Я хочу, чтобы это был день!
(Из дневника инвалида дества…)
«Я крылья отращу и с верой в Бога
Поеду я встречать там свой рассвет…»
(мой отец)
...Мне хотелось бы предупредить вас, что это скорее, не рассказ, а небольшая исповедь еще одного безмерно несчастного и счастливого человека одновременно. И посвящается она в первую очередь тем, кто так же болен и одинок, как наш герой…
***
Моя история началась еще в далеких 70-х, в высоких Уральских горах и зеленых ёлках. Я бегал наивным, резвым мальчишкой, сшибая по пути сухие ветки. Здесь, под этим бесконечно-голубым небом, мы разводили костры, кидали камни в реку, воровали яблоки в чужих огородах, взрывали банки консервов, дразнили девчонок. От ягоды, которая у нас называлась «Ирга», носы и рты всегда были синие. Утром пел местный петух, а может наш, черт его знает. Я и не помню. В нашей семье все вставали рано. Отец был священник. Да и нам с матерью, спать не приходилось. В нашем доме всегда находились какие-то люди. Вечером за чаем, отец рассказывал мне что-то о духовной жизни. Я любил слушать его, но мне было сложно, и я запоминал только то, что отец повторял неоднократно. Еще у меня был брат, но, по-видимому, его не очень-то интересовали такие беседы….
Когда мы стали старше, я все больше начинал замечать, что брат и прежние друзья отдаляются, уходят куда-то в другую жизнь. Они меняются, открывают для себя новые возможности, учатся в обычных школах, гоняют на мотоциклах, велосипедах, ходят с девушками.
Когда-то, мать и отец, на мои вопросы, почему я разговариваю не как все, и почему мои ноги не хотят меня слушаться, отвечали, что это недостатки и говорили, что зависть – это грех. Но со временем, она все равно врастала в меня и пускала огромные корни. Я оглядывался вокруг: молодые парни и девчонки, с трясущимися руками, косыми глазами, ожогами и травмами, а некоторые без надежды на жизнь. Я понимал, что я тоже с ними. Иногда на занятиях, вместо уроков, я думал обо всех нас, изгоях, которых, казалось, никогда не примет общество. На глаза наворачивались слезы, и я закрывал лицо руками или выбегал из класса на улицу к черному решетчатому забору. В отчаянии, держась за крепкие железные прутья, я вглядывался в лица прохожих. Я не мог понять, чем они были лучше нас, оставленных здесь, как свиней, без малейшей надежды на то, как дальше с этим жить. Я возвращался в класс и продолжал делать вид, что все хорошо. Мы все претворялись здоровыми, хотя бы друг перед другом: весело фотографировались на память в кабинете труда, забивали голы, разрисовывали доски и подтрунивали над учителями и девчонками. Но у каждого, в тайне, была одна мечта: проснуться нормальным…
Мама много рассказывала о Боге. По ее словам, Он был добрый и мудрый и награждал каждого, кто будет почитать Его Закон и любить ближних. И Он обязательно исполнил бы то, что у Него попросить. Но просить, нужно было только хорошее и не совсем уж несбыточное. Тогда, я решил, что моей мечтой будет: бороться со своим телом и, преодолевая препятствия, заслуживать внимания тех, кто имеет нормальные ноги и руки. Знал ли я тогда, что мне придется отдать взамен, и, что все наши слова, посланные Богу, непременно сбываются, но очень неординарным способом и далеко не всегда простым…
Мне пришлось нелегко смиряться и принимать то, что я инвалид. Душа летала птицей, а земля упорно заставляла меня плестись по ней косолапым медведем. Часто я сидел на пригорке в любимом лесу, и думал, как бы оказаться вороном или голубем. Я выпросил у отца велосипед. Мама всегда боялась за меня, и для нее это было шоком. Но я сел и поехал с горы и на гору и упал и встал и коленки разбил и опять обогнал местных нормальных мальчишек, не знающих нестерпимой душевной боли и лекарства от нее – такого вот простого велосипеда. Им было скучно, и они находили компанию друг в друге, а я в нем, который подарил мне право «идти» быстрее.
Про себя я всегда думал, что могу чего-то большее. Это и спасало меня. Я собирал все конструкторы, купленные мне. Запоминал даты и события, любил математику и физику. Я помогал отцу забивать гвозди в доски и забывал, что я другой! Я слышал колокольный звон нашей деревянной церкви и бежал в ее вместе с отцом. Храм детства и юности - я представлял себя в нем священником, на мгновение окутанный вечерними молитвами и запахом восковых свечей. Я плакал, смотря на строгие лики, но выходя из храма, понимал, что родился неспроста и непременно должен жить!
В теплом вечере июля, еще теплился жаркий костер, разведенный родителями, в поле на пригорке. Я сидел у березы и писал дневник, наверное, про нее, на которой мне не дали жениться ее родители. Я писал там о городах, которые видел и хочу увидеть, о природе, о добром Боге и о том, как отец сказал матери, когда я родился, чтобы она «забирала свою уродину». Писал обо всем: хорошем и плохом, что задело мою душу...
***
Сейчас я все также пишу, все в том же дневнике. Пожелтевшие страницы шелестят от ветра. Я на привале, а рядом он – велосипед! Я уже давно женат и много времени прошло с тех пор. И не без боли можно вспомнить дни, которые отнимали и дарили мне надежду. Как умерли мать и отец, как росла моя дочь и как я долго не мог осознать свою вину перед женой. Как они страдали от того, что я сломался: пил и психовал, пытаясь все забыть, и, лишь спустя годы понял, что должен идти вновь, как обещал Господу. Я всегда знал, что Бог может все и в самый последний безнадежный момент возвращает нас к Истине. И вновь я приказывал своим рукам плести макраме, выжигать пол, делать мебель, забивать эти несчастные гвозди в дом. Я заставлял себя учиться видеть свой путь и понимать, что я жив!
Они - нормальные люди. Почему я уже не видел их такими здоровыми и «целыми», как когда-то за воротами интерната? Тогда я завидовал им. А сейчас не могу понять, стоило ли. Неужели изменился мир или я? Они проходили мимо, и их «стеклянные» недовольные лица, заставляли меня думать о том, кто же на самом деле из нас, так сильно болен…
Почему стали такие высокие дома и длинные огромные заборы? Почему, проезжая по городу, он не вызывает уже у меня таких светлых чувств, как раньше? Почему всем наплевать, даже тогда, когда я смог, доказать, что у меня тоже есть сердце и оно болит. Когда я вырвался из лап злых сил, когда я оставил от себя все, что смог, почему мне так страшно? И страшно не от того, что однажды не проснусь, а, потому что, много лет существует наша Земля, на которой так ничего и не изменилось. Где была доброта тех, кто называл себя другом, родственником, просто верующим человеком? Где они были, когда я умирал и стоял на краю обрыва с бутылкой в руке? У них была сила в руках и ногах, ясность в голове, чистый разум. У меня ничего из этого. Но я сумел увидеть больше. Да… у меня так много мыслей. Мыслей, которые никак не могу высказать. Может, потому что, не умею подобрать нужных слов, а может, я просто устал? Все на том же привале, на котором все эти годы, я отдыхал и отдавал себя в руки природы, я закончу свой дневник. Дневник, в котором, последними моими строками, будет обращение, к той, которая прошла эту нелегкую жизнь вместе со мной…
Моя жена, была единственной женщиной, которая смогла прочувствовать всю боль, которая сопровождала меня на протяжении стольких лет. Она заменяла мне друга и мать. Она каждый день, своим присутствием дарила мне надежду, на то, что я жив! Она даже родила и сумела воспитать нашего ребенка. Своей любовью к прекрасному, она делала так, чтобы любой уголок в доме, был похож на сказку! Без нее, без ее молитв, я не встал бы с колен, когда помощи уже негде было искать. И, поэтому я безмерно благодарен той, которая не дала мне упасть, и заставила меня поверить, что я ЕСТЬ! Я благодарю Бога, за мою жизнь; свою мать, за то, что дала мне ее; и жену, за то, что прожила ее со мной! И, если вам, дорогие мои, есть кого благодарить, прошу, сделать это, пока вы и они живы!
Сейчас я кручу педали далеко, далеко, в какие-нибудь края, в которых обязательно будут широкие поля, русские березы, деревянные храмы, звон колоколов, пение птиц и обязательно день! Да, я хочу, чтобы это был день! День, в котором я увижу Свет!
Я крылья отращу и с верой в Бога
Поеду я встречать там свой рассвет
Где сосны до небес дотягиваться смогут
Где страха, боли и печали, нет!»
(Самому сильному и отважному человеку, моему отцу Сергею Пантелеймонову, посвящается)
18. 06. 2012
Свидетельство о публикации №216041101117