Кто последний в ад?

Сколько же времени я стою в этой ужасной очереди. Как болят ноги, уже выгнутые в обратную сторону, и с копытами вместо ступней. Очень жарко – невозможно дышать; нос мой уже почти превратился в свиной пятак, из-за чего горячий воздух жжет все сильнее. Раскалывается голова, боль нестерпима - прорезавшиеся рога чешутся и ноют, как и гнилые зубы. И не сядешь ведь - любое прикосновение к копчику, который все сильнее вытягивается, превращаясь в хвост, как будто бьет электрическим током. В моей правой клешне обрывок пергамента, гласящий: «Александр Ильич Чертиков, направляется во второй круг. Судья: Минос. Подпись». На обратной стороне документа дописано: «Вам необходимо получить удостоверение личности у паспортиста Горгоновой М.Ф. Окно № 666.»
Вот оно окно, передо мной всего два человек осталось. Какой-то полусгнивший труп в обрывках военной формы. И очень жирная тетка, явно направляющаяся в круг № 3. Около окна стоит существо с торсом человека, а все остальное от быка. В руках он сжимает здоровенную двухстороннюю секиру. На груди, как бейдж, красуется застарелое клеймо: «Служба безопасности ада. Ефрейтор: Минос М.М.». Видимо, папаша его и вправду честный судья, если не нашел отпрыску работы получше.
«Сынок, дай пройти» - обернувшись, я увидел старичка. Он был весь покрыт рыжей шерстью, грудь была увешена множеством орденов в виде пентаграмм, черепов и демонов. Голову венчали бараньи рога, глаза закрыты. Руки были короткими настолько, что он не смог бы почесать собственного носа. В одной из них он держал трость для слепых, во второй поводок. Собакой-поводырем был огромный цербер о трех головах. Конечно, я пропустил незрячего ветерана. А вот куча жира передо мной оказалась глупее.
- Куда прешь, старый? Я тут уже полгода стою. Раньше меня ты не пройдешь! – выражение её лица, уже начавшего гнить, было отвратным.
- Тузик, фас! – дедок продолжил путь к окну, перед которым уже стоял тот вояка.
С цербером обжора должна была встретиться чуть позже, но из-за собственной грубости лишилась сразу трех кусков плоти на месте, на котором сидят. С визгом и улюлюканием она отбежала в сторону, истекая гноем и кровью. Пес сожрал то, что откусил.
- Здравствуйте, дядя Коля, – промычал охранник.
- Ой, Мина, здравствуй, дорогой! Как дела? Как здоровье? Батя твой как? Тысячу лет не был во втором кругу, привет ему передавай... – старик обнажил рот, полный гнилых пеньков зубов.
В воздухе повеяло ужасным смрадом. Минотавр стоял и слушал, лишь изредка подмыкивая в ответ. Его огромные телячьи глаза выражали сожаление о том, что он поздоровался со слепцом. Свободной от топора рукой он поочередно тискал головы Тузика. А в это время возле окошка 666 шёл диалог.
- Так, значит… Бандера Степан Андреевич… Вот ржака! Мина, слышь – у нас тут знаменитость: «Мерзавец года 1943», – женщина с прической из змей и в солнцезащитных очках улыбнулась минотавру.
- Му, ха-ха! – тот ржал, как лошадь, вовсе не как корова.
- Только ты украинец, родной! А у меня к базе данных незалежной доступа нет. Сам понимаешь – санкции. Погуляй по Геенне еще годиков пять, потом приходи. Следующий! – она все еще смеялась.
- Да ты охренела, что ли? Я тут с пятьдесят девятого года – в седьмой круг попасть не могу! – зомби не собирался отходить от окна, задерживая очередь.
- Ничем помочь не могу, свалил, я сказала! - рептилии на её голове пришли в движение.
- Ах ты, проститутка балканская! Да я таких, как ты… - он не успел договорить.
Паспортистка лишь подняла очки, и посетитель превратился в камень.
- Куда его поставить, Медуза Форковна? – осведомился страж окна.
- К этому, как его, с усиками… - она пыталась вспомнить имя предыдущей статуи.
- Гитлер его фамилия, – промычал Мина.
- Точно. Пусть будут вместе - единомышленники все-таки. И температуру подбавь под сковородой, пускай подольше раскаменевают, - она игриво улыбалась.
- Слушаюсь, – поставив топор к стене, минотавр закинул памятник украинскому нацизму на плечо и удалился.
- Следующий! – прошипел мерзкий голос.
- Дочка, мне из девятого круга выписаться надо, переезжаю в седьмой. По возрасту режим изменили, – с этими словами старик просунул свой пергамент в окно.
- Написано же, с животными и мороженым вход воспрещен! Ладно мороженый – понятно, девятый круг. Почему с собакой? – она отодвинула документ от себя.
- Это Тузик. Мне его сам Диабло Иванович по инвалидности определил, он мои глаза, – старик заметно нервничал.
- Ладно, но без очереди не приму, - Горгона оскалила змеиную пасть.
- Мерзость моя, тут так душно – не достою я. Да и Иуда сказал, что мне без очереди положено. А вдруг Тузя нагадит тут тебе на пол? – я сочувствовал незнакомцу – она нет.
- Да хоть Люцифер. Здесь я главная. Сказала, в очередь: значит, пошел… - гады на её голове опять зашевелились.
- Пакость, милая! Пожалей старика. Я ведь обетованное штурмовал, когда тебя еще во мраке не было, – по его лицу текли капли гноя из закрытых глаз.
Медуза потянулась к очкам, но вспомнив, что дед не увидит её глаз – просто плюнула в него кислотой. Та беспомощно стекла по шерсти, не причинив вреда. Несколько брызг упали на лапу цербера, с шипением разъедая базальтовую кожу. Собака заскулила от боли.
- Ах ты... Я научу тебя уважению к старшим и любви к братьям нашим меньшим! Сынок, подыми мне веки, – последнее он сказал уже мне.
Я не мог отказать. Как можно аккуратнее, своими новыми конечностями, я обнажил его глаза. Тут же в ужасе отскочив. Я не видел их, но паспортистке хватило этого мгновения. Очки её лопнули, глаза вытекли кровавым месивом. Змеи на голове то ли замерзли, то ли поседели. Кожа ссохлась и стянулась. По ту сторону окна теперь сидела мумия. Кто-то из младших бесов выставил табличку: «Перерыв 40 минут». Потом пришел минотавр; с подземным спокойствием взвалив труп на плечо, собирался унести неудачницу.
В этот момент ко входу в кабинет подошла женщина, с такой же прической, как у предшественницы. Рот её скрывала марлевая повязка, в руке был бич. Она с тоской взглянула на усопшую…
- Вот дура, понаберут по объявлению. Сколько раз говорила, перед тем, как грубить, читать фамилию пришедшего. Николай Васильевич, меня зовут Мегера Тартаровна Ночь. Прошу извинения за свою подчиненную. Давайте свой пергамент, я лично вам все подпишу.
Минотавр удалился; богиня заняла место за окошком. Когда она протягивала документ старику, через его плечо я прочитал фамилию в бланке. Мать моя гарпия, она была мне знакома и состояла всего из трех букв.