Таланту Цвейга. Небо сияло!

Небо  сияло!
Оно  казалось  тёмным  рядом  с  белизной пронизывавших его звёзд, но  всё-таки  оно  сияло,
словно бархатный  полог застлал какую-то ярко светящуюся поверхность, излучавшую волны света – сиянья плеск,
а искрящиеся звёзды – только отверстия и  прорези,  сквозь которые просвечивает  этот  неописуемый блеск.
     Никогда не видел я неба таким, как в  ту ночь, –
таким  сияющим,  холодным, как сталь, точь-в-точь,
и в то же время таким переливчато-пенистым, залитым светом в небесной вышине,
излучаемым Луной и звёздами и будто пламенеющим в какой-то таинственной глубине.
    Белым лаком блестели в  лунном  свете  очертания  парохода,
резко  выделяясь на  тёмном бархате  неба, словно вычерченные на ночном песке;
канаты, реи,  все  контуры его растворялись в этом струящемся блеске.
   Будто в пустоте висели огни на мачтах, а над ними круглый глаз на Марсе –
земные жёлтые звёзды среди сверкающих небесных – во всей своей красе.
     Над  самой  головой  стояло  таинственное   созвездие  Южного   Креста,
мерцающими алмазными  гвоздями прибитое к небу неспроста;   
казалось, оно колышется, тогда  как движение  создавал  только  ход корабля –
пловца-гиганта, не боящегося никакой волны,
который, слегка дрожа  и дыша полной грудью,
то поднимаясь, то опускаясь, подвигался вперед, рассекая тёмные волны.
   Я легко и с восторгом ощущал мириады брызг на губах, как прозрачный  напиток,  мягкий,  словно  шипучий,
ощущал пьянящий  воздух ветров,
напоённый дыханием плодов и ароматом дальних островов.
   Я  сел, закрыл глаза, но  в  них всё-таки проникал струившийся отовсюду серебристый  блеск.
Под  собой я  чувствовал тихое  журчание воды, её плеск,
Вверху – неслышный звон белого потока Вселенной.
И мало-помалу это журчание наполнило всё моё существо, Вселенная стала откровенной  –
я больше не сознавал самого  себя, не  отличал, моё ли это дыхание или дыхание океана-кумира,
или биение далёкого сердца корабля, видевшего полмира:
я словно растворился в этом неумолчном журчании полуночного мира.
––––––
С. Цвейг. Амок. (Отрывок)
    …Небо  сияло.  Оно  казалось  темным  рядом  с  белизной пронизывавших его  звезд, но  все-таки  оно  сияло,  словно бархатный  полог застлал какую-то ярко светящуюся  поверхность,  а искрящиеся звезды – только отверстия и  прорези,  сквозь которые просвечивает  этот  неописуемый блеск.
     Никогда не видел я неба таким, как в  ту ночь, таким  сияющим,  холодным как
сталь и в то же время переливчато-пенистым, залитым светом, излучаемым луной
и звездами, и будто пламенеющим в какой-то таинственной глубине. Белым лаком
блестели в  лунном  свете  очертания  парохода,  резко  выделяясь на  темном
бархате  неба; канаты, реи,  все  контуры  растворялись  в  этом  струящемся
блеске.  Словно  в пустоте висели огни на мачтах, а над ними круглый глаз на
Марсе - земные желтые звезды среди сверкающих небесных.
     Над  самой  головой  стояло  таинственное   созвездие  Южного   Креста,
мерцающими  алмазными  гвоздями  прибитое к небу;  казалось,  оно колышется,
тогда  как движение  создавал  только  ход корабля, пловца-гиганта, который,
слегка дрожа  и дыша полной грудью,  то поднимаясь, то опускаясь, подвигался
вперед, рассекая  темные волны.
   Я легко и с восторгом ощущал  на губах,  как прозрачный  напиток,  мягкий,  словно  шипучий, пьянящий  воздух,  напоенный дыханием плодов и ароматом дальних островов.
   Я  сел, закрыл глаза, но  в  них все-таки проникал струившийся
отовсюду серебристый  блеск.  Под  собой я  чувствовал тихое  журчание воды,
вверху - неслышный звон белого потока вселенной. И мало- помалу это журчание
наполнило все мое существо - я больше не сознавал самого  себя, не  отличал,
мое ли это дыхание, или биение далекого сердца корабля: я словно растворился
в этом неумолчном журчании полуночного мира.