Булюляй

        Однажды, в годы моего детства я  оказалась далеко от своей улицы: за рощами, за кирпичным заводом. Время было вечернее. Подруги позвали меня  встречать коров на центральный выгон.

Мы прошли село и вышли в степь. Запахло чабрецом. Под ногами стали попадаться  неглубокие круглые ямки. Здесь когда-то драли земляной дёрн для покрытия домов. Идти было трудно, хотелось быстрее выбраться на дорогу.
В душе стояла тревога, потому что я далеко ушла от дома.

Вдали замычали коровы. Идущие впереди нас подростки закричали: «Пора!» Пошли Булюляя дразнить!» Все ринулись к дороге, к дымящимся кострам, возле которых толпились ребята постарше. Девочки зашли в середину стада в поисках своих коров.
Маша толкнула меня в бок и закричала: «Смотри! Вон Коля Булюляй идет! Бежим!». Я хотела спросить у подруги о Коле, но она затерялась где-то среди коров. Я много раз слышала о нем, но никогда не видела. Его именем старухи пугали малышей, чтобы не уходили далеко от дома: «Вот придет Коля Булюляй и заберет тебя!»
 По краю стада, размахивая кнутом, шел помощник пастуха Коля Булюляй.… Зная будучих коров, и опасаясь за незнакомую девочку, он направился в самую середину стада, чтобы вывести ее оттуда.

Я искала глазами Машу. Коровы, тяжело дыша, проходили мимо меня, задевая и толкая боками. Некоторые, отмахиваясь от комаров и оводов хвостами, больно били по голым рукам, но я не могла сойти с места и замерла от ужаса.… С одной стороны приближался Коля, а с другой – остановилась крупная телка. Она нагнула голову, наставила на меня рога. Я стояла у неё на пути. От безвыходности положения руки сами схватились за рога бурёнки. Она замотала головой, пытаясь сбросить ношу, и «прокатила» меня несколько шагов. Я оказалась еще ближе к пастуху.

… Булюляй шел прямо на меня, глядя красными воспаленными глазами. Нижние веки его отвисли, набухли и казались вывернутыми наружу. Губа, опущенная вниз, не могла удержать слюну, и от этого его старый пиджак был мокрым и замусоленным от грязи. Огромные оттопыренные уши красно-сизого цвета невероятной толщины еще больше подчеркивали его страшный облик.

Я заметалась между коровами, пытаясь вырваться на свободу.
… В селе рассказывали, что еще в детстве Колю сильно напугали. Он заикался, а потом и вовсе перестал внятно говорить. Жестокие мальчишки смеялись и издевались над «Колей - дурачком». Поймали его у костра, свалили, сели верхом со спины и били горящими палками по ушам.
Коля был немым. Он «кричал», звал по-своему на помощь, но никто не пожалел его, а взрослых рядом не было. Мальчишки ухохатывались над его мычанием и просили: «А ну, скажи еще чего-нибудь».

С тех пор и повелось…. Будто «по наследству» передавали подростки от одного к другому эти издевательства, несмотря на то, что Коля был уже взрослым. Он помогал пастуху пасти коров, зарабатывая этим на содержание своей старой матери.
Но об этом я узнала позже из рассказов подруг.
А сейчас этот высокий и страшный пастух шел прямо на меня и показывал рукой на костры, вокруг которых толпились подростки. Его лицо было тревожным, но не злобным. Это насторожило и удивило меня. Он словно предупреждал меня о какой-то опасности.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза, стараясь не выдать своего страха. Булюляй что-то «объяснял», пытаясь схватить меня за руку. Он отчаянно жестикулировал, но я ничего не могла понять. Я спрятала руку, но он протянул свою снова как-то просяще и умоляюще. Взгляд его болезненных глаз был жалобным, страдальческим, доверчивым. И не таким уже Коля был страшным, как о нем рассказывали.

Я поняла, что передо мною стоит больной человек.
Подошел старший пастух и пояснил спокойно и обыденно: «Не бойся его, он просит тебя провести его мимо костров и мальчишек, которых он сильно боится.
«Меня? Провести его?» - удивилась я.

Пастух пояснил: «Ты незнакомая. Они побоятся тебя тронуть. Эти ироды будут кидать в него горящими палками. Они так делают каждый вечер. Я ему постоянно говорю: «Бей их кнутом!» А он не хочет, руку к сердцу прикладывает, жалеет их, показывает рукой, что маленькие они еще, не понимают, что творят. Крестится, горемычный, и головой мотает. А что я с ним поделаю, не напровожаешься. Мне коров надо к огородам не подпустить. Видишь, неогороженные стоят». – Он мотнул рукояткой кнута на последние улицы.

Я кивнула головой и с опаской посмотрела на костры и ребят.
Поджидающие Булюляя подростки били палками по костру, разметывая искры в разные стороны. Костер загудел, пламя взметнулось  ввысь.
«Запугивают», - подумала я.

Коля озирался по сторонам. Коровы уже прошли. Прикрытия не было. Пахнуло дымом. Мы приближались к дороге и кострам. Я взяла Колю за руку. Издалека могло показаться, что это он ведет меня. Девочки, бросив коров, бежали нам навстречу. А мы с Колей нарочито спокойно проходили мимо костров.
Мальчишки, увидев меня, не стали кидаться горящими палками, зажатыми в руках. И только тогда, когда мы отошли на большое расстояние, кто-то все-таки с опозданием метнул вслед потухшую головешку.

Наше «спокойствие» было знаком победы.

У меня бешено колотилось сердце, рука онемела от сжатия. Все было уже позади, и вдруг Коля, как маленький, заплакал. Дрожащими руками он показывал на пиджаке давно прожженные дырки.

Я поняла все без слов, переживая за него, но ничего не могла изменить в его судьбе.

Он показал на последний за селом дом, старый – престарый, и направился к нему.
Главный пастух поравнялся с кострами и замахнулся на ребятню кнутом. Те рассыпались с криком и хохотом по степи, оставляя догорающие костры, –  место своего постоянного вечернего развлечения.
Запыхавшиеся девочки окружили меня и с ужасом закричали:
–  Ты что отстала!?
– Куда это Булюляй тебя потащил?
– Никуда он меня не тащил. И никакой он не Булюляй, а просто Коля несчастный! А вы…, вы смеетесь над ним вместе с мальчишками!

Девочки замолчали, а Маша сказала: «Да ну тебя!» И… побежала догонять свою корову. Остальные шли молча. Событие никто не обсуждал. Только на другой день они разговорились.

Такого тяжелого настроения, как в тот вечер, у меня еще никогда не было. Я шла и плакала, жалея Колю. Сердилась на Машу, потому что она бросила меня посреди стада.

Я вспоминала грустные Колины глаза и очень долго переживала, стараясь забыть эту историю.
__________

Прошло много лет. Я жила в другом месте. Возвращалась домой из монастырского храма.

Стоял апрель. Моросил ледяной дождь. Порывы ветра распахивали пальто. Я обдумывала свою жизнь, прошедший день и болезненно искала выхода из тяжелого душевного состояния. Причин для уныния не было, но почему так неуютно на душе, будто хмурая погода заковала меня в свои цепи и не отпускает в тепло. Из тяжелых дум и обстоятельств я выхожу с молитвой: «Слава тебе, Господи, что так, а не хуже». И мысленно «возвращаюсь» в детство. Оно действует на меня очищающее, будто лечит от невзгод. Но почему-то воспоминание о нём на этот раз, меня не утешило, а неприятно растревожило и заставило плакать. Наверное, неслучайно я вспомнила о Коле. Тогда я не могла найти выхода из создавшейся ситуации, она мне казалась безысходной.

Игумен Свято-Пафнутьев Боровского монастыря о. Силуан (Жучков), услышав эту историю, сказал: «Может быть, умер Коля и просит чьих-то молитв….»
Не знала я в детстве, в безбожное время, что надо было помолиться за болящего, чтобы Господь устроил его жизнь. Прости меня, Коля …
Вот так «открываются» и «заживают старые раны», уходит боль.
Сегодня я могу посмотреть на прошлое другими глазами и помолиться о добром и несчастном человеке, не боясь этой истории:
«Господи, если Коля жив, устрой его судьбу, а если нет, упокой его душу, Господи…»