Солнце и тени бытия
Каждый раз изумляешься непохожести нашего, обыкновенного восприятия и глаза мастера. Помню давнишнюю, пятнадцатилетней давности выставку Ариадны Леонидовны Соколовой, с пленившими зрителями миниатюрами. Предпоследняя выставка запомнилась тревожными синими бликами пейзажей и портретом Ярослава Мудрого.
Эта, сегодняшняя выставка волнует и веселит, удивляет свободной раскованностью художника и неожиданностью ее проявлений.
Не случайно при открытии ее один из художников восхитился энергией Соколовой, крутыми поворотами в творчестве. Она нас в свой сегодняшний день погружала постепенно. От 50-60-х годов, от «Ангары» с ее кристально-синими водами и контурами стройки, красивой и нарядной. Потом портреты – доктор, балерина, сван с красным конем. Их много – они смотрят на нас все взыскательнее и строже. И мы видим другое: не только форму и цвет, но и – суть, движение, настроение, изменчивость. И в этот момент мы с нашей гостьей, грузинской художницей Нелли Месхадзе встречаемся с пейзажем в золотисто-коричневых тонах.
- Гареджи! – тихонько восклицает Нелли. Так радуются не внезапному, а знакомому, но не менее дорогому.
Грузия – особая страница ярославской художницы. Даже не страница, а период, который тесно связан с ее предыдущей судьбой и последующими открытиями. Не раз она мне рассказывала, как ее душе близки яркие краски Грузии, ее ослепительное солнце, колоритные лица, отзывчивость сердца.
А рядом – совершенно неожиданное. Коллажи, материалом для которых стали куски железа, ржавая проволока, какие-то детали неизвестного назначения. Это чем-то напоминает следы нашей цивилизации в интерьерах фильмов А. Тарковского, неприглядный ее налет, за которым тоже вечное: жизнь, любовь, творчество. И поражает еще раз устройство глаза художника, которому колченогий табурет и засохший апельсин на нем – предмет искусства, а мусор, который мы топчем, вдруг обретает четкие фигуры: рыцарь, птица, корзина, цветок. Коллаж «Оно могло быть деревом» (сухой, обломанный стволик дерева с детским бантом) бьет в каждого. Мир – на грани экологической катастрофы. Художник не может пройти мимо беды. Не только красота – удел художника, а побуждение к гражданственности.
- Это все дом виноват, - смеется Ариадна. – Он будто помог мне сбросить внутренние узы.
Дом – это еще одно дело художницы. Городская общественность знает, что Ариадна Соколова вступила в борьбу за спасение дома № 23а на улице Чайковского. Его нашла Ариадна, дала ему название Дом муз и бьется за его судьбу – стать центром искусств – почти одна, самоотверженно и отчаянно. Материал для коллажей, все эти старые провода, обломки, осколки оттуда. Там она и прораб, и снабженец, и проектант. И усилия обретают вполне осязаемые формы – дом с трудом, с болью, но возвращается к жизни. А преодоление и несвойственные заботы вдруг придали художнице новые силы, новый азарт и новую уверенность вправе быть самой собой.
Но Дом обогатил и другим. Вот это огромное полотно – «Радость бытия», жизнеутверждение: любящие друг друга люди, дети, животные, цветы, деревья. На заднем плане в каком-то немыслимом ракурсе автомашины, как идол мещанского благоденствия. А на переднем то, что оценке не поддается, смысл самой жизни.
Эту картину Ариадна рисовала возле Дома муз. В ее квартире она просто бы не поместилась. Из мастерской в многоэтажной башне ее не вынести. А у Дома было легко и спокойно - в заброшенном дворе. На ночь картина устраивалась в Доме. «Радость» стала первым произведением в стенах будущей картинной галереи.
Впереди трудное время и для Дома, и для художника, и для всех нас. Но когда есть азарт для работы и жизни – будут удачи.
Северный рабочий, 31 июля 1990 г.
Фото Л. Ватлиной. На снимках Дом Муз сегодня
Свидетельство о публикации №216041101033