Военные рассказы невоенного человека. Серёжа

Последний мой рассказ в газете «За наше Отечество» — органе Министерства Обороны  Республики Абхазия,  редактором которой я была (главный редактор Терентий Чаниа),—  о Сереже, добровольце из России. Этот рассказ сохранился, наверно, если сохранилась где-то подборка газеты "За наше Отечество".
Я его сейчас вряд ли воспроизведу: слишком много времени ушло. Но Серёжу помню.

Вообще работа средств массовой информации в Абхазии в период войны - это, конечно,отдельная тема. Операторы, которые шли в бой с камерой, Абхазское телевидение,которое вещало какое-то время из здания бывшего детского садика в Гудауте. Диктор сидел за маленьким садиковским столиком, почти на полу. Но в телевизоре получалась вполне полноценная голова. Выходили передачи местного радио, их можно было слушать в Сухуме. Где-нибудь в конце сводки с фронта или вполне официального сообщения диктор, не меняя интонации, произносил примерно такой текст: "Катютик передает Томчику и Анфисульчику, что у них всё в порядке". Мне рассказывали потом, что эти "сообщения" (с домашними именами для опознавания) находили своих адресатов.

Сами мы делали газету буквально "на коленях": не было не то что пишущей машинки, иногда даже ручки. Некоторые заметки писались карандашом. Мы  ехали  в типографию, где эти от руки написанные статьи,  интервью,  рассказы и даже отдел юмора "Аджика" (помнится, к примеру, такой текст: "Меняю уютный блиндаж в 1,5 км от линии фронта на благоустроенную квартиру в Москве. Первый и пятый этажи не предлагать") набирались уже на линотипах,  и  появлялся на свет очередной номер газеты.

Ехали в очень видавших виды вагонах"электрички", переоборудованных из вагонов обычного пассажирского поезда.Это напоминало теплушки из военных фильмов. Я носила под сердцем ребёнка, мне всё время хотелось есть, я задыхалась и трудно было стоять.  Но мой живот был ещё не заметен,  так что места мне не уступали.

Мы, наконец, добирались до типографии в Гагре. На все предложения "перекусить" главный редактор, истинный абхаз, отвечал отказом. Но я, уже терявшая к тому времени сознание, садилась за стол, заставляя краснеть своего начальника.

Вообще-то, по приказу, в газете работали четыре человека. Двое впоследствии куда-то самоизолировались. "Бросили мужики", - интеллигентно вздыхал главный редактор во время многочасовых стояний в типографии. Но газета делалась.

"Серёжу" я писала перед тем, как лечь в госпиталь. Серёжа погиб во время июльского наступления на Сухум. Двухметровый русский красавец, откуда-то из глубинки России. Он признавался одной из местных жительниц: " Я приехал к вам как солдат удачи, но потом я вас полюбил". Почти все ребята из русского отряда добровольцев, в котором был  и Сережа,погибли на  той  войне — грузино-абхазской. Кто-то  похоронен на Гудаутском  кладбище, кого-то родные забрали домой.

Серёжа должен был уже уехать и даже собрал свой рюкзак, но наш общий знакомый пришёл за ним накануне июльского наступления, и Серёжа, ни слова не говоря, закинул за плечо свой уложенный рюкзак. А потом его привезли. Темур  Кучуберия  много снимал его - в доме, недалеко от Пресс-центра. Очень хочется увидеть эту запись, если сохранилась. Людей пришло проститься мало. Мы с Ниной Балаевой сидели в передней комнате и ревели, как белуги. Перед домом стояла крышка гроба. Адгур Инал-ипа, иногда заходивший в этот дом,  долго не мог добиться: "Что, что тут у вас?"

А потом какая-то крытая машина тронулась от калитки дома, увозя в Россию, матери и сестре, "Груз 200".

Моросил дождь, смешиваясь с нашими слезами. Очереди из двух автоматов прозвучали как последняя дань прощания.


На фото: Серёжа в центре, с медсестрой Ниной. Абхазия, Гудаута, весна 1993 года.