Пленительный вкус свободы

Случилось это очень давно на Ангаре. Тогда  километрах в сорока от Иркутска ниже по течению реки намечалось строительство еще одной  гидроэлектростанции, и изыскатели исследовали намеченный створ. В этом месте берега крутые: на левом раскинулось большое старинное село, правый скалистый берег порос лесом, туда сельчане наведывались за ягодами и грибами.
Ангара здесь широкая, с полкилометра будет,  посредине большой остров, делящий реку на два протока. Ширина острова метров двести, а в длину, пожалуй, с километр. Остров местами порос молодым леском  и кустарником. Остальное пространство занято лугами. Летом местные жители заготавливают здесь сено, и складывают его в стожки до зимы. По замыслу проектировщиков, остров  должен стать основанием плотины. Еще с весны для исследования грунта туда завезли буровое оборудование, трубы и даже лошадь с телегой и упряжью, чтобы перевозить грузы с точки на точку.
Лошадь по кличке Машка была пегой масти, с черной спутанной гривой и отметиной на холке, оставленной сбруей. Характер у неё был флегматичный, и, когда конюх Николай, рыжий сноровистый мужик, запрягал её по утрам, она спокойно подставляла шею и только поводила ушами, если он слишком туго затягивал подпругу. Как и полагается возчикам, Николай при этом беззлобно матерился, но Машку это не задевало, так как она плохо понимала премудрости человеческой речи.
Работы на острове производились только днем – каждый раз утром и вечером моторка привозила и увозила рабочих, а на ночь Машка оставалась на острове одна. Перед отъездом Николай распрягал её, стреноживал и отпускал пастись до следующего утра. Обширные зеленые луга были в её распоряжении, но она далеко не уходила, то ли из-за отсутствия любопытства, то ли в ожидании   утреннего угощения – полуведра овса из рук хозяина.
К ноябрю месяцу программа изысканий была завершена и  большая часть оборудования вывезена на берег. Для перевозки оставшегося, а также лошади с телегой, ожидали прибытия большого катера из Иркутска, но по какой-то причине он задерживался. По Ангаре уже шла шуга, правда, еще не слишком густая.
Прошло недели две, когда катер, наконец, появился. Рабочие начали погрузку, затащили и закрепили на палубе телегу,  оставалось привести лошадь, только вот Машки не было видно. Николой покричал её, насколько раз свистнул, заложив в рот крючковатый палец. Машка не отзывалась.
- Видать от пут освободилась. Туды её в качель! – заключил Николой. - По стогам, однако, пошла кормиться. Щас я её, скотину, пошукаю. Обождите малость – придет, как миленькая.
Он взял кнут, уздечку и ведро с овсом и отправился вглубь острова. Прошло с полчаса, а Николой не появлялся. Капитан катера поторапливал, и двое рабочих вызвались идти на поиски. Вернулись они довольно скоро и вместе с конюхом:
- Вот стерва, - оправдывался Николай, - не даётся! Отъелась волчья сыть! Одичала. Однако, всем в загон идтить придется.
Рабочие вооружились кто чем мог: веревками, прутьями. Николой расставил всех цепочкой, махнул рукой в ту сторону, где только что видел беглянку. Оцепление двинулось за ним. Загонщики миновали густые заросли кустарника и вышли на обширную поляну. Машка, действительно, была здесь. Она стояла в отдалении у одного из стожков и спокойно пощипывала сено. В сторону оцепления она даже головой не повела.
- Справа заходь! На меня гоните! – скомандовал Николай, а сам, пригибаясь и прячась за редкие кустики, стал приближаться к лошади.
Машка, казалось, внимания не обращала на загонщиков и продолжала свою трапезу. Сейчас она мало походила на ту покорную работягу, какой  была прежде: спина её выпрямилась, густая шерсть так и лоснилась по бокам, и в подтверждение свой силы она слегка поигрывала мускулами ног.
Вот люди уже в десяти метрах от неё, а с противоположной стороны совсем близко подобрался Николой. Сейчас взнуздает. Но в этот момент Машка подняла голову, сделала прыжок в сторону и неспешной упругой рысью удалилась на другую сторону поляны. Пришлось начинать все заново.
Последующие две или три попытки оказались опять неудачными. Машка  каждый раз, словно издеваясь, подпускала людей совсем близко, но в последний момент легко уходила сквозь редкое оцепление.
- На мысок давайте гнать, ближе к воде. – Предложил кто-то. – Там ей некуда будет бежать.
Предложение показалось разумным, и спустя полчаса, охрипнув от криков и вдоволь набегавшись, люди прижали лошадь к берегу. Николой велел растянуть канат, взятый с катера. Держась за канат, загонщики все ближе подходило к строптивой беглянке, отрезая ей путь к бегству.
Теперь, после  нескольких часов гонки лошадь заметно устала. Стоя на краю прибрежной отмели, она остановилась, сделала один небольшой шаг к воде, потом еще один. Вот- вот сейчас Николай накинет на неё уздечку. Но тут она ступила еще глубже – вода стала ей уже по колено. Машка бросила на людей отчаянный взгляд и тихо заржала. Секунды две она еще ждала чего-то и вдруг, решившись, поплыла. Уже  метрах в десяти от берега быстрое течение подхватило её и понесло.
- Утонет стерва, утонет! – заголосил конюх. – Машка! Маруська! Вертай, глупая! – он звал её, бесцельно бегая по береговой бровке.
Но Машка всё плыла, круто задирая голову, и белые облачка пара  от её дыхания то и дело появлялись над холодной чешуёй воды.
- На катер! Быстро! – опомнился капитан.
Пока заводили мотор, пока отчаливали от берега, прошло не  меньше  десяти минут. Машки уже не было видно. Капитан сделал небольшой круг в том месте, куда её могло снести течение, и направился к берегу. И вдруг под обрывом с нависшими сверху кустами все увидели её – лошадь шла вдоль берега по грудь в воде, пытаясь выбраться, но берег был слишком крут. Увидев, что катер приближается, она пошла быстрее, но ноги, видимо, уже плохо её слушались, она спотыкалась, вслепую ощупывая каменистое дно. Тело её заметно дрожало.
Капитан развернул катер так, что тот почти уткнулся носом в берег, перекрывая Машке дорогу. Не дожидаясь, когда будут переброшены сходни, Николой спрыгнул в воду, цепляясь за кусты, подобрался к Машке. Она крутила головой, фыркала, но он всё же сумел накинуть уздечку и вставил удила. Так вместе, оскальзываясь и припадая на колени, они выбрались на берег. Николай отер ей спину своей шапкой, ловко вскочил на неё верхом, и вдавил в  её вздрагивающие бока каблуки своих кирзовых сапог:
- Погонять, однако, надо! А то пропадет! – крикнул он уже на скаку.
Сибирские лошади, как и сибирские мужики привыкли к такому экстриму. Вот и Машка осталась жива и здорова. Зимой белый снежный покров  укрыл землю до самого берега Ангары. Над  рекой дымился холодный призрачный туман. Как-то днем я увидел Машку - запряженная в сани с обледенелой бочкой, она понуро тащилась по дороге; рядом, потряхивая вожжами, шел Николай и, как всегда, больше для порядка, ругался:
- Ще ты плетешься, туды тебя растуды! Щас, однако, огрею вожжами! Будешь знать. Давеча погуляла - теперь работай!
Машка никак не реагировала на эту речь и не торопилась. Может быть, она вспоминала те счастливые дни свободы, что выпали ей прошедшим летом. А если она и не помнила ничего, то так даже лучше - это мы, люди, когда нас запрягают, вечно тоскуем о свободе.