону. А самой подойти,  было очень стыдно, как хорошо, что объявили белый танец.
 Я мучительно соображал, откуда она меня знает? И кто она? Уж больно она не похоже на строителя, а на москвичку тем более. Надо было что то говорить. И тогда я, как гоголевский Ноздрев, понес околесицу: «А меня здесь все знают, я же известный на всю Москву прораб, и кто только под моим началом не работал.  Меня зовут Слава, ты тоже на моем участке работаешь?».  Девушка посмотрела на меня, удивленным взглядом и, с обидой в голосе, сказала: «Зачем вы меня обманываете? Вас же зовут Коля, вы же артист, как только я вас увидела в кино, сразу влюбилась. Я тогда еще девчонкой была,в седьмой класс ходила, и дала себе клятву, что обязательно найду Вас». Я понял, что пошел не в ту «степь». Надо было выкручиваться. Но вот с кем она меня путает, не мог сообразить. Стал вспоминать популярных актеров, Коля… Коля…  Так это же Олялин! Как я сразу не догадался, меня же постоянно с ним путают. Я принял печальный вид, опустил глаза, и грустно сказал: «Прости, устал я от славы, понимаешь, куда бы я не пошел, все меня узнают. Пристают с расспросами, просят автограф, хотят со мной сфотографироваться, и никто из них не понимает, как я одинок в этой жизни. Как я устал от съемок, от бесконечной игры, а мне так хочется быть самим собой, ведь я выше и сильнее тех героев, которых играю».  И сделав совсем печальный вид, с мокрыми от слез глазами, добавил: «Устал я греться у чужого огня, так, где же сердце, что полюбит меня, живу без ласки, боль в душе тая, всегда быть в маске судьба моя».
Девушка заплакала, она стала рассказывать, что приехала поступать на артистку, что остановилась у старшей сестры, а та привела ее в парк на праздник строителя. Сестра пошла с подругами, а она осталась здесь потому, что увидела меня.
- Это же замечательно, что я с вами встретилась, теперь мы всегда будем вместе.
- Да, только смерть может разлучить нас.
- Коля, Вы не будете теперь одиноки, я рожу Вам детей, Вы после спектакля будете приходить в дом, где вас ждут: любящая жена и маленькие дети. 
Как только я услышал про жену и детей, мне сразу захотелось в общагу. Я строго посмотрел на девушку и спросил:
- Тебя как зовут?
- Таня, улыбнулась она.
- Таня, давай пока без детей, ты выучишься на артистку. Мы с тобой вместе будем играть на сцене, а дети подождут. У нас с тобой будет творческий союз.
Таня послушно закивала головой. И в этот момент, я увидел, как по аллеи, прямо на нас, идет та самая веселая компания, что разнимала меня с Нинкой, а впереди идет та самая девушка, что обманула меня. Я зашептал: «Таня обними меня крепче, и никому не отдавай». Таня обняла меня за шею, я сцепил руки на ее талии, но было поздно. Девушка узнала меня, и громко произнесла: «Это опять ты. Ну теперь я  тебя точно сдам в милицию».
- Не имеешь право,- ответил я.
- Еще как имею, это моя сестра. И она  несовершеннолетняя.
- Это правда? Спросил я у Тани.
- Да,- ответила она,- но мне уже через месяц исполнится восемнадцать.
- Тогда через месяц встретимся здесь, в это же время.
-  Нет, Коля, я тебя ни за что не брошу.
И она еще крепче прижалась ко мне.
- Бабы, хватай,- скомандовала старшая сестра.
И дневная сцена повторилась точь в точь,- вечером.
- Не трогайте меня, я люблю его, у нас с Колей будет творческий союз. Он артист, и я артистка!
Но «бабы» были неумолимы. Они «оторвали» от меня Таню и повели приговаривая: «Ты что дура, нашла артиста Колю. Это же Славка- лимитчик с Кузьминок,- тот еще артист больших и малых театров. Его тут все знают». Я опять остался один среди всех и медленно пошел к выходу. Так грустно закончился веселый праздник -строителя коммунизма.