Бусинка

               
  Стоял обычный, ничем не примечательный, осенний вечер. Воскресный день подходил к концу. По набережной, навстречу ветру с развевающимися полами расстёгнутой куртки, медленно брёл человек  лет тридцати.
  С первого взгляда его личность не бросалась в глаза, и лишь при пристальном рассмотрении можно было заметить, что человек сильно озабочен. С задумчивым лицом и устремлённым куда-то вглубь своих раздумий взглядом он иногда что-то бормотал губами, якобы пытаясь что-то произнести или сформулировать. Серый осенний вечер монотонно сопровождал нашего попутчика и тем самым только усугублял состояние оного, лишний раз давая почву для ещё более глубоких размышлений. Порывистый ветер, нагоняя волны и создавая под их бурным кипением череду очередных пенных барашков, резвясь, играл в кудрях Степана, создавая иллюзию кипения мозгов, которые так же, как и волны, вскипали и лезли наружу.
  Стёпка шёл и размышлял о своей нескладной жизни. Нет, не так он представлял её, совсем не так, да её практически и не было, жизни то.  Хмуря брови и частенько переводя взгляд на волны, наш герой медленно плёлся куда-то вперёд без смысла, без паники, без энтузиазма.  Лишь редкий крик чаек возвращал его в действительность. Нет, не так ему виделась его жизнь. Прошедший все этапы от октябрёнка до комсомольца, отслуживший свои честные два года механиком -водителем, весёлый, добродушный он упёрся в  камень преткновения, который называется - семейная жизнь.
  "Бусинка, ты моя Бусинка," -  шептал Стёпка на ухо своей любимой. Та в голос хохотала и, кружась в танце, оглядывала другие пары. Игривый взгляд с капелькой иронии бегал по залу и лукаво щурился попавшимся навстречу взглядам ребят. Елизавета, так звали эту прекрасную особу, после выпуска из школы уехала в город, а после окончания курсов медсестёр вернулась в родное село, где и работала  медсестрой в местном фельдшерском пункте. Много желающих было зайти к ней на приём и оценить её глубокое декольте на белом, ушитом по талии, халатике. А уж сколько ходило слухов о её пребывании в городе во время учёбы, самому Богу только известно. Степан и слушать ничего не хотел. "Бусинка, ты моя Бусинка," -  шептал он и, крепко обняв за узкую талию, сильно прижимал к себе Лизу.
  В клубе играл магнитофон, так как собрать свой ансамбль в селе так и не получилось. То инструменты разобьют по свадьбам, то игроков не соберёшь. А магнитофон вполне нормальная вещь, во-первых, не устаёт и, во-вторых, не просит денег. Это  два главных критерия, которые устраивали и молодёжь, и администрацию клуба. Клуб был одним из самых излюбленных мест обитания сельской молодёжи. Да больше то и пойти было некуда. По той самой причине многие уже подумывали, а те, кто по шустрее, не просто подумывали, а давно перебрались в город. Там и с работой получше, да и с бытом попроще. Клубные танцы зачастую заканчивались дракой, так как это являлось одним из атрибутов вечера, которым с удовольствием пользовалась местная братия, не взирая на чины и возраст. То между своими что-то не поделят, то с соседнего села приедут почесать кулаки, а то и вовсе от нечего делать. Стёпке так же частенько приходилось принимать участие в баталиях, особенно если была задета честь его Бусинки. Лизавета же наоборот, не упускала возможности испытать парня и, играя на его самолюбии, то и дело крутила хвостом перед другими ребятами.
  "Бусинка, ты моя Бусинка," - частенько бормотал Степан с подбитым глазом или разбитой губой, в очередной раз провожая зазнобу до дома. Многие пытались открыть ему глаза на истинное положение дел, на проделки Лизки, которая флиртовала без разбора налево и  направо. Ничего не мог поделать Стёпка с собой и своим чувством. Две большие любви ютились в его душе, пытаясь оспорить своё первенство. Это любовь к Лизавете и его любовь к технике. Ещё в школе Стёпка собрал самодельный мопед из каких-то найденных на свалке запчастей. Он был горд своей поделкой и с радостью давал кататься на ней другим ребятам, но вот катать сам предпочитал только Бусинку. Стёпка был на седьмом небе, когда Лиза, распустив по ветру волосы и прижавшись к нему всем телом заливисто хохотала у него за спиной, нежно обнимая его руками. Он мог катать Лизавету вечно и в эти минуты мечтал о этой вечности но, снова заканчивался бензин и они как обычно, уже пешком, возвращались обратно. При этом Стёпка ещё катил свой мопед, но для него это был пустяк, когда рядом с ним была его Бусинка.
  Закончив ПТУ по профессии "Тракторист-машинист широкого профиля", Степан работал в местной  МТС и был незаменимым работником. Он и в поле один из-первых, и молоко в город отвезти, и с ремонтом помочь любому. Сильно горевал колхоз, когда Степана забрали в армию. Таких работящих да толковых ещё поискать. Чем занималась Лизавета в его отсутствие было видно без всяких ухищрений, так как на селе, что-либо утаить, как и шило в мешке, очень сложно. Тем более, такой факт, как флирт с местным фельдшером. Стёпка почти каждый день писал письма своей любимой, но от Бусинки они приходили так редко, что это можно было назвать праздником. "Наверное, работает, наверное, занята," -  искал оправдание Степан столь редким письмам Лизы. Чаще он получал сообщения от друзей и от  домашних об очередном романе местной лекарши. "Нет, нет и нет," -  говорил Стёпка, убеждая себя в порядочности Лизы.
  Как бы ни были долгими эти два года, которые Степан служил в качестве механика - водителя БТР, "дембель" был уже не за горами. Отличник боевой и политической подготовки Свиридов Степан Георгиевич уволен в запас по всем пунктам закона за подписью министра обороны. Предложение замполита остаться на сверхсрочную с присвоением звания прапорщик Степан встретил отказом. Бусинка, мама и родной МТС. Эти три магические слова имели большое значение на весах судьбы. И вот Степан в районе, на автовокзале. Той пышной встречи, которую он ожидал, он так и не увидел. Мама была старая и часто болела, а Бусинка вновь была занята. Что ему сразу бросилось в глаза, так это взгляд и улыбка милой девушки, которая стояла поодаль и не сводила глаз со Степана. Ему на миг показалось, что он уже где-то видел и этот лучистый, полный искренности взгляд, и эту очаровательную улыбку. Но, встряхнув головой и мыслями о Бусинке, Степан вмиг развеял все домыслы.
   
   Трактор, украшенный шарами и лентами, подъехал к рубленному дому. Из кабины, одетый в праздничный френч с цветком на лацкане, вылез Степан Георгиевич. Посмотрев сначала на дом, затем на прицеп, загруженный гостями, он по-армейски скомандовал: " Выгружайся!" И из прицепа с хаосом движения, как горох, посыпались тётки, племянники, снохи и другие родственники. Царское место в прицепе, да на стуле, занимал гармонист. Его не просто ссадили на землю, а,  как драгоценный подарок, приняли на руки дюжие мужики. Степан дал отмашку, и гармонь зазвучала на всю округу, оповещая о предстоящей свадьбе. Как матушка ни отговаривала Стёпку, он всё равно настоял на своём. И вот он бравый, с кудрявыми вихрами красавец в роли жениха. Толпа зевак, собравшаяся около дома, жужжала на все лады. Кто с ликованием, кто с осуждением, а кто и с песней смотрели на происходящее, стараясь не упустить ни одной мелочи. Самой большой мелочью были заводилы со стаканом и бутылью с мутно - голубым пойлом, которые, бегая в толпе, наливали всем желающим промочить горло самогонкой.
   После соблюдения всех ритуалов, начиная с выкупа невесты и до родительского благословения, молодые сели в наряженный "жигулёнок" и поехали в районный ЗАГС, дабы узаконить своё решение официально. Лиза вместо того, чтобы сесть на заднее сиденье рядом с женихом села вперёд, так как уже изрядно виднеющийся живот, подтверждающий намерения молодых, явно мешал и создавал неудобства. " Пазик" с гостями, явным перегаром из открытых окон и громкими песнями, летел по большаку, не отставая от  "жигулёнка".
   "Согласны ли Вы, Степан Георгиевич....?" "Да," -  ответил Степан, не дожидаясь окончания вопроса. "Согласны ли Вы, Елизавета....?" "Да," -  ответила та, не давая инспектору ЗАГСа произнести даже отчество. Фраза "Объявляю вас мужем и женой!"  взорвала зал криками и аплодисментами. Степан обнял Бусинку, боясь сильно прижать её в области округлившейся талии, и крепко поцеловал. Они расписались в свидетельстве, что однозначно давало законное право на их совместную жизнь. Дорога назад показалась вдвое короче, и вот уже крики "горько" разрывают зал, где под образами сидят молодожёны. "Горько, горько!" -  не унимается разгорячённая толпа, не то радуясь за молодых, не то желая в очередной раз посмотреть на живот невесты. Во время очередного подъёма Степан уловил из дальнего угла хаты восхищённый взгляд. Это была та же дивчина, что и на автовокзале, и тут уже без мистического стечения обстоятельств он вспомнил, что действительно видел этот взгляд и улыбку раньше, на своих проводах в армию. Он остолбенел и даже забыл про поцелуй, ради которого он поднялся со своего места. "Что за наваждение," -  мелькнула в его голове мысль, но тут же вылетела после того, как изрядно подвыпившая невеста вонзилась в него крепким поцелуем.

               
   Встав с постели, накинув рубаху и обув сапоги, Степан подошёл к детской кроватке. Почесав свои русые кудри, он в очередной раз поглядел на двухмесячного чернявого сынишку, в котором явно просматривались кавказские корни. "Нет, нет, моя Бусинка, нет...". Придя на ферму  и заправив " Молоковоз" бензином, а цистерну залив молоком, он поехал в город на "Гормолзавод". Дорога была привычно лёгкой, но вот мысль о Бусинке и темноволосом сынишке всё сильней вгрызалась в его мозг, приводя иной раз к сумасшедшим домыслам и решениям. И вот одно из таких решений было принято, когда он в очередной раз услышал сплетни про Лизку и её роман с зоотехником. Общей темой для оправдания их частых встреч была тема о медицине. Люди, скотина, какая разница, ведь все болеют. Решение рождалось в муках, но было принято однозначно и безоговорочно. Они переезжают в город.
    Последний вечер перед отъездом Стёпка сидел на крутом косогоре над рекой. Он окидывал взглядом округу, с детства знакомую и родную. Слушал, как шепчут берёзы, не то о новых сплетнях, не то про себя, прощаясь со Степаном. Речка, обагрённая вечерним закатом, как будто потоком слёз, лилась на прощанье. На небосводе замерли облака и, не сводя своих голубых глаз со Стёпки, молча провожали его на чужбину. Почему чужбину? Город Стёпка знал как родной. Ещё на мопеде, будучи пацаном, он ездил туда на толкучку, на которой можно было приобрести что-то новое и модное, чего не купить в деревне.
   Как после выяснилось, и город знал Степана. А ещё лучше он знал и хорошо помнил Лизу, молодую и красивую студентку из медучилища. На работу Степан устроился без проблем. Хорошего водителя, мастера по ремонту и, вообще, специалиста своего дела видно с первого взгляда. Степан устроился в контору по очистке города.  Он разъезжал по улицам, поливая мостовую и соскребая с неё грязь времён, придавал городу благородный вид. Сынишка уже ходил в садик, а Елизавета устроилась медсестрой в районную больницу. Степана всегда настораживали и удивляли частые ночные смены, а иногда просто не запланированные задержки жены на работе. Ему часто приходилось разрываться  между домом, работой и садиком. Узнавши поближе коллег, вжившись в коллектив и приобретя новых друзей, Степан так и не смог избавиться от некоторых старых проблем. Ему всё чаще говорили о новой сестричке в больнице. Он не подавал вида, что Лизка его жена, а лишь кивал головой, высказывая своё удивление по поводу услышанного. Ему даже советовали, сходить полечиться к ней.
   С участившимися дождями и осенним листопадом в разы прибавилось работы и у Степана. Приходилось тоже частенько задерживаться на работе. Однажды, проезжая по вечернему городу, в свете уличных фонарей он заметил пару, которая идя в обнимку по улице, целовалась и не скрывала своего неуёмного интереса друг к другу. Степану показалось в силуэте женщины что-то до боли знакомое. Не поверив своим глазам и сделав ещё один круг по соседней улице, снова проехал мимо пары. "Нет, не может быть, она должна быть сейчас на дежурстве." Проехав ещё и ещё, и глядя на пару, он не находил себе места. Душа разрывалась в клочья, а сердце было готово выпрыгнуть из груди и броситься под колёса грузовика. Обида за все прожитые в обмане годы давила на горло. Глаза налились слезами, и уже на очередном круге, не совладав с собой и затронутой честью, Степан включил насос поливной установки и, направив струю ледяной воды на счастливо идущую пару, выписал прощальное дефиле.
 Много чего лезло в голову, но когда открылась входная дверь их квартиры и на пороге со словами: " Ох, там и дождь!" -  появилась промокшая до нитки Бусинка, Степан даже завыл, издавая истошный крик, который больше походил на рык раненого зверя.
       
   Молодой человек лет тридцати медленно шёл по вечерней набережной. Разные, порой даже странные мысли лезли в его голову, а в опустошённой душе из угла в угол металось разбитое сердце.
   Воскресный день подходил к концу. Билет на утренний автобус и трудовая книжка лежали во внутреннем кармане куртки, полы которой развевались на ветру и были похожи на крылья. Это были крылья свободы, которую приобрёл Степан Георгиевич, уезжая из города. Он уезжал домой, на свою родную ферму и МТС, зная, что его там ждёт всего лишь один родной человек - мама. Он ещё раз остановился около парапета и прощальным взглядом посмотрел на бурлящую реку, весело прыгающие барашки пены и на чаек, которые пели ему прощальную песню. Он прощался со старой жизнью. Впереди его ждала неизвестность.
   Вот она, родная станция, родное село. Он и не ждал ни пышной встречи и никаких-либо праздничных церемоний. Он просто вернулся домой. Выйдя из автобуса, Степан огляделся вокруг и вдруг его взгляд встретился с уже знакомым взглядом. Это была та таинственная незнакомка, которая, казалось, преследует его всю жизнь.
   Он как-то неуверенно улыбнулся ей, и они сделали шаг навстречу друг другу...


                2015 г.