Рыцари неба - 1. Старшина

Это мой блок о людях, с которыми работал, встречался и кому я обязан своим становлением.  Такова жизнь. Мы учимся на опыте других и передаем этот опыт. Обычная  диалектика  жизни. В него я буду включать документальные рассказы, эссе о реальных людях с реальными фамилиями.

Старшина Щепучинин.
(Документальный рассказ)

   Не просто жил - был, а честно служил в авиационном летном училище реальный старшина. Вроде и не офицер, но  по своему мировоззрению и собственному умозаключению мнил себя на уровне командира полка. Нас - студентов авиационного института свела с ним судьба на офицерских сборах. По учебному плану военной кафедры  института полагалось нам – будущим офицерам запаса пройти стажировку на летном полигоне авиационного училища.
К счастью,  стоял разгар лета с его богатой природой и теплыми длинными днями   

   Был старшина невысокого роста и  довольно щуплой комплекции. И под стать голос - вовсе не командирский, а скорее ближе к интонации русской бабы в разговоре с пьяным мужем. Голос, переходящий в визг. Голос старшины усиливался, когда аэродром накрывало торжественным и немного жутковатым для слуха, ревом  реактивных истребителей.

   Моя неприязнь к нему началась с первой шагистики по плацу.
-Левой, левой, – командовал он
Парни мы были хорошего роста, и потому старшина едва успевал за нами, иногда переходя на иноходь.
- Выше ногу – дискантом, свойственным евнуху, восклицал он, догоняя наш «боевой» строй.
Он поравнялся со мной, и, закатывая глаза, то ли от восторга охотника, то ли от возможности открыть клапан и выпустить пар, крикнул почти в самое ухо. Показалось, что ему потребовалось даже подпрыгнуть.

      - А тебе, солдат, медведь на ухо наступил?
И тут же, теперь уже взирая только на мои ноги, продолжил:
- Выше ногу. Выше ногу, ангидрит твою перекись марганца.
 В иной обстановке я бы рассмеялся над таким словосочетанием, но сейчас я чувствовал, как поднимается во мне накал страсти. Протест против насилия, с чем я не мог мириться никогда и ни при каких обстоятельствах. Тем более  теперь,  я - студент пятого курса института. И этот внутренний протест разрастался и вширь, и вглубь. И тут мне впору искать, тот самый уже мой клапан, чтоб стравить давление
-Я болен, товарищ старшина – уверенно соврал я.
Вот он, этот клапан. Я мысленно аплодировал себе.
- Марш в медсанбат – обиженным тоном учителя, которого провел ученик, скомандовал старшина, а  вдогонку крикнул:
- Имей в виду, солдат, два наряда вне очереди, в случае, сам понимаешь…

То ли, наперекор старшине, чтоб  не доставить ему радости, то ли от бурлящей внутри этой самой страсти, в медсанбате термометр показал желаемые 37,3 градуса.
На следующий день я с видом победителя стоял в строю. Но в этот день старшина учил «малых детушек» поведению в столовой.
Он вел нас в столовую, и мы выстраивались вдоль столов. Следовала его команда:
- Шапки долой!
 Каждый должен был резко сорвать пилотку с головы. И прижать ее к бедру на вытянутой вдоль туловища руке. Но, если кто-нибудь запаздывал с этой процедурой, то тогда вновь звучала его команда:
-Шапки  надеть!
И так могло повторяться три и более раз.

       Но это казалось мне легкой развлекательной программой и протеста не вызывало.
Только до сих пор свербит мысль о бессмысленности подобных команд, явно направленных на подавление личности. На то, чтоб каждый из военнослужащих, понимал свою  малость и
незначительность?
Во время строевой подготовки команды старшины прерывал гул реактивных истребителей, то взлетающих, то заходящих на посадку.

        А что касается стажировки, то лучше всего об этом сказано в нашей студенческой песне на эту тему: «А нам чехлить и плоскость мыть, наш удел отворачивать  краники». Что  свидетельствовало о несерьезном  проведении стажировки. А механики самолетов, так те, явно насмехались над нами. Кто – нибудь просил принести ведро компрессии, а иные советовали протереть строительную горизонталь самолета. И потешались, когда вводили нас в «ступор».
Но, что нам нравилось, так это стрельбы из настоящих автоматов и метание боевой гранаты.

       Впрочем, повествование о старшине летного училища Щепучинине было бы неполным, не расскажи я о случае, происшедшем  при метании гранаты.
Одна из гранат после броска не разорвалась. А кто, хотя бы немного знает об этом смертельном оружии, ясно представит, как лежит эта граната с выдернутой чекой и ждет, когда  кто-нибудь коснется ее, а она может и имеет право взорваться.

Пытались «расстрелять» ее из автомата, а это делал старший лейтенант, проводивший с нами  практические занятия. Но граната лежала в ложбинке, и пули автоматных очередей ее не доставали.
Тогда ни слова не сказав, старшина сделал несколько шагов по направлению к этой «злосчастной» гранате.
Старлей  крикнул так, что в соседней роще с криками взлетели грачи:
- Старшина отставить.
- Старлей, беру ответственность на себя, - сказал старшина и добавил, - при свидетелях.

Мое ощущение было сродни замедленной прокрутке киноленты.  Казалось, что старшина замедлил движение, а время остановилось. Не надо быть военным, чтоб понять какому риску подвергал себя этот порядком надоевший нам человек своими  ненужными командами. Но нежданно все это провалилось в долговременное хранилище  памяти.

        Шаг, еще шаг. Мое сознание и подгоняло старшину, и пыталось остановить его. В такие минуты только и понимаешь относительность текущего времени.
 Риск, как рассказывали нам  позднее, командование училища расценило  в 75 процентов. В жизненном арсенале старшины оставалось всего 25 процентов.
Старшина подошел к гранате и спокойно, как игрушку, взял в руки ребристое тело гранаты- лимонки.

Слегка размахнувшись, он бросил ее вперед. И прежде, чем последовал взрыв, старшина упал так, как учил падать нас - на полусогутые в локтях руки.
Упал и не шевелился. Мы подбежали к нему, предполагая самое худшее. В этот момент старшина повернулся на спину, и улыбнулся:
- Сынки, поправить пилотки.
А я подумал, - а ведь никто из нас не знает  его имени. Это тот случай, когда подвиг, совершенный человеком, делает его имя нарицательным.

Недалеко по взлетной полосе заключительным аккордом дня, взревел  реактивный самолет и, оттолкнувшись огненной струей форсажа, взметнулся в небо. Самолет вел очередной курсант авиационного училища – наш сверстник.

Виктор Чернявский